Можешь посмотреть на меня?

– Да етить твою налево! – Союз поднял и снова швырнул на пол кофту, от которой несло не самым приятным из всех кошачьих запахов, – Маш, ну! Прибью! И тебя и кошака твоего! Девушка переглянулась с Отто, полулежащим на кровати и оба весело засмеялась. Мария звонко и заразительно, немец хрипловато, но все равно искренне. Горло за прошедшие три дня ещё не успело полностью прийти в норму, да и сам он чувствовал себя достаточно плохо. Почти не вставал с места и Елена ничего толкового сказать не могла, мол, «время покажет» . Жан запрыгнул к своему хозяину на кровать, затем – на ноги и тут же улегся, сощуренно посмотрев на Советов, который чужого позитива явно не разделял, угрюмо пригрозив животинке кулаком. – Лёша, успокойся, – Мася утерла выступившие слезы, продолжая посмеиваться, – Я простирну. А вообще, сам виноват! – она поучительно подняла указательный палец вверх, – Нечего вещи свои разбрасывать. –Придушу. – Прошипел славянин, вновь гневно глянув на котенка, который ответил ему тихим шипением. – Не придушишь, я не дам. – вмешался Третий и положил руку на пушистую спину животного, нахмурив брови. Он понимал, что с его мнением никто считаться не станет. Понимал и все равно говорил, едва сдержав себя, чтобы изначально не произнести что-то на вроде «только через мой труп». Мимика на лице Красного значительно разгладилась и он бездумно уставился куда-то в стенку, глубоко вздохнув. – Тебя ещё не спросил, лежи молча. – Сказал красноармеец и тут же получил удар по затылку лёгкой женской ладошкой. Мари недовольно сощурилась. Совет обиженно поджал губы, — Несправедливо. – Несправедливо будет, когда я тебя из дома выгоню. – Со знанием дела заявила девушка. – Это мой дом. – недовольно буркнул славянин, но уловив на себе взгляд, мол: «чего ты там вякнул?», поднял руки в примерительном жесте. – Ну вот и славно. – Маря широко заулыбалась и, вдруг спохватившись, убежала на кухню. Она тушила овощи и совсем о них забыла, нужно было помешать и, если необходимо , то уже выключить. Задержавшись на пару секунд в дверях, она счастливо выдохнула и шмыгнула дальше по коридору, зная, что за ней взглядом проследили оба мужчины. Один из которых мгновение спустя опустился на соседнюю от немца кровать. – А ты ведь ей нравишься. – вдруг тихо заговорил ариец, слабо подтянув собственное тело и аккуратно лёг, чтобы не потревожить, уже мирно сопевшего Жана. Русский посмотрел на того с толикой непонимания. Его удивили не столько слова, сколько то, что тот вообще заговорил. Они оба старались как можно меньше контактировать друг с другом и по возможности не общаться вовсе, но иногда все же приходилось, когда в дом наведывалась Маша. К слову, последние три дня, как германец вернулся в дом, Красный ни разу не тронул его с отрицательными намерениями, даже меняя бинты, старался делать все осторожно. А девушка следила за питанием обоих, так что с этим никаких проблем не возникало. Лёша закрыл и открыл рот, намереваясь нагрубить, но все же заговорил вполне себе спокойно. Разве что ради этого пришлось собраться с мыслями. – Не думаю, с чего ты это взял? – Она так на тебя смотрит, – Отто пожал плечами, поглаживая котенка, – И не ради меня же каждый день приходит. Совет задумчиво уставился в стенку. Он, конечно, уже думал о Масе в таком ключе, но сам для себя считал её просто хорошим товарищем и другом. Веселая, красивая, заботливая. Возможно, если та действительно его любит, то можно будет принять это как факт. Ни к чему расстраивать девушку. Тем более она очень хорошая хозяйка. Но от Третьего в любом случае нужно было отмахнуться. – А может и ради тебя, обещала же, что за питанием следить будет, вот и следит. На