sweet

Чунмен чувствовал, что что-то произойдет. Тревога, охватившая ещё с утра, не покидала до самого праздника. Сначала все шло по плану. Именинник был в восторге, как и гости. Идея провести день рождение на вилле родителей Бэкхена у бассейна пришлась по вкусу всем. Особенно радовало то, что не нужно думать об одежде, поэтому Чунмена сейчас окружали тела в разноцветных купальниках и плавках. В воду больше не хотелось, он просто стоял на краю плитки бассейна и наблюдал за своим парнем. Бэкхён радостно плескался в воде, что-то крича, Чунмен разобрал только «дельфин» и «смотри», а затем его парень ушел глубоко под воду, показался над поверхностью изогнувшись запятой, скрылся под водой и проплыв немного вынырнул уже в другом месте. Морковная голова радостно улыбнулась и издала победный клич. Чанель, наблюдавший все это в воде, смеялся так громко и сильно, что Чунмену показалось — тот может утонуть. От наблюдения за плавающими в бассейне парня вырвал шум в стороне от него. Он повернул голову вправо и увидел, как в нескольких метрах назревала ссора. Когда именинник составлял список гостей, то без раздумий вписал имена Минсока и Чондэ. Первый шел с Бэкхеном плечом к плечу с самого детства. Чондэ же изначально был другом Чунмена, но очень быстро нашел общий язык и с Бэкхеном. Только вот друг друга эти двое не взлюбили с первой встречи. Чунмен как-то пытался спросить у Чондэ, что ему так не нравится в друге Бэкхена. Но всегда болтливый Чондэ на этот вопрос не отвечал, молчал как партизан. Минсок тоже не спешил делиться. Каждая вечеринка, где были эти двое не проходила без их ссор или просто недовольных взглядов. И эта тоже. Чунмен внимательно смотрит за двумя спорящими — они всегда просто пререкаются и бросаются оскорблениями, никогда не доходят до драк. Только вот Чунмен все равно волнуется, будто чувствует — что-то произойдет. И понимает, что прав, когда на последние брошенные Минсоком слова, Чондэ реагирует слишком остро, толкая того в грудь. — Чёрт, только этого не хватало, — думает Чунмен и в то же мгновение просто срывается с места в сторону этих двоих. Бежит. И чувствует, что поскальзывается на влажном от воды полу, теряет равновесие и падает вперёд телом. И на удивление не разбивает себе нос. Только вот коленям немного больно. Вокруг повисает мертвая тишина. Чунмен собирается с силами и открывает глаза. — Супер, — проносится у него в голове, и возникает желание просто взять и закрыть глаза снова. Теперь находится объяснение отсутствию сильной боли и повреждений. Он упал на торт. На чертов огромный торт, стоящий на очень низкой подставке. — Чунмен? — О боже, Чунмен! — Ты в порядке? Ноги еле слушаются, но он не может продолжать лежать. Нужно встать, осторожно добраться до ванной комнаты и смыть с себя липкий крем. — Все хорошо? — обеспокоенный Бэкхен оказывается рядом и помогает подняться. — Я в порядке, — спокойно отвечает Чунмен, натягивая фальшивую улыбку. Он хочет расплакаться от досады — хотел помочь, а в итоге оказался лежащим в торте задницей кверху. Отлично. — Мен, все хорошо? Ну ты эпично поскользнулся! — поблизости маячит Чондэ с весьма озабоченным выражением лица. — Пустяки, я сейчас пойду смою с себя крем и вернусь. — Я с тобой, - бросает Бэкхен и показывает обеспокоенным друзьям останавливающий жест, чтобы те не шли следом. Весь путь Чунмен не говорит ни слова, и Бэкхен понимает, что тот расстроен, поэтому под удивленный взгляд заходит ванную комнату тоже, разворачивает парня и обнимает, поглаживая рукой по спине. Чунмен