Ветра и любовь

У Макса горели счастьем глаза — цвет был абсолютно не из тех, которые поддавались определению. Он стоял на перилах старого моста на краю столицы, о котором узнал буквально только сейчас и протягивал Шурфу руки. Улыбался, был уверен в чем-то необъяснимом и непостижимом. Шурф не любит не понимать, но отказываться попробовать что-то новое — еще больше, если вдруг это не вызывает подозрений. Нерешительно положив руки, по которым тянулись руны от кончиков пальцев до кистей в ладони Макса — он был готов тут же их отдернуть от обжигающего жара. Свои же руки тогда ему казались очень холодными, настолько, будто стали льдом, который забросили в огонь. Но не сделал этого, чувствуя, как по венам с неумолимой скоростью и легкой приятной пульсацией тянется этот жар. Макс оттолкнулся от перил — безумец! — и вопреки ожиданиям не потянул Лонли-Локли в широкий и глубокий ручей, а взмыл в небо. Макс не любит высоту, но похоже что-то его настолько сильно опьянило силой, что казалось — страхов никаких быть и не может. Шурф знал это чувство, но оно тогда исходило не из счастья. Поэтому сейчас, когда жар все больше наливал тело, вытесняя неопределенную тяжесть, он выше возможного удивился и вцепился в руки еще сильнее. Как будто заколдованными стрелами они взмыли в небо — сиреневое, таково оно сегодня за два часа до рассвета, — непременно промокли из-за соприкосновений с облаками и уже более плавно — почувствовав что можно держаться и самому, Шурф притормозил полет  — они поплыли куда-то через мутную густоту. Было ужасно жарко, несмотря на то что одежда была холодной от воды. Не сравнится ни с какой постелью и партнером, ни с какой простудой. Может быть Макс околдовал его, но Шурф впервые был в совершенстве не против. Это не было из заклинаний, которые нанесут вред — говорил мозг и подпевало ему дрожащим голосом сердце. Макс очень нетерпеливый. Не любит размеренность, и поэтому, уже через минуту они опять мчались как обезбашенные. Потеряли тюрбаны — вот удивятся люди, когда обнаружат их у себя во дворе или на крыше, — и мокрые волосы, пару раз ударив по лицу, уже были приглажены потоками воздуха назад.       Правда, когда они опустятся — они будут похожи на растрепанных, только оперившихся буривухов, с которыми вдобавок еще и Фило — сын Нумминориха, — поигрался. Кажется, Шурф тогда и вовсе прекратил дышать, не то что потерял счет вдохов и выдохов. Какое тут спокойствие? Какое тут вдох-выдох на четыре, пять, шесть? На голову накатила дурь, на тело — легкость. Он ощутил что от Макса пахло чужим миром и тогда все стало яснее. Вероятно чужак из какого-нибудь сильного места, с которым Макс по стечению обстоятельств познакомился, его одарил неизвестным вдохновляющим заклинанием, за которое бы в Мире Стержня попали в Холоми. В голове проскользнула одна из последних мыслей — «а не придется ли попасть за такое к Нуфлину?» — но потом сердце решительно ответило на этот вопрос — «нет!». А сердцу нужно верить, даже когда оно кажется немного дурным. Еще несколько фраз в голове вылетали бабочками из-под стеклянной крышки и не имели совсем никакого смысла. Так, счастливые пустячки и какая-то шутка — даже не запомнившаяся, а это многого стоит. Чуть опустившись, Лонли-Локли с удивлением обнаружил что они пролетают над домом семейства Мелифаро — такой ни с чем не спутаешь, потому что только от их дома настолько явственно пахнет неопределенностью и беспечной радостью. Макс сказал что-то о том, что их силуэты сейчас видит Анчифа прибывший из очередного плавания, а потом залился смехом, снова поднимаясь. Выше, выше, выше и еще выше. Ощущение поднятия было похоже на то, что они падают вверх. Абсолютная