Любви все сущности покорны

      Никогда не знаешь, в какой момент жизнь перевернется с ног на голову. Какая мелочь окажется тем самым камешком, которому суждено спровоцировать оползень.       В его случае роль камешка на себя взял сломанный смартфон.       В Нью-Йорке было пасмурно. Тяжелые тучи обложили небо, отчего Билл не сразу сообразил, что проспал. Казалось, еще даже не до конца рассвело.       Поначалу, пока Билл сонно брел до уборной, ему подумалось, что он просто проснулся слишком рано, а значит пока не время для установленного им на смартфоне будильника сработать. И только взглянув на большие настенные часы, с ужасом понял — регистрация на его самолет в этот самый момент уже подходит к концу.       В первое мгновение Билл решил, что еще не до конца проснулся. И только торопливо добравшись до спальни, понял в чем дело — смартфона у него больше не было.       Он всегда спал довольно крепко и без сновидений, пусть Одра частенько говорила, что он стонет, а то и вовсе плачет во сне, а потому настраивал для себя несколько сигналов через равные промежутки времени и всегда клал смартфон рядом с подушкой, чтобы уж точно услышать его.       Но в этот раз подобная привычка вышла ему боком. Похоже, ему снилось что-то и правда жуткое, пусть Билл, как и всегда, не помнил абсолютно ничего, он слишком активно ворочался во сне, в какой-то момент случайно задел рукой смартфон и сбросил его на пол.       Крайне неудачно, если так вообще можно было сказать. Медленно, все еще не до конца веря в случившееся, Билл обошел кровать и как зачарованный уставился на разлетевшийся корпус и разбитый экран.       Дрожащими руками он попытался собрать смартфон — у него даже получилось аккуратно сложить содержимое внутрь корпуса и бережно соединить пластиковые половинки. Разбитый экран слабо засветился… и на этом все закончилось.       Билл понял, что биться дальше и пытаться вернуть смартфон к жизни уже бесполезно. Равно как и бессмысленно спешить в аэропорт — как на зло, небольшой домик на окраине Нью-Йорка, принадлежащий его жене, располагался на противоположном конце города. Пока он будет пробираться через вечные пробки — самолет уже давно взлетит.       И все же слабая надежда еще теплилась. Погода была плохая, накрапывал дождь, а в районе аэропорта и вовсе могла случиться гроза. Отчего нет? Вдруг его рейс удачно задержали?       И вот тут Билл понял, что современный мир полный мобильной техники сыграл с ним злую шутку. Потому что телефона в доме не было. То есть линия, конечно, работала, да вот аппарат они с Одрой так и не удосужились купить. Они время от времени посещали Нью-Йорк, но не жили тут постоянно и всегда прекрасно обходились мобильной связью.       И вот теперь при всем желании не выйдет ни позвонить в аэропорт, ни предупредить жену о его столь неудачной задержке.       Без сил Билл опустился на кровать и взлохматил волосы. И дернул же его черт отправиться в Нью-Йорк, поддавшись на уговоры очередного популярного среди подростков журнала, редакторы которого непременно желали не только взять интервью у известного писателя, но и устроить ему фотосессию.       В иное время он не переживал бы так из-за опоздания на самолет, пускай, что и говорить, ситуация вышла неприятная. Но, будто специально, именно на этой неделе у него сложился очень плотный график — буквально через несколько часов после приземления он уже должен быть в офисе одной довольно крупной киностудии и подписать контракт, который позволит ему напрямую контролировать процесс съемок фильма по его новой книге и вносить изменения в сценарий на свое усмотрение. А уже ночью они с Одрой вылетели бы в Англию вместе со съемочной группой.       — Проклятье! — Билл с силой ударил кулаком по кровати.       Он и так долго откладывал эту встречу, и если не появится в этот раз — а он уже совершенно точно не появится, тут можно было спорить на что угодно — то его могут просто вышвырнуть из проекта. Такие крупные компании не любят, когда что-то идет не по графику, очень сильно не любят. Но, что куда хуже, он подведет Одру, которая надеется на его присутствие и поддержку.       Подводить близких людей входит в привычку, да, Билли?       Билл вздрогнул. Мысль была странной, принадлежащей словно бы ему и одновременно не ему. Он и правда не любил подводить кого бы то ни было, но и против обстоятельств уже было не пойти.       