Something old, something new...

Химическая нагрузка на мозг. Пострадает временно или совсем. Из возможного: Зрительные нервы — упадёт зрение (почти 100%; повезёт, если нет). Близо/дально — ? Центры восприятия и генерации речи — либо бессвязно говорить, либо не понимать речь. Координация полетит 100%. Трость? Скандал… Память точно, но — либо краткая, либо долгая. Т.е., либо забывать вчерашний день, либо не помнить нас (первое лучше — восстанавливается). Вкус — мясо от картонки не отличит. Секс.возбуждение — бессистемное, безосновательное, быстро проходит. Тактильность — обострится. Тики, яктация (покачивания), самоповреждения — ? Спрятать острое. Массаж — 2, 3 раза в день? Могут проявляться не сразу. Мозг доработает на лекарствах, потом на себе — проблемы обострятся. Если держится больше 14 дней — повреждение серьёзное, искать и лечить. Сложно, но реально без медикаментов. НИКАКИХ ЛЕКАРСТВ! 90 дней минимум. Физ.нагрузка (включая секс) — с восстановлением координации (20+ дней). *другими чернилами* В первый день после отмены уколов Дик пришёл с целой лекцией «Что могло пойти не так, пока мы обдалбывали Джея». Конспектировал важные части и даже не заметил, где это делал. Может, благодаря этой «лекции» я и не паниковал, пока ты в себя приходил. День третий. Как и твердили Дик с Альфредом, за первые два дня ничего существенно не изменилось. Ты всё так же не приходил в себя, один раз тебя колотили всё те же судороги, я всё так же не выходил из твоей комнаты. Но сейчас я хотя бы знаю, что это скоро закончится. Дик всучил мне тетрадь и ручку, объявив, что на меня было куда легче смотреть, когда я вёл дневник. Не уверен, что есть большая разница, но подумал, что тебе важно будет знать и то, что происходило после окончания уколов. До момента, в который ты всё уже сможешь осознавать сам. День четвёртый. Ты открыл глаза. На самом деле, это всё, на что у тебя хватило сил, потому что они тут же закрылись. Но я успел, Джей, я увидел. И, когда понёс тебя в душ, увидел ещё раз. Мы справились, родной мой. День шестой. Вчера в ванне ты открыл глаза и около минуты смотрел прямо на меня. В глазах читалось крайнее изнеможение и в то же время облегчение. Я с тобой, Джей. Я рядом. А когда ты приподнял руку, я уже понял, чего ты хочешь. И весь вечер не выпускал тебя из объятий. Дик, пришедший ночью, сначала смущённо шутил, потом стал смущаться молча. А я так и уснул — полусидя, с тобой на плече. Ночью разбудил Дик — ему пришлось выйти в город, потому что включили Бэтсигнал. В третий раз за два месяца, кажется. Всего-то. Я уже подумал, что будить было необязательно, с тобой не должно ничего произойти, но тут ты проснулся. Посмотрел на меня, чуть двинул губами и тихо мурлыкнул. День седьмой. Сегодня ты бодрствовал почти час. Мы поили тебя сладкой водой и рассказывали, что ты пропустил. Ты не отрывал взгляда от меня и тихо вздыхал время от времени. Когда ты снова уснул, я спросил у Дика, насколько я изменился, что ты так реагируешь. Вместо ответа он подвёл меня к зеркалу и сказал: «Смотри. Только не как ты смотришь, когда бреешься, а внимательно смотри». Я понял, о чём он. Отощал у нас не только ты, Джей. Ничего. Теперь всё станет хорошо. Я вернусь к тренировкам, подтяну тебя. Всё будет хорошо. P.S. Обещанных седых прядей я, между прочим, не нашёл. День восьмой. Ты прошептал: «Вод». Мы все решили, что ты просишь воды, но ты отказался. Глядя мне в глаза, ты твёрдо повторил шёпотом: «Вод». До меня дошло. На гольфкаре мы добрались почти до места, оставшийся десяток метров я тебя просто нёс. Ты хотел к водопаду. Ты просил, чтобы я отнёс тебя сюда, как только ты начнёшь соображать. Прости, видимо, соображать ещё не начал я. Я захватил плед и «Остров сокровищ». Почему тебе так полюбилась эта книга, я не представляю, но ты кивнул, когда