***
На шумных улицах Лост-Хэвена стояла необычайная жара. Осень явно не торопилась с визитом, хотя последний и так получался уже слишком запоздалым. Горячий воздух изредка перебивался лёгкими накатами бризов с тёмных вод Веста. Работать в такую погоду, что сидя дома, что стоя на улице, было одинаково неприятно, но Джордж Фостер слишком долго рвался к такой службе, чтобы жаловаться на свою судьбу сейчас. Обливаясь седьмым потом в плотном и выутюженном мундире, он расхаживал по тротуару рядом с новоприобретенным "Шубертом", бдительно приглядываясь к трассе, дабы не упустить ни единого нарушителя. Машины мчались мимо него, въезжая по мосту Джулиано на деловые улицы и обитель циклопических строений Центрального Острова. Фостер встречал и провожал глазами каждую из них, но всё пока было без толку. То ли все автомобилисты были здесь чересчур законопослушными, то ли его высокую худощавую фигуру было видно ещё и с того конца моста. Так или иначе, но машины прокатывались мимо почтительно и совершенно законно, что и радовало и раздражало Фостера одновременно. Оказалось, что не так-то просто отыскать злостных преступников даже в таком потоке машин. Глаза полицейского мало-помалу разбегались, машины смазывались в цветные пятна, а рёв их двигателей всё больше напоминал жужжание загородных пасек. Солнце пекло всё беспощаднее. И вдруг, неожиданно смелый вой прервал его погружение в дремоту, и заставил порядком встрепенуться. Он протёр уставшие глаза и обомлел: через мост, прямо к нему, мчался или летел же у самой земли серебристо-белый "Флетчер", заставляя остальные машины в испуге шарахаться в стороны. Клаксон автомобиля пронзительно визжал, заглушая робкие гудки перепуганных соседей по дороге. Машина неслась вперёд, уже приближаясь к концу моста, и даже не раздумывая сбрасывать скорость. «Миль сто, не меньше!» — пронеслось в голове у Фостера, прежде чем он ринулся на дорогу, желая преградить путь зазнавшемуся гонщику. Нащупывая в кобуре свой шестизарядный "Кольт", полицейский храбро зашагал наперерез стальному монстру, чтобы встретить того лицом к лицу. Клаксон заверещал пуще прежнего, но Фостера этим было не напугать. Теряя сцепление, грузная машина, царапая асфальт, стала отчаянно тормозить, виляя на сухой трассе, как на декабрьском льду. Дымя и визжа, "Флетчер", едва не завалившись на правый борт, остановился в пяти шагах от доблестного полицейского. Фостер был готов поклясться, что если бы машина была живой, её сердце сейчас просто вылетело бы из груди. Однако, вместо сердца, из машины вылетел джентльмен с крайне остервенелым видом. Его солидный белый костюм был весь в пыли и копоти, элегантная шляпа съехала на побагровевший лоб, испарина с которого обильно стекала по щекам и подбородку. Скалясь и дыша, как бык, трижды пронзённый копьями пикадоров, он подошёл к Фостеру, метая молнии своими разъярёнными глазами и, чеканя каждое слово, прошипел: — Какого дьявола ты торчишь здесь посреди моего пути и лезешь под колёса? — Честь имею. — с достоинством ответил полицейский, и коротко козырнул собеседнику. — Сэр, вы превышаете скоростной режим, в пределах города запрещено ездить так быстро. Ваши документы! — Ты идиот? — звериная злоба сменилась в какое-то мгновение искренним недоумением на раскрасневшемся лице. — Ты вообще знаешь кто я такой? — Так вы приезжий? — Фостер немного сконфузился, и полез в карман за методичкой. С языка едва не сорвалось проклятие в собственный адрес, ведь уже по костюму этого господина был совершенно ясен тот факт, что это приехала джазовая труппа из другого города. Разумеется, что они не знали ни строчки из местных законов! — Сейчас, одну минуту, сэр, я зачитаю вам перечень основных правил дорожного движения в Лост-Хэвене… Джентльмена перекосило, то ли от боли, то ли от ещё более невиданной злобы. Он воздел руки над головой, сжал кулаки и молча потряс ими в воздухе, будто размышляя, стоит ли ему бить служителя правопорядка или ограничиться потоком брани. Фостер, благоразумно сочтя этот жест, как мольбу о помощи, вынул из кармана брюк сложенную вдвое инструкцию, аккуратно развернул её и выразительно начал: — Кхем… Пункт первый настоящих Правил дорожно-транспортного движения в округе Лост-Хэвена гласит, что каждый автовладелец обязан соблюдать стандарт скоростного режима, согласно которому.... — Какой режим?! Какие правила?! — субъект в белом костюме потерял всякое самообладание. — Я Морелло, понимаешь?! Морелло! Плевать мне на эти бумажки с самой высокой колокольни здесь! Это мой город, мой порядок, и мои правила! Фостер икнул, услышав это имя, и в считанные секунды слился цветом с собственной инструкцией. Кашлянув в кулак, он скомкал поскорее правила и запрятал их обратно, после чего развёл дрожащими руками в стороны, снова откашлялся, и, с виноватой улыбкой пропищал, теряя равновесие: — Прошу покорнейше простить, сэр, что не узнал вас сразу... кхем… кхем… конечно, у меня нет к вам никаких претензий, желаю вам хорошего дня и приятного времяпрепровождения! Мистера Морелло продолжало трясти, как барахлящий двигатель, но он ничего не сказал, только зыркнув глазами напоследок, он сбил фуражку с головы Фостера, и пробормотав под нос что-то крайне оскорбительное зашагал обратно к заглохшему "Флетчеру". Распахнув заднюю дверь он выпалил в салон: «Так мы его до вечера не убьём!», и скрылся внутри, как улитка в раковине. "Флетчер" промчался мимо сконфуженного Фостера, оставляя за собой клубы пыли и дыма, и когда автомобиль наконец скрылся за ближайшим поворотом, счастливый полицейский бодро махнул рукой и вернулся на тротуар, позволив скопившемуся на всём мосте затору из машин наконец въехать на Центральный Остров. С отъездом Морелло остальные водители наконец решили выпустить собственный пар, который они в ужасе держали в себе до этого. Мост загудел на все аккорды, каждый подгонял всех подряд, ругался и даже плевался в стоящие рядом автомобили. Мало-помалу пробка начала расчищаться, пока Фостер молча наблюдал за этим со стороны. Несколько, особо рьяных водителей даже бортанули стоящие рядом машины, пытаясь первыми протиснуться к выезду с моста. Те в ответ недовольно загудели и поспешили ударить обидчиков сзади. К счастью, всё это было сделано на приемлемой скорости, поэтому Фостер остался стоять в тени, поджидая настоящих нарушителей. Последний не заставил себя ждать, полицейский сразу заприметил этот бежевый "Фальконер" с широкой чёрно-белой шахматной полосой вдоль борта. Он подозрительно полз в одной полосе с другими машинами, при этом подозрительно не выделяясь из общего потока. Фостер напряжённо вдохнул: в воздухе запахло опасностью. Что-то было не так. Взгляд его приковало к этому неприметному такси, водитель которого чересчур умело делал вид, что едет по своим законным делам. Но как его остановить? Фостер напрягся ещё сильней: странный субъект не нарушал скоростной режим, а значит он был бессилен сделать в таком случае хоть что-то. Оставалось только ждать и надеяться, что нервы того не выдержат и он всё-таки сдаст себя на милость правосудия. Удача оказалась на стороне полицейского, когда на самом выезде с моста один из автомобилей, желая прорваться на свободную полосу, грубо подрезал "Фальконер" и