Его ты тоже подвел. Отправил гулять одного, хотя мог составить ему компанию, ты ведь уже почти поправился.       Даже не мысль, а...       Тень воспоминания.       Билл сильно вздрогнул и потрясенно уставился на свои руки. Волоски стояли дыбом, а кожа покрылась крупными мурашками. Словно он смертельно испуган. Но все ведь в порядке, так?       Резко тряхнув головой, чтобы выбросить все лишние мысли, Билл решительно поднялся с кровати. Сидя вот так и жалея себя, он точно ни к чему не придет, только еще сильнее расшатает и так сдающие нервы.       Торопиться уже все равно некуда, а значит нужно решать проблемы последовательно и без суеты.       А потому Билл заставил себя без спешки направиться в ванную комнату, умыться, принять душ, после этого так же спокойно одеться, выпить чашку крепкого кофе и вызвать такси.       Пока он стоял под струями теплой воды, в голове сложился довольно четкий план действий. Для начала нужно было купить новый смартфон, без разницы какой, лишь бы тот работал. После позвонить Одре и объяснить ситуацию. Она, конечно, разозлится на него, но хотя бы будет знать, что с ее непутевым муженьком все хорошо, а еще соберет его вещи и свяжется с киностудией. И нужно быть готовым, что контракт он, возможно, все же потеряет. Затем он отправится в аэропорт и купит билет либо до Лос-Анджелеса, либо до Лондона на ближайший свободный рейс.       Даже если он не сможет контролировать процесс съемок, то все равно останется рядом с женой.       Приободрив себя такими мыслями, Билл отправился в центр города.       Таксист ему попался на удивление молчаливый. Хотя, присмотревшись внимательнее, Билл решил, что тот просто не так хорошо знает английский, чтобы вести длительные беседы.       Что ж, это только к лучшему. Слишком уж у него паршивое настроение, чтобы болтать.       И, глядя из окна медленно движущегося в пробке автомобиля, как люди суетятся вокруг, невеселые мысли невольно полезли в голову.       Вся эта суета, движение, спешка — разве таким он представлял свое будущее, когда только-только делал первые шаги на писательском поприще?       Уже не первый год его жизнь состояла из бесконечных встреч, съемок, фестивалей... То он участвовал в фотосессии вместе с женой, то давал интервью в очередном телешоу, где выглядел, как последний кретин, да и вел себя не лучше. Сегодня встреча с фанатами, которая займет весь день, завтра — радиопередача, в которой ему в очередной раз будут задавать такие раздражающие однообразные вопросы. Послезавтра... точно неизвестно, но что-то наверняка уже запланировано.       Утром — зарядка, потому что надо держать себя в форме, запускать себя в Голливуде нынче моветон, даже если ты не актер. Завтрак легкий, низкокалорийный, и не меньше трех литров воды с собой, которые надо выпить за день (скоро ему придется возить в багажнике биотуалет такими темпами, ей-богу). Через день — спортзал, три раза в неделю — бассейн. Обед на ходу, а ужин непременно вместе с женой в дорогом ресторане. Вечером — два, а если повезет, то и все три часа на работу с текстами, ведь студия ждет сценарий, а издательство — новый роман. Перед сном секс, а утром все то же заново.       Потому-то так легко он и срывался в такие поездки, как эта — когда вечерами представлялась пусть на пару дней, но возможность побыть просто самим собой и никуда не спешить.       Билл невесело усмехнулся.       Он прекрасно понимал, что стоит ему дать заднюю, остановиться, и махина под названием Голливуд перемелет его не моргнув глазом. А значит нужно двигаться вперед и только вперед. У него есть любимая работа (она приносит много денег и теперь это единственное, что он в ней любит), красавица жена (каждое утро сквозь полуприкрытые веки он видит вместо нее кого-то другого, очень давно забытого, и никак не может в эти мгновения отделаться от мысли, что Одра — фальшивка, призванная заменить оригинал), преданные поклонники (которые радостно порвут его на куски, стоит лишь неосторожно высказаться или дать им не то, чего они хотят).       Ты счастлив, Билли? К этому ты стремился, когда пытался обогнать самого дьявола?       