Свидание в Версале

      Несмотря на полный потрясений вчерашний день, Анжелика проснулась рано. Окна ее спальни выходили в сад, она выглянула в окно. Сквозь пение птиц Анжелика различила голоса разносчиков воды, везущих свой товар по улице, крики кучеров и топот копыт лошадей. Дальше по реке уже двигались баржи с прибывшим в столицу товаром. Они подходили к пристаням на разгрузку, после чего ткани, мясо, вино, овощи, лес и камень для стройки и еще многое другое отправлялось на рынки и в торговые ряды Пале-Рояля. Всюду сновали вездесущие нищие, чье рвение уравновешивали грузчики, торговцы и конечно полицейские. Военные направлялись смениться в карауле, знать и богатые буржуа спешили в экипажах, кто в церковь, кто по делам земным в Сите, на биржу, во Дворец правосудия или еще куда-то. Всюду была жизнь.       "У меня тоже есть одно дело, и я не буду его откладывать". Анжелика прикрыла окно и кликнула горничную. Девушка недавно прибыла из деревни и еще плохо подходила для обязанностей служанки знатной дамы, но пока Анжелика обходилась ее услугами.       Вскоре и маркиза дю Плесси влилась в суету утреннего Парижа, спеша в карете по оживленным улицам. Но нетерпение, охватившее ее по дороге, спало, когда она приблизилась к стенам Сальпетриера. Отец Антуан проводил ее на госпитальное кладбище и, указав на одну из могил, деликатно удалился.       Анжелика остановилась в нерешительности. Может быть, не нужно было сюда приходить и все оставить так, как было раньше? Жизнь и душевное состояние ее уже как-то устоялись за прошедшие годы. Разве не похоронила она Жоффрея в тот жуткий зимний день, когда потух костер на Гревской площади? И разве не перестала быть его женой, когда решила выйти замуж за Филиппа? Но перед глазами встали роковые минуты в Трианоне, когда она оттолкнула склонившегося к ней короля и бросила ему в лицо свои обвинения. Она открыла ящик Пандоры, и должна идти дальше по этому пути. Когда она торопилась сюда, думала, что ей не придется искать слова, которые она скажет, они найдутся, выльются сами. А сейчас при виде могилы, все слова вдруг показались ненужными, пустыми.       Она почувствовала себя стесненно. Не так она себе представляла это "свидание". Много лет назад, когда она работала в "Красной маске", ей иногда случалось думать, что если бы от Жоффрея осталась хотя бы могила, она бы могла приходить к ней выговориться, поплакать и помолиться. Но у нее не было даже этого.       "Ну, здравствуй, любовь моя", — хотела она сказать и не смогла проронить ни звука. Вот последнее пристанище ее мужа. Ну что ж, бейся головой о каменный крест, кричи криком от боли и тоски, падай как безумная и хватай землю голыми руками! Но она стояла и не шевелилась. Ни слезинки не было в ее глазах, и сердце молчало.       На могиле вырос кипарис, Жоффрей пророс им, этим символом счастья и смерти одновременно. Какая-то птица запела высоко в кроне дерева. Анжелика подняла голову к небу, солнечные лучи упали на ее лицо, ветер слегка погладил волосы. Состояние ее отступило, и Анжелика прикоснулась к темной листве. Стало легче, больше ничто не угнетало ее. "Жоффрей хотел, чтобы я была счастлива". В памяти всплыли его слова "Я, увы, был в вашей жизни лишь эпизодом, но я верю, что вы найдете свою дорогу к счастью".       Она обратила внимание на цветы, покрывающие могилу. Кто посадил здесь фиалки — символ верности и связи с миром мертвых? Анжелика уже хотела уходить, как вдруг ее внимание привлекла высокая фигура чернокожего мужчины, который явно шел именно сюда. Она сразу узнала его и не смогла сдержать возгласа:       — Куасси-Ба!       Это был действительно верный слуга Жоффрея де Пейрака. Он подошел поближе и степенно поклонился Анжелике.       — Здравствуй, каспаша!       Казалось, он не удивлен, застав ее в этом скорбном месте. Мавр положил цветы у изголовья, перекрестился, прошептал несколько фраз на своем языке. Анжелика позвала его во внутренний дворик госпиталя, где на скамейке можно было спокойно поговорить. Она совсем забыла Куасси-Ба, и не ожидала увидеть тут именно его. Ей смутно припомнились откровения служанки Олимпии де Суассон, кажется, она говорила, что чернокожего раба графини приговорили к каторге за пособничество в колдовстве.       — Я думала, тебя сослали на галеры.       Куасси-Ба наклонил голову с рано поседевшей, но такой же жесткой шевелюрой, как и раньше.       — Это правда. Король приговорил Куасси-Ба к каторге.       — Как ты спасся? Ты беглый?       — Нет, зачем же, каспаша, — мавр говорил почти без акцента, только это слово, знакомое ей с давних времен, он произносил по старому. — Беглому смерть, да и не убежишь, когда ты целый день прикован в трюме к деревянной скамье вместе с такими же несчастными... Стал бы трюм военной галеры пожизненной тюрьмой Куасси-Ба, если бы не счастливая случайность.       