Формалин

      — Алва, иди к нам! — Её… Моя подруга позвала к себе за школьный столик, являющийся местом обеда самых крутых ребят школы. Медленно и неуверенно плетусь к компании ребят, имён которых не знаю. Надеюсь, они не поймут, что я не она, а другая, потому что иначе… Даже думать не хочу. Боязливо ставлю поднос с едой на край стола, глупо улыбаясь. Мои движения подмечают пять пар глаз, пока я пытаюсь влиться в ритм новой жизни. — Ты какая-то тихая, что с тобой? — Взволновано спрашивает "моя" подруга. Руки трясёт, холодок пробегает по телу. Неловко почесав затылок, до меня доходит, что Алва никогда так не делала. Я наверное, что-то не то играю. — Я приболела. — Голос дрогнул, но такое оправдание всех устроило, и они продолжили обсуждать предстоящую вечеринку у кого-то из них на дому. Глаза бегают из стороны в сторону, я изучаю лица сидящих. Возможно, смогу уловить их имена, увлечения, хоть что-то, чтобы поддержать диалог. Медленно и нервно выдыхаю, открывая трубочку для шоколадного молока. В голове проносятся мои наблюдения за Алвой, чтобы повторять её привычки. В комнате у меня всё получалось, так же держаться за столом, так же жестикулировать, но моя стеснительность и страх раскрытия всё испортили. Неудобный маникюр не позволял нормально распаковать пластиковую посуду, потому я провозилась с упаковкой достаточно долго. Чёрт, кто вообще носит настолько длинные ногти? Но мне дали время передохнуть, оставив без внимания, а потому я могла немного повозиться без лишних глаз. — Милая, привет. — Внутри всё вздрогнуло, затрепетало, а после понеслось в полёт. — Инджи! — Я воскликнула громко, резко подскочила из-за стола, взглянув на лицо моего смысла. Белые-белые пряди, слегка растрёпанные, но такие чистые и ароматные, сверкающие на солнце золотистыми линиями. Явно выраженные скулы, слегка вздёрнутый носик и лёгкая щетина. Он в выпускном классе, всего на год меня старше. Широкоплечий, в форме и всегда одевающийся идеально. Немного небрежно, иногда мог прийти даже в пижаме, но на нём даже мешок картошки смотрелся бы лучше самого элегантного костюма. Глаза, такие необычные, самые прекрасные, красные, глубокие, принуждающие закапываться прямо внутрь этого замечательного человека, изучать его снова и снова, перебирать каждую косточку, каждую жилку, каждую фразу... Я обожаю его всем нутром, всем своим существом, я живу только ради него. Я готова на всё ради тебя, Инджи. Я пришла в себя и подметила, что все молча смотрят на меня, только после того, как мой свет дотронулся ладонью до моего плеча. Я ведь не сказала это вслух, правда?.. Я вздрогнула, оглядела всю столовую, которая затаила дыхание, глядя на эту картину. Меня передёрнуло, ладони вспотели, а ком в горле увеличился до немыслимых размеров. — Всё хорошо? — Он наклонил голову набок, заглянув мне прямо в глаза, точно разглядев там что-то тревожное, ведь его лицо, лишь на секунду, но исказилось агрессией и страхом, после чего вновь стало дружелюбным и нежным. Я лишь молча кивнула, после чего он притянул меня к себе, крепко обняв. Все продолжили есть и разговаривать, а потому гул вернулся, и на нас больше не смотрели. Я глубоко вдохнула его запах, перемешанный с ароматом парфюма. Экстаз растёкся по всему телу, сладко замерев где-то внизу живота. Глаза закатились, а с губ сорвался то ли выдох, то ли стон. — Алва, я вижу, что что-то случилось. Ты сама не своя. — Он поднял мою голову, придерживая пальцами подбородок. Его глаза, такие нежные и любящие, были настроены агрессивно, но он это мастерски скрывал. Я разбираюсь в глазах, в эмоциях, выражаемых ими. О чём же ты думаешь, свет мой? — Я приболела. — Сказала я хриплым от слишком долгого, для Алвы, молчания голосом. Инджи лишь удивлённо поднял брови вверх, но говорить, что на уме, не стал. Я сжала края синего свитера, после чего мы вместе сели обратно за столик, держась за руки. Его кожа, слегка грубоватая, сухая, но такая желанная. Переплетя пальцы, я поглаживала его ладонь, на что он сжимал мою руку сильнее. — Дорогие ребята, — все встали, увидев вошедшую спустя минут десять директрису, — сегодня уроки будут отменены, но сначала с некоторыми из вас поговорят представители правоохранительных органов. Все зашушукались, когда в столовую вошли полицейские. — Пропала Ребекка Флёр. — Моё имя прозвучало громом среди ясного неба. Если я стала Алвой, то Алва не стала мной.

