Indestructible friendship

      Дверь была старенькой, не старой, а именно старенькой: уютной, домашней. Кое-где облупилась краска, у самого косяка виднелись следы пластилина, а ручка предательски скрипела при нажатии. Сразу и не скажешь, что в эту дверь в свое время входили Мстители, все по очереди. Входила и Она.       — Дорогой! — из глубины дома раздался мелодичный женский голос. Клинт Бартон еще секунду задержался на крыльце, прежде чем потянуть за ручку. Она, конечно же, заскрипела.       «— Все время на базе, так и ручку не смазать? — Наташа заходила к нему, как к себе. В сущности, своего дома у нее не было — так она говорила. Зато у Бартона ей всегда были рады: и дети, и Лора. Она приезжала не часто, но каждый раз с горой подарков и обязательно с новой прической.       — Может быть, мне нравится, как она скрипит?       — Да уж, конечно! — она всегда фыркала на его шутки надменно, с чувством превосходства. Впрочем, такая наигранность многое под собой скрывала. Даже в доме, где ее ждали, где смотрели на нее, как на доброго и любимого человека, она не могла в полной мере ощущать себя собой. Клинт об этом очень жалел.       — Тётя Нат! Тётя Нат! — первыми встречать ее всегда выбегали дети. Купер несся впереди, обгоняя малышку Лайлу. Перед горой коробок он замирал на секунду и затем обнимал гостью. Его сестра не сдерживала эмоций, напрыгивая на Наташу следом, едва не снеся пирамиду из подарков.       — Да, да, конечно, кто я, всего лишь отец, — Клинт не без усмешки наблюдал, как дети радуются ее приезду. Ей этого не хватало. Там, в холодных и безжизненных стенах Щ.И.Т.а, на постоянных заданиях, в шикарной, но неприветливой квартире на Ист-Виллидж, где Наташа почти не бывала.       — Прости, пап, — первой к Клинту оборачивалась Лайла, которая, состроив деловую рожицу, обнимала его. Сын по-взрослому пожимал старшему Бартону руку.       Сколько таких встреч у порога было, а сколько еще будет?.. Тогда Бартон не знал, что осталось совсем чуть-чуть».       После возвращения семьи Клинт редко покидал пределы своего хозяйства и городка на юге от него. Выбрался лишь на похороны и два чествования. Пеппер уговорила его присутствовать на открытой презентации в честь героев, остановивших Таноса. Лишь из уважения к вдове Старка Бартон согласился. Кроме презентации, где в красках и подробностях описывались все события, Клинт побывал на государственном параде, который финансировало правительство, оно же и выплатило героям кругленькие суммы. Позже начались проблемы.       Возвращение половины населения не могло не отразиться на экономике, на политической сфере, на социальной и всех остальных. Клинт и сам столкнулся с тем, что сына необходимо заново зачислять в среднюю школу, править документы, восстанавливать страховку.       Бюрократическое возвращение людей из мертвых требовало множества действий. Больше всего споров вызывала смена или возврат дат рождения. По документам его детям было на пять лет больше, чем по факту. Это вызывало сложности у родителей по всему миру. Спустя полгода они наконец получили документы, в которых отражался пятилетний Скачок, а также указывались фактический возраст на момент возвращения и реальная дата рождения.       — Ты как всегда, — Лора укоризненно склонила голову, зажав одной рукой таз с бельем, а другой мягко проводя по щеке мужа.       — Прости, — Клинт виновато опустил глаза и, перехватив руку жены, прижался к ней губами, — задумался.       Лора всегда была осторожна в вопросах работы, если супергеройское будни можно было назвать таковой. Она не лезла в душу, при этом одним словом могла и поддержать, и утешить. Сейчас же работы не стало. Государственных субсидий, назначенных ему, хватало с головой, чтобы не вспоминать о прошлом агента. Лора оставалась деликатной во всем. Она не упоминала Наташу, даже случайно. Сделала так, что и дети о ней не спрашивали. Но отчего-то, глядя порой на жену, Клинт вспоминал о подруге, прокручивая в памяти моменты, когда она гостила в их доме.        «— Печеная фасоль, обожаю, — это незамысловатое блюдо всегда стояло на столе, если Наташа приезжала к Бартонам. Фасоль, картофель с зеленью и зеленый лук.       — Рада, что тебе нравится, — Лора, заправским движением смахивала крошки со стола и укладывала тарелку в мойку. Их отношения всегда были теплыми, даже в тот день, когда Клинт познакомил двух самых важных женщин в своей жизни. Подругами они, конечно же, не стали, но их близость была неоспоримой. Решение назвать третьего ребенка в ее честь принадлежало именно Лоре. Она чувствовала духовную связь с девушкой, которую давно привыкла считать сестрой мужа.       