***
Он прищурился от яркого света. Его окружало огненно-рыжее поле юрды, напоминавшее оттенком карамель, мандарины и огонь. Оно было теплым, манящим и ярким, таким красивым для Каза, чьи глаза уже привыкли к тусклому серому Кеттердаму. Юрда была оранжевой, небо -голубым, солнце — желтым. Он расслабился. Дом. Он не задумывался, почему он оказался здесь. Он просто был счастлив, что он был здесь, и теперь все будет хорошо. Все это — не более, чем страшный сон. Он пробирался через поле огненого урожая, надеясь найти Джорди или отца за работой. — Da? Он прислушался, но не услышал ничего, кроме шороха травы. — Джорди? На этот раз он что-то услышал. Низкий гул справа от него, и слабый хруст, как от осенних листьев. Может, это Джорди затеял какую-то игру? Он попытался пойти туда, откуда слышал звуки, но трава была слишком высокой и густой. Он метался вокруг, пытаясь выбраться. Он тонул. Казалось, что трава становится все выше и выше; острые травинки оставляли порезы на его лице и руках, отчего кожу начинало покалывать. — Da! Джорди! А затем огненный апельсин превратился в настоящий огонь. На долю секунды он обрадовался теплу, но потом его охватил страх. Он закричал, и кричал, кричал, кричал. Огонь бушевал по полю, охватывая все яростным красным пламенем и взвиваясь в воздух столпом искр. Он не мог убежать. Огненные пальцы цеплялись за него, заключая его его в свою огненную клетку и обжигая его бледную кожу. Мир превратился в цветное пятно, а теперь юрда сгорела дотла, и Каз ворвался с линии посева на участок, с которого уже собрали урожай. Позади него уже догорал костер. Рядом стоял старый плуг, но с ним было что-то не так. Он накренился, словно под ним что-то было. Каз подошел ближе и увидел, что под ним действительно что-то есть. Это было пятно чисто красного цвета, как цветок, который папа держал на подоконнике, цветы распустились на земле. Он нахмурился. Цветок раздавили, не так ли? С этого расстояния он мог видеть, что лепестки разбросало по большой площади, и следы тянулись от… Он шагнул ближе. Что это было? Новый горшок? Комок земли? Это была какая-то странная фигура, очень большая, и на ней был комбинезон его отца. Он почувствовал, как внутри у него все сжалось. — Da? Мир охватила тишина. На мгновение, даже трава перестала шелестеть, замолкли птицы, и все стало безжалостно безмятежным. — Da? — его шепот прорезал тишину подобно косе. Он побежал вперед и опустился на колени перед телом. Затем он понял, что это уже было. Его отец умер несколько месяцев назад, его раздавил плуг. Хотя Каза там не было. А потом раздались крики. Мамины крики, как тогда, когда она была очень больна и еще до того, как ушла. Она кричала снова и снова в течении многих дней. В конце концов, она кричала всю ночь напролет — громко, пронзительно, безумно, а потом крик прекратился, и Каз больше никогда ее не слышал. Крики отца присоединились к какофонии, более низкие и искаженные, полные боли, удивления и печали. Как тогда, когда Каз играл в поле и они услышали крики за милю отсюда. Эти крики тоже стихли. Отца Каз тоже больше никогда не слышал. Потом Джорди. Почему Джорди был ранен? Он стонал и кричал, и это было глупо, мечтательно и лихорадочно. Каз никогда раньше не слышал, чтобы Джорди так кричал. Почему Джорди кричал? Солнце перестло жечь, юрда превратилась в мощенную булыжником землю, а небо поблекло до грязно-серого цвета. Плуг преобразился в груду разбитых ящиков, а щекотание травы заменил холод дождевой воды на коже. А папа? Папа стал Джорди, и он кричал, кричал, кричал. Это был крик из сна, и он звенел в холодном, влажном воздухе отдаваясь эхом от грязных стен переулка. Казалось, что он кричал несколько часов. В полночь завыла чумная сирена, более настойчивая и резкая, чем обычный звон двенадцати колоколов. Она смешивалась с криками Джорди, воздух наполнился звуками боли и смерти. Когда вой сирены прекратился, Джорди смолк.***