это Рейх не нашёл, что ответить. А даже если и нашёл, то решил, что лучшим вариантом из всех, будет тактично промолчать, что он, собственно, и сделал. А славянин мельком оглядел его и вздохнул, закрывая глаза. Он все никак не мог понять, что чувствует по отношению к немцу. Не гнев, иначе бы не смотря ни на что продолжил избивать или приносить боль другими способами, которых, в связи с последними событиями, прибавилось достаточно много. Заставить стоять на больных ногах, возможно даже связать руки и тянуть за верёвку, принуждая ходить. Можно было бы почти без эмоций на лице наблюдать за чужими страданиями, смотреть как конечности подкашиваются, принося жуткую боль. Глядеть, как расходятся швы и грубо забинтовывать все обратно, чтобы пленник не скончался от потери крови. Или, быть может, оставлять ожоги на всем теле, не пропуская ни сантиметра. Это было бы хорошей пыткой, пусть и не факт, что фриц бы после неё выжил. Хватило бы и просто полуживого состояния, чтобы временно оставить в покое. Красноармеец мотнул головой, супясь. Нет, не смог бы он так. Совсем не хотел больше делать ничего плохого. Но что тогда он чувствует по отношению к врагу? Жалость? Да, определённо её, по-другому и быть не может. А ещё. Ещё, возможно, грусть. Очень странно было наблюдать, как чужая тушка опасливо сжимается, когда славянин подходит совсем близко и отворачивает голову, если он вдруг потянет руки. В такие моменты по какой-то неизвестной причине хотелось закричать. Очень уж становилось обидно, ведь он хотел всего лишь сменить бинты, а его боятся, шарахаются от каждого прикосновения и молчат. Но нужно было как можно скорее понять и принять тот факт, что все это будет длиться ещё какое-то время. Совсем не долго, ведь Лёша уже знает, что скоро Отто успокоится. Скоро все станет очень хорошо. Взгляд упал на мирно спящий клубочек шерсти. Жан был самым обычным котёнком и, что не удивительно, сразу выбрал себе в хозяев того, кто его всегда кормил и укладывал спать. Третий довольно трепетно относился к животному даже в те моменты, если тот вдруг заиграется и больно укусит за палец, в то место, где бинты скрывают оголенные от ногтей участки. Сама животинка, по большей части, была достаточно спокойной, разве что с хозяином дома у неё сразу как-то не заладилось. Но тот почти без криков выносил каждую испорченную вещь, едва сдерживая себя, чтобы не взять кота за шкирку и вернуть Марии. Понимал, сделает это и Рейх совсем загнется. Перестанет есть и шевелиться. А так как это пока что никому не нужно, зверь все ещё занимал почётное место у германца на груди или руках. И снова возвращается вопрос, что чувствует революционер. Жалость, грусть, но... Но что-то другое же не давало покоя, когда немца похитили. Что-то же заставило пойти на поводу у тоски и начать общаться с Машей так тесно? Привязанность? Коммунист не понимает этого. Не понимает до последнего, как мог привязаться к собственному врагу, которому никогда не простит войны и всех тех смертей, которые пришлось видеть. Рассуждения прерывает голос Маши из кухни. – Лёш, готово! Алексей вздохнул и поднялся, уходя на кухню. При этом он чётко ощущал на своей спине чужой взгляд мутно-голубых глаз. Немец ещё раз огладил котенка, после чего переложил его рядом с собой и сам сел, чуть пододвинувшись к краю кровати. Он довольно часто пытался подняться на ноги, но зачастую все попытки оканчивались неудачей. Но это не мешало раз за разом пытаться вновь. Он отнюдь не пытался таким способом что-то доказать. Скорее просто надоело быть фактически овощем, который только лежит или сидит, без возможности встать. Союз видел эти попытки. Видел и слышал, так как довольно часто приходилось поднимать