Аромат сирени и желтая роза

Солнечным сиянием осветила весна все те же знакомые улицы Москвы. В воздухе витал сладковатый аромат сирени, даруя прохожим какое-то духовное облегчение и надежду на новые, прекрасные перемены в жизни, на новые чувства. Улицы украсились в нежные, пастельные тона цветущих яблонь, вишни, каштанов. И сад Московского института благородных все так же, как и прежде, весь сверкал красотой только недавно пробившихся пышных зеленых листочков, которые игриво слегка колыхал ветер. Птицы весело перелетали с ветки на ветку, и так весело, так утешительно, так радостно щебетали друг дружке слова восхищения прекрасным ясным утром, которое предвещало просто замечательный день. К воротам Института благородных девиц, охранявшийся незаменимым Палычем, пугая нежелательных посетителей ружьем в руках (которое на самом деле никогда не стреляло), медленно приблизилось три фигуры: прехорошенькая девочка лет двенадцати с мечтательным, немного даже наивным, выражением глаз; мальчик на несколько лет постарше девочки, очевидно, ее брат, красивый и стройный, с большими любопытными глазами; по центру, между девочкой и мальчиком, шла красивая молодая дама, обладающая очень благородной, строгой красотой. Молодая дама казалось веселой, по-детски игривой, когда общалась с сопровождающими ее девочкой и мальчиком. — Здравствуй, миленький Палыч! — обратилась дама к сторожу, приблизившись с детьми к воротам института. — Ба! Кого я вижу! Татьяна Павловна! Привезли мадемуазель Зотову? — радостно воскликнул в ответ на приветствие дамы старичок, а потом обратился к самой девочке: — Как прошли выходные, дорогая барышня? — Очень хорошо, Палыч, — ответила девочка. — Тата, зачем Настеньке возвращаться опять в институт? Нам вместе так хорошо было проводить выходные! Пусть она останется еще хотя бы на одну недельку с нами! — недовольно пробурчал мальчик. — Потому что, Митя, Настеньке, как и тебе, нужно учиться. Да и потом, тебе же завтра тоже нужно идти в гимназию. Потерпи немного — и Настеньку снова скоро к нам отпустят. А сейчас никак нельзя. Ты же знаешь, у мадам Соколовой очень строгие правила. А ты, Настенька, — обратилась дама к девочке, — учись хорошо. Не подведи папу и меня, хорошо? А мадам Соколовой от меня при первой возможности привет передай. Тата поцеловала девочку. — Ну все, ступая, моя хорошая! — Прощай, Таточка. Прощай, Митя, — ответила девочка и нехотя направилась к дверям института. На пороге она снова повернулась и помахала Мите и Тате рукой. Когда Настя ушла, Митя обратился к даме: — Тата, меня друг сегодня в гости к себе звал. Позволь мне отлучиться самому. — Ладно, Митя, но при условии, что ты будешь хорошо себя вести. — Спасибо, Таточка! Обещаю, что вести себя буду достойно! — отрапортовал мальчик и побежал в противоположную сторону от института. Красивая дама проводила мальчика с улыбкой и вздохнула. За эти несколько лет Тата сильно изменилась. Да, она стала красивой, благородной молодой леди. Нежное белое ее лицо еще оставалось детским, но какая-то тень печали и усталости по временам ложились на него. Внешне, в разговоре с детьми, Тата оставалось неизменно веселой, игривой, но все-таки утратила она ту былую непринужденность, детские искорки в глазах. Все чаще и чаще впадала в длительную задумчивость, меньше улыбалась и смеялась… Тата, пребывая в той же задумчивости, провела рукой по нежным цветам сирени, которая из сада института перекинула свои ветки через ограду во внешний мир. Запах сирени был упоителен. Хотелось пить этот насыщенный ароматами цветов воздух, который пробудил столько прекрасных воспоминаний в сердце… Тата вспомнила институтскую жизнь, беззаботные прогулки по саду с любимыми подругами… Внезапно Тата почувствовала на себе чей-то взгляд и медленно обернулась: ей навстречу шел красивый молодой господин с солдатской выправкой. Тата сразу узнала его. Как же, как же не узнать его! Но почему у него такой печальный, потерянный взгляд вместо того, смелого и решительного? Когда господин поравнялся с красивой молодой леди, остановился и почтительно склонил голову в знак приветствия. — Здравствуйте, Тата,— сказал молодой господин и добавил: — Я очень рад вас видеть. — Здравствуйте, Сережа, — ответила молодая леди. — Я тоже очень рада вас видеть. Тата не могла не узнать в молодом человеке Сережу Шестакова… Белое лицо Татьяны Зотовой внезапно осветила прежняя непринужденная детская улыбка, глаза как-то засверкали неподдельной веселостью и радостью. На какой-то миг она стала похожей на прежнюю девочку, еще ребенка, какой была, когда училась в институте. Взгляд же Сережи Шестакова на миг стал решительным, смелым. В глазах зажегся прежний энтузиазм, которым он так часто забавлял любимую родную сестру Катерину и Тату в былые времена. Тата и Сергей долго смотрели друг на друга, но почему-то не находили слов, чтобы выразить их. Вернее, вопросов было очень много, но где ж взяться словам, которые передали бы все? — Сергей, скажите мне… Вы счастливы? — внезапно спросила Тата. Сережа Шестков вдруг снов потерялся и опустил взгляд. Но потом снова посмотрел на Тату и ответил. — Не знаю… А вы, Тата, счастливы? Сережа смотрел прямо в глаза собеседницы, которые вдруг стали потерянными и даже печальными. Тата отвернулась к забору и вновь стала рассеянно проводить рукой по пушистым веткам сирени. — Я? Счастлива? Не знаю, — промолвила Тата, а потом повернулась лицом к Сергею. — Возможно, да. Возможно, что и счастлива… Где-то с минуту Тата и Сергей молчали. Тата все также растерянно гладила ветки сирени, а Сергей молчал, думая о чем-то. — Тата, я сорвал этот цветок бездумно, и, пока шел, не нашел того человека, которому мог бы доверить бы его. Позвольте мне оставить этот дар весны вам, — и только сейчас Тата заметила в руках желтую розу, которую он держал в правой руке. — Прощайте, Тата. — Прощайте, Сергей. Как только Тата приняла розу, Сергей не медля, стремительным шагом, и не оглядываясь, направился прочь. Татьяна Зотова долго провожала его задумчивым взглядом…