расслабляется и кажется успокаивается, обнимая его в ответ. — Тебе не обязательно быть со мной, я не маленький — сам могу принять душ, — шепчет он. А Бэкхен вдруг молча опускается на колени перед ним, обхватывает тёплыми ладонями бедро Чунмена, осторожно дует на небольшую царапину на коленке, пострадавшей от падения, и легонько целует. — Чт... что ты делаешь? Чунмен смотрит сверху и вниз, и кажется теряет способность дышать. — Я лечу тебя, Мён. Голос Бэкхена звучит как-то тихо и немного хрипло. — Спасибо… Вот только Бэкхён бедро не отпускает, легонько сжимает и губами поднимается вверх, слизывая крем праздничного торта, оставшийся на Чунмене. Поднимается медленно, по какой-то своей схеме — сначала поцелуй, затем легонько языком слизать крем, подержать во рту и проглотить. У Чунмена захватывает дыхание от вида бэкхеновских губ на своей белой коже, и дергающегося кадыка, когда его парень проглатывает крем. Внизу живота тяжелеет. В момент, когда губы оказываются рядом с тканью плавок, Чунмен приходит в себя. — Бэк… Бэкхен, — запинаясь зовет он, — пожалуйста, — и легонько пытается отстранить парня за плечи. Тот поднимает взгляд, но вставать с колен не собирается. — Мы не можем сейчас, там нас ждут. И я весь в креме. Бэкхена аргумент явно не впечатлил. Наигранно удивлённое лицо сменяется озорной улыбкой. Чунмен смущенный и покрасневший, как «вишенка» — отмечает про себя Бэкхён, отводит взгляд в стороны как может, лишь бы не упасть в омут глаз своего парня. — Мён, в связи с последними событиями, мой праздничный торт теперь ты. Так позволь мне тебя попробовать. Чунмен понимает, что падает, потому что сейчас он смотрит прямо в глаза Бэкхену. Яркий блеск в них выбивает напрочь все мысли. Ему больше нечего сказать, да и не хочется. Хочется утонуть в родных руках, прижиматься сильнее и ближе — так чтобы кожа к коже, чувствовать горячие ладони на своем теле, ощущать обжигающее дыхание и смешивать его со своим. И даже чертов крем больше не волновал. Молчащий, и доверчиво смотрящий в глаза Чунмен для Бэкхена красноречивее любых слов. Он поднимается с колен, тянет Чунмена за талию к себе ближе, приподнимает его тонкую бледную руку и забрасывает себе на плечо — Чунмен не успевает среагировать, как оказывается на весу в крепких руках, что поддерживают за ягодицы. Буквально пара шагов и он оказывается приземлённым на стиральную машину. Не успевает опомниться, как его плавки уже лежат на полу, быстрые руки притягивают ещё ближе, а сорвавшееся дыхание поймано губами, на которых Чунмен чувствует сладость клубничного крема. Бэкхён целует нежно, не напористо — будто Чунмен и вправду был для него тортом. Воздушным, лёгким, сладким, клубничным — такой нельзя просто съесть, чтобы насытится — его нужно откусывать понемногу, смаковать во рту, отдавая благодарность его творцу, и лишь затем проглатывать. Чунмен будто падает в пропасть — забывает как дышать, когда бэкхёновский язык оказывается в тесноте его рта; вздрагивает и ловит воздух губами, когда Бэкхён прерывает поцелуй и посасывает его нижнюю губу. Бэкхену нравится видеть то, что он делает с Чунменом — нравятся припухшие от поцелуев губы, подергивающиеся полуприкрытые ресницы, рваное дыхание, и то, как тонкие руки притягивают его ближе. Чунмен такой каждый раз — слишком чувствительный — и это сносит Бэкхену крышу. — Ты невероятно красивый, — он отрывается от губ, и оставив лёгкое прикосновение к уголку рта, наклоняется к шее. Там он оставляет поцелуй за поцелуем — на синей венке, просвечивающейся через