My hope

Он не мог спать по ночам. И кто бы знал почему. Возможно, потому что его мучали кошмары. Обо всём и ни о чем. О детстве, о трагедиях, вызванных его удачей. О том, что он творил во время убийственной игры. А он много дерьма успел натворить. Господи, сколько всего… И по ночам его либо мучает бессонница, потому что он элементарно боится закрывать глаза. Либо его мучают страшные видения. И так и так… ночи в каюте отстойные. На самом деле, есть способ, благодаря которому Нагито на некоторое время вырубает пусть и беспокойным, но сном без явных ужасов. Только вот потом становится стыдно так, что убиться хочется. Потому что он дрочит на Хаджимэ. — Блять, — стонет Комаэда и накрывает голову подушкой. Даже от осознанного принятия умереть хочется. Потому что это мерзко. Это неправильно. Так… так не должно быть. Хаджимэ… нельзя даже думать об этом. Нагито считает себя ужасным, отвратительным человеком. Только потому что смеет допускать мысль о том, что хотел бы… много чего хотел бы. А ещё на эти мысли встаёт. Всегда. И он чувствует себя таким ущербным из-за этого. Хаджимэ… — Хаджимэ, — тихо шепчет Комаэда и злится сам на себя. Нет. Нет, нет и нет. Не в этот раз. Он просто оденется и пройдётся по палубе. Подышит свежим воздухом, приведёт мысли в порядок. Фонд будущего (или, точнее, Макото Наэги, который без разрешения взял чужое имущество) предоставил им довольно большой корабль, в котором были абсолютно все удобства для шестнадцати учеников. Поэтому у каждого была своя каюта и личное пространство. Ну, по крайней мере, для тех, кто хотел это личное пространство. Например, Махиру и Хиеко отлично живут в одной. Ну или всем кажется, что отлично. По ночам тут довольно тихо. Многие спят, а те, кто не спит, обычно отсиживаются у себя. К тому же, сейчас уже действительно поздно. Три часа ночи. На палубе свежо и тихо. И прохладно, самую малость. Нагито подходит к самому краю и опирается на ограждение. Внизу от вентилей идёт пенистая рябь. Вода шумит, и этот звук почему-то кажется успокаивающим. Комаэда укладывает голову на руки и наслаждается спокойствием. С тех пор, как Хаджимэ пробудил его от Программы нового мира, они толком и не разговаривали. Потому что… потому что Комаэда чертов трус и боится обсуждать проблемы. Его путь — медленное пережевывание себя. А ему и Хаджимэ, вообще-то, есть, что обсудить. Точнее, Комаэде есть за что извиниться. Класс легко принял его. И даже не стал слушать его сбивчивые извинения за то, что он делал во время симуляции. Они просто… предпочитают забыть про то, что было тогда. Даже Бьякуя. Нагито смотрел на него провинившимся щенком. В какой-то момент Тогами просто подошёл к нему, похлопал по плечу и сказал: «Что было, то было. Я отпустил это. И тебе пора бы». О, Нагито бы с радостью. С радостью… На самом деле, когда он думает обо всем произошедшем, то до конца не может понять, были ли его действия неправильными. Он так запутался. Надежда. Отчаяние. Комаэда тихо мычит и трется лбом о рукава кофты. Как сложно. — Не спится? Нагито вздрагивает от неожиданности и оборачивается на голос, который, конечно же, узнаёт. Хаджимэ. Стоит, засунув руки в карманы брюк. И улыбается. Не слишком широко, а так, слегка. И Нагито не хочет думать о том, что в этой улыбке есть нежность. Щеки моментально краснеют и он отворачивается. Проводит по лицу ладонью и пытается успокоиться. — Ага. Хината подходит к нему и становится рядом. Тоже складывает руки на поручнях и смотрит вниз. Почему это произошло? Почему именно сегодня? Или он каждую ночь вот так приходит? — Ты в порядке? Нагито едва заметно дергается. Но Хаджимэ замечает. — В каком смысле? — неуверенно уточняет Комаэда и не смеет поднимать взгляд. — Да во всех, — пожимает плечами одноклассник и поглядывает на него. — Тебя что-то беспокоит? Нагито молчит. Он не знает, что сказать. Живот скручивает от беспокойства. Он не готов к этому разговору. Просто не готов. — Н-нет, я просто… — блеет Комаэда и не может продолжить. Беспокоит ли его что-то? О, да, его так много всего беспокоит, что… Неожиданно тёплая рука ложится на его щеку и поворачивает голову. Хаджимэ смотрит ему в глаза. Он так близко. Так непозволительно близко. У Нагито сердце заходится в предвкушении ужасе. Хаджимэ такой красивый. Комаэда судорожно осматривает его спокойное лицо. Красивый. Красивый… Ты мне нравишься. Ты так мне нравишься. — Нагито, — тихо говорит Хината и проводит — господи, блять, боже, зачем так нежно — большим пальцем по его скуле, — я вижу, с тобой что-то… — Прости! Комаэда и сам не понимает, как отталкивает его от себя. Слишком резко и неуклюже убирает руку одноклассника и сам делает шаг назад. Он быстро дышит и лишь сильнее краснеет. — П-прости, мне нужно… мне пора… Нагито сбегает. Опять. Хаджимэ не останавливает его. В каюте, если сравнивать с прохладной палубой, крайне душно. Нагито быстро сбрасывает с себя пальто, заваливается на койку и жестко трёт лицо правой рукой, пытаясь прогнать это наваждение. Зачем Хаджимэ это делает? Зачем заставляет Нагито влюбляться ещё больше? Испытывать… это? Только переворачиваясь на бок Нагито понимает, что у него встал. Он смотрит вниз, видит топорщащуюся ширинку и снова чувствует себя мерзким. Отвратительным. Ужасным. Хаджимэ ведь… просто… коснулся его… Комаэда хочет задохнуться под подушкой. Он прячет под ней голову и просовывает правую, живую руку в штаны и сжимает себя. Тихо стонет и проводит рукой. Под веками слишком четко отпечаталось спокойное, до дрожи красивое лицо Хинаты. Комаэда хочет сдохнуть. *** Днём, как ни странно, тягостные мысли отступают. Все проблемы становятся не такими значительными. И даже улыбки легко даются. По крайней мере, пока рядом не появляется Хаджимэ. А он и не появляется. Точнее, Нагито всеми силами старается, чтобы это было так. Не пересекается взглядами, отходит