***
Ступающий по хрустящему снегу младший Мэй Ханьсюэ держал в руках чарку с вином. Он прижался спиной к деревянной стене дома с другой стороны и с самого начала наблюдал за Сюэ Мэном. Юноша раз за разом поправлял идеально лежащий плащ, и Ханьсюэ невольно улыбался, глядя на его нарастающее волнение. Особенно хотелось в такие моменты подойти и подразнить маленького феникса, теперь же ставшего полноценной огненной птицей. Понаблюдать за эмоциями, столь яркими среди всех остальных, ловить на себе острые взгляды хоть на секунду дольше... И смотреть на совершенно другие, полные любви и горечи, стоило Сюэ Мэну поднять взгляд на его брата. Год за годом одна и та же картина, одно и то же чувство, словно по венам пустили жидкий азот и оставили погибать. И ведь до боли горько осознавать, что он готов пройтись по битому стеклу ещё столько же и даже больше, лишь бы не прекращал Сюэ Мэн бросать в его сторону гневные взгляды, лишь бы смотрел с такой же искренностью. Лишь бы... Он ненавидел брата за его нежелание видеть то, как страдает Сюэ Мэн, но ещё больше Ханьсюэ ненавидел себя — жалкого и бессовестного, год за годом пытающегося встать на его место и унять чужую боль. Лишь бы Сюэ Мэн больше не проливал драгоценные слезы в одиночестве за толщей стен. Лишь бы не сжимал до побелевших костей меч в своей руки. Лишь бы не смотрел так горестно и мягко на того, у кого видит лишь спину.***
Оторвавшись от своих мыслей, младший Мэй поспешил следом за юношей, который уже скрылся в одном из переулков. Потратив достаточно времени на поиски и переспросив всех, кто попадался на пути, блондин наконец выяснил, что «этот господин обосновался в отдалённом от остальных домике и наказал никого не впускать». Обеспокоенный Мэй Ханьсюэ натянуто улыбнулся и отыскал указанный домик. В окне все ещё горела лампа, что было видно по тусклому свету, который пробирался сквозь закрытые ставни. Блондин держал в руках два сосуда с вином, когда подошёл ближе к дому и смело постучался в дверь. — Сюэ Мэн? С той стороны внезапно стихли все звуки. Юношу застали в самый неподходящий по его мнению момент, и ровно в той же степени отвратительный, когда он никого не желал видеть. Настойчивый Ханьсюэ всегда приходил именно в такое время, когда он больше всего хотел захлопнуть перед его носом дверь, а потом через неё же с ним разговаривать. Но сейчас ситуация обстояла иначе — он был гостем и подобное поведение давно не соответствовало ни его возрасту, ни его статусу. — Что тебе надо? — он хрипло отозвался, сглотнув ком из-за подступивших слез. — Я успел мельком увидеть тебя днем, как ты уже пропал. Что такое? Плохо переносишь мороз? — Ханьсюэ весело отозвался со стороны, решив подразнить феникса. Он навалился на дверь, подумав, что юноша с другой стороны не станет открывать, подтянул к себе сосуды с вином и вновь заговорил: — Я принёс вино. Выпьешь со мной? — Не хочу. Осталась стопка бумаг по делам ордена, потом я не смогу их разобрать, — Сюэ Мэн с той стороны хотел как можно скорее прогнать заклинателя, чтобы можно было, наконец, избавиться от сковавшего душу отчаяния. — Бумаги — это не так важно. Признайся, ты ведь просто не умеешь пить, я прав? Правда заключалась совершенно в другом: Сюэ Мэн уже выпил. Это сыграло на руку обоим, и дверь, которую Ханьсюэ подпирал, мгновенно открылась, заставив того пошатнуться. Юноша подумал, что если выпьет с ним пару чарок, то младший Мэй отвяжется и уйдёт, но стоило ему увидеть столь знакомое лицо, как эмоции захлестнули с головой. Он застыл, поджав губы, глядя на человека перед собой. Такой же, как он. Такой же... А такой ли? Мэй Ханьсюэ перед ним заметил, что феникс ушёл в мысли, и поэтому щёлкнул перед его глазами. Сюэ Мэн поднял глаза и блондин тут же пожалел о своих действиях. Эта горечь в глазах... Он посмотрел на него со всей искренностью и выступившими слезами, которые даже сейчас хотел скрыть, но контролировать свое тело не получилось, даже если глава так желал этого. В следующую секунду младшего Мэя втянули в дом, и с громким