таксист, в отчаянной попытке избежать столкновения и вечерней взбучки от начальства, резко повернул машину вправо и зацепил пустующий тротуар. Пустующим он оказался, к сожалению таксиста, не до конца. Пронзительный свисток Фостера и торопливый топот служителя правопорядка не оставил ему и шанса уйти от наказания. Джо подбежал к злополучному автомобилю и постучал в водительскую дверь револьвером, который он всё ещё держал наготове. Стекло со скрипом раскрылась и из машины вылез молодой водитель, одетый в обычную форму таксиста, и с опаской глядя на полицейского, который успел занять удобную позицию для стрельбы и взял нарушителя на мушку. Таксист, бледнея под дулом пистолета, машинально приподнял дрожащие руки, пока Фостер разглядывал его и автомобиль, в попытках уловить побольше преступных деталей. Однако, похоже, что жара совсем усыпила его бдительность, и как Фостер не прищуривался, но увидеть пулевые отверстия на кузове, кровь, размазанную по капоту, или труп, неумело запрятанный на заднем сиденье автомобиля, но так и не сумел этого заприметить. Сокрушённо вздохнув, он наконец опустил пистолет, и, откашлявшись по привычке, с расстановкой объявил: — Нарушаем-нарушаем, сэр. Выезд на тротуар строжайше запрещён и карается по закону. Ваши документы, пожалуйста. Таксист хотел было возразить, и упомянуть о наезде, но решил не встревать в спор сразу после того, как его только-только сняли с прицела. Поэтому он молча сунул руку в карман своей холщовой куртки и вытащил из них водительские права. Фостер с важностью принял их, мельком прошёлся по размытым буквам, и, не отрываясь от документа, торжественно и неумолимо протянул: — Придётся заплатить штраф, сэр. Закон есть закон, идти против него глупо и бесчеловечно. Надеюсь, что этого больше не повторится... — взгляд его наконец задержался на имени нарушителя. —… мистер Анджело.***
Удивительно, как спокойны оказались улицы Лост-Хэвена, и как тяжела оказалась на деле служба простого работяги-полицейского. Время за рутиной тянулось медленно, ливни сменялись снегом, солнце закрывалось тёмной поволокой туч, а Фостер, как настоящая ель, оставался в этой чреде изменений всё по-прежнему бдительным и не теряющим воодушевления. Из района в район он патрулировал различные улицы большого города, целыми сутками, колёсами и собственными подошвами меряя тротуарную полосу вдоль и поперёк, глядя на трассу и мчащиеся по ней автомобили. На прохожих он внимания почти не обращал, ведь те ему наскучили и без этого. Люди, куда бы он и его верный "Шуберт" не прибывал на патруль, выглядели одинаковыми, словно сошедшими с одного шаблона. Он особенно понял это, когда неожиданно заприметил в снежный зимний вечер девушку, что степенно и гордо прошествовала мимо него под светом жёлтых фонарей, а у Фостера в этот момент ёкнуло сердце. Не зная, что странное чувство овладело им, но он вернулся с ним в свою крохотную полутёмную квартирку в Рабочем квартале, где целую ночь просидел у газового фонаря, рисуя сонным взглядом в закопчённом стекле образы той таинственной особы, что не удостоила его взглядом, но чем-то так сильно поразила в самую душу. Выйдя на следующий день в патруль, в том же самом районе, Фостер довольно быстро заприметил вчерашнюю незнакомку, что вновь проплыла мимо него той же самой лебединой походкой. Он не сказал ей ни единого слова, лишь восхищенно провожал её своими заплаканными от счастья глазами. В этот день он не мог и украдкой глядеть на дорогу, и даже перевернувшийся грузовик с канадским виски, погубивший вместе с собой ещё два автомобиля, никак не привлёк его внимания. Все его мысли были заняты Ей, принцессой со снежных небес, что спустилась на этот оледеневший тротуар, дабы нести свет своих лучезарных глаз всем жителям Лост-Хэвена. И, конечно, ему. Он заслужил. А как иначе? А тихим вечером, когда машины плавно, почти бесшумно скользили по ночной дороге, дабы не разрушать праздничное настроение Фостера, она появилась вновь, возвращаясь уже с другого конца улицы, куда она ушла этим морозным утром. В вальсе снежных хлопьев, её силуэт медленно приближался к нему, жёлтый свет вычерчивал знакомую фигуру, но полицейскому чудилось, что будто бы тот самый свет излучает она сама, ведь кто, как не ангелы, умеют сиять. Она степенно проскользнула мимо него, не взглянув на и краем глаза на заворожённого красотой служителя правопорядка, и снова, снова загадочно растворилась в снежном вихре, под непроглядной тенью ночи. Тогда полицейский решил действовать сам. Вновь вернувшись в морозную комнатушку, что почётно полагалась ему по службе, он решил, что нет ничего лучше для знакомства, как сочинить великолепный стих для музы всей его жизни. Взяв одну из квитанций для штрафа, он уселся за скрипучий стол, и начал старательно выводить чернилами свои чувства в наспех рождающихся строчках. Так он просидел час, затем и второй, третий, не заметив как подступила полночь, и как перестало дребезжать окно от грохочущих рядом трамваев. Перечитав наконец каллиграфически выведенные буквы, его едва не перекосило от обилия столь неуместного канцеляризма. Что не строка, то «служба», «штраф», «арест» или «статья». Его собственные чувства не втиснулись ни на йоту в сей стихотворный служебный рапорт. Поэтому он злобно скомкал постыдное творение, швырнул его под кровать, и принялся за новую квитанцию. Когда настенные часы с визгом просвистели три часа, то Фостер в бессилии повалился на пружинистую кровать, полный изнеможения, но с чувством выполненного долга. Смятые листы лежали вокруг, заполоняя собой чернеющий пол, а на столе, под чистым серебром лунного сияния, осталась лежать она, последняя работа — обведённая чернилами в рамочку поэтическая инструкция правил езды на трёхстороннем перекрёстке. Впрочем, грядущий день готовил весьма неприятные сюрпризы. На утро Фостера неожиданно перевели на пост в Хобокене, чему он был, конечно, сильно огорчён. Но даже самый испорченный день может испортится ещё сильней. Полицейский угрюмо наблюдал за скользкой трассой и неровной вереницей катящихся автомобилей, когда к тротуару вдруг подкатил уже старый знакомый "Фальконер", за рулём которого сидел всё тот же злостный таксист. И вовсе не один. А в компании Её. Она заливисто смеялась над его, очевидно, остроумными шутками, и он улыбался во все тридцать два зуба, заинтересованно глядя на девушку. Фостер едва не вскипел и не разбушевался в единый миг, но не мог пошевелиться — таксист не нарушил никаких правил, поэтому он был бессилен против него. Да и личные чувства не должны были мешать делу. Так говорилось в протоколе, в шестнадцатой строчке, в пункте за номером четыре. На прощание незнакомка поцеловала своего нового знакомого, так, как будто украдкой, но полицейский сразу отвернулся в сторону и зашагал прочь, лишь бы не видеть больше этой горькой картины. Он шёл, разрывая на ходу свою стихотворную инструкцию в клочья, которую ещё вчера так хотел показать ей. А теперь ему уже не было дела. Хотелось просто забыть обо всём, встряхнуться от дурного прошлого, как пёс от воды, и молча нести службу дальше, как это и было прежде. А в это самое время, на заснеженных улочках Чайнатауна, эта загадочная незнакомка шла сквозь метель, по-прежнему степенно и гордо, решительно глядя лишь вперёд и не замечая никого рядом. Жёлтый свет по-прежнему провожал её, как преданный спутник, а она всё шла, с улыбкой размышляя о чём-то, пока мягкий снег набивался в её густые волосы. Но, едва свернув за угол, кто-то радостно окликнул её, и она вмиг утратив свою напускную таинственность, задорно повернулась кому-то навстречу и энергично замахала рукой. Поравнявшись с подругами, она тепло обнялась с ним, а затем они торопливо зашагали вниз, по сумеречному проспекту, оживлённо болтая о чём-то своём. Все трое были на одно лицо, совершенно неразличимые между собой, впрочем, подобные мелочи никого ни капельки и не смущали. Они с заливистым смехом прошагали мимо полицейского, что устало курил рядом со своим "Шубертом". Бравый поборник закона, как две капли воды похожий на Джо, мимоходом пожелала им приятного вечера, а потом ещё долго глядел вслед туманными и заворожёнными глазами, невольно складывая в голове стихи признания, где, словно по протоколу, были и «арест», и «служба», и «статья».***