подальше, не говорит с ним. Он бы… хотел. Хотел проводить время с Хаджимэ так, как было на острове. Ну, когда они не занимались расследованиями убийств. Хотя и тогда тоже… было здорово. В любое время с Хинатой было здорово. Комаэде этого хватало. Он был бы рад просто смотреть на него и знать, что единственственная надежда его мира существует где-то рядом. Но с тех пор, как они вышли из симуляции, его тело стало абсолютно неконтролируемым. И это пугало. Его бросало в неприятную дрожь только от мысли, что Хаджимэ застанет его в возбужденном состоянии. А оно всегда, неизменно приходило, стоило только оказаться рядом с объектом вожделения. И наивному Нагито было невдомек, что Хаджимэ все видит и понимает. И что Хаджимэ это не то чтобы все нравится. Вообще, после того как Хината (в содействии с силами Камукуры Изуру) пробудил всех от программы нового мира, все стали считать его негласным лидером. Это никогда не обсуждалось, никто не поднимал эту тему. Но просто это… витало в воздухе и закрепилось у всех в умах. И потому все, так или иначе, уделяли ему внимание чуть больше, чем это было во время убийственной школьной поездки. Короче говоря, все видели как он смотрит на Комаэду. И видели, как тот не_смотрит в ответ. Напряжение между этими двумя чувствовали абсолютно все на лайнере. — Мы должны помочь им! — воодушевленно объявила Соня, собрав всех в обеденном зале. Ну, как «всех». Кто захотел, тот и пришёл. — Я за! — воскликнула Ибуки, подорвавшись со своего места и подняв руку. — Boys love! Это так волнительно! — Мне кажется, это не наше дело. Хаджимэ и Нагито в состоянии разобраться с этим самостоятельно, — без энтузиазма высказался Фуюхико. — А я вообще не понимаю, с чего вы вдруг решили, что между ними что-то есть, — качаясь на стуле, зевнул Сода. — Это же просто дру… До конца он не договорил, потому что почувствовал взгляды всех, кто присутствовал в зале. И эти взгляды говорили: «Ты совсем идиот?». — М-мисс Соня права, мы должны помочь! — проблеял он, смутившись. — Н-но как именно? — прощебетала Микан, робко подняв ручонку. — Нагито в последнее в-время избегает его как м-может… — Значит, нужно сделать так, чтобы они остались наедине, — задумчиво прижав ладонь к щеке, сказала Невермайнд. — На корабле довольно много мест для таких дел, — поделилась Пеко, сидящая рядом с Кузурю, и поправила очки. Якудза как-то странно кашлянул и самую малость покраснел. Конечно, это не мог не заметить Казуичи. — Да ладно?! — снова воскликнул механик. — Неужели?! Вы там… Замолчал он также резко, как и закричал. Соня достойно ударила кулаком прямо по его макушке, от чего тот весь скукожился. — М-мисс Соня… — Например? — Например, кладовая с запасами, — все ещё немного смущаясь, ответил якудза. — Н-но как нам свести их вместе? — тихо спросила Цумики. — А я знаю, знаю! — резво отозвалась Миода. — Скоро ведь день рождения Аканэ! — И ведь точно, — задумчиво протянула Невермайнд. День рождения. Все будут в хлопотах. Столько дел, столько дел… Найдётся дело и для этих двоих. В кладовой. *** Как-то так получилось, что день рождения Овари выпал на один из тех дней, которые они ещё должны были провести на корабле. После спасения Фонда будущего из новой убийственной игры, весь 77 класс снова отправился на свой остров. И добираться им до него… примерно с неделю. До прибытия оставалось ещё три дня. И все эти дни Нагито чувствует себя загнанным в угол. Потому что лайнер, несмотря на свои довольно внушительные размеры, все равно не сравнится с Бармаглотом. И здесь… сложно спрятаться от пронзительного взгляда Хинаты. Серьезно, Нагито кажется, что куда бы он ни пошёл, везде Хаджимэ его найдёт. И Хаджимэ, кажется, хочет поговорить с ним. И даже страшно подумать, о чем именно. Забавно. Когда-то он не побоялся выстрелить в Камукуру Изуру. Когда-то он не побоялся отрезать собственную руку и пришить вместо неё руку Эношимы Джунко. Когда-то он не побоялся искалечить себя, чтобы подставить выживших класса. А теперь он боится поговорить с Хаджимэ. Позорище. Праздник Аканэ был все ближе. Спортсменка сразу сказала всем, что ей не нужны никакие подарки, кроме тонны еды, приготовленной Ханамурой. Все были с этим согласны, потому что на корабле даже при всем желании не достать из воздуха хоть какие-то вещи, похожие на подарки. Поэтому за день до празднования весь класс запер Аканэ с пропитанием в ее каюте и начали готовиться. Кто-то занимался украшениями, кто-то помогал Теру на кухне. Все были чем-то заняты. Кроме Нагито. И Хаджимэ. Хинату Комаэда почему-то вообще не видел. Это было странно. Это напрягало и добавляло плохого предчувствия. Чтобы как-то отвлечься Комаэда пришёл на палубу. Там многие возились с гирляндами, шариками и прочим. — Помощь нужна? — спросил он. На самом деле, с момента освобождения класса из программы нового мира, все стали относиться к нему немного лучше, чем когда это было на острове. Возможно, это связано с тем, что он перестал всех пугать словами об убийствах, надежде и всем таком… Возможно, все просто уже понимали, что его единственной надеждой остался Хаджимэ Хината. — Эм, нет, — ответил Фуюхико, который пытался распутать очередные светодиоды. — Но у Сони, кажется, было для тебя задание на кухне. Сходи к ней. Нагито улыбнулся и пожал плечами. — Ладно, схожу к ней. На кухне стояли восхитительные запахи. А ещё было очень душно из-за жара печей. — Соня? Девушка, стоявшая к нему спиной и что-то нарезавшая на доске слегка вздрогнула и обернулась. — Нагито! Тебя-то я и ждала, — принцесса, как и всегда, ярко улыбнулась ему. — В общем, сейчас все очень заняты и нет времени сходить в кладовую. Мы забыли там парочку специй. Тебя не затруднит принести их? — Эм, да, конечно, — кивнул он. — Какие именно? Получив поручение, Комаэда отправился в кладовую. Пока он шёл по коридору, плохое предчувствие