Он никогда не любил дождь

Роберт никогда не любил дождь. Не сказать, чтобы ненавидел, просто недолюбливал, брезговал, пытался избежать каждой грозы. Даже когда остался совершенно один, стоял на пустынной улице в оцепенении. В отличие от него тот же Том со странной детской радостью высовывался в окно, грозясь к чертям из него вывалиться и, пока нервный Роб сидел в противоположном углу от окна в их общажной комнате и сетовал на отвратительную погоду, ловил капли. Иногда шатену даже силой приходилось утаскивать будущего учёного от окна, ибо тот намокал до ниточки и мог, в силу своего слабого здоровья, легко заболеть. Даже грозы не пугали блондина, тот всегда, пока на небе творился сущий Ад и бушевали молнии, ходил недалеко от окна, останавливаемый окриками того же Роберта, который, всё так же брезгливо косясь на улицу, читал очередную заумную книжку. Роберт всегда опасался дождя. По своей сути он был улыбчивым, самонадеянным, несерьёзным и немного безрассудным парнем. Он не понимал пасмурную погоду. Она его отталкивала, навевала тяжёлые мысли. Он всегда, когда только начинало пахнуть дождём, пытался скрыться, вместе со стихией сбегая от своих проблем, переживаний, неизбежного. Так было всегда. Неизвестно, что заставило на этот раз учёного, а сейчас и психа-изгоя, изменить своим обычаям и стоять под ливнем, задрав голову к небу. Боюсь, мы не узнаем. С горькой усмешкой и сам Смит размышлял, что эта тайна уйдёт с ним в могилу. Как бы не накаркал ненароком. Тяжёлые капли нещадно падали свысока на горе-учёного, разбиваясь о его лицо, заливали глаза, мочили волосы, из-за чего полубог за несколько минут стал похож на мокрую псину, пятнами расползались по одежде. Роберт как будто этого и не замечал. Слизывая капли с губ, он всё так же подставлял лицо дождю, прищурив глаза, чтобы туда не затекала вода. Грязный, порванный и давно уже не белый халат просвечивал, являя миру такую же мокрую красную футболку на Оригинале и худые руки, к которым липли уже мокрые рукава. Смиту было, как это и ожидаемо, плевать. Он вполне мог заболеть, стоя на бордюре под ливнем, но это его по странным причинам не беспокоило. Редкий прохожий, борясь с дождевиком и зонтом, с непонятным сожалением глядел на Роба, на первый взгляд казавшегося бедным и несчастным, и уходил дальше, больше не заботясь мыслями о таинственном незнакомце. Кто-то крутил пальцем у виска, принимая учёного за сумасшедшего, кто-то порывался подойти и предложить помощь, но парень как будто никого не замечал. Все уходили и забывали. А он всё стоял на краю дороги, отданный на растерзание стихие, и думал о чём-то своём, далёком. Мыли текли, как кисель, растекались по всему сознания Исходного, и уплывали дальше, пока Роб пытался уследить за их ходом. Это ему удавалось с трудом. Создавалось впечатление, что Роберт, хоть и безуспешно и таким нелепым способом, но пытался исчезнуть. Раствориться. Он не любил дождь. Он его опасался. И он надеялся, что стихия избавит его от страданий. Спасёт от себя самого. Без сомнения Роб и дождь - антонимы. Несочетаемое. Невозможное представить рядом. Тем не менее, вот, любуйтесь, картина маслом. Когда-то живой (и живучий), как огонь, вечно радостный парнишка превратился в... В то, что, наверное, можно назвать чудовищем. Безжалостный уничтожитель миров, холоднокровный убийца, гений - и всё в одном флаконе. Но так ли это? Возможно. На данный момент Смит ощущал никак иначе. Он ненавидел себя, свою силу, свою глупость, невнимательность, безрассудство. Он ненавидел себя такого, коим он является сейчас. Он и правда верил в то, что он настолько отвратительный человек. Нет, даже не человек - монстр. Губитель. Разрушитель. Парень незаметно стёр с щеки слезу. Не сейчас, не в его положении. Нельзя сдаваться, жалеть себя, надо держаться до конца, преодолевать преграды, которые так умело строит судьба,бороться. Не смотря на все попытки успокоиться, слёзы лились, не переставая. Кожу жгло, вода из глаз текла к подбородку, Роберт