Москва, декабрь 2019
Телефон на столе жужжит настойчиво, перебивая тихий шум офисных компьютеров. Белокурый служащий в педантично выглаженном костюме кидает на него беглый взгляд и продолжает стучать пальцами по клавишам, набирая стандартный текст скучного договора, не предвещающего ничего, кроме очередной бюрократической волокиты. А перевёрнутый экраном вниз смартфон все разрывается уведомлениями, отвлекая от рутины, притягивая все внимание к себе. — Да кому неймется там? - раздраженно гаркает Бестужев и хватает надоедливый гаджет. Инстаграм незамедлительно распахивает свои гостеприимные двери - смотри, внимай, не пропусти! Запрещено на рабочем месте, но Михаил оглядывается по сторонам и видит - каждый из коллег зарылся носом в свой смартфон. На их лицах расцветают улыбки, и Бестужев готов поклясться, что слышит радостное биение сердец, уж точно чувствует трепет одной души - своей. А телефоны заговорили разом одним голосом, что ни спутаешь ни с каким другим. — Друзья! Я снова здесь, ваш поэт! - звонко начинается прямой эфир, и количество просмотров взрывается баснословными цифрами. Улыбка поэта как всегда насмешливая, едва сдержанная и с хитрецой, весь мир через экран делает ярче. Он гордо вскидывает голову, красуясь перед виртуальной публикой. За соседним столом приятель его Оболенский замер в предвкушении, но Бестужева это не позабавило даже - сам точно такой же. — С вами Рылеев, и сегодня мне есть чем поделиться. Как насчет поэмы? Выстраданной бессонными ночами поэмы о насущном. Готовы к истине? Он спрашивает, но не ждет ответа. Во взгляде - огонь, задорный вызов. С тем и начинает их друг-журналист свой творческий выпад. Кондратий - энтузиаст, сгусток эмоций и вдохновения. Кондратий - с горящими глазами, уверенный и совершенно счастливый. Он без страха уподобляет российскую власть тирании двухсотлетней давности, его хлесткое слово бьет в цель и бьет больно. Бестужев знает слишком хорошо, что сочинения поэта счесть можно экстремистскими, оскорбительными для верхушки, чрезмерно дерзкими. И он до глубины своей души этим восхищен. Да и не Михаил один падок на эту смелую правду - к трансляции присоединяются сотни любопытных глаз, и среди них Бестужев видит командированного из Москвы Пестеля, затем - покинувшего не так давно государственную службу Якушкина. Они молчат, однако, смотрят, и главное - слушают. А вот их с братом друг Ваня Пущин - не молчит. Аплодирует посредством рисованых эмодзи, настаивает, чтобы Рылеев свой материал направил на телеканал "Дождь". "Друг мой, это потрясающе" - светится на экране комментарий, и Бестужеву ничего не остается кроме как согласиться. Коленька, их юный товарищ, шлет без малейшего перерыва влюбленные смайлики, а потом вдруг замолкает на несколько секунд, и в чате появляется до коликов в животе смешное, юношеское признание: "Вау!! Офигеть! Кондратий, Вы такой крутой!". Бестужев смеется снисходительно и подмигивает Оболенскому, а тот и не обращает внимание вовсе - слишком увлечен Инстаграмом, вслушиваясь в новые, впервые сказанные поэтом строки, усердно нажимает кончиком указательного пальца на сердечко в углу экрана. Снова и снова. — Антон пишет, - улыбается Михаил, завороженный живым интересом друзей к вольным речам Рылеева. — Просит ему запись трансляции сделать, а то в Третьем доме на набережной мобильный придется сдать. — Да не мешай ты, Бестужев, - бубнит Женя, удаляясь от приятеля вглубь кабинета, где в кресле Петя Каховский с крайне серьезным выражением лица буравит взглядом свой телефон и тихонько разворачивает обертку очередного леденца из вазочки. А Коленьке в комментариях к трансляции вторит и молодой Поля, сбежавший несколькими минутами ранее на обеденный перерыв, и Дима из того управления, чьи законы Рылеев в режиме онлайн расшатывает неумолимо. Бестужев слушает, словно зачарованный, храбрые обороты про освобождение от угнетателей, и пусть укол тревоги в широкой груди пропустить сложно, сильнее его - искренний, обезоруживающий восторг.***