тонкую и бледную кожу, на линии ключицы и чуть ниже. Спускается к соску и дует на него. Чунмён вздрагивает, а следом и вовсе распахивает глаза: Бэкхён собрал пальцами немного крема с живота Чунмена, размазал его по соску и теперь обхватывает белый шарик губами. Немного пососав его, он собирает остатки крема языком и дует на розовую ягодку, пуская рой мурашек по телу Чунмена, губами чертит дорожку вниз до пупка, оставляя на выпачканном в креме животе линию — бледный зигзаг — а затем прерывается. Чунмен удивлённо смотрит на остановившегося парня. Бэкхён собирает остатки крема с живота и боков Чунмена, не спеша — проводит пальцем по коже, собирая сладкую массу, и размазывает ее по всей ладони. Чунмен с интересом наблюдает за происходящим, совершенно не подозревая, что последует за этими странными, похожими на ритуал, действиями. И точно не ожидает, что намеренно выпачканные в креме руки обхватят его член. Бэкхен размеренными движениями распределяет крем по всей длине, опускается на колени и обхватывает губами головку. Чунмен ловит воздух, и дёргается тазом вверх, но Бэкхён прерывает движения, крепко придавливая парня к поверхности стиральной машины, обхватывает нежную кожу, немного посасывает — впускает Чунмена в тесноту своего рта, играет языком — слизывает крем с члена, и целует, целует, целует. Чунмену кажется, что он сейчас сойдёт с ума. Он хватается руками за гладкую холодную поверхность как за спасательный круг, вздрагивает и прогибается в спине, еле слышно постанывая. Так происходит всегда — Чунмен вначале тихий, будто боится, что кто-то услышит, даже если они дома одни. Бэкхену нравится, когда наступает тот самый момент и Чунмен не выдерживает, забывается — стонет и кричит. Бэкхену нравится его голос, мелодичный, мягкий, он словно обволакивает и ему хочется слышать его ещё и ещё. — Б-бэк… Бэкхён… — сквозь стон слышит тот и останавливается. Он не хочет, чтобы Чунмен дошел до конца. Только не сейчас, ещё не время. Бэкхён выпрямляется, стягивает пребывающего в лёгкой прострации парня и умело разворачивает его спиной к себе. Чунмен чувствует, как надавливает теплая рука на поясницу, заставляя его прогнуться, и поддается ей, опираясь руками на машину. Разум затуманен и, возможно, вспоминая об этом потом, Чунмен будет краснеть, но Бэкхена хочется сильно, до невозможности, прямо сейчас, поэтому он дёргается назад, и всхлипывает его имя. Так с мольбой и протяжно, что сносит крышу. — Потерпи совсем немного, малыш, — Бэкхён осторожно проталкивает, предварительно смазанный лубрикантом палец в тугое колечко. И Чунмен выдыхает, скользит ладонью по белой поверхности. Мышцы поддаются довольно легко; Бэкхён, осторожно двигая одним пальцем внутри, поглаживает стенки, согревает их, вызывая тепло. Второй палец входит уже чуть тяжелее, Чунмен вздрагивает, но знает — нужно немного потерпеть. Бэкхён размеренно двигает уже двумя пальцами, раздвигает их как ножницы, и целует бледную кожу вдоль позвоночника, успокаивая парня. Мысли о том, что в его руках Чунмен сейчас такой хрупкий, уязвимый и такой доверчивый, кружат голову. Чунмен привыкает к двум пальцам и расслабляется, позволяя третьему пальцу войти. Розовое колечко раскрывается, принимая, впуская, сжимается вокруг них, и Бэкхену кажется, что он сейчас не выдержит. Чунмен насаживается уже сам — выгибается, просит, и Бэкхён даёт желаемое — стягивает с себя ненужную ткань, и смазав член, осторожно входит в растянутую и покрасневшую дырочку. Он заполняет парня медленно, податливые стенки принимают в