лишь усиливалось, из-за чего Нагито чувствовал себя неуютно и желание идти за приправами лишь отпадало. Но он не хотел расстраивать Соню. Помещение оказалось довольно тесным. Не то чтобы сильно маленьким, но из-за множества полок и рядов с пропитанием места было не очень много. А ещё было темно. Не закрывая за собой дверь, Комаэда прошел внутрь и попытался найти хоть какое-то подобие выключателя, чтобы зажечь свет. Благо, шнурок нашёлся быстро. И в момент, когда кладовую залил очень тусклый желтый свет, дверь захлопнулась. В недоумении Комаэда обернулся. И чуть не взвыл от отчаяния. Иронично. — Привет, — сказал Хаджимэ и прижался спиной к уже закрытой двери. Нагито не ответил. Сначала он замер, задержав дыхание от страха, а потом как-то судорожно выдохнул и горько улыбнулся. — Ты подговорил их? — спросил он вместо приветствия. — Нет. — Но ты знал? — Да. — Хах, — усмехнулся Комаэда и отвёл взгляд. — Ну, разумеется. Уверен, ты подключил сюда какой-нибудь талант, ну, не знаю, абсолютного аналитика? — Обошёлся простой логикой. Верно, Хаджимэ и без таланта умён. Даже слишком. Нагито вздохнул и сел на пол, прижавшись спиной к стеллажу, забитому всякой всячиной. — И зачем? — А зачем ты бегаешь от меня? — Я н-не… — начал он, но тяжёлый взгляд Хаджимэ сказал, что не стоит. Он снова вздохнул и, прикрыв глаза, стукнулся затылком о полку. — Какие у тебя предположения? — У меня всего два. Первое: ты испытываешь чувство вины за то, что сделал во время симуляции, и за то, как вёл себя со мной, когда узнал, что я «всего лишь ученик из резервного корпуса без таланта». Что ж… Отчасти это было правдой. Но только на половину. — А второе? — Второе… Хината почему-то прервался. Нагито, приподняв брови, посмотрел на него и столкнулся с ним взглядом, из-за чего слегка смутился. Хаджимэ вдруг отлип от двери и, подойдя к нему, сел перед ним на корты. Нагито почувствовал, как сильно стучит сердце в грудной клетке. Его чуть-чуть потряхивало из-за этого. Хаджимэ смотрел прямо в глаза Комаэды, заставляя того чувствовать себя не в своей тарелке. — Второе: ты влюблён в меня. Нагито испуганно подтянул к себе колени и лишь сильнее прижался к стеллажу за спиной. Он отвёл взгляд и шумно сглотнул. — И, на самом деле, одно второму не мешает. Верно. Не мешает. — У тебя… У тебя ведь остались воспоминания Камукуры Изуру? — спросил Нагито, подумав, что уже пора перестать прятаться. Что если Хаджимэ и так все понимает — нет смысла что-то скрывать. Хината кивнул. — И ты помнишь нашу самую первую встречу? — Да. Комаэда облизнул пересохшие губы и снова поднял взгляд. — Кажется, именно это называют любовью с первого взгляда, — грустно усмехнулся Нагито. — Я выстрелил в тебя. — Ага. — Ты ещё и понятия не имел, что я — Абсолютная Надежда. — Забавно, да? — хмыкнул Комаэда. — Я все ещё помню. Помню, как ты сказал: «Удача у меня тоже есть». Я… Я просто… — он сделал небольшую паузу, чтобы собрать мысли в кучу. — Я был очарован. Странное слово. Но я не знаю, как ещё описать это. Просто с первой секунды, как увидел его… тебя… я больше ни о чем думать не мог. Не мог думать о том, что ты чуть не убил меня. Не мог думать о том, кто ты такой. Я просто. Был. Поражен. И это чистая правда. Камакура Изуру… даже сейчас, стоит только подумать о нем… А ещё это странно. Странно, потому что, технически, первый объект его обожания сидит прямо перед ним. И второй тоже. Это один человек. И это пиздец странно. — Хорошо, — кивнул Хаджимэ (а, может, и Изуру?). На его спокойном лице нельзя было прочитать хоть какие-то эмоции. Нельзя было понять, о чем он думает. И это напрягало. — Что было дальше? — А дальше… Дальше был остров. Убийственная игра. И Хаджимэ Хината, — улыбнулся Комаэда. — В которого я тоже влюбился. Влюбился в его доброту. В его честность. Влюбился, а потом… потом… — А потом попытался отринуть это, потому что я неудачник без таланта, забывший своё место? Нагито испуганно поднял глаза и наткнулся на все такой же, спокойный, равнодушный взгляд. Что он может сказать? Что все совсем не так? Это будет ложь. — Да. Да… — кивнул и прикусил губу Комаэда. — Мне сорвало крышу, когда я узнал, что все, все мы осколки отчаяния. И что ты, человек, которым я так восхищался, ученик резервного корпуса… У меня словно мир перевернулся в тот момент. Все оказалось ложью. Я только хотел, чтобы вас всех казнили. Потому что надежда… Надежда будет жить, только когда все отчаяние будет истреблено. А мы были его живым воплощением. Продолжателями Джунко. И даже сейчас я не до конца уверен, что это было неправильно. Я запутался. Пожалуйста, прости меня, — неожиданно глаза защипало. Все вдруг стало мутным. И щеки стали мокрыми. Комаэда всхлипнул и прижал живую ладонь к правому глазу, с силой надавливая. — Прости меня. Прости. Пожалуйста, прости. Я просто мусор. И каждый раз, когда я смотрю на тебя, мне становится мерзко, потому что я не имею права чувствовать то, что чувствую. Умоляю, прости меня… Нагито и не помнит, когда в последний раз плакал. Это впервые за много лет. И сейчас он чувствует, как его отпускает. Отпускают все переживания, все те мысли, которые не давали ему покоя по ночам. Он открылся. Теперь Хаджимэ знает все и уже не страшно. Горячие руки вдруг опускаются на мокрые щёки и стирают большими пальцами соленые дорожки. — Эй. Нагито поднимает глаза. Хината теперь ещё ближе. — Мы все делали и говорили вещи, которые не должны были. Ты, я, все остальные. Мы все… делали ошибки. Не потому что хотели, — тихо говорит ему Хината. — Просто иногда обстоятельства складываются так, что нам приходится отринуть самих себя. И ты тоже. Я не хочу рассуждать о том, что есть надежда, а что есть отчаяние. Я устал от этого. Не хочу убеждать тебя в том, что ты ни в чем не виноват. Потому что это ложь. Не хочу говорить тебе, что то, что происходит с тобой