С удовлетворением Наташа откидывалась на спинку стула, обводя семейство взглядом, полным нежности. Эмоциональный фон Вдовы давно сместился, но она все еще умела искренне любить и испытывать благодарность. Так проходил почти каждый их ужин. Они вместе убирали со стола, мыли посуду, шутили о геройских буднях, много разговаривали.       Бартон в такие дни забирал детей, чтобы уложить, а Лора и Нат закрывались в гостевой, подолгу о чем-то разговаривая.       Клинт знал, что его семья уже плохо представляет себе жизнь без таких ее визитов».       — Мне нужно, чтобы ты помог развесить белье.       — Конечно, милая.       В подвале, куда они спустились, чтобы развесить стирку, всегда находилось что-нибудь давно забытое. Здесь же пылились колчан и все оставшиеся стрелы. Они лежали на стареньком комоде, который они купили, когда только родился Купер. Верхняя часть колчана покрылась тонким слоем пыли — все же прошло не так много времени. Рядом с оружием Клинт положил наградную Медаль Почета, которую вручал сам президент. Такую получали обычно лишь спустя два года после подвига, однако в их случае сделали исключение. Соблюдалась вся положенная секретность, насколько это было возможно. Привычной церемонии, конечно же, не было. Личная встреча, закрытые двери, сдержанные рукопожатия. «Всем спасибо, все свободны».       Медаль, отражая редкие лучи солнца, проникающие сквозь крошечное окошко у самого потолка, блестела и переливалась, укутанная в красный бархат и прикрытая стеклянной крышкой. Рядом с его коробочкой лежала еще одна, точно такая же. Посмертная Медаль Почета Наташи Романофф.       «— Мне кажется, будет правильно, если ты заберешь ее! — Ник Фьюри протягивал ему медаль Наташи, ободряюще, насколько позволял момент, улыбаясь. Клинт принял звезду Гиллеспи*, преисполненный желания зашвырнуть ее в озерцо, вокруг которого они прогуливались. — Мы едва ли были близки.       — Это уж точно, — в общении с бывшим боссом Клинт всегда был серьезен, соблюдал эмоциональную дистанцию и особо не позволял себе шуток. Несмотря на то, что Щ.И.Т.а уже давно не существовало, как такового, а Бартон уже не был агентом.       Ник получал награду за Наташу, как ближайший родственник. По документам его провели, как ее приемного отца. При этом, каким образом его воскресили из мертвых-мертвых, а также сделали законопослушным гражданином, не уточнялось.       — Я понимаю, Клинт, после всего, что случилось…       — Работать на вас я не стану!       — Я и не прошу, — спокойствие Фьюри никогда не выводило Клинта, ведь он и сам был таким же. Бывший глава Щ.И.Т.а хотел нарастить свою былую мощь, и, учитывая количество связей, Бартон не сомневался в его успехе, даже спустя пять лет, — но тебе лучше быть на связи.       — Для вас лучше? — голос Клинта отражал его внутреннее состояние: хриплый, с легким надломом, наполненный безразличием к происходящему и горестью от случившегося.       — И для тебя. Пусть без нее, но ты должен держать руку на пульсе.       — Пока вы прозябали в пустоте эти пять лет, она отдала жизнь за вашу черную задницу, она отдала жизнь и за мою семью, предлагаете просрать это все только потому, что мне захочется адреналина? Я сделал достаточно, и на моих руках уже слишком много крови. В тот раз только она могла меня вернуть. Дать надежду. Вам это вряд ли удастся. И если я не смогу остановиться потом, то ее не будет рядом. Значит, пора остановиться сейчас».       В тот день Клинт оставил за спиной свою прошлую жизнь окончательно. Порой он жалел, что не передал свои знания какому-нибудь талантливому лучнику. Раньше Бартон обучал Лайлу, но после произошедшего он оставил эту затею. Хотя колчан и хранился в подвале, Клинт неспроста выбрал ему такое место. Он смотрел на оружие с ностальгией, ему хотелось по нему тосковать.       Мечи же, как и все оружие подобного им плана, даже то, которым никогда не пользовался, он закопал в саду. За годы скопилась маленькая коллекция, с которой Клинт без сожаления и жалости распрощался.       — Подержи-ка, — Лора перекинула через локоть мужа несколько детских полотенец. На одном красовалась витиеватая надпись Натаниель, край полотенца чуть загнулся, от этого виднелось лишь «Ната». Клинт поспешил расправить надпись. — Поможешь?       Он подал жене руку, Лора подобрала таз, и они двинулись наверх.        «— Кто это такой хорошенький?              Нат катастрофически не умела сюсюкаться. Когда она предпринимала попытки, выходило так, будто она собиралась допрашивать малыша. Но Натаниель не пугался ее, напротив, тянул ручки, стараясь ухватиться за нос или спадающие волосы. Он улыбался, едва Романофф склонялась над детской кроваткой, мог уснуть у нее на руках, всегда смеялся, когда она чуть неуклюже трясла погремушкой.       