Маленькая Италия носила в Лост-Хэвене далеко не самую лучшую репутацию. На её приятных и спокойных с виду улочках, где беспечно прогуливались прохожие, и беззаботно мчались туда-сюда потоки машин, затаилась и упорно плела свою коварную паутину козней и интриг сицилийская мафия. Полиция, несмотря на авторитет мистера Морелло, и почтительную сдержанность дона Сальери, боялась лишний раз заглядывать в этот район, а патрулировать его сутки напролёт было сродни гауптвахте за неосторожную оплошность по службе. Только в Маленькую Италию отправляли не за оплошность, а гауптвахта не являлась фронтом, где в любой момент могла начаться стрельба и взрывы из каждой подворотни. Поэтому Фостер ехал туда с тяжёлым сердцем, представляя по пути то, в каком виде его сегодня привезут обратно. Зрелища являлись не из приятных, одно было хуже другого, и все они совершенно не устраивали молодого и перспективного полицейского. Он так замечтался, что не заметил, как пролетел пешеходный переход на красный свет, и как с криками шарахнулись прохожие в стороны, едва наяву не ставшие одной из картин, что так живо рисовал себе сейчас мозг Фостера. И вот она, Маленькая Италия. "Шуберт", сбросив скорость до жалких десяти миль в час, прошмыгнул вдоль стоящих у тротуара машин, и, остановившись на свободном месте, поскорее закатился туда, словно мышь забиваясь в свою нору от хищной птицы. Фостер снял фуражку, чтобы она не выдавал его окружающим лишний раз, пригнулся, и чуть выглядывая над приборной панелью, начал свой тяжёлый и обещающий многих невзгод день. Револьвер лежал рядом с ним, на соседнем сиденье, курок был взведён, и полицейский был готов в любой момент схватить его и палить по любому расхрабрившемуся бандиту прямо через лобовое стекло. Бандиты действительно появились довольно скоро. Но вовсе не по душу самого Фостера. Красные ворота бара Сальери с лязгом распахнулись, и из внутреннего двора плавно выкатился темно-зелёный "Лэсситер" с самим мистером Сальери и его телохранителем в чёрном пальто, что восседал за рулём. Машина неспешно развернулась и направилась в сторону Джо, который во все глаза следил только за ней, уже напрочь позабыв об остальной дороге. "Лэсситер" набирал скорость достаточно лениво, но грациозность самого автомобиля и особый статус владельца подчёркивали этим лишь силу авторитета дона, ведь это место было сердцем его паутины, в которой он не мог не чувствовать себя как дома. Однако дорогу мафиози преградили два незнакомца в строгих иссиня-чёрных костюмах и тёмных широкополых шляпах. Они уверенно встали посреди полосы, с вызовом глядя на подъезжающий "Лэсситер". Один из них приподнял руку, и осторожно просунул её под пиджак, будто намереваясь вытащить пистолет. Такая наглость пешеходов вне пешеходной зоны не осталась незамеченной. Фостер, желая немедленно восстановить закон и порядок, схватил собственное оружие, распахнул водительскую дверь и выскочил из машины. Двое нарушителей сразу обернулись к нему, на мгновения их лица застыли в растерянности при виде полицейского, а потом раздались два громких хлопка — Сальери, грузно приподнявшись в своём автомобиле, на ходу всадил по пуле в лоб обоим приспешникам Морелло. Поражённые гангстеры замертво повалились на асфальт, а "Лэсситер" резко затормозил перед ними. — Морелло, похоже, в отчаянии. — задумчиво изрёк Сальери, усаживаясь на место. — Если он стал посылать людей, чтобы убрать меня, вот так, без всякой засады, то у него совсем кончились идеи. Это замечательно. Теперь мне больше не придётся засиживаться в баре до четырёх часов, чтобы понять, что же всё-таки задумал Морелло. Наконец-то я смогу опустошить весь бар в одиночку, как это давно уже делают все наши. Но, — он взглянул на своего водителя. — слушай, Карло, я ведь, наверное, стар для такой попойки. Может, мне стоит позвать на это дело и Фрэнка, что думаешь? — Отличная идея, босс. — механически ответил тот, смотря только на дорогу. — Так он наконец сможет сам разболтать вам о своём сотрудничестве с полицией. — Вот, я голова! — дон одобрительно толкнул его в плечо. — И нам не придётся ждать, когда он украдёт у нас какие-нибудь конторские книги, если у нас будет на руках его чистосердечное признание... — Простите, сэр, — вежливо, но настойчиво откашлялся Фостер, подойдя к машине. — стрельба на улице разрешена только с оружия, которое обладает лицензией. — полицейский вытащил из кармана заветную мятую инструкцию и потряс ею перед лицом дона. — Здесь всё написано, факт стрельбы мною установлен, и-и-и... — он взглянул на истекающих кровью мафиози на шоссе. — уже задокументирован. Прошу, пожалуйста, предъявить вашу лицензию на данный пистолет. — Боже мой, — Сальери полез в карман, раздражённо хмурясь. — как всё это некстати. Да куда же это подевалось... — он сунул руку в нагрудный карман пальто, и облегчённо вздохнул. — Вот, возьмите, сэр. — дон протянул Фостеру небольшую зелёную стопку долларов. — Надеюсь, теперь в законности моих действий у вас вопросов нет. Фостер задумчиво повертел деньги в руках, пощупал, даже взглянул на каждую купюру в отдельности, словно пытаясь установить их подлинность, а затем расплылся в улыбке, понимающе кивнул дону и сказал: — Сэр, это сто двадцать долларов наличными, а мне нужна лицензия на ваше оружие, понимаете? — он очертил в воздухе прямоугольник. — Лицензия, вот такой формы бумага, которую вы получали в полиции для этого оружия. — Я тебе для этого и отдал другие бумаги, чтобы ты не просил у меня эту, capisce? — прошипел Сальери. — Нет у меня её, сынок, но зато у тебя есть лишних сто двадцать долларов в кармане. — он взглянул на каменное лицо Фостера, и со стоном хлопнул ладонью по лицу. — Карло, да что это такое? Откуда эти полицейские тащатся в наш тихий район? Его спутник на мгновение оторвался от дороги, смерил Фостера крайне пренебрежительным взглядом, задумчиво пожал плечами и снова исступлённо уставился на трассу. Дон Сальери что-то пробурчал себе под нос, и опять принялся шарить руками по карманам, пока Джордж терпеливо ожидал от него необходимый документ. Торопливые поиски заняли куда больше времени, чем в первый раз, Сальери перепроверял каждый