Джорди больше не дрожал. Его не лихорадило. Он не стонал и не кричал — он хранил молчание с той ночной сирены. Каз удивился, почему тело Джорди было таким холодным и твердым. Каз задался вопросом, услышит ли он когда-нибудь Джорди снова. Возможно, как и когда-то с их родителями, крики заставили его замолчать. Казу нравился голос Джорди. Он был полным, плавным и без малейших осечек. Он говорил так успокаивающе. Голос Джорди был единственным, который мог заставить Каза улыбнуться. Но если он больше не заговорит… неужели он исчезнет? Вот что случилось с мамой. Крик продолжался много дней, а потому нее началась лихорадка, она перестала кричать и исчезла. Исчезнет ли Джорди? Каз надеялся, что нет. Иначе он останется один. Хотя он надеялся снова найти Саскию и вернуть ей ленту. Каз откинулся назад, на Джорди, дрожа. Ему было холодно, но он вспотел и не мог пошевелиться. Его горло зудело, и он проверил свой голос — он был хриплым, противно скрипучим, как у злодея из сказок. Он попытался съесть кусок старого хлеба, который сохранил, но поймал себя на том, что тот лезет обратно. Что происходит? Он не знал, но хотел, чтобы все это поскорее закончилось. Он закрыл глаза и заснул, прижавшись к холодной груди Джорди, и не заметил, как его утащили мертвецы.***
Хлюп, хлюп, хлюп. Шлепок, всплеск, всплеск. Часто и легко, часто и легко. Скрииииип. Каз не открывал глаза. Он прислушивался к этим звукам, и они ему нравились. Они были мягкими и успокаивающими, а его окружали какие-то мягкие предметы, похожие на резиновые подушки. Это походило на те истории, что ему читал папа — полные забавных звуков и акцентов. Он улыбнулся. Неужели Джорди наконец проснулся и нашел для них несколько одеял? Может, он читает сказку? Он очень хорошо разбирался в звуках. — Джорди… ох. Он не мог вымолвить ни слова. Во всяком случае, не очень хорошо. И снова это прозвучало как болезненный скрежет. Его горло распухло, и он чувствовал зудящие пятна на шее. Он едва ли мог заставить себя дышать. Он открыл глаза. Вокруг него действительно были какие-то мягкие предметы, и… О. О, Святые. Он закричал, но это прозвучало как хриплый крик. Он закричал, но это было похоже на хрюканье. Он плакал, и его рыдания были такими сильными, что сотрясали его тело… И тела вокруг него тоже. Все виды. Короткие и маленькие. Земенцы, сулийцыи ишуханцы. Но большинство из них были керчийскими докерами, головорезами или стражами. Он заметил пурпурную форму городской стражи и что-то похожее на тюремный комбинезон. Они придавливали его своим весом. Сверху, снизу и по обеим сторонам. Он тонул в них, а они утаскивали его вниз. Он с трудом перевел дыхание. Выдавил очередной хриплый вопль. Он попытался оттолкнуть их, но лежащая на нем мертвая женщина была огромной, а каэлец под ним сгнил и покрылся слизью, поэтому он продолжал опускаться на дно. Он плакал, лежа под грудой тел и прижимая к себе раздувшуюся плоть. Его кожа покрывалась мурашками от прикосновения тел. Он вздрогнул, когда лодка качнулась, и они врезались в него. Маленький Каз Ритвельд был заключен в объятия целой армии трупов, и в ближайшее время ему не выбраться. Прошло некоторое время, но в конце концов лодка сильно качнулась. Каз оттолкнулся одновременно с волной, и, наконец, ему удалось сбросить с себя женщину. Ее кожа растаяла, когда он вонзил пальцы в руки. Его вырвало, когда он смог вылезти из-под тел. Пустой желудок выбросил последние куски пищи. Именно тогда, свесившись с борта баржи Жнеца, Каз огляделся и понял две вещи. Первое: он стоял на полу из мертвых. Баржа была огромной, размером с настоящий корабль — вероятно, когда-то она и была настоящим кораблем — и она была целиком