себя толстый ствол. Чунмен срывается на звонкий стон, получая желаемое, и закидывает голову назад. Бэкхён тянет его ближе, прижимая худое тело к себе, целует в шею и начинает размеренно двигаться. Чунмен еле стоит, удерживаемый сильными руками, хватается ладонями за запястья Бэкхена, постанывает и выгибается в спине — ему хорошо, член попадает по чувствительному комочку, пуская по телу волны удовольствия с каждым толчком. Горячее прерывистое дыхание обжигает шею, Чунмен закидывает голову назад, упираясь затылком в плечо Бэкхена и стонет, стонет, стонет. Бэкхён ускоряется, ловит ртом очередной стон, легонько прикусывает нижнюю губу парня, а затем проникает в приоткрытый ротик языком — Чунмен скулит, сжимает запястья чуть сильнее, поддается назад, стараясь прижаться ближе и вобрать больше. Ещё немного, и тело охватит приятная дрожь, но Бэкхён сжимает его член у основания и резко выходит. Чунмен не успевает возмутиться, как замечает — Бэкхён небрежно бросает на стиральную машинку большое махровое полотенце, которое снял с крючка — и удивляется, когда оказывается уложенным на это самое полотенце. — Тебе будет хоть немного мягче, — отвечает Бэкхён на немой вопрос, резко входит в податливое тело и забрасывает ноги парня к себе на плечи. Чунмен закрывает глаза в удовольствии и прогибается в спине. Плоская поверхность неудобная, полотенце немного смягчает неприятные ощущения, но спина болеть все равно будет. Бэкхён смотрит на алые и опухшие губы от поцелуев, приоткрытые в попытке словить воздух и выпустить стон; на руки, держащие его запястья крепко, как спасительный круг; на бледную кожу, натягивающуюся на рёбрах, когда Чунмен выгибается слишком сильно; на поддергивающийся красивый розовый член. Чунмен сейчас максимально уязвимый и доверяющий, он отдает себя всего, без остатка — раскрывается только для Бэкхена. Такой Чунмен лишь с ним, больше ни с кем — Бэкхён был у него первым во всех смыслах — первая любовь, первое свидание, первый поцелуй, первый секс. Чунмен как драгоценный камень, а Бэкхён настоящий ювелир — бережет, оттачивает, боится быть небрежным и навредить. Руки держат крепко, сжимают мягкие половинки, наверняка оставляя красные отметины от пальцев. Чунмен забывается, и давно теряет нить происходящего, только стонет громко, почти кричит, уже не беспокоясь, что кто-то из гостей может вдруг заглянуть в дом. Толстый член вбивается сильнее и резче — Бэкхён ускоряет темп, чтобы скорее довести их до тока по всему телу. Перед глазами Чунмена вспышки, он чувствует, что близится к пику — пару быстрых толчков и комнату заполняет громкое «Бэкхён», Чунмена выгибает дугой, тело дёргается в судорогах, а из-под ресниц блестят слезы удовольствия. — Мён, — тянет Бэкхён, прижимая Чунмена ближе к себе. — Ммммм, — отзывается тот куда-то в его плечо, ещё пребывая в сладкой неге. — Ты очень вкусный тортик. Чунмен замирает, а потом негромко смеётся. Бэкхён целует его в щеку и шепчет тихое и важное «люблю». *** — Что-то они долго. Чондэ смотрит в сторону дома, где скрылись его друзья. — Бэкхен помогает Чунмену отмыться. — протягивает Минсок в ответ, а затем расплывается в лукавой улыбке, поглядывая на собеседника. — А ты что — завидуешь? — Я не гей. — А я даже не это спрашивал. — фыркает Минсок, а затем продолжает уже серьезно, — И мы оба знаем, что сказанное тобой — ложь. Чондэ… ты отрицаешь, что ты гей так часто, что у меня создается впечатления, будто ты боишься этого. — Еще одно слово и я утоплю тебя в этом бассейне! — Я тоже люблю тебя, трусишка.