карман, фыркал, шипел что-то, как прохудившийся котёл, пока Карло продолжал созерцать дорогу, вцепившись в руль, а полицейский смирно стоял рядом с автомобилем, вытянувшись во все свои шесть футов, будто бы нёс караульную службу. — Нет у меня лицензии! Она осталась в моём рабочем кабинете! — наконец подал голос Сальери, вновь поднимая озлобленные глаза на полицейского. — Подожди здесь, сынок, я вернусь за ней, и ты наконец сам всё увидишь. Карло, давай, разворачиваемся, едем обратно в бар. — досадливо воскликнул он, покосившись на своего водителя. — Сэр... — Фостер схватился за оружие, ведь на глазах готовилась попытка бегства с места преступления, и он просто не мог упустить столь наглых нарушителей из-под носа, но в этот момент все его мысли оборвал голос шефа полиции, эхом прозвучавший в его голове: — Внимание всем, только что в отеле "Корлеоне" прогремел взрыв, о раненых и убитых ничего не известно. Преступник пытается скрыться через крышу. Он вооружён и уже подстрелил двух наших парней. Даю установку: ликвидировать преступника, известного как Томас Анджело. Просьба, не задерживаться, стрелять только на поражение, я буду следить за дальнейшим развитием событий. До связи. Фостер, плотно приложив два пальца к виску, прослушал это указание внимательно, вникая и запоминая каждое слово. Это был словно телефонный разговор. Полицейское чутьё, которое тренировал и вырабатывал в себе каждый новичок в рядах служителей закона, позволяло шефу немедленно связываться с сознанием своих бойцов и передавать им инструкции в кратчайшие сроки и на любом расстоянии. В этот раз с голосом не было никаких помех, слова не искажались и не затухали, Фостер был несказанно рад, что наконец овладел этим навыком в совершенстве. Но мимолётная радость скоро сменилась жаждой справедливости и отмщения за павших товарищей. Имя преступника маячило и прыгало перед глазами, монотонный голос шефа будто повторял его снова и снова. Полицейский, забыв о лицензии, ста двадцати долларах и мистере Сальери, бросился обратно к припаркованному "Шуберту". Запрыгнув внутрь, он захлопнул дверь, и мгновениями спустя машина с рёвом сорвалась с места, развернув одним ударов невовремя ехавший рядом "Болт", и с воем сирены помчалась в сторону Делового района. — Всем патрульным назначаю боевой статус. — снова объявил шеф в его голове. —Отныне, вы имеете право применить всю силу для уничтожения преступника. Действуйте по протоколу, обращайтесь к чертогам памяти, если не сомневаетесь в законности своих действий. Фостер почувствовал, как в то же мгновения резко возросли его силы, и как улетучилась в миг накопленная за несколько часов усталость. Изображение в глазах стало чётче и ярче, даже на высокой скорости, что нёсся вперёд его "Шуберт", он мог с лёгкостью вылавливать из смазанного потока красок и света отдельные предметы. Кобура на поясе несколько потяжелела, и Джо, расстегнув её, с довольной улыбкой нащупал там убойный "Кольт" 1911-го года выпуска, который заменил обычный шестизарядный револьвер. Всё верно, то, что нужно, ведь шеф надеется на него, и теперь он наконец сможет показать себя в деле. Солнце слепило глаза, "Шуберт" мчался вперёд с сумасшедшим воем, а Джо Фостер ехал на своё первое ответственное задание за всю службу. Через пару минут он уже был на месте, распугав всех встречных водителей и пешеходов, трижды нарушив правила по сигналу светофора, но оставшись чист перед протоколом и самим собой, ведь он мчался на устранение злостного преступника. Припарковавшись посреди дороги, рядом с пятью также хаотично расставленными "Шубертами", он выскочил на улицу, и, сломя голову, помчался мимо отеля к жилому дому, что стоял напротив него. Уже с улицы слышалась нешуточная пальба, доносившаяся с крыши, где бравые полицейские Лост-Хэвена вели неравную борьбу против Томаса Анджело. Фостер стрелой добежал до входной двери в один из подъездов и второпях рванул ручку на себя. Но дверь, затрещав по всем швам, не поддалась такому рывку. Полицейский слегка опешил, схватился посильнее и рванул ещё раз. Петли едва не вылетели с корнем, ручка повисла на одном болте, но выдержала снова. Тогда Фостер, растерявшись ещё сильнее, торопливо постучал, надеясь, что это изменит ситуацию. — Дом оцеплён полицией. Идёт боевая операция. Кто там стучится? — подал кто-то голос по ту сторону двери. — Вы разве не слышите, что тут кругом стреляют? — Слышу-слышу. Это я, впусти. — не раздумывая, выпалил Фостер в ответ. — А-а-а, значит это всё-таки ты! — тут же изменился голос, и в дверном замке заскрипел ключ. — Сейчас, одну минутку! Наконец преграда повиновалась и раскрылась, а следом за ней внутрь влетел и Фостер. Добродушный напарник-полицейский, которого он видел в первые в жизни, жестом указал его на лестницу, намекая поспешить к остальным, а сам вновь захлопнул дверь, запер ржавый замок и облокотился на стену в ожидании ещё кого-нибудь. Но Фостеру уже не было до этого дела — словно на собственных крыльях, он мчался вверх, перемахивая через три, а то и пять ступенек сразу. Третий этаж, четвёртый, пятый... седьмой... десятый... двадцать третий... сороковой... удивительно, как он умудрялся считать их, при этом едва замечая лестницу под собственными ногами. Руки цеплялись за перила, затем ещё рывок и ещё один пролёт позади. Поворот, поворот, поворот, уже столько ступенек осталось где-то далеко позади, а земля и вовсе чем-то совсем недосягаемым, но подъём всё не заканчивался и не, похоже, не рассчитывал на это. Фостер поднажал, спеша, как только мог сейчас, и всё высматривал за каждым этажом долгожданный люк, ведущий на крышу. Удача явилась перед ним, наверное, на двести тридцать четвёртом этаже, когда он уже совсем обессилел, и едва ли не волочил ноги за собой, держась за перила, чтобы не рухнуть на ступеньки и кубарем не скатиться опять до первого этажа. На потолке показался чёрный люк, уже немного сдвинутый в сторону другими полицейскими. Фостер выдохнул с облегчением, выравнивая дыхание и бешеный ритм сердца, и поплёлся к нему. Сзади послышался короткий звон — это лифт возвещал о своём прибытии. Двери плавно разъехались и из светлой кабины высунулся недавний неизвестный напарник. — Всё ещё стреляетесь? — с серьёзностью осведомился он, аккуратно выходя на отрытую площадку. — Я решил, что сидеть в засаде довольно тоскливо, поэтому просто заставил входную дверь всеми патрульными машинами поблизости, а потом высадил окно во втором этаже и поднялся сюда. — он виновато развёл руками. — Шеф, наверное, не одобрит, но я тоже хочу биться, как и все! Фостер ничего не ответил, ему и так было слишком тяжело переводить дух, чтобы набрать воздуху и для слов. Поэтому он просто рассеянно кивнул, отошёл к лестнице и поскорее поднялся наверх. Упершись рукой в люк, он осторожно высунул голову, и бросил беглый взгляд на крышу. Увидеть можно было совсем немного: грязную каменную гладь под самым носом с несколькими лужицами от ночного ливня, и двух полицейских, сидящих у самой кромки с поднятыми ружьями, которые неподвижно целились куда-то вниз. Фостер вылез целиком, зацепив ногой чугунную крышку, отчего та перевернулась с выразительным грохотом. Но стрелки, как истинные охотники, не повели и бровью, и даже