сейчас, нормально. Потому что это тоже ложь. Но я хочу, чтобы ты принял то, что произошло. Уже ничего не изменить. Ребята простили тебя. И я простил тебя. Я вытащил тебя из симуляции не потому что чувствовал перед тобой долг, а потому что хотел видеть тебя. Видеть твоё лицо. Понимаешь? Нагито пытался понять. Он слушал успокаивающий голос Хаджимэ, смотрел ему в глаза и понимал, что все страхи уходят. Кроме одного. — Ты… Ты не считаешь меня мерзким?.. Из-за того, что я чувствую? — продолжая слегка дрожать от непрошенных слез, спросил Нагито. Хината улыбнулся и наклонился к нему ещё ближе. — Идиот, — усмехнулся он. Комаэда почувствовал тёплое дыхание на своих губах. — Я же сказал. Я хочу видеть твоё лицо. Нагито и понятия не имел, что целоваться, оказывается, так приятно. Точнее, он не совсем уверен, что это именно поцелуй. Хаджимэ просто прижимается к нему губами и пытается ими обхватить губы Нагито, но тот замер каменным изваянием. Страшно и необычно до чертиков… А ещё безумно приятно, потому что Хаджимэ так близко и… и… Вот же блять. Комаэда отталкивает Хинату и в ужасе сводит колени. Тот непонятливо хлопает глазами. — Нагито? Я напугал тебя? В чем… Он не успевает договорить. Дверь кладовой резко открывается и в неё заглядывает взбешённый Ханамура. — Комаэда! Где?.. Нагито подскакивает с пола и пулей вылетает из кладовой, проносясь мимо Теру. Тот сначала смотрит в сторону удаляющегося Нагито, а потом на слегка покрасневшего Хинату. — Я вам помешал?.. — Да. *** Кажется, в народе это называют недотрахом. На самом деле, Нагито без понятия что с этим делать, потому что ему всего двадцать… Всего. Двадцать. Господи, его гребаное тело хочет секса. Потому что он уже взрослый парень. И совсем рядом с ним ходит объект вожделения всей его жизни. Технически, два объекта. Нагито бьется головой о закрытую дверь каюты. Он убежал. Опять. Потому что у него опять встал. И от возбуждения в голове творится полный кавардак. Потому что так и мелькают картинки того, что мог бы сделать Хаджимэ теми самыми руками, которыми он стирал его слёзы. Сколько всего мог бы… Нагито ещё раз бьется головой. Больно. Хината ответил ему взаимностью? Он ведь… поцеловал его, так? Поцеловал первый. И сказал, что хочет видеть его лицо. Это… это же можно считать за своего рода признание в симпатии, да? Господи, Нагито никто в любви не признавался. Никогда. И сам он этого не делал. Ну, до этого самого дня. Что… Что теперь? Комаэда проводит рукой по выбеленным волосам и падает на кровать. Обычно, после того как Нагито мастурбирует, на него наваливается ужасное чувство стыда, из-за чего он чувствует себя мерзко и опустошенно. Обычно это происходило потому, что Комаэда считал, что такой человек как Хаджимэ никогда не будет касаться его в этом смысле. А сейчас… Сейчас ничего неизвестно. Потому что, идиот, сбежал. Но почему-то больше не страшно. Вероятно, потому что кроме стояка больше нечего скрывать от Хинаты. А ещё хочется большего. Хочется целоваться. Быть рядом с ним. Так близко, как никогда и никто не был. Нагито хочет сам его поцеловать. Когда-то Микан сказала, что он не знает, что значит любить. Но Нагито знал. И даже слишком хорошо. Хаджимэ Хината. Изуру Камукура. Сейчас это один человек. Прекрасный, лучший из всех, что когда-либо существовал. Хаджимэ все пытался разгадать его на острове. Единственный из всех пытался понять его. Изуру потребовалась, наверное, секунда, чтобы понять, как он мыслит и что из себя представляет. Хаджимэ не мог контролировать эмоции. У Изуру их просто не было. Теперь же это идеальный симбиоз двух личностей. Нет, не третья. Просто теперь они гармонируют друг с другом. Хаджимэ стал заметно спокойнее после выхода из симуляции, но эмоции не были ему чужды. Это невозможно было не заметить. Но Комаэда никак не может понять одну вещь. Кто же, всё-таки испытывал к нему симпатию, которая проявилась лишь сейчас? — Глупости, — тихо вздыхает Нагито и прячет голову под подушку. Нет смысла думать об этом. Он просто должен наслаждаться тем, что имеет сейчас. Правда, для начала стоит выяснить, что именно он имеет. Незаметно Нагито проваливается в беспокойный сон. Ему снятся не самые приятные образы. Окровавленные трупы одноклассников пугают его, гоняют из стороны в сторону. Он прячется, убегает, пытается кричать. Но во сне, почему-то, никогда не получается позвать на помощь. Просыпается он также беспокойно. В каюте на этот момент уже темно и за маленьким круглым оконцем горят звёзды. Комаэда смотрит на часы, стоящие на деревянном ящике рядом с кроватью, и понимает, что уже очень глубокая ночь. Надо же. Из-за этого стресса он впервые смог так долго поспать. Пусть и не совсем спокойно. Даже после нескольких часов сна он чувствует себя безмерно уставшим. Комаэда садится на кровати и думает о том, что в каюте опять очень душно. И стоило бы прогуляться по палубе. Он знает, что там, вероятно, будет Хаджимэ. И, возможно, это даже хорошо. Нагито выходит из каюты, поднимается выше и действительно видит спину Хинаты, который стоял у ограждения и смотрел вниз. Комаэда не спеша подходит к нему и становится рядом. Хаджимэ даже не смотрит на него. — Ты часто приходишь сюда? — спрашивает Нагито. — Каждую ночь. — И ты… спишь? — Ты ошибаешься, если думаешь, что бессонница только у тебя. Комаэда никогда не думал о том, что у Хаджимэ тоже, вообще-то, есть свои переживания. Точнее, они очень вязались с Хаджимэ Хинатой, но не с Изуру Камукурой, который и сам, кажется, не знал, зачем он живет. — Что тебя беспокоит? — спрашивает счастливчик, придвигаясь чуть ближе. Он прижимается плечом к плечу Хаджимэ, зачем-то стараясь поделиться теплом. — Прозвучит странно, если я скажу, что абсолютно всё и одновременно ничего? — тихо усмехается Хината. Звучит действительно странно. Как кот Шрёдингера. Но Нагито несколько секунд размышляет