я, собираясь, показал её тебе. Ты лежал на моей груди и слушал, хмурясь каждый раз, когда я пытался замолкнуть и прислушаться к журчанию воды. Потом я поил тебя бульоном из термоса и рассказывал, что с тобой было. Ты быстро уснул, и я, кажется, тоже задремал, потому что не заметил, как вокруг стемнело. Я успел вернуться до того, как Альфред и Дик собрали поисковой отряд. Сказали, что звонила Селина, впервые за эти два с небольшим месяца. Справлялась о тебе тоже. В своей манере. День десятый. Твоё первое полноценное слово с конца уколов было: «Идиот». Вчера вечером мы обсуждали с Диком его возвращение к учёбе, потому что всё самое сложное уже пройдено, и мы с Альфредом прекрасно справимся и вдвоём. Видимо, я не заметил, как повысил голос и разбудил тебя, потому что в случайно образовавшейся паузе прозвучало хриплое, но твёрдое «Идиот». Ты посмотрел прямо мне в глаза и ещё раз повторил. Посыл твой мы оба поняли достаточно чётко, так что Дик остаётся, уговорил. От еды и воды ты отказался и почти сразу снова уснул. А утром ты уже начал от нас что-то требовать. Мы едва поняли. Скажи, пожалуйста, какой нормальный человек догадается, что под «Я стул хотел в кровать себя» ты имел в виду «Посадите меня»? Лекарства конкретно проехались по твоим мозгам, но ты хотя бы понимаешь, что говорим мы. Когда Дик ради эксперимента спросил: «А что ты сделаешь, если я тебя сейчас поцелую?» — ты так скривился! Потом пытался что-то ещё у нас узнать, но мы так и не поняли. Попросили тебя помолчать ещё пару дней, пока речь не восстановится. День одиннадцатый. Ты не вспомнил вчерашний день, потому что сразу же после пробуждения начал задорно болтать. Нёс всё ту же околесицу и обижался, когда мы не могли тебя понять. Снова уговорили тебя замолчать, но, скорее всего, завтра придётся делать то же самое. Выразительность взгляда за два месяца ты не утратил: в твоих глазах я прочёл всё, что ты думаешь обо мне и моём виде. Двадцать минут потратил, чтобы уговорить тебя не переживать за меня. Я в порядке, Джей. Ты — это всё, о чём я могу думать сейчас. День тринадцатый. Вчера ты ограничивался короткими командами, вроде «Пить» или «Вон», когда хотел выгнать Дика. А сегодня вдруг заговорил целыми, складными предложениями. Если вдруг забудешь, то: «Можно мне уже хоть что-то, похожее на еду, а то на ваших питательных коктейлях у меня зубы атрофируются». До чего странно осознавать, как легко я принял твои проблемы с речью и памятью. Видно, Дик со своей лекцией неплохо помог. Да и после того, что с тобой происходило во время наркотиков, это всё воспринимается как досадные мелочи. День четырнадцатый. Если пройтись по пунктам, которые мы с Диком обозначили, то: — с памятью всё в порядке: ты вспомнил, что мы просили тебя молчать, хотя свою абракадабру воспроизвести не смог (это, вроде бы, нормально); — речь восстановилась, восприятие и не хромало; — за тактильность твою никто не беспокоится: у меня не хватает сил выпустить тебя из рук больше, чем на пятнадцать минут, пока ты не спишь; — на вкус и зрение ты пока не жаловался, но я уточню ещё; — вставать я тебе ещё не позволял. Массаж делаем, разминаем, но вставать нельзя. Ты всё ещё спишь по пятнадцать-семнадцать часов, мало ешь и говоришь, но я уже чувствую, что всё будет хорошо. День пятнадцатый. Созванивался сегодня с хорошим врачом. Без деталей обсудили твою ситуацию. Задал вопрос: «Когда больному можно пытаться вставать на ноги?» Получил ответ: «Да надо было сразу же, как только он начал речь контролировать». Ты ещё спишь со вчерашнего дня, попробуем, как проснёшься. Альфред всё реже смотрит с сочувствием на тебя и всё чаще — на меня. Спросил, когда я в последний раз выходил наружу, когда оставался один дольше, чем на три минуты. Давно, очень давно. Я не могу выходить из комнаты, не могу оставлять тебя