не обернулись в сторону Джо. Рядом с люком стоял капитан, задумчиво выкуривая сигару, и что-то методично вычисляя при помощи карманных счёт. Когда Фостер подошёл к нему, чтобы получить указания, тот сердито взглянул на него, всё ещё размышляя о заботящих его числах, и сквозь зубы пробормотал: — Девятью четыре будет тридцать шесть... семью два будет четырнадцать... восемь долой плюс одиннадцать... гм-м-м, что нужно, рядовой? Ты лучше делом займись... пять минус четыре... займи позицию... ага, единица... и попробуй зацепить пулей этого гада. — он на мгновение замер, будто прислушиваясь к чему-то, а затем раздражённо фыркнул и вновь принялся за счёт. — Дьявол... Джонни всё-таки помер, придётся считать и вместе с ним... итак, семью восемь... Фостер не стал мешать. Он знал, что святая обязанность каждого руководителя боевой операции вести экономические подсчёты на поле сражения, подсчитывая убытки с боевых потерь, чтобы возвращаться с самым полным отчётом, так как это было по душе прагматичному шефу. Поэтому полицейскому оставалось только выбрать подходящее местечко для себя и ждать своего шанса для выстрела и удачи не оказаться на пересчёте у капитана. Он подошёл к кромке, и, оглядевшись по сторонам, осторожно спрыгнул на прилегающую крышу, где у самой стены молча ютились трое полицейских. Все, как по команде, смерили Фостера испытывающим взглядом, а потом снова повернулись в сторону противоположной крыши, пристально наблюдая за кирпичным флигелем с ржавой конусообразной крышей, стоящим совсем неподалёку. Джо благоразумно пригнулся и бегло огляделся, и почти сразу увидел "Томпсон", лежащий в трёх шагах от них. Он хмыкнул, и тихо ткнул в плечо одного из полицейских. — Патронов больше нет? — спросил он, показав в сторону пистолета-пулемёта. — А чёрт его знает! — досадливо отозвался тот, не спуская мрачного взора с флигеля. — Это не наш, это тот Томми бросил его здесь, а теперь прячется где-то рядом. — Да он за тем укрытием, говорю же вам! Эх, был бы и у нас был "Томми-ган", смогли бы его вмиг выкурить оттуда, и нашпиговать свинцом! — негромко воскликнул второй полицейский, сидящий ближе всего к краю крыши. — Ладно, я проверю этот. — решительно ответил Фостер, направляясь в сторону бесхозного оружия. — Если что, прикрою вас шквальным огнём. — Что ты, что ты, совсем спятил? — зашикали на него разом все трое. — Ты же не в кордоне, приятель, тебе нельзя пользоваться "тяжёлой артиллерией"! Шеф даст разрешение, когда тот будет удирать по городу, а до тех пор довольствуйся тем, что выдали. Фостер пожал плечами, протянул руку к полированному прикладу "Томпсона", желая всё же проверить его барабанный магазин, но едва только кончики пальцев коснулись оружия, как их немедленно обожгло, словно приклад был раскалён не меньше дула после длительной стрельбы. Полицейский с шипением отдёрнул пальцы, болезненно прижимая их груди. Следящие за ним товарищи, с сожалением вздохнули, и один из них заботливо пояснил: — Видишь? Разрешение не получено. Загляни в память, в протоколе всё указано чёрным по белому, тебе пока полагается только "Кольт", как и нам. Фостер хотел послушаться совета, и всё же обратиться к инструкции, чтобы впредь не допускать подобных ошибок, но его погружение в чертоги прервал капитан, примчавшийся вместе в уже известным неизвестным напарником. Последний выполнял роль телохранителя, старательно прикрывая офицера, и на вытянутой руке целясь из собственного "Кольта" во всё подряд, включая и боевых товарищей. Капитан же, ещё держа счёты в руках, побагровевший от напряжения и злости, грузно перемахнул через край крыши и зычно объявил: — Этот Томми уже устроил стрельбище в местной церквушке! Мало того, что он сорвал одни похороны, так он ещё и заказал десять новых за городской счёт! Сворачиваем все позиции и мчимся ему наперерез! Он не должен ускользнуть! — капитан замолк на мгновение, приложив два пальца к виску, после чего его зубы невольно заскрежетали от злости. — Дьявол, Фрэнки сообщает, что какой-то придурок загородил выход из дома нашими машинами. — он перевёл взгляд в сторону края и тяжело выдохнул, будто принимая очередное важное решение. — Ладно, всем разрешаю быстрый спуск! Шевелитесь, хватайте машины и идите на перехват! Капитан резво запрыгнул обратно, и побежал в другую сторону, чтобы первым успеть к месту новой перестрелки и продолжить пересчёт. Неизвестный напарник отсалютовал ему вслед, затем взглянул на Фостера и остальных полицейских, и махнул их рукой, повелевая следовать за ним. Дальше, все пятеро, разбежавшись получше, перескочили через стреху и камнем ушли в свободное падение до самой мостовой, чтобы там ещё успеть преградить дорогу безжалостному преступнику — мистеру Томасу Анджело.***
С тех пор утекло немало воды, и Фостер уже даже отчаялся в том, что его переводили из привычной службы дорожного патрульного на боевые задания, где постоянно неистовствовали мафиози в своих кровавых разборках между собой. Выписывать штраф очередному нерадивому водителю казалось теперь куда более заманчивым занятием, чем ползание на четвереньках под свистящим градом пуль от одного закутка к другому. Мистер Морелло, мэр, правительство города и весь полицейский департамент бросили свои силы на устранение разбушевавшегося Сальери. Всё чаще, слыша как крошится от выстрелов стена над головой, Фостер корил себя за то, что вообще полез когда-то к дону за этой несчастной лицензией. Он и подумать не мог, что старик так крепко разозлиться и начнёт посылать своих приспешников, словно бешеных псов, уже на всех и без разбору. Признаться в этом шефу было страшно, да и Фостеру не хотелось расстраивать его сейчас лишний раз. Последний и так был весь в заботах из-за споров с мэром по поводу новых мундиров, взамен тех, что безнадёжно портились в каждой новой перестрелке. После очередного отчёта капитанов шеф запирался в своём кабинете, набирал номер градоначальника и охрипшим от волнения голосом докладывал о размере убытков. Трубка долго вопила что-то в ответ, пока шеф пытался вставить хоть словечко возражения, а потом хрипла и сама, и уже под конец разговора, в иступлённом бессилии, интересовалась боевыми потерями за день. Шеф торопливо отвечал, и после многозначительного молчания, мэр сухо прощался, готовясь к трогательному разговору с налоговой службой. За эти тяжёлые времена, мэр и шеф стали общаться намного больше, однако, трудно было сказать, кого из них радовало такое известие. Изрядно похудевший и осунувшийся шеф, стал всё чаще пропадать на кладбище, чтобы выплеснуть скопившуюся злость в душе и поболтать с Хью, своим троюродным братом, что пять лет назад перевернулся на своём "Шуберте". Иногда заглядывал и прокурор, жалуясь и шефу и покойному Хью на нелёгкую жизнь в Лост-Хэвене. Под конец прокурор сетовал, что город так и не смог организовать племяннику достойный салют из пушек "Мэриленд", который он и шеф хотели пригнать в Вест через переговоры мэра с Вашингтоном. Увы, но мэру всё было не до салюта, как и прокурору до законности, а шефу полиции — до порядка. Наконец, Фостер получил «счастливый» день и отправился выписывать штрафы в Деловом районе, рядом с театром, где сегодня собиралось вечернее представление, что казалось