об этом и думает, что, наверное, это можно понять. — Да, наверное, — честно отвечает Комаэда. — А я есть среди этих переживаний? — Сложно сказать, — Хаджимэ тихо вздыхает и, наконец, поворачивает голову. — Зависит от того, чью точку зрения ты хочешь узнать. — Ты все ещё… не можешь найти баланс? — неуверенно спрашивает Нагито. — Ты так это называешь? — улыбается Хаджимэ. — А как это называть? — Сам не знаю, — пожимает плечами Хината. — Адаптация? Моему мозгу все ещё трудно склеивать два абсолютно непохожих друг на друга сознания. И выдавать какие-либо мысли, которые являются их общим продуктом. Но… потихоньку. Нагито кивает. Он и представить не может каково это. Но искренне пытается. — Хаджимэ Хината не любил тебя. Фраза такая резкая, что Комаэда даже слегка отдёргивается в сторону. Он распахивает глаза и смотрит на спокойное лицо… кого? — И Камукура Изуру не любил. Почему? Зачем он это говорит? От страха внезапно сбивается дыхание. Сказанное было таким неожиданным, что Нагито мог бы сравнить это только с ведром ледяной воды. — Впрочем, Камукуре в принципе не были свойственны хоть какие-то человеческие эмоции. — Почему ты… Что вообще?.. — ошарашено пытается выдавить из себя хоть что-то. — Хаджимэ Хината не любил тебя. По крайней мере, то чувство, которое он испытывал к тебе, уж точно нельзя назвать любовью. Но что-то очень близкое к нему — возможно. Было бы проще, если бы он ещё тогда разобрался в себе. — Зачем ты мне это говоришь? — не выдерживает Нагито и отходит от одноклассника на несколько шагов. — Все ведь… было хорошо… зачем? — Все и дальше будет хорошо, если ты спокойно выслушаешь меня, — просит Хината, не сдвигаясь с места. — Я просто хочу прояснить некоторые моменты, чтобы ты мог сделать выбор. — Какой выбор? — разводит руками растерянный Комаэда. — Ты должен знать, что человек, поцеловавший тебя в кладовой, это не Изуру Камукура, которого ты знал. И это не Хаджимэ Хината, которого ты знал. Но если бы ты спросил меня, какая часть из них сподвигла меня к этому, то, пожалуй, это был бы именно Хаджимэ Хината. Как я и говорил, мой мозг все ещё адаптируется. И то, что я сделал, результат очень, очень сложного и долгого процесса. — Хватит говорить как гребаная машина, ради всего святого, — устало просит Нагито, зарываясь живой рукой в выбеленные волосы. — Хорошо. Комаэда даже не замечает, как быстро Хаджимэ оказывается рядом с ним. Он обхватывает его голову ладонями и целует в распахнувшиеся от удивления губы. Прижимается с силой, резко, из-за зубов даже немного больно. И отстраняется также быстро. Нагито не может дышать. — Ты нравишься мне. Если бы у меня… у Хаджимэ… — Хината жмурится, мотает головой и, кажется, пытается привести мысли в порядок, собрать себя, — была хоть малая доля выдержки Изуру Камукуры, то он бы позволил себе осознать это ещё во время симуляции. К сожалению, этого не случилось. Я предпочёл жить как он. Но не могу ментально ощущать себя им в полной мере, потому что три года был вынужден существовать как Изуру. И сейчас мне чертовски сложно. Каждый день для меня это словно попытки завести заржавевший механизм, передвигая шестеренки по зубчику вручную. И одна из немногих вещей, с которой я разобрался в своей голове, — это ты. Ты нравишься мне. Но я не уверен, что это подойдёт для тебя. Потому что я не уверен в себе самом и… Комаэда не даёт ему говорить. Он обнимает Хаджимэ за шею и целует его. Ну, точнее, пытается. Жмётся к губам так сильно, что чисто физически нельзя ничего больше сказать. Хаджимэ не против. Он принимает это за ответ. *** На следующий день все заняты поздравлениями Аканэ. Ибуки устроила свой сольный концерт в ее честь и песни в этот день даже не были слишком депрессивными. Все смеются, общаются друг с другом до самого вечера. Нагито держится в стороне от Хаджимэ, но они постоянно сталкиваются друг с другом взглядами. И Комаэда больше не испытывает страха или неловкости. Он, как и раньше, смотрит в ответ и искренне улыбается ему. Они ещё долго целовались ночью. Грелись в объятиях и говорили друг другу обо всем. Забавно, что когда-то Хаджимэ пытался понять его. Теперь это пытается сделать Нагито. Все сложно. Но Комаэда думает, что они справятся. — Нагито, — зовёт его вдруг Соня. — Пойдём. Надо кое-что принести, одна я не справлюсь. Принцесса улыбается и тянет его за рукав, уводя от одноклассников. Нагито послушно следует за ней. — Кажется, вы с Хаджимэ стали чуть-чуть ближе? — невинно интересуется девушка. Комаэда с небольшим укором смотрит на неё. Сводчица, блин. — Ты же в курсе, что я помню, кто отправил меня в кладовую? — Понятия не имею, о чем ты говоришь. Одноклассник усмехается. — А если серьезно, Нагито, — вдруг останавливается Невермайнд и смотрит прямо на Комаэду, слегка нахмурив светлые брови. — У вас все хорошо? Соня… хорошая. Нагито не помнит, чтобы она плохо реагировала на него даже в моменты, когда у него были приступы надежды во время симуляции. Светлая, добрая. Немного чудная. Он благодарен ей за то, что она подарила ему и Хаджимэ возможность поговорить. — Да, — кивает он. — У нас есть определенные трудности, но… сейчас все хорошо. Спасибо, Соня. Девушка снова улыбается и продолжает идти. — Так что ты хочешь забрать? — интересуется Комаэда. — О, когда мы освободили Фонд будущего, я попросила Макото Наэги кое-что дать нам ко Дню рождения Аканэ, — хитро улыбается девушка и открывает дверь кладовой. Включив свет, она проходит в самый конец помещения и сдергивает ткань с нескольких ящиков. — Та-дам! — Это… Нагито подходит ближе и смотрит на бутылки, стоящие в ящиках. Все разного размера и цвета. Он берет парочку и рассматривает этикетки. Рисовое вино, коньяк… — Алкоголь?.. — удивлённо выдаёт он. — Да. Нам всем уже есть двадцать, а многие даже ни разу не пили. Надо это исправить! — воодушевленно заявляет Невермайнд