Санта

Когда я стану мамой Я всё позволю дочери — Конечно, если выживет, «Разорванная» в клочья.

Холодно... Пытаюсь отключить сознание, как лампочку — без толку. Чёрт! Мне кажется я больше не выдержу. Она всё предусмотрела, всё продумала: девочка-жертва, девочка-монстр. Санта! Так её зовут... Всё это моё чёртово осознание вины, моя эмпатия, мой дар, моя долбанная больная душа. Ну зачем мне всё это? В затхлой прокуренной коробке, называемой подсобкой, я сижу уже наверное целую вечность и слушаю её хрипловато-израненный голос, её исповедь. Слова бьют, врезаются в мозг, я даже, не могу заткнуть уши, чтобы прекратить эту пытку. Она знает это, об этом говорит её изувеченные болью губы, жадные на внимание глаза, дрожащие худенькие плечи. Я обязана слушать и слышать всё. У меня связаны руки и парализовано тело. Кадр за кадром её жизнь мелькает в моём воображении, открывая всю мерзость и адскую безысходность. Всё то, что сотворила с ней мамаша-учитель, больная социопатка, выпускавшая своих внутренних демонов на беззащитное создание. Подробности морального и физического насилия над девочкой, не понимающей в чём её вина, не шли ни в какое сравнение с фильмами ужасов. Это всё фигня по сравнению с тем, что я слышу и представляю сейчас, затравленная её, до жути, хриплым голосом. Голосом спокойным и размеренным. Слова Санты — камни, которые падая придавливают и душат: становится тяжело дышать. Периодически я кричу:  «Заткнись!». Ход — впустую. Тогда шепчу с нотками мольбы: «Прошу, хватит». Но я знаю — это бесполезно. Её уже не остановить. Она отпустит меня только когда расскажет всё, когда всё дерьмо выльется на меня и я задохнусь от смрада. Но я должна, ведь я — учитель, она — ученица. Это моя обязанность и моя расплата. Вы спросите — о чём это я? Но тогда я должна буду рассказать всё, по-порядку.