свобода, кажется, потеря материальности. Возражений нет. Пускай — пускай пока можно — становятся ветром. Макс только на несколько секунд запоздал с потерей человеческого вида — только смутно были видны лазурные края горячего ветра, коим он стал, и Шурф с удивлением обнаружил что они теперь не держатся за руки, а переплетаются — неясным и неважным образом. Некий звон, слагающийся в слова донесся до слуха не сразу. Все таки мысли вернулись — в единичном количестве, но как бы то ни было — это было удивительным открытием: а может быть ветра на Темной Стороне точно такие же окрыленные люди? И все-таки вскоре слова, уже из внешнего Мира проникли в раздел «понимания» в разгоряченном полетом разуме. — Я люблю тебя, Шшшшурррф Лонли-Локли! Звон прошелся звучанием до шелеста, и тогда Шурф едва ли не потерял управление над полетом. Не задумываясь — мыслей не было, да и сердце умеет делать только самые примитивные выводы в состоянии отключенного мозга, — Шурф ровно прошелестел в ответ: — Я тебя тоже, Макс-Вершитель. Безумная петля, как карусель поставленная вертикально, потом еще одна, и еще. Кажется, Шурф почувствовал от самого себя легкий запах сумасшествия, пока это происходило, а затем новая материальность тела. Родной и чужой поцелуй одновременно, смена направления полета, зажмуренные глаза, и под конец — легкий укус в губу. Все длилось не дольше нескольких мгновений, но ощущалось безумной вечностью. Потом — голова снова наполняется мыслями. Новый прилив бабочек. Опять стремятся к земле, небо уже розовеет, на горизонте появляется солнце — или, как кажется от расфокусировки зрения, — целых четыре или шесть. Ощущается что земля совсем близко, но готовность к чему-то материальному все еще не приходит. Макс держит за руки еще секунду, все еще мельтешит где-то впереди, да только теперь скользит спиной по мосту — уже другому, стелющемуся над Хуроном, но боли не чувствует — судя по смеху до слез. Шурф лежит на нем, едва успев подставить руку, чтоб не ударить его своим подбородком. Дыхание. Снова вернувшись, оно дало снова забиться сердцу что так сладко дрожало — Макс оттягивает этот момент, бесстыдно целуя Шурфа на глазах у прохожих. Шурф не сопротивляется, снова затаивает дыхание и прижимается. «Люблю, люблю, люблю, люблю, до жара, безумно, люблю, люблю, люблю…» — висело где-то в резко наставшей тишине. Но и этот поцелуй не был долгим. Макс оторвался и опять начал смеяться — теперь глухо, устало. — А мне на службууу… — Устало промурлыкал он. Теперь настало пора его зрению расфокусироваться. — Сэр Джуффин такой садист, говорит нас не было чааас… Всего несколько минут, что же он бормочет? Едва найдя в себе силы подняться с моста, Шурф помог это сделать и Максу. Ноги у обоих были ватные, но вата Шурфа во всяком случае плотно сбита под кожей. — Полагаю, надо вызвать возниц Управления. «люблю, люблю, люблю, я бы забрал тебя, да только сил объясняться перед Хельной сегодня нет. Люблю, люблю, люблю.» — Наверное. — Вяло откликнулся Макс, все еще улыбаясь. — Надеюсь, худо-бедно мы дотащимся до травы или лавочки. Еще несколько смешков. Осторожные шаги до лавочки на аллее поодаль моста. — Ты безумец. — Лонли-Локли улыбнулся уголками рта — хотя до этого улыбался так же, как обычно это происходит на Темной Стороне. — И я не лучше. — А за такую разновидность этого душевного состояния попадают в приюты? — Хороший вопрос. — Тоже почувствовав вялость ответил Шурф. — Да только ответа у меня на него нет. Если никто на моей памяти такую судьбу себе не складывал — не значит, что это невозможно. — Значит, попрошу палату рядом с твоей. — Макс снова начал смеяться. — А иначе снова стану ветерком или чем там был и украду тебя.