такой дикостью в обстановке настоящей гражданской войны по всему городу. Мистер Морелло, желая немного отвлечься и поднакопить сил для нового удара по мафии, сегодня также приехал в своей новой, бронированной, как танк, машине, и отправился на спектакль в компании двух верных защитников. Фостер молча проводил его взглядом с противоположного края трассы, всё ещё чувствуя лёгкий трепет ужаса от той первой встречи на мосту. Впрочем, думать об этом ему долго не пришлось. Богачи, тоже приехавшие сегодня лицезреть искусство, парковались кто как умел, поэтому Фостер с радостью поспешил к ним, чтобы вбить и в их головы зазубренные наизусть правила. Джентльмены в сопровождении очаровательных дам, одетых, как и полагается, с иголочки, во всём проявляли свою высокосветскую натуру. Фостер впервые за долгое время не слышал угроз о тёмных подворотнях, переломанных костях, разбитых лицах, раздробленных коленях и прочего, чем славились горожане районов более отдалённых, чем этот. Сливки общества, почтительно потрясая кулаками, грозились судом и следствием, карающим мечом справедливости и собственной княжеской честью. Фостер, выписывая очередную штрафную квитанцию, даже обнаружил с удивлением, как слёзы закапали на бумагу, вмиг расплываясь на ней мутными пятнами, пока очередной обладатель особняка в Оук-Хилле в резких мазках объяснял его святость собственной крови. Ах, если бы эти господа засудили каждого мафиози в Лост-Хэвене, как они обещали ему, город бы очистился от преступности за один вечер. Но, увы, у богачей свои дела, с вершины мира им видней, кому и когда даровать спасение. Часы спектакля протянулись в скуке, ещё один душный вечер подходил к концу, и полицейский в одиночестве расхаживал туда-сюда по тротуару, только верный "Шуберт" составлял ему молчаливую компанию. Он выглядел так смешно, так нелепо на фоне преобразившейся картины дорог за эти минувшие пять лет. Автомобили выглядели уже совсем иначе, изящество всё больше и больше овладевало каждой новой моделью, "Шуберт" Фостера казался на их фоне настоящей каретой, что не была запряжена тройкой лошадей. Но какая ему была разница? "Шуберт" по-прежнему оставался быстр и лёгок в подчинении, по-прежнему имел право мчаться сто миль в час, когда как остальные довольствовались всего шестьюдесятью. Эта «карета» была ироническим напоминанием остальным о том, что на улицах Лост-Хэвена модель не имеет значение. В такие минуты размышлений Джо хотелось обернуться к заходящему солнцу и объявить себя королём мира. — Проклятие! Этот хренов спектакль закончился раньше! Том, жми на газ, ему не уйти! Этот резкий голос, раздавшийся совсем рядом, вмиг вырвал Фостера из пучины измышлений. Он повернулся и увидел серый автомобиль, затормозивший перед зданием театра. В машине сидело трое, все одетые в плащи и широкополые шляпы, и вглядывались с напряжением вперёд, в сторону машины Морелло, куда в этот момент усаживался сам её владелец. Фостеру хватило одного зоркого взгляда, что увидеть за рулём знакомое до боли лицо, которое, однако, он не видел уже очень давно — мистера Томаса Анджело, собственной персоной. Его напарники, тем временем, высунулись из окна и, вытащив "Томпсоны", открыли бесцеремонную стрельбу по автомобилю Морелло. Остальная элита, выходившая в этот момент из дверей театра, как по команде, бросилась врассыпную, удирая без оглядки и задних мыслей. Фостер едва было не последовал их примеру, но вовремя спохватился, и остался на своём посту, с ужасом наблюдая за тем, как торопливо разворачивается лимузин Морелло, пока от его кузова с лязгом и искрами отлетают десятки пуль. Даже убийственная мощь "Томпсонов" не смогла изрешетить броню автомобиля, и, застигнутый врасплох, Морелло быстро взял ситуацию под контроль и помчался прочь. Гангстеры с руганью развернули побыстрее собственный автомобиль и в отчаянии устремились в погоню, всё ещё паля на ходу в непробиваемую машину. Фостер хотел броситься к ближайшему телефону, чтобы вызвать подкрепление, но затем другая, куда более дерзкая мысль завладела его разумом. Махнув рукой на подмогу, он поскорее заскочил в верный "Шуберт", и, забыв о всяческих ограничениях, поспешил присоединиться к гангстерской погоне. Он понимал: мистер Морелло в опасности, жизнь защитника всего города сейчас под угрозой! Красная стрелка спидометра быстро ползла вверх, встречные машины шарахались в стороны, а те, что медлили, Фостер выталкивал с пути сам, особо уже не церемонясь. Сирена была выключена, иначе бы преследователи заметили «хвост» и скрылись бы в ближайшем переулке, но Джо нужно было настигнуть их внезапно, и уложить на месте из своего револьвера. Шесть патронов — шесть выстрелов, но ему хватило бы и трёх — по одному в лоб каждому мерзавцу, позарившемуся на жизнь мистера Морелла. Анджело точно был среди них самым главным! Этот хитрый таксист, похититель чужих жизней и чужих сердец, Фостер до сих пор не мог выкинуть из головы ту сцену между ним и той прекрасной незнакомкой. Его дьявольская душонка забрала её себе, его острые когти перерезали стольких бравых полицейских, и теперь эти чёрные лапы тянулись к самому святому, что осталось у города, к последнему поборнику света в грязной мгле сицилийской мафии. Ничего, сейчас он догонит его, сейчас он прибьёт его машину в фонарный столб, занесёт револьвер и свершит правосудие. Всю жизнь он не хватал звёзд с неба, но на сей раз подпрыгнет так высоко, что заберёт с собой целых три на свой новый китель... И вдруг, так нежданно и негаданно, из трассы высунулся «лежачий», готовый, как всегда, с низкой подлостью остановить зазнавшегося водителя. Фостер успел заметить притаившегося слишком поздно, и нога ещё не успела в ужасе вдавить педаль тормоза, как верный "Шуберт" оторвал задние колёса от земли и отправился в головокружительный полёт. Чистый горизонт впереди умчался куда-то вверх, перед лицом перепуганного полицейского, вцепившегося в собственный ремень безопасности, промелькнуло пыльное полотно трассы и злорадно подмигивающий «лежачий». А затем всё пошло кувырком, и перевернулось с ног на голову, горизонт снова всплыл в лобовом стекле, где жаркое Солнце медленно падало из-за горизонта в небесную бездну, но Фостер не успел различить куда же именно. Картинка снова сменилась, явилась новая сцена, а вместе с ней и сам небесный простор, куда на краткий миг устремился, подобно ракете, взлетевший "Шуберт". Синева пронеслась перед вытаращенными глазами полицейского, и он был готов поклясться, что видел, как боги на белых облачках схватились за собственные сияющие головы, в немом оцепенении провожая взглядом несчастного. Ещё виток. И вновь всё кругом: горизонт, дорога, пыль, падающее Солнце, боги и далёкие небеса. Когда последнее улетучилось куда-то вверх, "Шуберт" с треском приземлился на все четыре колеса. Фостера вжало в кресло, затем подбросило до болезненного удара о потолок, после чего, слегка покачавшись на рессорах, автомобиль замер посреди дороги. Целый сам. С живым полицейским внутри. Вдох-выдох, вдох-выдох, и Фостер прогнал из мыслей весь успевший накопиться в теле страх и шок, чтобы оборвать затянувшуюся паузу и вновь продолжить судьбоносную погоню за злостными гангстерами. Дым вырвался из-под колёс, зеваки