и подхватывает одну из коробок. — Бери и пойдём. — А нам не много? — Зато каждый сможет выбрать для себя что-нибудь определенное. Комаэда берет второй ящик и идёт за Соней. Немного волнительно, на самом деле. Он и сам никогда не пробовал алкогольные напитки. И понятия не имел, как это отразится на его организме. Но попробовать желание есть. А ещё есть желание узнать, как переносит алкоголь Хаджимэ. Когда они поднимаются на палубу, класс взрывается одобрительным гулом. Попробовать отзывается даже Митарай. Идея слегка напиться нравится всем, но на всякий случай выбирают человека, который не будет пить и присмотрит, если что, за классом. Сначала предлагают кандидатуру Хаджимэ, потому что… потому что это Хаджимэ. — Вообще-то, я бы тоже хотел выпить, — отказывается он, изучая бутылки. Комаэда рад этому. В итоге добровольцем вызывается Бьякуя. Нагито наливает себе рисовое вино в пластиковый стаканчик, краем глаза замечая, что Хината выбирает для себя уисуки*. Комаэда припоминает, что похожее часто пил его отец, когда он был маленьким. Нагито делает глоток из стаканчика и удивлённо распахивает глаза. Вкус… странный. Вроде бы сладко, но не приторно. И привкус достаточно горький. Напиток слегка обжигает горло и желудок. Ничего похожего он раньше не пробовал. — Как тебе? Комаэда едва заметно вздрагивает от неожиданности и оборачивается. За спиной стоит Хаджимэ, который держит в руках точно такой же стаканчик, только с напитком другого цвета. — Необычно, — улыбается Нагито и отпивает ещё. — Но мне нравится. А тебе? — Горько, — честно отвечает Хината и пожимает плечами. — Но пить можно. Позже кому-то в голову приходит идея сыграть в алкогольную «Я никогда не…»*. Все садятся в импровизированный и немного кривой круг, ставя рядом с собой бутылки из-под разного спиртного. У Нагито приятно сжимается сердце, когда Хаджимэ садится рядом с ним. И, на самом деле, самым трезвым остаётся именно Комаэда, потому что одноклассники называют, казалось бы, вещи, которые делали в своей жизни все, кроме него. Ну, точнее, есть ещё Микан. — До этого дня меня никогда не приглашали на праздники, — улыбается Нагито. И все смотрят на него то ли с сожалением, то ли с пониманием. С пониманием, почему именно его не приглашали. Так он заваливает всех. Ну, кроме Цумики и Реты. Когда очередь доходит до Хинаты, тот несколько секунд думает, а потом смотрит на Комаэду с хитринкой в глазах. — Я никогда не выигрывал в лотерею. И Комаэда пьёт. Единственный. Потом, когда очередь идёт дальше, он придвигается к Хаджимэ чуть ближе и тихо говорит: — Хочешь напоить меня? — Да за кого ты меня принимаешь. Дальше многие из класса так или иначе пытаются говорить вещи, которые делал в своей жизни даже Нагито Комаэда. И у них даже получается, благодаря чему он тоже вскоре доходит до кондиции. После того, как всем надоедает эта игра, кто-то из девочек предлагает сыграть в «Правду или действие». Кладут опустевшую бутылку сакэ в центр круга и начинают раскручивать. К тому моменту Нагито уже откровенно ведёт. Руки почему-то не до конца слушаются, а в голове приятная легкость. Он много улыбается и эта улыбка не даётся ему через силу. Он смотрит на Хаджимэ и чувствует… как это называется?.. Бабочек в животе. И, конечно же, волей счастливого случая, первым, на кого показало горлышко бутылки, был именно Комаэда. А крутил ее Теру. — Правда или действие? — азартно спрашивает Ханамура, всем своим видом показывая, что если Нагито выберет действие, то ничем хорошим это не закончится. — Правда, — улыбаясь, отвечает счастливчик. Теру разочарованно вздыхает. — А зря, тебе бы понравилось… — Фу, захлопнись, извращенец! — кричит Махиру и бьет его по голове. После небольшой перепалки Ханамура всё-таки задаёт свой вопрос. — Ты когда-нибудь представлял своего друга за тем самым делом?.. — Я же сказала тебе захлопнуть свою развратную варежку! — снова ударила Коизуми. — Тем самым делом? — не понял Нагито. — Что ты имеешь в виду? — Ну, знаешь, — вдруг встревает покрасневший от алкоголя Сода и показывает незамысловатое движение рукой вверх-вниз, будто обхватывает что-то… продолговатое. — О, — понимающе выдаёт Комаэда. — Мастурбация? Некоторые давятся от столь резкого слова. — Отвечай уже на вопрос и пойдём дальше! — нетерпеливо говорит Фуюхико, которого уже развезло настолько, что он беззастенчиво привалился спиной к груди Пеко. Мастурбировал ли он на своего друга? Нагито смотрит на Хинату, который, как оказалось, смотрит в ответ, совсем не скрываясь. Они сталкиваются взглядами и по глазам Хаджимэ видно, что тот ждёт ответа. В своей жизни Комаэда дрочил лишь на двух людей. На Камукуру Изуру и на Хаджимэ Хинату. Обоих он когда-то пытался рассматривать как своих друзей. Ну, он убеждал себя в этом. Даже когда понимал, что хочет с ними отнюдь не дружеских отношений. — Да, — честно отвечает он и замечает, что взгляд Хаджимэ темнеет. Напряжение между ними можно ощутить физически. По крайней мере, так кажется Нагито. И почему-то возникает желание поддразнить Хинату ещё больше. Комаэда вращает бутылку. Действие выпадает на разомлевшую Микан. Он просит принести ее еще рисового вина, потому что своё он допил. Он не может сейчас думать о том, как бы поднапакостить одноклассникам. Единственное, что его сейчас реально волнует, это Хаджимэ Хината, которого поцеловать хочется так сильно, что губы чешутся. Он не уверен, но Хаджимэ поглядывает на него так, будто бы полностью разделяет это желание. Они тихо переговариваются, пока идёт игра. И даже не обращают внимания на то, какие там постыдные действия выполняют одноклассники. Или на какие ужасные вопросы отвечают. Они не слышат их до тех пор, пока горлышко бутылки снова не выпадает на Нагито. Вращала ее Хиеко. Комаэда думает, что правду он уже выбрал. — Действие, — смело говорит он, чувствуя, что от спиртного