Проблемный Зура

Ничего не делать умеет любой, но далеко не каждый способен возвести ничегонеделанье в ранг искусства — недеяния. Вот Джои, за одним досадным исключением, определённо были на это способны. И после того как закончилась проигрышем тяжёлая война с аманто и началась взрослая «мирная» жизнь, они развернулись во всю ширь. Гинтоки, например, мечтательно решил, что пришло драгоценное время валяться на диване и читать Джамп. Диван был священен. Мир стал простым, понятным и безмятежным. Гинтоки беспокоило разве что одно: он не совсем понимал, как оброс совместным житьём-бытьём с Шинпачи, Кагурой и Садахару, как вляпался в дружбу с Шинсенгуми и арендную плату за жильё, почему регулярно останавливал террористическую активность Зуры и Такасуги (спасибо, что не совместную, он бы сдох). Гинтоки, по сути, ничего не делал — всё случалось само. Нет, он готов был совершить парочку телодвижений, но и только. Первое телодвижение: выполнить какую-нибудь простенькую работу, чтоб были деньги, а значит и еда. Второе телодвижение: прогуляться за новым выпуском Джампа или проиграться в пачинко. Третье и далее: обломись, диван ждёт. Ведь всё-таки Гинтоки выбрал для себя самый классический путь недеяния. Поэтому он искренне недоумевал, как это его теперь регулярно припрягали к спасению мира, страны, города или хотя бы района проживания. От ничегонеделанья до спасения мира почему-то вечно оказывался всего один неосторожный шаг. Такасуги же ныне предпочитал ничегонеделанье за тонким ароматом кисэру, звуками сямисэна, шумом волн. Требовалось и особое время суток: тёмная-тёмная ночь, с глубокой бархатной тишиной. Огни города и извечный шум не особенно мешали, они полноправно вплетались в темноту и тишину ночи. Это было больше о состоянии, чем о реальности. Чем дольше Такасуги вслушивался, тем меньше звуков и световых всполохов Эдо различал. Оставались лишь собственное глубокое дыхание и беззвучный внутренний отсчёт таймера. Наконец отсчёт доходил до нуля, тишина и темнота взрывались, небо светлело от огня и криков, а Такасуги довольно выдыхал дым. Шумное и яркое беспокойство забегавших людишек и аманто лишь оттеняло внутренний покой. Вот она сила момента, сила здесь-и-сейчас, когда он и пальцем ноги не шевелил, а мир бурлил и менялся (ну или Такасуги хотел на это надеяться). По правде, надежды были бесплодны: где-то там по Эдо бегал шебутной Гинтоки, что никак не успокоится и не упокоится, да не один был, а с девчонкой-ято, монструозной собакой и скромным учеником, иногда с отрядом Шинсенгуми в качестве поддержки (и зрителей) — энтропия от их беганий возвращала систему в равновесие, и весь толк от взрывов сводился на нет. Сакамото в ничегонеделаньи пошёл дальше них всех и определённо превзошёл Гинтоки с Такасуги. Он решил, что с Землёй пора завязывать. Сакамото больше иметь дел с ней не хотел вовсе: невыгодно, бесполезно, больно, а неизведанный космос манит простором и торговлей. Снова заниматься страной, её войнами, противоречиями и проблемами? Ищи дурака, пусть теперь отдувается кто-нибудь левый, а он своё отвоевал. Ничего он не будет больше делать. Категорически. Поэтому Сакамото взял и улетел с Земли приключаться в далёком космосе, заговаривать зубы наивным инопланетянам. Одно только не учёл в своём коварном плане: периодически отдуваться за Землю брались не левые люди, а очень даже родные. Тогда приходилось возвращаться. Но в коротких вылазках на Землю было своё очарование: друзья-долбоёбы, привычная земная еда, ностальгия. Один Зура оставался проблемным. Я-не-Зура-а-Кацура ничего не делать не умел. Как ни бились над ним в своё время Джои и учитель, как ни соблазняли дорамы на телевидении и подчинённые с новинками из мира манги, как ни пахла изумительно соба из рук прекрасной Икумацу, Зура не сдавался. Не таков он был, чтобы расслабиться и поддаться ничегонеделанью. По его мнению, сдаваться нельзя, и даже если страна сдалась, то пока жив, верит и меняет реальность последний патриот, всё ещё можно исправить. По его мнению, весь этот мир, в котором теперь есть место безмятежному спокойствию, слишком ленив и беспечен. Люди (и не только люди) закрывают глаза на по-настоящему важные вещи. Уговоры Сакамото хоть немного отдохнуть не помогали. Демонстрации Гинтоки на собственном примере и примере Кагуры с Садахару — тоже. Такасуги самоустранился: чем бы Зура не тешился, лишь бы в его планы не лез. А Зура вообще-то отлично и разнообразно проводил время (совмещая приятное с полезной общественной деятельностью, опасной для жизни окружающих). Косплей жизненно необходим на миссиях. Рэп на улицах Эдо вдохновляет горожан на борьбу и революцию. Среди любителей дорам можно найти себе новых единомышленников. Быть в курсе новых выпусков Джампа — это возможность начать непринуждённый разговор с Гинтоки, а уж если разговор (вербовка в свои ряды) опять не удастся, то остаётся шанс шантажировать его свежепрочтёнными спойлерами. Посиделки в барах — встречи с информаторами, сбор слухов, очередные уговоры Гинтоки заняться общим делом. Вкусная домашняя еда — подкуп Кагуры (много шансов на успех, но бюджет стремительно уходит в минус). Игра в догонялки с Шинсенгуми поддерживает бодрость духа и спортивный азарт. Да вообще любая двигательная активность полезна для здорового образа жизни и стройной талии, которым угрожают обеды у Икумацу (просто невозможно остановиться!) и плотные ужины в Ёрозуе (это если продукты закупает он сам или в гости залетает Сакамото не с пустыми руками). Зура умело применял любые хобби и удовольствия на благо страны и всесторонне наслаждался активной гражданской позицией. От последней выли все невольные сопричастные, но в этом Зура тоже находил пользу — «невольные» легче сдавались и соглашались, лишь бы он отстал побыстрее. Легче дать, чем нет, и Зура активно этим пользовался, совесть его не мучила. В конце концов, он вёл нормальную насыщенную жизнь и искренне не понимал, что не так и почему Гинтоки предпочитает лениться, а не послужить благу страны — теперь уже на своих условиях, не подчиняясь правительству. Зачем это вообще — смотреть в потолок с дивана, смотреть свысока на людей и выразительно закатывать единственный глаз, смотреть в иллюминатор на тьму космоса. Что в этом нашли его друзья и бывшие соратники? Чтобы достичь мира, в котором люди, звери и аманто живут в согласии, чтобы можно было ничего не делать, чтобы процветало недеяние, — нужно сначала хорошенько потрудиться. И проигранная война не считается. Вся Земля — вот она, здесь и сейчас, живёт и дышит, и ждёт решений, ждёт согласия каждого сознательного гражданина взять изменение мира в свои руки. И если у Такасуги была своя война, не схожая с революционными планами Зуры, а талантливый Сакамото талантливо скрылся в космосе, то Гинтоки повезло оказаться рядом — и снова на одной стороне. Во всяком случае, Зура был твёрдо уверен, что они вместе. Согласие — дело времени и случая. Ничегонеделанье можно переупрямить, всего-то заставить Гинтоки поднять задницу с дивана. Что «заставить» по отношению к Гинтоки неприменимо, в своих мечтах о будущем он периодически забывал. Упускал и то, что в силу притяжения задницы к дивану включены ещё лень и многовековая мудрость. Не всегда он в своей кипучей деятельности замечал, что великие деяния находят Гинтоки сами — не вынуждают действовать (хочешь, лежи, пока мир горит, никто не заставляет вставать с дивана), но и не спрашивают согласия (не соблаговолит ли великий Гинтоки-сама). Просто словно само собой вдруг получается, что Гинтоки с Ёрозуей и другими причастными подрываются с места, мчатся спасать свои мирные диванные будни. А Зура? А Зура в кои-то веки не против этих самых диванов и мира, он очень даже за. Чтобы что-то менять, а у Зуры огромные планы, надо не только что-то разрушить (тут обращайтесь сразу к Такасуги), а для начала надо, чтобы это что-то существовало (спасибо Гинтоки). На страже дивана существования Ёрозуя была готова стоять насмерть. И Зура первый же готов помочь: Земля ему дорога и безмятежный мир Гинтоки, оказывается, тоже дорог. Тут они с Гинтоки всё же союзники, как бы кое-кто всё не отрицал, а кое-кто другой не настаивал. Когда надо, они могут действовать заодно, без всяких просьб вслух, долгих переговоров и бессмысленных, неработающих ультиматумов. Лишь согласие сердец, поющих в унисон, лишь отточенное на войне умение понимать друг друга — вот он секрет. Но стоит спасти соседей, город, страну, мир, а Ёрозуе вновь начать бездельничать... и Зура забывает настигшее его откровение про высший смысл дивана и тонкости ничегонеделания в быту отдельно взятого Гинтоки. Ведь невозможно же ничего не делать!