Государственный советник, приятной наружности и высокого роста, давит плечом на тяжелую дубовую дверь, покидая здание по адресу Охотный ряд, дом 1, прокладывая себе путь к морозному декабрьскому воздуху. Улица встречает его ослепительным светом - отражением солнца на сверкающем снегу. Улица встречает его порывами ветра, грубым натиском зимней стужи, воплем сигналящих автомобилей. Шарф от Tom Ford едва ли покрывает уязвимую шею, твидовое пальто - нараспашку, а начищенные до блеска ботинки скользят по припорошенному льду. Пальцы не слушаются, в них дрожь, когда он достает телефон из внутреннего кармана и удерживает кнопку записи. — Значит так, - начинает чиновник без лишних церемоний свое электронное послание. — Пленарное заседание прошло паршиво. Поправки в закон об уголовной ответственности за оскорбление власти пропустили. В третьем чтении поддержали, Рылеев, понимаешь? Голосовое сообщение отправлено. Серебристая Audi Q7 выруливает из-за угла, и Сергей Петрович небрежно машет рукой личному водителю, ступая на парковку. Он опускается на заднее сиденье автомобиля и в сердцах хлопает дверью. Экран телефона отвечает ему затуханием и гробовым молчанием. Трубецкой задумчиво, нервно трет переносицу, пока шофер трогается с места, и под скрип шин по снежной дороге вновь давит пальцем на значок микрофона. — Ты поосторожнее с соцсетями. Сейчас пойдут проверки под шум пленарки, сам знаешь. Не высовывайся пока. Голосовое сообщение отправлено. Тишина дорогого салона давит, но не более, чем безмолвие айфона. Кондратий как правило отвечает скоро, сразу же, мгновенно - только Трубецкому. Сам деловой, гордый законодатель грешит тем, что сбрасывает его звонки, включает драгоценный режим "Не беспокоить", игнорирует, а после перезванивает посреди ночи, и все равно даже в четвертом часу сонный Рылеев поднимает трубку. Сергей Петрович опускает стекло и вдыхает холод в свои легкие. Волнуется - приходится признать это. А популярное мобильное приложение тихим пиликаньем вдруг изволит пригласить его с опозданием присоединиться к прямому эфиру. Трубецкой лениво смахивает блокировку, прибавляет звук и бледнеет на глазах. "Да ты издеваешься!"***
Снег с лопаты улетает в сторону, в мерно растущий сугроб. Миша выпрямляется и вытирает лоб тыльной стороной ладони, снимает с себя шапку и перчатки. В кармане вибрирует телефон, призывая остановить увлекательное занятие очистки зимних дорожек от морозных осадков. Бестужев-Рюмин опирается о древко лопаты и открывает трансляцию. — Серёж, - зовет он громко, и облачко пара вырывается из его улыбчивого рта. — Серёжа! — Что там, Миш? - кричит с другого конца зимней тропинки Апостол, закутанный в не продуваемый никакими ветрами пуховик, такой же разгоряченный и с лопатой наперевес. — Наш Рылеев стихи читает, - усмехается Миша, идя уже навстречу и шурша снегом под сапогами. — Покажи, - кивает Сергей, стягивая капюшон с мехом и шмыгая носом. — Да связь не ловит здесь ни черта. Странно, что они в этой глуши вообще знают, что такое Интернет. Прямой эфир зависает, сеть губит качество записи, и только изредка короткие строчки голосом Кондратия раздаются из динамика. А затем трансляция и вовсе прерывается. Миша еще несколько минут ругается сквозь зубы, комично поднимает смартфон к нему, пытаясь поймать сигнал, снова злится и сетует на дикие местности, не замечая теплый, веселый взгляд Серёжи. — Брось, он нам пришлет потом. А мы в ответ TikTok запишем, - ободряюще говорит Апостол, постукивая лопатой по заледеневшей плитке. — Ага. Про то, как снег убираем, - ворчит Миша, выходя из себя. Сергей отнимает у него телефон, предотвращая полет бесполезного гаджета в ближайший сугроб от досады. То, как Мишель сердится, - совершенно умилительно, пока молодой человек не принимается в сердцах буйствовать. Важно остановить вовремя, и Серёжа всегда останавливает, успокаивает, отвлекает. — Есть кое-что интереснее. Я тебе фокус с шампанским показывал? — Какой фокус? - щурится заинтересованно Бестужев, тут же переключившись, а снежинки падают на кончик веснушчатого носа. Любопытство берет верх, и он уж забывает про погибшую трансляцию, забывает, что торчат они вдали от цивилизации уже неделю, забывает, потому что Сергей тут, рядом. Развлекает его уморительными историями, как малого ребенка. — Погоди, - Серёжа хмурится, глядя на загоревшийся экран телефона. — Паша тебе звонит. И пока они вместе слушают по громкой связи сбивчивые предупреждения и скрежет зубов все прознавшего раньше Пестеля, свобода слова умирает в столице за сотни километров от них под трели лайков на поэму Кондратия Рылеева.