Билл вздрогнул и не сразу понял, отчего его руки снова покрылись мурашками. Лишь спустя несколько секунд он сообразил в чем дело — по обочине дороги бежал мальчишка лет шести на вид в ярком желтом дождевике. Он весело топал по лужам, поднимая тучи брызг, и ему не было дела до окружающей суеты, вся жизнь казалась ему одним огромным бесконечным приключением, где нет места скуке, разочарованию и смерти.       Джорджи наверняка чувствовал тоже самое, когда отправился пускать свой последний в жизни кораблик по ливневой канаве.       — Сэр, вам нехорошо? — по обеспокоенному взгляду водителя Билл понял, что выглядит сейчас крайне скверно. Собственно, ощущал он себя так же. — Открыть окно?       — Нет... спасибо. Я, пожалуй, дальше пройдусь пешком.       Слова давались с трудом, застревали в горле. Внутри словно что-то сдвинулось. Нет, не так — что-то словно треснуло, какая-то внутренняя плотина, и ее содержимое вот-вот готово было излиться наружу.       Дрожащей рукой Билл кинул водителю несколько десятидолларовых купюр и выскочил вон.       Прохладный воздух помогал понемногу прийти в себя. Джорджи... Почему он подумал о нем именно сейчас? Ведь он не вспоминал о своем убитом брате все эти годы.       Убитом? Разве он не просто умер в детстве от пневмонии или чего-то подобного? Или его тогда сбила машина?       Быстрым шагом он двинулся вдоль улицы, чувствуя, что стоит остановиться — и ноги попросту откажут ему. Все эти годы Билл принимал смерть своего младшего брата как свершившийся факт и ему никогда не приходила в голову мысль, что он попросту ничего не помнит об этих событиях. Совершенно.       И теперь он хотел вспомнить. И не хотел одновременно. Отчего-то Биллу казалось, что эти забытые воспоминания перевернут все, стоит вытащить их наружу. Жизнь после уже никогда не станет прежней. Это пугало до чертиков, но одновременно казалось таким заманчивым, желанным.       Мальчишка в желтом дождевике, хвала всем богам, уже скрылся из виду, а потому, спустя некоторое время, получилось с огромным трудом отгородиться от тяжелых мыслей.       Билл замер, прислонившись к ближайшей стене, постарался выровнять дыхание и осмотреться. Дождь едва заметно накрапывал и грозил вот-вот закончиться. До центра Нью-Йорка он так и не доехал, но район этот был ему очень смутно знаком. По крайней мере ощущения, что он заблудился и не знает, куда идти не возникло.       Сделав несколько глубоких вдохов, Билл двинулся дальше. После четверти часа поисков, наконец, удалось отыскать нужный магазин, и вскоре он уже разговаривал со своей поначалу взволнованной, а после расстроенной и слегка раздраженной женой. Пришлось подождать еще четверть часа, прежде, чем Одра ему перезвонила.       Как ни странно, удача на сей раз оказалась на его стороне. Выяснилось, что контракт можно будет подписать уже непосредственно в Англии и переслать один из экземпляров почтой. Это намного упрощало дело.       Билл улыбнулся, чувствуя, что с души его словно свалился камень. Даже погода, будто откликаясь, стала гораздо лучше — из-за туч выглянуло солнце.       Тогда солнце светило почти каждый день. Это было долгое, жаркое, бесконечное лето...       Билл судорожно сжал пальцами виски. Да что на него нашло сегодня? Откуда все эти воспоминания? Он не думал о своем детстве и юности уже очень и очень давно...       Двадцать семь лет.       Нет. Он не просто не думал о них. Он их начисто забыл. Друзей, школу, беззаботные каникулы, ворчливых соседей по улице... и Джорджи.       В этот самый момент Билл понял, что внутри него сейчас трещит по швам никакая не плотина. Стена, высокая стеклянная стена, которая внезапно перестала быть непрозрачной. Она разделяла два разных мира, в одном из которых он жил все это время. Мир полный рациональности, ответственности и проблем. Работа, семья, деньги, карьера и с каждым годом все более и более ухудшающееся здоровье наполняло его. Мир, где время летит словно скорый поезд сошедший с рельс. Мир, в котором нельзя останавливаться. Мир, в котором нет места волшебству.       А там, за стеной, находилась совсем другая жизнь. Билл еще не помнил, но уже отчетливо видел ее очертания. Мир наполненный мечтами и надеждами, искренними сильными чувствами, как плохими, так и хорошими. Мир, где все большое и яркое. Мир, где все возможно, если только от всего сердца в это поверить. Там нет места суете и спешке, там все просто и понятно. Мир, где ты можешь быть собой и не пытаться стать кем-то еще.       