в крови ему уже совсем хорошо. — Целуй того, кто тебе нравится. С языком, — говорит Сайонджи, гадливо улыбаясь. Алкоголь немного притупляет смущение. Его ведёт. Он покрывается легким румянцем, потому что единственный человек, который нравится ему в том самом смысле, сидит по правую руку и смотрит прямо на него. Ребята ещё что-то говорят, кажется, пытаются подбодрить его. Но он не слышит. В ушах кровь шумит. Кульбитом заходится сердце. Он робко поворачивается к Хаджимэ и да, видит, что тот смотрит внимательно на его лицо, подвинувшись чуть ближе. У самого взгляд разноцветных глаз слегка заволокло пьяной дымкой, но смотрит вполне осознанно. И тут Нагито понимает. Хаджимэ ждёт. Он ждёт, что Комаэда его сейчас поцелует. Он знает, что человек, который ему нравится — это он. Более того, это знают все. Почему-то сейчас Нагито думается, что это пиздец как очевидно. Кто-то из ребят кричит: «Ну давайте». Комаэда не может собраться с духом. Поцеловать? Поцеловать… Мыслей миллион и одновременно ноль. Хочется. Так сильно хочется. Комаэда придвигается ещё чуть ближе, продолжая нещадно краснеть. — Хаджимэ, м-можно мне?.. Хината как-то странно вздыхает, внезапно делает довольно большой глоток из своей бутылки, после чего отставляет ее в сторону. Дальше… дальше Комаэде только кажется, что кончики его волос ещё сильнее завиваются. От удовольствия. Потому что Хината резко притягивает его к себе за шею двумя руками и целует. Целует жадно. Жестко сминает чужие губы и не даёт отстраниться. Нагито трепещет от восторга. Все тело покрывается мурашками. Он даже толком не может ответить на поцелуй. Он вообще ничего не может в этот момент. Даже начать дышать. Класс улюлюкает. Хиеко кричит: «С языком, мальчики!». С языком?.. Хаджимэ, кажется, и не собирается от него отстраняться. Проводит по сомкнутым губам языком и слегка прикусывает их. Но в какой-то моменте он все же отрывается от его губ меньше, чем на сантиметр, чтобы тихо сказать: — Рот шире. Комаэда настолько в прострации от всего происходящего, что вообще не понимает, что он говорит. Только неосознанно шепчет в ответ, облизывая влажные губы: — Ч-что?.. Хаджимэ проводит ладонью по его челюсти и жмёт большим пальцем под нижней губой, фиксируя рот в слегка приоткрытом состоянии, после чего вновь целует. Нагито обдаёт волной чего-то горячего от самой поясницы, вдоль по позвоночнику и до самой шеи. Потому что язык Хаджимэ проскальзывает внутрь и сталкивается с его. — Мх… — издаёт Комаэда. Он неумело, но очень искренне пытается отвечать. Водит языком в ответ, старается перенять движения, но Хината перехватывает всю инициативу на себя. Оглаживает ребристое нёбо, нежные щеки и очаровательные клочки. Нагито тем временем совсем отдаляется от внешнего мира. Потому что впервые, впервые хорошо настолько, что хочется дышать только человеком напротив. Он сам не понимает, как оказывается на спине. Хаджимэ самозабвенно продолжает ласкать его рот, удерживая свое тело на согнутых руках по обе стороны от вихристой головы Нагито. Кто-то кричит: «Все-все, молодцы, не переходите на контент 18+». Их ещё пытаются дозваться. Но в итоге все просто сдаются, махают на них рукой и садятся в круг поплотнее, тем самым вытесняя пару за пределы. В конце концов, часть класса именно этого и добивалась. Соня думает, что поступила правильно. Нагито не слышит. Хаджимэ тоже. Хината зарывается рукой в выбеленные пряди и сжимает их у корней, заставляя Комаэду всхлипнуть от восторга. — Дыши, — шипит Хаджимэ, на мгновение отрываясь от покрасневших губ и прикусывая тонкий подбородок, — носом. Точно, дышать. Надо дышать… Почему-то когда твой рот вылизывают изнутри, это довольно затруднительно. Но Комаэда не против. Нагито не то чтобы эксперт в этой области, но ему почему-то кажется, что Хаджимэ очень хорошо целуется. Так классно, так приятно, что… — Мгх! — едва слышно издаёт Комаэда и непроизвольно разрывает поцелуй, вжимаясь макушкой во все ещё подставленную под голову ладонь. Потому что Хината случайно (или не совсем) задевает бедром чужой пах. Хаджимэ не слепой. И тактильность у него тоже присутствует. И он прекрасно чувствует, как в ногу ему упирается горячий стояк даже через три слоя ткани. — Эй, — шепчет он на покрасневшее ухо. Он думает, что это очень мило — то, что краснеют почему-то только кончики. — Пойдем вниз? Нагито не сразу понимает, о чем он его вообще спрашивает. Мыслительный процесс работает на минимум. Его сейчас больше заботят прикосновения Хаджимэ. Вообще все. Тело будто обжигает. — Мм?.. В-вниз?.. — Да, в каюты. Комаэде все равно. Единственное, чего он сейчас хочет, это быть к Хинате ещё ближе. А где — уже плевать. Он только спешно кивает и снова тянется за поцелуем. Чужих прикосновений хочется так сильно, что Нагито задыхается. Хаджимэ ещё раз спешно целует слегка опухшие губы, после чего подхватывает льнущее тело на руки. Комаэда обхватывает его за шею и сцепляет ноги за спиной. Хината думает, что он даже слишком легкий. Пока Хината пытается держать себя и одноклассника в руках, тот трется об него обезумевшим кошаком, соскучившимся по человеческой ласке. Трется, тихо стонет и только больше сводит с ума. Комаэда счастлив. Потому что сейчас происходит то, о чем он даже мечтать не смел. Хаджимэ рядом с ним. Целует, трогает его так желанно, как никто и никогда до этого. Он толком и не понимает, в чью именно каюту Хината его заносит. Да и сейчас все равно уже, в общем-то. Хаджимэ бережно кладёт его на койку и снова целует. Нагито льнет к нему. Все ещё не очень умело, но очень искренне отвечает. В маленьком помещении стоит полумрак, потому что за окном уже сумерки. Но даже так хватает света, чтобы можно было разглядеть друг друга. Комаэда стонет, когда Хината спускается с поцелуями на тонкую шею. Он чувствует, как зубы оставляют за собой укусы. Это немного