Мавр держался несколько отстраненно и в то же время так, будто только вчера еще был слугой графа де Пейрака. Он, тщательно выговаривая слова, рассказал ей свою историю, будто она все еще была его хозяйкой.       Вечную каторгу он должен был отбывать на корабле военно-морского флота короля. Когда они прибыли в Марсель, каторжников не сразу погрузили на галеры, сначала они должны были работать на погрузке в порту. Мавр тосковал по хозяину, которому не смог помочь, да так, что жизнь ему стала не мила. Но тут то и возник лучик света, который меняет иногда жизнь человека. Прекрасная Перина, любимая чернокожая горничная маркизы де Креки увидела в порту Куасси-Ба и полюбила его с первого взляда. Тоска по родине, одиночество среди белых людей придали ей смелости и она смогла организовать им встречу. С того дня Куасси-Ба поклялся жить ради нее. Когда-то он поддался страсти белой женщины, а этого делать было нельзя, вот его боги и наказали, но потом смилостивились и послали ангела — прекрасную Перину. Его возлюбленная бросилась в ноги своим господам, они проявили большое участие в судьбе двух влюбленных, и король помиловал Куасси-Ба. Он снова стал свободным, галера выпустила его из своего трюма через несколько месяцев после того, как проглотила, словно большая рыба. С Периной они сыграли свадьбу, и Куасси-Ба поступил служить к ее хозяевам.       Маркиз де Креки вскорости с домочадцами, в числе которых был и мавр, отбыл в Рим, поскольку был назначен послом короля Франции в Ватикане.       Анжелика кивнула головой. Она знала господина де Креки как отменного вояку, но может именно поэтому он не чурался скандальных выходок, например, мог посещать в тюрьме тех, к кому питал расположение, даже если они были приговорены к смерти или каторге. Неудивительно, что он принял участие в судьбе Куасси-Ба и подал прошение королю о помиловании чернокожего каторжника.       Это было время конфликта Людовика XIV с Папой Александром VII, королю в качестве посла в Ватикане срочно требовался напористый и влиятельный человек для проведения военной акции, и конечно он не стал торговаться с ним из-за какого-то осужденного. Так Куасси-Ба получил помилование, проведя всего несколько месяцев на галерной скамье.       — Вот я и прижился в доме господина маршала. У нас с Периной родились две дочки, обе крещены Мариями, но мы зовем их Анара и Адиба. Господин маршал хороший, никого не обижает, служить ему хорошо.       — Но я знакома с месье де Креки, он часто бывает при дворе, и никогда не видела тебя среди его свиты.       — Господин маршал то на войне, то в отъезде, а мы живем в его доме на улице Сен-Мартен или в поместье Шан-де-Батай в Нормандии. Только однажды господин маршал взял меня с собой. Мы приехали в огромный дворец короля, который сиял как тысячу солнц. Куасси-Ба видел как обедает король, видел вас, каспаша, и молодого господина Флоримона. Он здоровый и красивый мальчик.       — Ты давно узнал, что Жоффрей не погиб на костре, к которому его приговорили?       — Я часто прихожу сюда, к моему господину... Зачем мне скрывать от вас, каспаша? На галере, где я греб, священником был отец Антуан. Однажды он исповедовал меня, и я сознался, что хочу убить того поганого монаха, который хотел со свету сжить моего господина. Когда я назвал имя графа де Пейрака, святой отец рассказал мне тайну его смерти, совсем не той, которой ему желал этот мерзавец.       — Куасси-Ба, знаешь что, ты приходи ко мне в отель дю Ботрей, — поддавшись внезапному порыву, прошептала Анжелика. — А хочешь я выкуплю тебя с семьей? Маршал уступит тебя мне.       Куасси-Ба покачал головой.       — Ни к чему это, каспаша. Каждому свое место. Мое место возле моей Перины, а она не оставит своих господ.       — Ты осуждаешь меня? Сегодня я первый раз пришла сюда, но я же не знала!       Мавр широкой ладонью погладил ее по голове, как ребенка.       — Не плачьте, есть на свете те, чье место возле вас. Аллах одной рукой бьет, другой гладит.       — Если захочешь... повидать Флоримона, я буду рада.       Куасси-Ба внимательно посмотрел на нее и указал на живот.       — А второй ребенок господина? Он родился?       — Мальчик. Утонул, когда ему было восемь лет.       Мавр задумчиво пожевал губами.       — По отцу и сын стало быть... раз утонул. Старшего береги, чтобы не сгорел раньше времени, как отец. От золота береги, с ним тягаться человеку не след, оно свое всегда возьмет.       — Что ты бормочешь? — удивилась Анжелика.       Он тряхнул головой и впервые улыбнулся ей.       — Все будет хорошо, каспаша, я знаю. Когда господин Флоримон подрастет и женится, пусть мои дочки служат у него. Перина согласна.       