хлопком за его спиной закрылась дверь. Сюэ Мэн сжимал в руках его одеяния, находясь в непозволительной близости и обжигая дыханием чужую шею. Ханьсюэ успел только поставить на столик сосуды с вином, как уже оказался в таком затруднительном для себя положении. — Только один раз, — Сюэ Мэн хрипло пробормотал это, до боли закусив губу, чтобы не разрыдаться от безысходности на месте, и выдавил последнее, — Пожалуйста. Чужие губы накрыли его собственные, мягко сминая их, а Сюэ Мэн мёртвой хваткой вцепился в белоснежные одежды и закрыл глаза. Чужой язык проник в рот, обжигая, из мягкого и нежного поцелуй перешёл в глубокий и мокрый. От новых ощущений или же от выпитого вина, Сюэ уже не отличал, от чего именно, но его ноги постепенно ослабли. Несмотря на то, что юноша выпил достаточно алкоголя, он все ещё хорошо осознавал собственное желание. Ровно как и то, как оно эгоистично и жестоко по отношению к человеку рядом с ним. Перебравшись руками на спину Ханьсюэ, Сюэ Мэн прижался всем телом ближе, желая тотчас сорвать с него всю одежду. Он настойчиво терся о пах мужчины и тяжело дышал, хрипло шепча о том, что хочет быть ещё ближе. Руки Мэй Ханьсюэ скользили под его ханьфу, очерчивая соски и ключицы, проходя по старым шрамам, до дрожи знакомым. Он прошёлся взглядом по родному лицу и закрытым глазам, посмотрел на столь желанные губы и горько усмехнулся в мыслях своей же отвратительности. Ничего из этого не сделает легче. Однако Сюэ Мэн распалялся все сильнее, мутным взглядом пробегаясь по подтянутому телу, скрытому под слоями одежды, и попытался развязать пояс. Он прильнул ближе, как только сделал это, пробираясь под одежду и прижимаясь к горячему телу так, чтобы чувствовать пульсирующий член под собой. Ханьсюэ перенёс юношу на кровать, прижав к простыням крепкое тело, и накрыл чужие губы своими, проникая глубже. Он отстранился, проводя кончиками пальцев ниже, очерчивая головку члена, и тут же поцеловал шею, проводя линию до ключиц языком. Юноша под ним тихо выдохнул и закусил губу, настойчиво прижав чужую руку к себе, а свою собственную положил на член Мэй Ханьсюэ, начиная активные движения. Сколько раз он фантазировал об их близости? Сколько раз томно дышал, представляя, как старший из братьев грубо касается его сосков, как переворачивает на живот, как бесстыдно разводит его ноги в стороны и касается во всех возможных местах? Сколько раз он... мечтал о его любви? Мечтал, чтобы на него смотрели так же ласково, как на его отца. Мечтал о том, чтобы иметь возможность хоть раз показать перед ним свою слабость так, как это делают другие. Мечтал хоть раз почувствовать, что значит быть любимым в его глазах. Но мечты разбивались о реальность и его собственный эгоизм, от которого он так сильно желал отделаться, ровно как и от своей прогнившей «любви». Он сам заставил Ханьсюэ прикасаться к себе, хрипло дышал ему в ухо, чувствуя, как внутри все растягивается от заполняющих колечко мышц пальцев. Сюэ Мэн тихо постанывал на ухо мужчине, когда член вошел, и срывался на хриплые, полные желания, вскрики, когда человек над ним уже активно двигался. И все же было в его ласках что-то, чего Сюэ Мэн жаждал больше всего остального. Возможно, что это были руки, заботливо проводящие по его голове. Возможно, что это были губы, которые так тихо и ласково шептали на ухо полные любви слова. Или, возможно, это был сам Мэй Ханьсюэ, в лице которого он так хотел видеть другого. — Ханьсюэ... — хриплый шепот отзывался в блондине тупой болью, что скрылась за голосом, который так ласкал слух. — Ханьсюэ...***
Уставший Сюэ Мэн рано или поздно отключился, укутанный в тёплые одеяла и меховую накидку, а Мэй Ханьсюэ ещё долго сидел рядом с ним, не засыпая. Он ласково касался волос, лица, наблюдая за спящим заклинателем и изредка подтягивая его одеяло. Он стирал с щёк дорожки от слез и осторожно прикасался к его рукам, лишь бы продлить время до пробуждения хоть на несколько секунд. Мэй Ханьсюэ готов подождать ещё столько же и даже больше. Он знает, что Сюэ Мэн звал не его.