На рождение она подарила малышу, вернее, его родителям, радиоуправляемую няню-робота с множеством функций. Няню, конечно, использовали, но все же чаще, когда в гости приезжала Романофф. Лора чувствовала, что Наташе нужно это — общение с детьми, семья, любовь и забота. И все это они давали ей в полном объеме. Она могла быть собой настолько, насколько это позволяло навсегда изменённое сознание.       — Только не говори «так бы и съела», я не переживу! — Клинт, напротив, не упускал возможности вставить шпильку, едва привычный образ Черной Вдовы разбивался об очарование его младшего сына.       — Шшш, он засыпает».       — Пойду, проверю детей, — Лора чмокнула мужа в щеку и скрылась в гостиной.       Клинт рассеянно кивнул, а сам поднялся по лестнице. Он толком не знал, зачем идет, но не противился внезапно возникшему желанию.       В комнате на втором этаже теперь никогда не открывали плотные шторы. Полумрак оставался вечным спутником этих стен. Сейчас она не запиралась, однако ни дети, ни Лора, ни уж тем более сам Клинт не заходили сюда. Остановившись перед дверью, он некоторое время не решался протянуть руку.              Эта дверь выглядела менее приветливо, нежели входная. Почти как новая, из темного дерева, она закрывалась на ключ — единственная из всех дверей внутри дома. Неприступная, как и Она когда-то.       «— Лора говорит, у вас с Беннером… — Одним взглядом Нат давала понять, что тема тяжелая, но Соколиный Глаз намерен был идти до конца: — Знаю, ты не хочешь обсуждать…       — Но все равно спрашиваешь, потому что такта в тебе, как в спичке?       — Именно, — такие диалоги велись в джетах, на базе Мстителей, на заданиях в разгар боя, иногда в лазаретах и лечебницах. Такой уж была их стратегия общения. Дружба, которая образовалась при совершенно невероятных обстоятельствах, оставалась нерушимой уже многие годы. Эта дружба давала небольшие привилегии. Наташа обрела настоящую семью, а Бартон — право задавать неудобные вопросы, не получив каблуком.       — Брюс слишком печётся о благополучии других, а о себе не думает. Так что, будь мы нормальными, возможно. Но, учитывая реальность…       Клинт знал, что обычное семейное счастье ей никогда не будет доступно, но полагал, что с Беннером может получиться. Наташа допускала такую мысль, но никогда не питала иллюзий.       Когда Халк исчез, она была непоколебима. Значит, не судьба. Таков удел международной шпионки, в чьем сознании слово «любовь» может значить только чьё-то имя. Конечно, она любила семейство Бартона, отчасти и его самого. Но это чувство не походило на то, что на короткий миг образовалось между ней и Брюсом.       Она легко отпускала, она хотела, чтобы он думал, что ей легко».       Дверь не заскрипела. Бартон зажмурился и сделал шаг вперед. В комнате все еще витал ее запах, так ему, во всяком случае, показалось.       Широкая кровать с одной стороны, накрытая алым покрывалом, и аккуратная прикроватная тумбочка, угловой шкаф и приоткрытая дверь в ванную комнату — Бартону показалось, что Нат только что вышла и скоро вернется. Отгоняя неприятное липкое чувство, разливающееся внутри, он присел на край кровати и осторожно открутил рельефный каркас в ее изголовье. Нащупав рукой кусок бумаги, Бартон осторожно достал его и некоторое время смотрел на сложенный лист не отрываясь.       Наташа написала прощальное письмо задолго до случившихся событий. Бартон знал, что она пару раз исправляла его, но последний вариант оставался в доме долгие пять с половиной лет нетронутым.       Клинт написал такое же. Оно лежало в противоположном каркасе и сейчас уже не имело смысла.       Простое письмо, не голографическая проекция, как у Старка, не появление из прошлого, как у Кэпа. Просто клочок бумаги, на котором плясали неровные буквы.       Если ты добрался до этого письма первым, то не завидую тебе, Клинт. Я, даже отправившись на тот свет, ликую, что я не на твоем месте. Представляю, как паршиво. Добить тебя сопливыми речами было бы нечестно но я все же кое-что скажу.       Возможно, я умерла бесславно, на задании. А может быть, и я на это надеюсь, я спасла твою жизнь, как ты тогда в Будапеште. Я хочу, чтобы это не было напрасным. Оставь работу, возвращайся к семье. Лора и дети, и ты, конечно, — все, чем я когда-либо дорожила. Я не сомневаюсь, что ты придешь к тому, что никакой Фьюри не сможет этого заменить. И никакие Мстители.       Я тебя знаю: раскиснешь, будешь ходить по дому, как пришибленный. Поэтому. Обещай. Обещай, Клинт Бартон, что ты будешь жить ради меня и своей семьи.       — Я обещаю, Нат, — Клинт скомкал короткое письмо, сжав кулаки, — обещаю тебе.