Анжелика тоже улыбнулась ему. Сейчас Куасси-Ба уже стал похож на степенного управляющего. В нем не было ничего необычного, ничего дикого, первозданного. Он был строго, но добротно одет в камзол хорошего сукна в цветах дома де Креки, на ногах чулки и туфли на каблуках. Только жесткие волосы не признавали модных причесок.       "Жизнь идет, и все становится другим, мир вокруг нас и мы сами. И я, и Куасси-Ба, и все другие люди. Но это и есть жизнь. Если бы мы не менялись, то и жизни бы не было. Но в себе изменения заметить трудно, кажется, что ты такой же, как и пять, десять лет назад".       Она смотрела на Куасси-Ба и понимала как он изменился. Наверное и он также думает о ней. Она больше не та молодая графиня де Пейрак из Тулузы. Она стала другой. Ее бывший чернокожий слуга этому доказательство. Анжелика взяла его за руку.       — Ты, человек не менее близкий моему мужу, чем я сама, ты, который не побоялся прийти на суд свидетельствовать в его пользу, сумел выжить и устроить свою жизнь в семье королевского маршала. Ты счастлив, Куасси-Ба?       — На моей родине говорят, человек счастлив, когда находит дорогу к счастью. Значит, я счастливый человек.       Анжелика подспудно всегда считала, что все, кто имел отношение к ее мужу, стали заложниками его трагедии, которая тенью будет лежать на них всю жизнь. Но Куасси-Ба избежал каторги, живет хорошо, у него семья, дети, он доволен своим местом в жизни. Почему он нашел свою дорогу к счастью, а она нет? Потому что она женщина, которая по мнению мужчин всегда виновата и грешна?       После разговора с Куасси-Ба она отправилась поблагодарить отца Антуана. Среди множества важных и неважных фраз, которые он пытался донести до нее, ей запомнились только слова, сказанные на прощание:       — Промысел Божий понять непросто. Иногда Бог ведет человека такими тропами, через такую боль, что кажется, он бросил. Но он выводит опять и опять... Надо только поверить, что в самом большом горе может быть спрятано зерно будущего счастья.       Она всегда знала, что Жоффрей был приговорен по приказу короля, но зла давно не держала. Только сейчас Анжелика подумала, что отвергла короля не поэтому, а из-за обиды за те страдания, что он ей причинил. Она давно простила его, но авансом, в надежде на то, что он однажды скажет, что был не прав по отношению к ней и восстановит справедливость, снова сделав ее счастливой.       Ей было тяжело в Версале последние месяцы, козни Монтеспан, смерть Мадам, опасность, которая угрожала жизни ее и Флоримона. Она хотела сочувствия, чтобы король пришел и спас ее от всего этого. Но так не получилось, и она почувствовала себя обманутой. "Я хотела развлекаться, любить и наслаждаться, но оказалось, что жизнь — это борьба... А король? К королю надо приходить сильной".       Анжелика вспомнила, что не рассказала Дегре о Жоффрее, о том, что он не был казнен на Гревской площади. Дегре был адвокатом ее мужа, он имел право знать правду. Но после его откровений Анжелика засомневалась в том, что она так уж для него важна. Эта тайна принадлежала только ей.       Совсем недавно на краткий миг она поверила, что Жоффрей жив и готова была бежать за ним, как бежит женщина за последним мужчиной в своей жизни, который может вынести этот крест — любовь. Остальные уходили.       — Все мужчины, которые любили меня, умирали, и так хотелось верить, что Жоффрей исключение, — прошептала она.       В голове ее прозвучал смех Франсуа Дегре и его то ли сочувствующий, то ли насмешливый ответ: "Неужели ему удалось спастись? И вы хотели разыскать его и исправить это упущение?"       Она шла домой пешком, на набережной отпустив свой экипаж. Вот здесь на улице Сен-Поль несколько дней назад был пожар, но мастеровые уже прилаживали доски и подвозили камни, чтобы восстановить часть дома. Словно муравьи сновали плотники и каменщики. Далее по улице торговка стояла, подбоченясь, возле своего жилища, ее возок со срезанными цветами был готов к отправке на рынок, дети бегали вокруг него наперегонки с собакой, чей лай перекликался с голосами рабочих. Возле церкви напротив, держась за руки, стояла парочка влюбленных, мушкетер и горничная знатной дамы. Она отпросилась у хозяйки, а он отлучился с поста ради нескольких поцелуев мимолетного свидания. Их разъединили люди, выходящие из церкви после службы. Всюду была жизнь!       Анжелика вдохнула полной грудью горячий воздух города. Ей вдруг захотелось перенестись с улиц Парижа в Версальский парк, в прохладу деревьев и фонтанов, оказаться на главной аллее. Если стоять спиной ко дворцу, она кажется бесконечной дорогой, которая никогда не кончается, и наверное если по ней побежать, то можно взлететь в небо, как птица.