заполнена трупами. Когда он двинулся, нежная плоть под его ногами сдвинулась, и он почувствовал упругую консистенцию под босыми пальцами. Он почувствовал, как его сердце ухнуло вниз, когда он осознал вторую вещь. Море простиралось во все стороны темным цветным пятном, скрывающим глубины холодна и отчаяния. Каз смотрел на море и почувствовал, как надежда покидает его. Он застрял на барже Жнеца, далеко от Кеттердама. Он сел, собираясь передохнуть, поспать, умереть, а потом увидел его. Джорди. Джорди лежал на вершине груды тел, его тело было таким же бледным и распухшим, как и все остальные, и именно тогда Каз понял. Он должен убраться отсюда, и он заберет Джорди с собой.***
Он задыхался. Он шипел. Он рычал. Он даже не плакал. Он отчаянно дрыгал своими девятилетними ногами, направляясь в темное пятно черного дыма, в котором угадывался Кеттердам. Он доберется туда. Никто не мог его остановить. Ему помогал Джорди. Он всегда был здесь, даже когда ушел. Мертвый. Каз знал это. В его руках было тело Джордана Иоганна Ритвельда. Он уперся локтями в труп. Они вонзились в распухшую плоть, глубоко погрузившись в пропитанное водой тело и удерживая его на поверхности. Каз старалась не думать о том, что его руки покрыты разбавленной кровью. Он старался не замечать, что плоть уходит у него из-под рук слоистыми складками, распадаясь под его прикосновениями. Каз не знал, как долго он спал, но тело Джорди уже начало разлагаться. Запах поднялся вверх, к его носу, а кожа тела стала скользкой и мягкой… Да, он старался не думать об этом. Он был уверен, что его руки навсегда запятнаны кровью брата. Он был уверен, что никогда больше не сможет прикоснуться к коже. Он был уверен, что больше никогда не сможет жить без Джорди. Каз об этом не думал. Во всяком случае, не очень долго. И он не был напуган. Он должен был это сделать, и если у него все получится, то он останется жить. Для Джорди. Он считал про себя, чтобы скоротать время. Раз, два, три… Он добрался до берега только через несколько часов. Он досчитал до семидесяти тысяч трехсот восьмидесяти одного. Он забрался на руках на причал. От пустого корабельного причала вела лестница. Он вскарабкался наверх, конечности болезни, желудок выворачивало. Он лежал на причале и тяжело дышал. Но тело Джорди! Он резко обернулся. Оно уплывало, и он мог потерять его навсегда. Но не знал, что если снова залезет в воду, то уже не сможет выбраться. Джорди исчез навсегда. Он не получит ни похорон, ни сожжения. Никто не будет помнить о Джорди Ритвельде. А Каз даже не мог заставить себя плакать. Часть Каза умерла вместе с Джорди. Он больше не чувствовал необходимости думать о таких вещах. Он просто оттолкнул их и надел на лицо маску. Холодная, бесчувственная, неумолимая маска, которую, как он был уверен, не должен носить ни один мальчик его возраста. Но он не был нормальным мальчиком. Он изменился. Он действительно не хотел, чтобы Джорди вернулся, потому что знал, что в этом нет необходимости. Он не думал о криках своей матери, о том, что они прекратились навсегда — он уже давно забыл об этом. Он не обращал внимания на мысли о красных цветах, распускающихся под плугом, о теле своего отца. Но ему было все равно. Теперь это ему уже не поможет. Теперь он выживет и отомстит за Джорди. Он уничтожит Якоба Герцуна. Монета за монетой. Клочек за клочком. Кирпичик за кирпичиком. Да, ему это нравилось. Это было его целью. Кирпичик за кирпичиком. Он больше не мог быть Казом Ритвельдом. Нет, это имя будет напоминать ему о боли, любви и других ненужных вещах. Он огляделся и увидел какое-то строительное оборудование с аккуратно выведенным на нем именем. Он улыбнулся, и было холодно, неестественно и ново. Ему это нравилось. Каз Ритвельд умер вместе со своим братом. Каз Бреккер восстал из пепла.