одного. Просто не могу, Джей. Будто душит что-то, в глазах темнеет, ноги подкашиваются. День семнадцатый. Два дня подряд поднимаем тебя с кровати и пробуем ставить на ноги. Вчера ты прекрасно держался, три шага от кровати и обратно почти без опоры. Сегодня… Да, всё, как ты говорил: ты пошатнулся, я растерялся, рассыпался, будто выпал из реальности на пару минут. С чего вдруг? Неужели это было неожиданно? Нет, напротив, я ждал, что долго на ногах ты не продержишься. Почему так отреагировал? И самое настораживающее — почему я вижу в твоих глазах тот же вопрос? День восемнадцатый. Пытался вчера убрать уже этот дневник куда подальше, хватит. Ты на следующий же день умудрился о нём вспомнить и заявить: «Ты ведёшь его до того момента, пока я не буду твёрдо стоять на ногах». Как видишь, я продолжаю. Ты сегодня поинтересовался, как я себя чувствую. Я долго расписывал, как всё прекрасно, особенно сейчас, когда ты пришёл в себя, но ты мне явно не поверил. Попросил позвать Дика, оставить вас наедине. Когда я вышел, Дик вдруг запер за мной дверь. Когда я начал рваться обратно, угрожая, что выломаю дверь, Ричард открыл с таким серым лицом, что у меня сердце в пятки рухнуло. К счастью, с тобой всё было в порядке, но вы оба смотрели на меня сочувственно и осуждающе. «Четыре с половиной минуты, — почему-то сурово выдал Дик, — рекорд». Я не понял, о чём он, пока вы оба не начали песочить мне мозги по поводу таблеток. Я в порядке! Одна прорвавшаяся паника ничего не значит! День девятнадцатый. Джей, это не смешно. Это опасно. Твоя голодовка навредит тебе больше, чем ты это воображаешь. Я просил тебя хотя бы сменить рычаг: не разговаривать со мной, запретить касаться. Но ты… Ты объявил, что отказываешься от еды, пока я не начну пить таблетки. Ты даже название их вспомнил. Когда я попытался возразить, мол, сейчас они могут не подойти, ты резво объявил, что я могу «обратиться к врачу и выяснить, что конкретно подойдёт». Я надеялся, что хотя бы Альфред встанет на мою сторону: он болезненнее всех нас отреагировал на то, сколько веса ты потерял. Ни черта. Я один против вас троих, и, видимо, я единственный, кто считает твои «позы» излишними. День двадцать первый. Ты продержался. И позавчера, и вчера. Трижды терял сознание, но отбивался от еды как мог. Вчера вечером мы поссорились, громко, Дик и Альфред стояли у двери, боясь войти. Первое, что я им сказал, вылетев из твоей комнаты, было: «Ладно!» Ладно, Джей, твоя взяла. Я сразу же созвонился с врачом, с которым консультировался недавно, из-за тебя. Пришлось много врать и выкручиваться, сохраняя только симптомы, но в итоге он назвал ровно те же таблетки, что и ты. Я пересказал тебе разговор с доктором, дал слово, что утром начну, но ты вырубился раньше, чем согласился съесть хоть что-то. Так что утром ты завтракал, глядя на то, как я глотаю эти чёртовы таблетки. Всё как обещал. День двадцать второй. Ты довольно твёрдо стоишь, но при попытках шагнуть тебя ужасно шатает. Дик предложил трость, и ты надулся на полчаса, но всё же согласился. Я… Я спал ночью. Без пробуждений, без кошмаров, которые с твоим лечением участились (я не хотел этого писать, Дик заставил). Так что я признаю (письменно!), что таблетки помогают. Даже несмотря на то, что прошли всего лишь сутки. Завтра я отдам тебе этот дневник. Я всё ещё хочу его сжечь, но… Перечитал его сегодня. Ты всё-таки был прав, требуя вести его, и, возможно, я когда-нибудь к нему вернусь. *** — Звал? — Дик сунулся в бронированную комнату. Брюс передал, что Джей вроде как хотел с ним поговорить, да ещё и наедине… Джей оторвал немного пришибленный взгляд от тетрадки (Дик признал дневник Брюса, но виду не подал) и кивнул. — У меня вопросы, — хрипло проговорил он, кусая губу. Голос ещё до конца не восстановился, но вид Джея прямо-таки кричал, что