арийца с пола и вновь укладывать на кровать. Делать это приходилось молча, хоть и хотелось вдолбить этому человеку в голову, что у него ничего не получится и лучше бросить все эти попытки, пока не разошлись швы. Но были ой какие сомнения, что фриц его послушает. Хоть делать этого до последнего не хотелось, но Совет уже знал, что у одного из его соседей есть костыли и если попросить их на один день, то Отто сможет немного походить. К тому же ничего плохого или лишнего в этом не было. Русский планировал зайти за костылями завтра утром, тем более что те понадобились бы в любом случае. Либо пришлось бы нести тушку на руках. В планах было сходить на озеро. Мария сняла казанок, принесенный из дома с огня и поставила его на стол, тяжело выдохнув. – Ну вот. Неси Отто, будем есть, – проговорила девушка, уже завозившись с тарелками. Красный спокойно кивнул и вернулся в детскую, уже в дверях замечая, что подопечный вновь предпринял попытки подняться на больные ноги. Чтож, изо дня в день ничего не меняется и, возможно, к этому можно даже привыкнуть. Жаль только, необходимости в этом скоро не будет. Вздохнув, он без слов поднял фрица на руки. Тот сразу же отвернулся, делая вид, что изученные от и до обои кажутся намного более интересными, чем пробы завести пусть и короткий, но разговор. Посадив арийца за стол и придвинув его стул ближе к столу, славянин помог Мари расставить миски и наложить в каждую овощного рагу, подмечая, что хлеб уже был нарезан. – Лёш, а не думаешь, что Отто свежий воздух нужен? – спросила Маша, отправляя в рот кусочек тушеного перца. Мужчина пожал плечами, потянувшись за хлебом. – Он не просил меня. Могу его в лес вынести и там оставить, ты этого хочешь? Немец подавился и закашлялся, пришлось пару раз похлопать его по спине ладонью и, повернувшись, уловить на себе осуждающий взгляд девушки. – Ну, ты к нему совсем не как к старому другу относишься, – укоризненно пробормотала она, не сводя с Отто взгляда. Ей нужно было убедиться, что с тем сейчас все хорошо и кусочек еды, который застрял у него в горле, уже выпал, – скорее как к врагу. – закончила она мысль и опустила глаза в тарелку. – Если я так делаю, значит, он заслужил. – Без капли раздражения спокойно ответил Союз. Он не боялся, что Мария заподозрит что-то неладное. Он сейчас вообще ни о чем не думал, хотя и давать каких-то явных намёков так же не собирался. – Чем же? – явно не разделяя чужой меланхолии поинтересовалась Мася. – Многим. Пусть скажет спасибо, что я вообще его у себя держу. – А я тебя и не просил себя выхаживать. – Наконец подал голос Третий. И тон его отнюдь не был миролюбивым. Как оказалось, зря. Красноармеец умильно заулыбался, а глаза его недобро блеснули. – Смотрите-ка, кто позволил себе раскрыть рот. Что, при ком-то не так страшно, да? – он все ещё широко улыбаясь повернулся к гостье, – Видишь? Ему моя забота и даром не нужна. Хочешь, забирай его, мне он тоже не нужен. Маша звонко хлопнула по столу ладонями, расстроенно выдохнув, – Лёша, ну он же твой друг, веди себя спокойнее. – Он? Друг, да. – Мужчина потупил взгляд, – был, когда-то. Возможно. Сейчас он никто и звать его никак. Он живёт в моем доме и не имеет прав раскрывать варежку без моего разрешения. – Твоего, твой, ты! Лёш, уймись! Рейх с грохотом поднялся с места, в нем будто бы второе дыхание открылось. Только вот оно не забрало болезненные ощущения, когда заставило спешно выйти из комнаты и хлопнуть входной дверью. Совет проводил его мыльным взглядом и вернулся на свое место, тяжело вздохнув. – Ну вот, а раньше даже встать нормально не мог. – пробормотал он, вновь беря в руки вилку. Маша, не говоря ни слова, вышла из кухни и направилась вслед за Отто.