шарахнулись в стороны, а машина помчалась дальше, стремительно навёрстывая упущенную дистанцию. Джордж не мог помыслить о том, чтобы негодяи ускользнули на этот раз, сейчас или никогда, в каком бы виде это не случилось, сколько бы ещё «лежачих», красноглазых светофоров, острых поворотов и разведённых мостов не ждало его на пути, эти козни не помогут сегодня злу избежать изгнания обратно в ад. "Шуберт" по-прежнему летел вперёд, встречные машины всё также в ужасе рассыпались на соседние полосы, казалось, что он должен был уже нагнать беглецов, но почему-то знакомый лимузин всё никак не появлялся впереди. Городские улицы уже заканчивались, впереди, в закатном свете заиграли зелёными красками широкие полотна рисовых полей, а ещё дальше тянулась тёмная полоса хвойных лесов. Лост-Хэвен заканчивался, и, судя по всему, погоня перешла за его пределы. По крайней мере, Фостеру хотелось верить, что чутьё его не подводило. Поэтому он прибавил газу, и помчался через поля. Однако, вскоре стало ясно, что выбор маршрута оказался сомнительным, или, вернее даже было сказать, ошибочным. Фостер постепенно понял это, когда уже порядком заехал в чащу, петляя теперь по объездной дороге, где перестали попадаться вообще какие-либо автомобили. Что-то определённо шло не по плану. Похоже, что хорошая встряска перевернула и мозг, и теперь мысли шли не теми дорогами, путались, сбивались и терялись во тьме черепной коробки. Полицейский в задумчивости затормозил, заглушил перегретый двигатель, и выбрался на дорогу, рассчитывая на помощь лесного воздуха в решении новых проблем. Снаружи весело трещали вечерние сверчки, вековые ели шумно покачивались в холодном ветре, что ощущался здесь как истинное дыхание осени, промозглое и колючее. Полицейский поёжился, надвинул фуражку посильней, и медленно зашагал вперёд, расчерчивая в голове план города и проводя десятки линий всевозможных маршрутов, пытаясь понять, что же его чутьё упустило. Ветер гудел где-то высоко, только сбивая с толку, и всё наглея, бушевал только ещё яростнее. «Настоящий осенний шквал!» — думал Фостер, на секунду отрываясь от призрачной карты перед глазами. — «Такой и деревья с корнем вывернуть сможет, как бы не унёс и мою машину... Гм, как это странно всё...». — его взгляд вдруг зацепился за макушки елей, которые едва-едва покачивались. Слишком слабо для такого порыва, от которого вой уже стоял в ушах. Полицейский запрокинул голову, желая взглянуть и на тучи, но вместо них увидел огромную чёрную тень, пышущую пламенем и густым дымом, что как исполинский коршун неслась с небес прямо на него, извергая при этом тот самый дьявольский вой. Фостер обомлел, вцепился в фуражку, и как мышь бросился прочь, лишь бы не угодить в когти этой невиданной птице. Протоколы лихорадочно мелькали перед его глазами, пытаясь помочь с ситуацией, дать малейшую подсказку, но в них не было ни слова о встрече с гигантским воющим ястребом. Полицейский удирал как только мог, уже слыша как царапают когти асфальт позади него, готовые вот-вот впиться ему в спину и утащить прочь с этой бренной земли. Но вместо смертельного удара раздался оглушительный взрыв. Пламя столбом взметнулось к небу, чёрное топливо хлынуло реками вниз, по лесному склону, обломки несчастного самолёта разлетелись вдребезги, не оставив от крылатой машины и мокрого места. Полицейский, успевший нырнуть на землю, с трудом приподнялся, откашливаясь от пыли и грязи, что комьями засыпала его с ног до головы, и наконец сам увидал жуткую картину катастрофы. Слёзы невольно подкатились к глазам, в носу сильно зачесалось от обиды, злобы и растерянности при виде такой чудовищной трагедии. На месте его любимого и верного спутника, которого бы ничто не заменило на всём белом свете, на месте, где ждал его "Шуберт" теперь зияла огненная проплешина. Огромный ястреб разнёс его в щепки. Вытирая слёзы с запыленных щёк, Фостер с трудом сделал несколько шагов к пылающим обломкам, и только сейчас увидел сломанное рулевое колесо, лежащее у самой обочины. Он подошёл к нему, и осторожно поднял с земли чудом уцелевшую деталь. Руль изрядно обуглился, но в его центре ещё можно было различить знакомый марочный знак "Шуберта" — теперь, как печальное напоминание о былых временах. Ларри оказался прав. Второму воскрешению было не суждено случиться.***
С того дня всё резко изменилось. Полиция, прибывшая спустя час на место крушения, обнаружила там и Фостера, всё ещё скитающегося у останков своего автомобиля. Обломки самолёта были собраны, и наконец удалось установить их истинного владельца — мистера Морелло, который трагически погиб вместе со своим самолётом. Известие это поначалу ужасно огорчило всех полицейских, все, кто ещё не до конца пал духом, теперь сдались окончательно. Совсем по-иному отозвался шеф, который сразу же заперся в кабинете, поскорее набрал номер мэра и второпях разболтал ему новости последних пары часов. Мэр был на седьмом небе от счастья, шеф тоже прослезился на радостях. Впервые в жизни они с теплотой поздравляли друг друга с этим великим достижением, без единой саркастической нотки в уставших голосах. Шеф был рад, что сама собой разрешилась задача по устранению главаря крупнейшей мафиозной группировки города и теперь ФБР не станет поднимать его досье для выяснения пригодности к службе. Мэр был счастлив, что освободился от гнёта, и теперь уже не будет колоссальных денежных расходов в пользу в всесильного гангстера, держащего под своим контролем весь город. Прокурор наконец смог с чистой совестью отдать весь собранный компромат на Морелло, что десять лет пылился в его сейфе, в руки федералов для дальнейшего расследования и суда над почившим разбойником. Простые работяги-полицейские испытали шок, узнав наконец, что мистер Морелло всё это время был обыкновенным мафиози. После этого многие из них поспешили снять свои мундиры и бежать прочь с такой службы, благодаря чему силы правопорядка в городе значительно поредели, чем несказанно был рад-радёшенек и сам дон Сальери, поспешивший с отцовской заботой принять под своё крыло эти заблудшие души. Так или иначе, но все единодушно решили, что Фостер и есть главный герой в этой чудесной истории, ведь трудно было переубедить шефа полиции Лост-Хэвена, который рассказал ФБР о том, что его подчинённые способны сбить самолёт шестью выстрелами из револьвера. А мэр настолько расщедрился от опьянения счастьем, что немедленно написал длинное письмо Президенту, где покорнейше просил арендовать из военно-морского флота США целый линкор "Мэриленд" на пару дней для торжественного салюта в честь несчастного Хью и блестящей победой над самым ужасным преступником, что когда-либо носила американская земля. Он не забыл упомянуть в постскриптуме и Джо Фостера, коротко отметив его преданность и беспримерный героизм, и запросив скромную награду для героя. Впрочем, федералы и так скоро заинтересовались Фостером, и быстро взяли его под специальную защиту, опасаясь, что осколки семьи Морелло попытаются устранить нового героя Лост-Хэвена, что, конечно, повредит репутации многих людей наверху. В один прекрасный день они примчались посреди ночи к дому, где жил полицейский, тихо выломали дверь его в квартиру, схватили спящего Фостера и