изредка слизывал солоноватые капли, нервно посмеиваясь. У Смита начиналась истерика. Парень это отлично понимал, уже догадался, что начинает терять контроль над собой, а следственно - и над положением тоже. И ничего не мог поделать с собственными эмоциями, захлёстывающими его до краёв. Он долго молчал. Долго и упорно терпел, скрывал себя за стальной стеной выдержки, но, она рухнула, как только на неё неосторожно подула Безысходность. Роберт ненавидел быть слабым. Всегда, сколько себя помнил, он оттачивал своё хладнокровие, умение держать себя в руках при любых ситуациях. Можно даже сказать, что он пытался стать машиной, равнодушным роботом. Но, глядя на него сейчас, легко можно догадаться, что это у него не получилось. Он сломался. Сломался уже с самого начала, как только ввязался во всё это дерьмо, как только в очередной раз взвалил на свои плечи слишком многое. Не выдержал нагрузки, не выдержал боли, устал сражаться с собой. Он сломался. Кто знает, возможно, это был последний дождь в его жизни. Кто знает, но скорее всего поэтому, осознавая, что кончина близка, он с неким мазохистским удовольствием стоял под ливнем, расправив руки и всхлипывая. На лице расцвела безысходная горькая улыбка. Возможно, последняя его улыбка. - Хей, Роб, привет! - разрушая всю мелодию грозу, откуда-то из-за спины раздался радостный голос. Неожиданно на лицо перестали лететь капли - над Смитом теперь красовался чёрный зонт. Неизвестный положил руку на плечо учёного, пока тот отчаянно старался вытереть слёзы и спрятать мокрые глаза. - Роб, ты чего? - обеспокоенно спросил некий друг, поворачивая горе-уничтожителя к себе лицом. Бесполезно скрываться, от друга не скрыть ничего, даже простой ухмылки. От него и правда не скрыться. Роберт усмехнулся, вытирая рукавом халата щёки. На него с преданностью и любовью верной собачки смотрели два синих глаза. Несоразмерно огромные очки снова съезжали с носа друга, волосы опять были всклокочены. Почему Смит всегда выбирал близких подстать ему? - Прости, снова видения, - тихо ответил парень, прижимая тёплую руку к своей щеке. Он всё равно не хотел, чтобы друг волновался за него, хотя он всего лишь замена. - Опять эти отвратительные предвидения? Неужели настолько всё плохо, - взгляд друга потемнел, погрустнел, брови сложились домиком. Что-то ёкнуло в груди Оригинала, что-то знакомое было в чертах человека напротив, что-то родное, близкое... Роберт, уйдя в себя, даже не заметил сначала, как к его губам прикоснулись. Друг трепетно целовал его, пытаясь при этом держать в руках зонтик, который всё равно упорно кренился вбок, подставляя их косому ливню. Шатен полуприкрыл глаза, в который раз внимательно скользя взглядом по лицу друга. Он напоминал ему кого-то, дёргал своим видом и поведением какие-то струны в душе, которые трогать вообще нельзя было. Смит сдержался от того, чтобы оттолкнуть друга. Каким бы он не был похожим, это не его солнце. Смит и не заметил, как друг отстранился, с грустной преданностью глядя на Роберта. Тот вздохнул и, понимая, что от него так просто не отстанут, неуверенно улыбнулся. - Пойдём домой? - поднимая с земли зонт, спросил друг? А друг ли? Не жалкое ли это подобие настоящего друга, которого ценил и любил Роберт? Как бы то ни было, надо смириться. Прошлого уже не вернуть. - Пойдём, - тепло улыбнувшись, согласился парень и позволил увести себя к автобусной остановке. Друг всё убаюкивал и убаюкивал мерным бормотанием, утешал, что всё это временно, скоро всё будет хорошо, надо только перетерпеть. Роберт подчинялся этой реке тёплых слов, отдался полностью во власть течения, расслабился и поверил. Как бы то ни было, всё было более-менее, рядом дорогой человек, есть крыша над головой и смутные надежды на подлое будущее. Но это всё не то. Смиту казалось, что всё, что у него есть сейчас - это всего лишь фантом. Иллюзия. Самообман. Этого нет. Как бы ты не скрывался от дождя, он всё равно будет ждать тебя и ласково примет в свои ледяные объятия.