Сердце Дьявола

      Всё что ей остается, это дрожать, как лист на ветру и осознавать собственную ничтожность и бессилие. Кэролайн не может себя защитить, она слишком слаба против всех этих существ, загнавших её в ловушку. Круг вокруг неё сужается со страшной скоростью, а она не может пошевелить и пальцем, не говоря уже о том, чтобы сделать хоть что-то во имя собственного спасения. Она думает о маме, о том, что всё, что у неё останется от Кэролайн — это лист давно измятой бумаги с сохранившимся на нем косым почерком, который наверняка уже смазался из-за пролитых слёз. Слова прощания, которые она не смогла произнести глядя в глаза. Она была слабой тогда и является слабой сейчас. И ничто не может этого изменить, кроме самой Кэролайн, но у неё нет на это сил.       Какая же она ничтожная.        — Ты никчемная, — голос в голове переходит на сумасшедший крик, и он настолько сильно бьёт по чувствительному слуху, что появляется желание свернуться калачиком и прижать ладони к ушам, в тщетных попытках облегчить страдания, но это было бесполезно. Голос идёт не извне, он в её голове и единственным спасением будет размазать собственные мозги по асфальту. — Ты ничего не стоишь, Эрика… — бывшее когда-то родным имя отзывается колющей болью где-то под ребрами. Кэролайн изумленно открывает глаза. Её убеждения в том, что она сходит с ума рушатся, словно карточный домик. Она уже давно не называет себя так, похоронив себя прошлую. Вывод только один — кто-то разговаривает с ней. Здесь, в реальности, а не в её больной голове.        — Сказал тот, кто боится показаться на глаза. — с вызовом, едва слышно, шепчет она, стараясь разглядеть в толпе того, кому принадлежат эти слова. Встречается со множеством глаз — красными, что принадлежат вампирам, оранжевыми волчьими, разноцветными ведьм — голубыми, карими, зелёными и ещё множеством непонятных оттенков, и даже золотистыми, присущими гибридам — но никак не находит нужных. Тех, что хочется выдрать из глазниц и раздавить, превратить в склизкую массу, а после с видом победителя, позволить стекать по пальцам. — Что такое, страшно? — ей никто не отвечает, но через пару секунд раздается леденящий душу смех. Такого она не слышала еще никогда. Мурашки бегут по коже и Кэролайн осознает, что ей еще никогда не было так страшно, как сейчас.       Страх, который когда-то внушал собой Клаус — это лишь цветочки. Как оказалось, ягодки будут сейчас и она была к этому совершенно не готова.       Вперед вырывается хрупкая фигура, едва доходящая ей макушкой до подбородка, укутанная в черный балахон. Она не может разглядеть лица, но что-то внутри подсказывает, что приоткрытый подбородок ей знаком. Она уже где-то видела его, но вот вспомнить бы еще — где?.. Не теряя времени, фигура приближается к Кэролайн почти в плотную, отчего ей приходится сделать неконтролируемый шаг назад. Из-под капюшона доносится холодный смешок и дрожь вновь пробегает по телу. Кэролайн стряхивает её с себя и старается выпрямиться, но все тщетно. Она продолжает съеживаться под прожигающим взглядом и чувствует себя букашкой, которую вот-вот раздавят, чтобы указать на её место.       Проходит всего несколько мгновений, но ей кажется, будто прошел не один час, а то и целый век. Она вглядывается в давящую темноту, все пытаясь выхватить еще несколько черт чужого лица, но терпит поражение за поражением. Это сильно бьет по самолюбию, и когда Кэролайн чувствует, что находится уже на краю, мертвенно-бледная рука взлетает, хватается тонкими пальцами за капюшон и стягивает с головы. Рассматривая внезапно открывшееся лицо, она чувствует растерянность. Такие знакомые губы, скулы и ямочки. Казалось бы, нет ничего сложного в том, чтобы опознать стоявшего перед ней, но отчего-то все плывет перед глазами.        — Меган?..       Глаза в ужасе распахиваются, а взгляд тут же натыкается на ставшую знакомой обивку кожаного кресла. Оно ещё хранило аромат хвои. Кэролайн не издаёт ни звука, даже дышит через раз. Горло будто сдавили с ужасной силой. Страх все ещё цепляется за её плечи когтями, никак не отпуская. Она не слышит, но сердце бьётся слишком сильно, для мертвеца, и будь в этой комнате кто-то ещё, помимо неё, определённо бы оглох. Задеревеневшие пальцы сжимают простынь, мнут её и неизбежно рвут. Кэролайн страшно закрывать глаза, потому что на веках выжжено лицо мёртвой Меган, которую её израненная душа все ещё любила, несмотря на столько прошедшего времени и практически исчезнувшие воспоминания. Полные горечи всхлипы хотят сорваться с её губ, но все ещё сдавленное горло не позволяет этого сделать и все, что удаётся выдать, это приглушенное бульканье.       Постепенно, перехватывая контроль над телом, Кэролайн переворачивается на бок, комкает в руках подушку и зарывается в неё лицом, в попытке заглушить собственные всхлипы. Истерика накрывает её с головой и ей так отчаянно хочется к маме, чтобы она приласкала, крепко обняла и шептала на ухо, что это лишь страшный сон и ей нечего бояться. Что она всегда рядом и всегда поможет ей, чтобы не случилось, и чтобы она не натворила. И Лиз это бы сказала, Кэролайн уверена в этом на сто процентов. Потому что её мать была такой — всепонимающим и добрейшей души человеком, объятия которого всегда были раскрыты для нуждающегося. Но её здесь не было, и этот факт больно бил по сердцу. Форбс было от этого ещё хуже и слезы лились ещё усерднее.       Она не знала, сколько прошло времени, но за окном все ещё было темно, хоть глаз выколи и лишь тусклый свет луны немного освещал холодную комнату. Несмотря на вампирские преимущества, её глаза знатно опухли, а нос был безнадёжно заложен. Будь она хоть немного в состоянии сейчас, то знатно бы удивилась этому факту, ведь ни Деймон, ни Фрэнсис никогда не рассказывали ей о подобном. Усталость брала верх над ней и хватка на изорванной в клочья подушке становилась все более вялой. Кэролайн не хотела засыпать в таком виде — утром бы в комнату ворвался Стефан или Клаус, а то и оба сразу, и непременно заострили бы внимание на испорченном белье, а лишних вопросов ей не хотелось. Но она была бессильна, как и тогда, в своём кошмаре.       Продолжая свою безмолвную борьбу с сонливостью, Кэролайн даже не почувствовала ласково пробегающие по её волосам тёплые пальцы. Рука неспешно массировала кожу головы, аккуратно оттягивала волосы и в целом неплохо успокаивала. Даже даровала какой-то сонный эффект, потому что уже через несколько мгновений, вместо того, чтобы взглянуть на своего ночного гостя и высказать ему все, что она о нем думает, Кэролайн заснула. Сон все ещё был беспокойным, она долго ворочалась на кровати, но ладонь продолжала свои незамысловатые действия и всякая тревога ушла. В бессознательном порыве, она, словно слепой котенок, прижалась лбом к тёплой коже и почувствовала запах хвои и морозного ветра. Запах Клауса.        — Клаус?.. — тихо промямлила она, вновь начиная ворочаться, только уже с целью проснуться.        — Тише, ангел, — сквозь сонную пелену, Кэролайн услышала низкий голос, напоминающий сейчас урчание довольного жизнью кота. Если её предположения были верны, а она всегда была права, то Клаус сейчас определённо улыбался и смотрел на неё со своим извечным видом победителя. — Спи. Никто не потревожит твой сон, пока я рядом.        — Не уходи…        — Даже не надейся.       