Билл с силой укусил себя за внутреннюю часть щеки. Боль помогла ему взять себя в руки. Быстрым шагом он двинулся вдоль улицы. Кофе. Большой стакан горячего, крепкого кофе, вот что ему на самом деле нужно. А вовсе не попытки воскресить все эти вспоминания.       Потому что еще слишком рано. Если он все вспомнит сейчас, в одиночестве — последствия будут ужасны.       Как назло, ничего похожего на закусочную или на худой конец торгового центра, где мог бы располагаться кофейный автомат, поблизости не наблюдалось. Зато он набрел на небольшой сквер, в дальнем конце которого приметил тележку с хот-догами. Не самая лучшая альтернатива кофе, что и говорить, но все же лучше, чем совсем ничего.       Потому что ему нужно отвлечься. Немедленно. Хоть на что-то.       Преодолев половину расстояния, Билл вдруг замер, как вкопанный.       Вначале он услышал звук — негромкий, мелодичный перезвон бубенчиков. Затем краем глаза заметил какое-то яркое пятно. Медленно, почти что против воли он повернул голову, совершенно уверенный, что сейчас он точно увидит большой красный воздушный шарик.       И клоуна.       Воздушный шарик там действительной был, да не один, а целая связка. Вот только красных среди них не было. И тот, кто продавал их не походил на клоуна ни разу — самый обычный парень, скорее всего подрабатывающий старшеклассник. Рядом с ним сидел раскормленный, больше похожий на тюленя лабрадор. Пес лениво тряхнул головой, отгоняя муху, и бубенчики на его ошейнике вновь издали мелодичный звон.       С губ Билла сорвался негромкий смешок, на который продавец воздушных шариков ответил несколько озадаченным взглядом. Еще бы, откуда ж ему знать.       Те, другие бубенчики издавали более резкие и громкие звуки. Конечно, ведь их было больше. Много бубенчиков на этом дурацком старомодном костюме. И помпоны. Бесящие оранжевые помпоны, которые как будто жили собственной жизнью и все время норовили попасть ему в нос.       О чем он только думает? Откуда этот яркий образ в его голове? Кто?       Пеннивайз. Пеннивайз из Дерри. Пеннивайз Танцующий клоун.       Оно.       Дальнейшее Билл почти не запомнил — как бежал прочь из сквера под удивленные взгляды прохожих, как заскочил в первое попавшееся свободное такси, что говорил водителю, сколько заняла дорога до дома...       Запомнил лишь как без сил повалился на тахту в гостиной, сжал руками голову и тонко, на одной ноте завыл.       Воспоминания накатывали на него подобно порывам шквального ветра, наслаивались, толкались, стремились обогнать друг друга.       Дерри. Дождливый осенний день, бумажный кораблик и собственное нежелание проводить время с братом. Гибель Джорджи из-за того, что его, Билла, не было рядом. Разлад с родителями и собственное неприятие случившегося. Клуб Неудачников. Беверли и то тепло, которое вспыхивало в груди от одного ее взгляда. И Оно.       — Господи... Господи... — Билл смотрел пустым взглядом в потолок и видел синее летнее небо, огромные деревья на пустоши, слышал плеск воды и звонкий смех друзей. Они были так дружны тогда. Напуганы до чертиков, но все равно дико счастливы. По-настоящему счастливы.       Они забыли Дерри, все они, в том Билл теперь не сомневался. Забыли, потому что уехали из города. И это правильно, так было необходимо, чтобы воспоминания не сводили их с ума все эти годы. Когда ты ребенок, то легко принять все странное и необъяснимое в этой жизни, но с возрастом осознание этого начнет разрушать рассудок крупица за крупицей.       И если Оно еще живо — а Оно живо, отчего-то в этом не было ни единого сомнения — то Майкл совсем скоро вновь соберет клуб Неудачников вместе. Быть может, до конца этого года, или в начале следующего.       Вот только... как так вышло, что его, Билла, воспоминания проснулись именно сейчас, сами по себе, без влияния извне? Пробудились все разом, и ему до сих пор приходится прилагать немалые усилия, чтобы не начать вопить от ужаса. Потому что если начнет — то не сможет остановиться сам.       — Слишком рано, — собственный голос показался каким-то чужим, надтреснутым.       Желудок скрутило, и Билл едва успел добежать до ванной, прежде чем его вывернуло остатками вчерашнего ужина вперемешку с желчью.       