он хрипел бы в любом случае. — Брюс честно вёл дневник, но есть дни, которые… Короче, я подозреваю, что там было, но нужно удостовериться. Тридцать пятый день. Всё, что он написал: «Я не могу. Я просто не буду ничего писать. Нет». Первая остановка сердца? Дик помедлил, прикидывая. Он, в отличие от Брюса, дни так методично не подсчитывал (а стоило, неплохое вышло бы исследование), но что-то подсказало. — Да, точно. Ага. Около сорока секунд, ты быстро задышал, но Брюс успел перепсиховать так, что из постели не вылезал и тебя не выпускал до самого утра. А почему «первая»? Должно было быть несколько? — Не было больше? — вскинулся Джей. Дик почувствовал себя по меньшей мере спасителем Галактики, когда после его «Нет» облегчённый выдох чуть его не оглушил. — Боги, да! Говорил я этому идиоту, что нельзя ему одному остаться. Подозреваю, что вторая должна была где-то через неделю жахнуть, но там ты подсуетился. Спасибо, — Джей отвёл глаза и обхватил себя рукой покрепче. Дик поставил мысленную галочку в графе «Тактильный голод» и порадовался, что у Брюса ровно такой же. Иначе он не просиживал бы тут сутками. — Ладно. Сорок шестой день, десять дней после остановки сердца. Вырвана страница. Что случилось? «Надо было тоже дневник вести», — пожурил себя Дик, пытаясь мысленно соотнести события с датами. «Сорок шестой — две недели до конца, там… Блять». Желудок свернулся в комок, Дик сжал зубы и закрыл глаза. Слишком жуткое было воспоминание. Дик поднял глаза на Джея и увидел, как тот изменился. — Что? — «Какого же я цвета, если он, глядя на меня, так посерел?» — мелькнула мысль. Дик встал, открыл пошире окно. Взгляд Джея примёрз к его спине, он чувствовал это даже через свитер. Сев обратно, он прочистил горло. — Ты умолял его прекратить тогда. Рыдал, из последних сил говорил, что больше не можешь, что любой следующий укол тебя просто убьёт. Клялся, что уже всё в порядке, что лекарства сделали своё дело. Альфред просто ушёл из комнаты, не выдержал. Я тогда, кажется, третий раз в жизни увидел, как Брюс… скажем, не в состоянии сдержать слёзы. Он тогда смотрел на меня так, будто просил решить за него. Ему, наверное, до сих пор стыдно об этом думать, потому что перекладывать решения на других не его фишка. — И что же ты решил? — сдавленно проговорил Джей, сжимаясь в комок на кровати. — И как у тебя получилось? — Я почти согласился. Ты бы видел себя тогда! Ты бы и мёртвого уговорил переехать в другую могилу. Я задал простой вопрос: «Джей, ты уверен?» Скажи ты «Да», и не сидеть нам тут с тобой сейчас. Но ты меня не услышал. Ни со второго раза, ни с пятого. Так я и понял, что это не реальный ты. А значит, все твои наставления идти до победного конца остаются в силе. Брюс согласился со мной, хоть и не сразу, — Дик кисло усмехнулся. — Пришлось пристегнуть тебя к кровати и вывести его в ванную, чтобы он услышал хоть что-то, кроме твоей мольбы. Ставил укол я, заткнув уши наушниками, потому что ты словно понял, что не прокатило, и удвоил усилия. После укола начались судороги. Брюс до утра баюкал тебя на руках и извинялся, и у меня было ровно то же желание. Чувство идиотской вины, появившееся тогда, всплыло и сейчас. — С того дня только у меня ещё хватало сил ставить тебе уколы. Брюс бросил это дело гораздо раньше, а Альфред с беспомощным видом качал головой и отказывался. Ты можешь себе представить беспомощного Альфреда? Я не мог до того дня… Я знаю, — вдруг переключился Дик, понимая, что ему сейчас гораздо важнее проговорить то, что чувствовалось, чем то, о чём просил Джей, — что ты никого из нас винить в этом не собираешься, что я действовал в твоих интересах, по твоим указаниям, что ты сейчас, наверное, одобряешь мои действия, уж точно вряд ли осуждаешь, но… Прости меня, Джей. Я должен был сделать это, но тогда это ощущалось