больно, но по плечам от удовольствия все равно расходятся мурашки. — Нагито, — зовёт вдруг Хаджимэ, отрываясь от бледной кожи и смотря прямо в глаза Комаэды. — Ты должен сказать сам, хочешь ли этого. — Что? — не сразу понимает он и уже хочет поцеловать одноклассника, но тот уворачивается, из-за чего он разочарованно скулит. От этих звуков у Хинаты срывает крышу, но он держится до последнего. — Нагито, ты уверен, что хочешь этого сейчас? Мы оба выпили и ты должен понимать последствия. Ты уверен… — Господи боже, — не выдерживает Комаэда и, не сдержавшись, с силой прикладывается своим лбом к чужому лбу, из-за чего оба болезненно шипят. — Да, да, я уверен. Я так сильно хочу тебя сейчас… И не только сейчас… И так давно… Господи, пожалуйста… — жарко шепчет ему Нагито, вскидывая бёдра и ласкаясь пахом о чужую ногу. Что ж, согласие получено. Нагито не помнит, как оказывается без одежды. Просто в одну секунду ему неимоверно жарко, а в следующую он уже скулит без единого источника тепла. Потому что даже Хаджимэ больше не накрывает своим телом и греет. Впрочем, Комаэда прощает ему это, когда видит, что он снимает с себя рубашку. Комаэда больше не хочет видеть его в рубашке. Никогда. — Ого, — выдыхает он и оглаживает крепкую грудь. Нагито и не знал, что у него так развита мускулатура. Знаете, это не гора мышц, но Хаджимэ… очень, очень хорошо сложен. Комаэда проводит ниже, касается очерченного пресса выраженных косых мышц. Красивый. Ему становится стыдно за собственное тело. Как говорят, кожа да кости. Ущербный. Некрасивый. Он сглатывает и убирает руку, после чего отводит взгляд. Но Хаджимэ кажется успевает заметить то, как он изменился. Он кладёт руку на щеку Нагито и поворачивает его снова к себе, заставляя посмотреть в глаза. И ведь действительно. Видит, что Комаэда начал загоняться. — Эй, слушай мой голос, хорошо? — тихо говорит он и коротко целует одноклассника в губы. — Ты нравишься мне. Он укладывает его удобнее на подушки и целует острые ключицы. Проводит по ним языком и слегка прикусывает, заставляя издать Нагито тихий вздох. Хината опускает одну руку вниз и сначала сжимает чужой стояк через ткань штанов, а потом расстегивает молнию и просовывает ее внутрь. Комаэда выгибается и скулит, чувствуя, как горячая рука водит вверх-вниз. — Ты нравишься мне каждой частью своего тела, — продолжает Хаджимэ, проводя мокрую дорожку от яремной впадинки до самого адамова яблока, медленно, с оттягом надрачивая чужой член. — Замолчи… — хрипит Нагито, толкаясь в его ладонь. Он не понимает, из-за чего именно его лицо сейчас будто в огне: из-за алкоголя или же смущения. — Это, — но Хината, кажется, не слышит. Целует узкую грудь и мокро проводит языком по возбужденному соску. Комаэда удивлённо вскрикивает от удовольствия. Он и понятия не имел, что так чувствителен здесь. — И это, — не может успокоиться Хаджимэ и спускается ещё ниже. Он вдруг вытаскивает руку из чужих штанов. Нагито приподнимается на локтях и непонимающе смотрит на него. Хината берётся за кромку его штанов и стягивает их вниз. — Что ты?.. — шипит Комаэда и позорно взвизгивает от неожиданности. Потому что Хаджимэ наклоняется к нему в плотную и лижет его член через влажную от смазки ткань белья. Импульс удовольствия проносится по телу так стремительно, что Нагито не сдерживает громкого стона. Он смотрит вниз и видит, что Хината смотрит на него потемневшими, безумными от возбуждения глазами. Что было дальше, Нагито помнит плохо. Были прикосновения. Очень-очень много прикосновений, которые сводили с ума. Он плавился под ними, как свеча от пламени. На бледной коже расцветали яркими пятнами засосы, которые Хаджимэ не стеснялся ставить. И с каждой своей меткой он тихо, но вкрадчиво говорил: «И это, и это, и это»… Он заставлял Комаэду чувствовать себя любимым. Желанным. И он был счастлив. Но, наверное, самым интимным и… приятным сердцу моментом был тот, в который Хината взял его за руку. Левую. Ту самую, которую он смастерил специально для него. Нагито не мог почувствовать, но он почему-то точно знал, что Хаджимэ переплетает их пальцы со всей возможной нежностью. Он помнит, что минетом все не закончилось. Хината заставил за ночь кончить его ещё три раза. До секса с проникновением у них в итоге не дошло, хотя Комаэда, кажется, очень этого хотел. — Я не хочу делать это с тобой так, — бодая нетерпеливого парня в лоб, улыбнулся Хаджимэ. — К такому надо готовиться, понимаешь? Подожди немного… С анальным сексом Хината его отшил. Однако предложил альтернативу, которая устраивала обоих. Нагито помнит, как он стоял на четвереньках, вплотную сведя собственные ноги. И как между бёдер скользил горячий, твёрдый, большой член Хаджимэ, проезжаясь по его собственному. Он прижимался к нему со спины, до темных пятен кусал загривок и дрочил ему так активно, что у Комаэды дыхание от восторга перехватывало. Он помнит… господи, он помнит, насколько было горячим то, что они делали. То, как Хината со шлепками вбивался в него, имитируя проникновение. — Что именно ты представлял, пока мастурбировал на меня? — грязно, жарко шипел ему на ухо Хаджимэ, из-за чего разряд возбуждения горячей волной проходился по позвоночнику. — Скажи, чего именно ты хотел?.. Нагито задыхался от восторга и не мог внятно ответить ему. Кажется, Хината и не настаивал. Он помнит, как под конец член Хинаты оказался уже между его ягодиц. Он кончил ему на поясницу. А сам Нагито спермой испачкал постельное белье. Он нещадно краснеет, когда просыпается утром. Рядом с единственным человеком, которого он когда-либо любил. Смотрит на его спокойное лицо и думает о том, что не заслуживает этого. Не заслуживает чувствовать себя любимым, как чувствует сейчас. И не заслуживает любить. Но почему-то теперь уже все равно. Он будет наслаждаться этим, пока его единственная надежда с ним. До самого конца.