Без сил он опустился прямо на пол уборной, прислонился к стене, чувствуя, как гладкий кафель холодит затылок. И позволил себе вновь ухнуть в пучину воспоминаний.       Битва в доме номер двадцать девять по Нейболт-стрит. Ссора с друзьями и ощущение собственной беспомощности и ничтожности. Ненависть к себе, по большей части именно к себе, и лишь совсем немного к Пеннивайзу, как бы странно это ни прозвучало. Ощущение себя чужаком в родном доме. Одиночество, настолько глубокое, что даже компания Бев не могла прогнать его. Потому что она все время словно бы что-то ждала от него, каких-то действий, решений, но он никак не мог ей этого дать.       В какой-то момент он совершенно отчаялся, отчаялся настолько, что ему уже было наплевать, случится ли с ним что-нибудь плохое. Беверли постепенно отдалялась. То ли поняла, что Билл не принц на белом коне, который защитит ее от домогательств отца, а всего лишь подросток на старом велосипеде, сам не знающий, куда податься в этой жизни. То ли просто осторожничала, не желая подставляться лишний раз.       А потому Билл отправился в тот самый проклятый дом еще раз. Один. Знал, что Оно его непременно убьет, но и не думал сопротивляться. Ему было все равно. Он так устал от ненависти и одиночества.       Однако, к огромному удивлению, Пеннивайз не причинил ему вреда. Он даже не показался, несмотря на довольно настойчивые требования Билла прийти и закончить начатое.       Через два дня Билл пришел снова. Потом снова. И снова. Он доставал альбом, начинал рисовать и одновременно изливал пустому — или не совсем пустому — дому душу. Рассказывал о семье, о Джорджи, о родителях, о собственных переживаниях. На пятый или шестой раз Пеннивайзу, по всей вероятности, надоело слушать очередные откровения, и он соизволил прийти.       В первые несколько раз встречи закончились не самым лучшим образом — своими едкими насмешками Оно доводило Билла до белого каления, он начинал швырять в то первый попавшийся под руку хлам, а Пеннивайз в ответ швырял самого Билла. Впрочем, каким-то чудом обошлось без сломанных костей и свернутой шеи.       Спустя некоторое время получилось обходиться без членовредительства — Билл мало-помалу начал привыкать к переменчивому настроению клоуна и его совершенно сучьей натуре, реагировал уже не так бурно и даже сумел вывести Оно на относительно конструктивный диалог.       Отчего-то именно эти встречи стали той отдушиной, которая помогла Биллу не сойти с ума. Чувство вины и ненависти как к себе самому, так и к Пеннивайзу то и дело продолжали поднимать голову, но ощущались уже не столь остро. Он постепенно примирился со смертью брата, да и на поведение родителей сумел взглянуть под другим, более взрослым углом.       Оно тоже, судя по всему, начало привыкать к незваному гостю с своем доме и в какой-то момент позволило тому дотронуться до себя без риска лишиться пары пальцев. Пеннивайз, в свою очередь, не упускал возможности обнюхать и обслюнявить Билла, а также залезть ему руками под одежду — судя по всему, касаться обнаженной кожи ему нравилось на порядок больше.       Отчего-то именно эти прикосновения будоражили куда сильнее довольно целомудренных и редких объятий Беверли. И вскоре Билл с удивлением понял, что ночами, давая себе быструю разрядку под одеялом, так, чтобы не заметили родители, думает вовсе не о Бев и ее груди — а о мягких, ярко-алых губах, осторожных касаниях и твердых, острых когтях, которые легонько давят на кожу, но не прорезают ее до крови.       А когда клуб Неудачников сошелся с Оно в решающей схватке и отправил то на покой, Билл неожиданно для себя понял, что дико скучает. Нет, он, конечно, был рад, что все его друзья живы, и они снова вместе, но тем не менее без регулярных встреч в жутком особняке некая пустота поселилась в его душе. Она день за днем росла, превратившись в самую настоящую тоску, которую не выходило прогнать никакими усилиями. Хуже себя он чувствовал только после пропажи Джорджи.       — Ты влюбился, — Билл, все так же не открывая глаз и не делая попыток подняться с пола, рассмеялся. — Влюбился, гребаный ты идиот! Влюбился в Оно. Идиот. Какой идиот!       Конечно, сейчас, глядя на себя с высоты прожитых лет, Билл понимал, что влюбленность его была лишь порождением не находящего должной разрядки вожделения — болезненная, крайне быстротечная и нестойкая. Потому что Пеннивайз явно не разделял его чувств и не собирался подпитывать их.       