***

      Лай собак и крики мужчин подгоняли бежать босиком по мокрому лесу всё быстрее и быстрее. Ветки и камни врезались в стопы, царапая и разрывая кожу. Дождь намочил волосы, склеив их в несколько больших прядей. Туш потекла, губы обветрились. И вот, крики и лай уже близко, они почти нагнали, они почти тут и схватили меня. Падаю, кубарем скатываясь со склона. Лицом вниз, листва с грязью и перегноем, мокрой землёй. Меня словно поглощает эта масса, перед глазами одни сплошные цвета. Мокрая земля комками попадает в рот, нос и глаза, заставляя закрыть их и погрузить сознание в темноту. Останавливаюсь, затормозив застрявшими в какой-то дыре руками. Открыв глаза, сплёвываю землю. Лай ещё слышен, там, наверху склона, с которого я упала. Пытаюсь вытащить руку, которая ощущает что-то гладкое. Что это? Под пальцами проползает холодная змеиная кожа. Яростно выдёргиваю руку, после чего земля в том месте осыпается, закрыв проход разозлившейся твари. Подскакиваю на ноги, спина колит укусами муравьёв, на которых я упала. Отряхиваюсь, быстро и резко, потому что кожа начинает понемногу гореть. Собаки находят след, и сверху доносится крик, что я нахожусь здесь. Бегу со всех ног прямо по лесу, продолжая разрывать стопы и руки. Кожа горит от укусов и ожогов крапивы. Колючки репейника застревают в волосах, которые превратились в неразборчивую кашу. Закрываю глаза, чтобы пробежать сквозь сухие колючие кустарники, после чего врезаюсь головой во что-то. Жужжание, это осы! Злые насекомые начинают преследование прямо за мной. Трясу руками, чтобы хоть как-то отогнать этих дьявольских созданий. Жалят и жалят, так больно! Собака нагоняет меня, накидывается, впиваясь зубами в руку. Кровь хлещет прямо из вены, которую она прокусила и продолжает разрывать. Крик и слезы в этот раз сдержать не удаётся. Вторая собака кусает за ногу, сжимая зубы капканом. Я падаю, кровь льётся теперь ещё и из ноги. Будто мне мало неприятностей! Скинхеды, которые всё это время отдавали команды собакам и преследовали меня, обнаруживают нас. Осы давно улетели, слава богу, я умудрилась достаточно далеко отбежать от гнезда. Лежу на земле, отбиваясь от псин, впихивая им в пасти палки, что бы хоть как-то избежать укусов. В бок резко ударяет арматура. Его пронзает сильная ноющая боль, а затем что-то жидкое стекает в низ, по шее. Захлёбываюсь кровью, пытаюсь хоть что-то осознать сквозь боль и слёзы. Я откусила язык! Кричу, и только. Собака отгрызает мне палец, который падает в грязную лужу, утопая и пропадая там навсегда. Темнеет в глазах, собаки отходят в сторону. И один из двух мужчин заносит руки для последнего удара. — Я достойна, занять твоё место, Алва. — Ребекка Флёр, вот кто инициатор... Конечно... — Я многое делаю лучше тебя, я из прочного теста! Посмотри на себя! Ты даже защитить саму себя не можешь! Да что там, защитить... Ты даже приготовить ничего нормально не можешь! Я - вот, кто его достоин. — Она смеётся. Она счастлива. Счастлива злым счастьем. Она меня ненавидит, она мне завидует, но она точная моя копия. Брюнетка, такой же фигуры, такое же лицо, абсолютно такой же голос. Она... - Прощай, Алва. Прощай… Она совсем не похожа на меня. Сквозь слёзы, сквозь боль, я расплываюсь в улыбке. Скинхед делает рывок, ударяя по виску. Сознание проваливается в небытие.

***

      Допрос закончился. Полиция уже собирается уходить, а учеников отпустили. Я справилась лишь разговорами о том, что ничего не знаю, а им и плевать. Кто будет искать меня, детдомовскую девчонку? Фыркаю под нос, после чего начинаю идти к столику, чтобы забрать свои вещи и догнать "друзей". Инджи оглядывает меня с ног до головы, настороженно, но всё ещё с нежностью, словно это чувство внутри него. — Сходим сегодня в кино, Алва? — Я смотрю на мой смысл, после чего восторженно улыбаюсь. — Конечно! — В секунду, я запинаюсь о свою же ногу, после чего мой незакрытый рюкзак падает на плитку, прокатившись слегка вперёд и выпустив содержимое. Рисунки разлетелись по уже пустой столовой. Хорошо, что я хоть в чём-то похожа на эту никчемную. Только вот, Инджи был совсем рядом. Он лишь спокойно помог мне подняться, после чего принялся поднимать мои наброски. Наброски его лица. — Ты рисуешь? — Он изумлённо поднял бровь. — Ты рисуешь меня? Парень разглядывал свои портреты, единственное, что я забрала из своей старой жизни. Рядом с его ногой лежал совершенно новый рисунок, который я набросала за вчерашний вечер. Чёрт! Падаю на колени, быстро хватая рисунок со стихотворением, написанным мною же. — Ты же никогда не любила рисовать, почему вдруг начала? — Смотрит на меня удивлённо, но польщёно. Ему явно очень понравились мои наброски. Я немного ненормально улыбаюсь, тихо посмеявшись. — Ты, — я запнулась, — вдохновляешь меня. Парень лишь счастливо улыбнулся и подошёл, чтобы обнять, пока я комкала лист за спиной.

***

— Я написала тебе стих, Алва. — Я бросаю рюкзак на пол подвала, рядом с огромной капсулой. «Мои» родители богаты и я смогла позволить себе купить гараж с подвалом. Картина в жизни, совершенно не отличается от картины на листе. Я сажусь на пол, скрестив ноги, и немного прокашливаюсь. -Она плавает в формалине, — девушка в большой капсуле замерла в странной позе, — несовершенство линий, движется постепенно. Это нужно, чтобы сохранить тело. Я расплываюсь в довольной улыбке, мой голос набирает уверенность и ненормальный, слишком ненормальный, отголосок. — У меня, её лицо, её имя. Свитер такой же синий. Никто не заметил подмены. — Слова лились изо рта, словно когда-то её кровь. Внезапно, силуэт дергается, и прислоняет руку с другой стороны капсулы. Стихотворение длинное, оно для тебя. Тебе нравится? Видишь, а я ведь всё ещё не забыла тебя, и никто не забудет, обещаю. Только теперь, я тебе не завидую, Алва. Теперь завидуют мне…