ужасно. — Ты прощён, — добавил Джей после небольшой паузы, и Дик в очередной раз поразился: почему самым понимающим и осознанным в этом доме является человек с дикими ментальными проблемами?! — Спасибо, — «мне надо было это услышать, но ты и так в курсе, иначе не сказал бы». — Брюс на следующий день набрался сил и сказал, что благодарен мне за то, что я сделал. «У тебя гораздо больше сил, чем у меня», — представляешь, каково ему это было проговаривать? Есть подозрение, что ему это стоило примерно того, чего мне стоило поставить тот укол. Джей мерно кивал, будто и не слышал того, что ему говорили. Дик замолчал, давая ему немного времени. — Поэтому он не смог продолжить тогда, — вдруг прозвучало глухо и надрывно. — Потому что я просил его остановиться, и у него не хватило сил мне отказать. Джей спрятал лицо в ладони и стал раскачиваться вперёд-назад. Дик пересел на его кровать и положил руку на плечо. — Ты уберёг его от такого решения в этот раз. Ты вытребовал у него, чтобы я остался, и я смог взять на себя ответственность. Там вы были только вдвоём, здесь ты об этом позаботился. Ещё несколько сиплых рваных вдохов, и Джей начал успокаиваться. Поднял голову и коротко улыбнулся Дику. Его лицо ещё не слушалось его так, как слушалось до лекарств, но Дик понял, что имелось в виду. — Ещё вопросы? Вроде бы больше жутких историй у меня не осталось. — Сколько раз он лез драться с тобой за это время? Дик рассмеялся. — Раз шесть. Сначала отказывался выходить из комнаты, когда подошло время моего дежурства. Потом выгонял меня из комнаты, когда ему казалось, что ты пришёл в себя. Был момент, когда он просто не верил, что ты в воспоминаниях, и заявил: «Если он тебе не отвечает, значит, он просто не хочет тебя видеть, так что проваливай». Пытался раз или два выбить шприц у меня из рук, когда я ставил уколы. Мы с Альфредом силой выталкивали его из комнаты, чтобы он элементарно по дому прошёлся, руки-ноги размял. Без толку, кстати, он просидел всё это время у двери, рыча и требуя его впустить. Джей улыбался, и на короткий промежуток времени Дик позавидовал тому, как повезло его отцу. Слишком уж влюблённым выглядел Джей сейчас. «Хотел бы я и для себя кого-то, кто будет так за меня беспокоиться». — Ладно. Последний вопрос, и ты свободен. Это всё его… не сломало? Джей выбрал именно это слово. «Сломало». Почему? — Не думаю, — твёрдо ответил Дик. — Да, он изменился, и не все из этих изменений ему понравятся, но чтобы «сломать» — нет. Он всё ещё цел, он всё ещё он, а значит, всё будет хорошо. Ты продавил таблетки — это чёртов подвиг, и, если он продолжит их принимать, через три-четыре месяца и следа не останется от того, что он пережил. Что все мы пережили здесь, — поправил себя Дик и поднялся с кровати. — И да, Альфред тоже приходит в себя. Готовься, есть вероятность, что он начнёт официальную процедуру усыновления, больно уж он за тебя волнуется. Джей ухмыльнулся и устало прикрыл глаза. Дик молча кивнул, похлопал его по плечу, бросил короткое «Отдыхай» и вышел из комнаты, заперев дверь. Брюс стоял у двери в свою спальню и с беспокойным интересом смотрел на Дика. — Как он? О чём хотел поговорить? — О тебе. Извини, пересказывать разговор не буду, конфиденциально. Захочет — расскажет, как проснётся, сейчас опять отрубается. Брюс коротко кивнул. — Вытащи его завтра на тренировку, — вдруг предложил Дик. — Бегать он с тобой, конечно, не сможет, но твой выздоравливающий вид ему будет полезнее, чем все наши кудахтанья над ним. И если ты ждал официального разрешения, то выдаю: с завтрашнего дня плотские утехи рекомендуются как обязательные минимум два раза в неделю. Максимум смотри по состоянию. Брюс поджал губы и свирепо выдохнул. Дик поднял ладони и, нагло ухмыляясь, поспешно ретировался — не хватало ещё огрести. Он же из добрых побуждений!