Зато, как вскоре стало понятно, ничего не имел против старого доброго животного влечения.       Лично он к Биллу больше не приходил, зато все начало осени того посещали очень яркие и реалистичные сны — настолько живые, что не оставалось сомнений в их искусственности.       В этих снах они вновь проводили время в доме номер двадцать девять по Нейболт-стрит, только встречи эти были куда горячее, чем прежде. Билл смутно осознавал, что в этой искаженной реальности он намного старше, такой, каким станет к следующему пробуждению Оно, но это его особо сильно не удивляло. Точно так же, как и не удивлялся он небольшим свежим царапинам и укусам, которые обнаруживал на своих плечах утрами.       Отчего-то понимание, что Пеннивайз жив, и теперь таким вот необычным образом восполняет энергию перед тем, как окончательно заснуть, наполнило сердце теплом и уверенностью.       Оно почти не разговаривало, лишь дало понять, что не держит зла конкретно на Билла, но если они вновь все вместе сунутся в город, то друзьям его точно несдобровать.       Медленно Билл поднялся с пола и на негнущихся ногах прошел в ванну. Холодная вода помогла немного прийти в себя.       Что ж, он оказался совершенно прав... Пусть воспоминания не свели его с ума, но определенно разделили жизнь на до и после. Голливуд, съемки, контракт, Одра — все это казалось сейчас таким далеким, неправильным, бессмысленным. Всего лишь иллюзия, которой он стремился заполнить свою пустую жизнь.       Ужас ледяным ручейком пробежал вдоль позвоночника и далее по ногам. Потому что Билл представил, что было бы, не вспомни он сейчас все. Майкл вновь собрал бы их всех вместе. Они все вместе приехали бы в город, сбитые с толку, растерянные, ничего не понимающие, с обрывками воспоминаний, вместо целостной картины. Наверняка наломали бы дров. Наверняка кто-то еще бы погиб. Быть может, даже просто от самих этих воспоминаний, а не от когтей Пеннивайза.       Билл медленно вздохнул, сосчитал до десяти и принялся обстоятельно приводить себя в порядок.       Этого не случиться. Нет, он не позволит. Пускай какие-то высшие силы и избрали их, чтобы они уничтожили Оно, но здесь и сейчас Билл решительно посылал их в преисподнюю. Он не хотел становиться пушечным мясом в этой игре. И он не собирался подставлять своих друзей.       Ведь на самом деле смерти Пеннивайза он вовсе не желал. Он смирился и принял Оно как часть своей жизни еще тогда, двадцать семь лет назад. Принял вопреки всему, сумел победить ненависть в своем сердце. И он не намеревался вновь разжигать это темное, иссушающее пламя.       Лишь сейчас, когда потрясение отступило, а все воспоминания встали на свои места, Билл понял, как же сильно он скучает. Скучает по меняющим цвет глазам, по лукавой улыбке и едким, частенько доводящим до бешенства подколкам.       Все, что ты видел во снах тогда, может стать реальностью. И ты знаешь, что для этого требуется сделать, Билли.       Билл собрал свои вещи и заказал такси до аэропорта.       Стоя в очереди у касс в прохладном, просторном зале, он задумался на секунду, понимая, что сейчас у него есть один-единственный шанс повернуть назад. Можно пустить все на самотек, позволить жизни течь своим чередом. Вновь окунуться в суету Голливуда, позволить поверить себе, что фальшивые улыбки самые настоящие и искренние, день за днем и дальше заставлять себя быть счастливым.       Или же...       Одра будет в ярости, тут он не сомневался ни на мгновение. Быть может, даже захочет развестись с ним. И контракт он, конечно же, потеряет. Да только это уже было не важно, все было не важно.       У него еще будет время, очень много времени на ссоры с женой, на претензии кинокомпании, на поиск оправданий и объяснений.       Майкл тоже непременно разозлится. Вот только в итоге наверняка поймет его правильно. Все же старина Хэнлон без сомнения очень любит своих друзей и скучает по ним, и вовсе не желает им смерти.       Билл ненадолго прикрыл глаза, отбрасывая прочь последние крупицы сомнений, затем уверенно улыбнулся миловидной женщине, сидящей за прозрачным стеклом кассы и произнес на выдохе:       — Есть прямой перелет до Дерри?       Билл Денбро возвращался домой. Туда, где он — настоящий.