также бесшумно утащили прочь. К вечеру он, всё ещё поражённый случившимся, сидел на личной террасе возле новенького особняка в Гринфилде, престижном районе из соседнего Эмпайр-Бэй. Теперь это был его новый дом, его новая жизнь, где больше не было место славным дням полицейской службы, опасным перестрелкам, головокружительным погоням и арестам. Всё, что оставалось ему теперь — гулять целыми днями по улицам нового, раннее невиданного города, охая от удивления, и слушать патефон длинными тихими вечерами, всё реже вспоминая за бутылкой коньяка давно ушедшего в небытие друга на четырёх колёсах. Так потянулись месяцы и годы, и праздная жизнь оказалась ничуть не хуже, чем служебная тяжба. Мир стремительно менялся и Фостер теперь мог с интересом наблюдать за всем этим. Трава росла, деревья высились, Солнце всходило и заходило вновь, засуха сменялась дождём, а ему на смену приходил снег. И так продолжалось и дальше. Откуда-то доносились вести про большую войну, люди всё чаще интересовались немцами, затем японцами, а потом неожиданно заговорили и про русских. Фостера так утомляла эта непостоянность, что он почти не слушал радио и сутками напролёт сидел в своём дворике, наслаждаясь тишиной и прохладой богатой жизни богатых земель. Изредка землю потряхивало, в чистом небе гремел гром, а во сне его иногда будили неожиданные рассветы по пять раз за ночь. Однако, он уже не удивлялся. Он разучился этому ещё тогда, когда тот пылающий коршун пикировал на него с затянутых тучами небес. Размышляя как-то раз о чудесах природы, он, сидя в своём кресле на втором этаже, ставшим его новым спутником в этой жизни, услышал, как шумит дождь. Это было странно, ведь небо было такое чистое, и Солнце палило так нещадно, что, казалось, это какой-то мираж. «Вот чудно!» — подумал он, слегка приоткрыв глаза. — «Где-то рядом такой ливень, а на меня не попадает ни капли. Что за чертовщина?». Впервые за много лет последнее вновь прозвучало в его голове. Он с кряхтением поднялся на ноги, и, выглянул во двор через распахнутое окно. Ни души. Соседние дворы были пустые, все люди прятались по домам, да и для обеда было самое время. Бывший полицейский невольно призвал вновь своё давно забытое чутьё, и слабая нить в голове дёрнулась в сторону противоположного дома. Он повернул голову и увидел человека, спокойно поливающего свой коротко стриженный газон из шланга. Вода с шумом разбрызгивалась над травой, орошая сохнущую зелень новой свежестью. Этот шум и был тем самым «дождём», который почудился ему. Фостер пригляделся к соседу, быть может, впервые за долгие годы, и вмиг вспомнил о том, что такое настоящее удивление. В этом поседевшем, чуть ссутулившемся человеке, молча поливающим газон, зоркий глаз бывшего полицейского разглядел того самого мистера Томаса Анджело. — Ах, ты... чтоб чёрт тебя побрал... — выругался Фостер, и отпрянул от окна в поисках домашних тапочек. Последние нашлись быстро, следом за ними он прихватил и револьвер, который ему позволили оставить со службы. Быстро проверив барабан, он взвёл курок на всякий случай, и засеменил вниз по лестнице, желая побыстрее добраться до этого негодяя, который, разумеется, нашёл в этом тихом местечке своё пристанище, скрываясь от руки правосудия. Но ничего, сейчас он ещё раз послужит своему былому делу, и в последний раз возьмёт на мушку мистера Анджело, наконец объявив ему, что тот арестован. Неуклюже спускаясь по ступенькам, Фостер уже рисовал себе это поражённое ужасом лицо бандита, который спустя столько лет встретился лицом к лицу с заслуженным возмездием, что будто вырвалось из-под самой земли. Да, он наконец увидит эту растерянность, эту обречённость и отчаяние от того, что даже здесь, вдали от тех краёв, где тщетно ищут его в каждом закоулке, он, именно он, карающая рука правосудия, схватит его за шиворот и бросит в глухую камеру, откуда ему уже не будет спасения. За этими яркими мыслями Фостер даже споткнулся и, благополучно пролетев последние три ступеньки, со страшным грохотом приземлился на пол. Откашлялся, пошевелился, отдышался пару секунд — вроде бы цел и невредим. Затем, схватившись за перила, он поднялся на ноги, чуть хромая, подбежал к входной двери, повернул ключ в замке и вырвался на улицу, вытягивая револьвер вперёд. Он уже был готов торжествующе окликнуть злостного преступника, но в последний момент передумал. Шланг лежал на траве, всё ещё разбрызгивая холодную воду, но Томас Анджело также лежал там, совершенно неподвижно, и только алая кровь густо сочилась из его раздробленной груди. Фостер, как на ватных ногах, подошёл поближе, не веря своим глазам, но всё оказалось в точности, как он и увидел. Ещё сулящий проблемы для всего человечества минуту назад, мистер Анджело теперь сулил проблемы только детективам. Злостный преступник, подлый убийца и дьявол в человеческой шкуре был поражён насмерть выстрелом в упор. Фостер в растерянном недоумении огляделся по сторонам, пытаясь разглядеть этого неуловимого мстителя, что опередил даже матёрого полицейского, но, конечно, так никого и не увидел. Оставалось лишь признать, что сам ангел ворвался сюда с дробовиком, чтобы лично покарать за все злодеяния Томаса Анджело. Полицейский тяжело вздохнул и уставился на заряженный револьвер. Теперь, круг замкнулся, опасный преступник погиб. Но кто знает, сколько ещё их разбрелось по норам, раз Анджело добрался и сюда. Они могут быть где угодно, и прятаться в каждом уголке страны. Возможно, это был знак свыше, и теперь ему, Джорджу Фостеру, старшему лейтенанту в отставке, предстоит странствовать по землям этой огромной страны, дабы искоренить то зло, что ждёт своего часа для нового восстания. Да, он отправиться в собственный крестовый поход против негодяев, вспомнит былые времена, и станет наконец настоящим мстителем во имя закона!... «Зачем мне, честному полицейскому, вся эта роскошь, когда вокруг бесчинствуют разбойники?» — подумал он, положив руки на пояс и обернувшись к своему дому. — «Продам дом, продам сад, даже кресло отдам в хорошие руки. А потом куплю где-нибудь на аукционе "Шуберт", точь-в-точь, как тот, найду себе "Томпсон" или даже два, и отправлюсь прочь. Вернусь в Лост-Хэвен и начну оттуда свой марш справедливости...». Его благородные размышления прервал вой полицейских машин, стремительно вынырнувших из-за угла улицы, и промчавшихся мимо в неизвестном направлении. Одна из них круто затормозила возле лужайки, где всё ещё проливал свою убитый гангстер, и из салона выскочили две приземистые фигуры в тёмно-синей униформе, и остановились напротив Фостера, по-прежнему стоящего на газоне с револьвером в руке. Один из полицейских незамедлительно поднял на него пистолет, а другой, пристально приглядевшись к бывшему копу, вдруг ахнул от удивления, и, как по инструкции, выпалил: — Гляди-ка Уилл, рост шесть футов, тёмные волосы и даже худощав! Это же он, чёрт подери! Его напарник покрепче перехватил пистолет, бросил короткий взгляд на убитого Анджело, затем на револьвер Фостера, и с вызовом произнёс: — Бобби, сообщи остальным, что мы взяли его с поличным. Сэр, мне кажется, что вам лучше бросить своё оружие, и поискать пару лишних сотен для нашего пенсионного фонда. Иначе арест у нас в протоколы не входил.