Этой ночью она спала спокойно. Под бдительным взором гибрида, она и впрямь никем не была потревожена. Казалось, даже назойливые мошки, что в разгар лета слишком активно летели на запах мертвецов и своим жужжанием подолгу не давали уснуть, резко вымерли. Потому что верить в то, что Клаус бегал по её номеру с резиновой мухобойкой и отгонял назойливых насекомых, она категорически отказывалась. Хоть и было бы смешно. Но слишком уж нереально.       Обжигающее тепло мужского тела, нагло устроившегося рядом с ней на одной кровати и бесцеремонно прижавшее её к себе под бок, к удивлению, никак не мешало дышать полной грудью. Кэролайн лишь поудобнее устроила голову на плече Клауса и продолжила тихо сопеть ему в шею. А вот сам гибрид, к своему невероятному стыду, расклеился. Столько отгоняющий противные мысли, старающийся убедить себя, что кроме как лёгкой заинтересованности в девушке больше ничего не чувствовал, он потерпел унизительно поражение. И это она только позволила себя обнять и сама с охотой прижалась к нему! Он боялся представить, что может быть дальше. Если он конечно, не задавит в себе эти ростки, которые уже сейчас не давали ему свободно мыслить и добиваться своей цели, не смотря ни на что.       Стоило только вспомнить, в какой он был ярости, когда один из новообращенных оборотней едва не растерзал Форбс на его же глазах. Инстинкты взревели в нём, волк перехватил контроль над разумом и уже через секунду гибрид почил, а его ещё трепещущее сердце приятным весом давило на ладонь. А позже и другие сердца его сородичей, что не смогли справиться с собой и продолжали целенаправленно идти на хрупкую светловолосую фигурку. Всё, что его волновало в тот момент, это наполненные страхом и ужасом голубые глаза, которые с такой надеждой смотрели на него. А ещё, его невероятно тешил тот факт, что Кэролайн добровольно встала за его спиной, полностью полагаясь на него, принимая его помощь и защиту.       Это пугало его. Клаус не привык ощущать подобное хоть к кому-то. Лишь однажды он позволил себе такое, с красавицей Авророй, чья потеря уже давно не трогала его.       И он хотел полностью обезопасить себя, просто-напросто оставив Кэролайн умирать от волчьего укуса в том лесу, среди окончательно мёртвых тел гибридов или собственноручно вырвав из её груди сердце. Чтобы уж удостовериться наверняка, что девушка уже никогда не потревожит его и он продолжит спокойно жить, ни о чем не заботясь. В конце концов, где это видано, чтобы у него была слабость не в виде семьи, которая всегда была в безопасности и могла постоять за себя самостоятельно, а обыкновенная девчонка, которая вампиром-то была без году неделю?       Раз за разом, Клаус давал себе слово, что это был последний раз, когда он смотрит на Кэролайн с ничем не прикрытой нежностью. Каждый раз, он обещал себе, что это было последнее намеренное прикосновение к упругой коже или мягким волосам. Но Клаус славился тем, что был абсолютно не похож на верного своим словам и благородного Элайджу и поэтому с чистой совестью продолжал испытывать и себя, и Форбс на прочность. Он намеренно загонял себя в ловушку, из которой выбираться потом будет очень сложно, жестоко и больно.       Кэролайн Форбс встревожила его душу. Заставила, уже тысячу лет как, мёртвое сердце испытывать романтические чувства и лишь звонко смеялась над его попытками отгородиться от неё. Он злился и, одновременно с этим, смеялся вместе с ней. Неопределённость собственных эмоций тревожила. Ещё один плюс в пользу того, что от Форбс нужно избавляться, и как можно скорее, пока зараза окончательно не убила его.       Клаус наслаждался каждой минутой, в течении которой, мог ощущать под пальцами женское тело, чувствовать на своей шее тёплое дыхание и рассматривать каждую, невидимую человеческому глазу, черту лица Кэролайн.