Они пройдут этот путь вместе, вместе его и закончат.
Такова была их клятва, данная в детстве. Взойти на вершину самосовершенствования и вместе покинуть её, оставив после великие дела, чтобы их помнили, спустя даже века. У них не было тайн, они доверяли друг другу, как себе, но… Спустя время, один уже не мог думать о другом, как о брате. Сияющие глаза, счастливая улыбка, тонкие пальцы, длинная и элегантная шея, лёгкая походка — всё это вызывало в нём необъяснимые чувства. Почему-то перехваченные взгляды молодых господ других кланов, что смотрели на его брата, вызывали жуткую ревность. Так смотреть на него мог только он сам. Дружеские посиделки шисюна, вместо привычной ухмылки, доставляли ему лишь раздражение и зависть. Зависть к тем, кто находился рядом с Усянем, улыбался ему, как бы невзначай касаясь чужого плеча. Ваньинь давно понял, что с ним. Он полюбил. Полюбил, мать его, своего собственного брата. Как теперь смотреть ему в глаза, что сказать? Цзян Ваньинь не знал, что делать. Им завладел страх, страх отказа, насмешки, одиночества. Как же он мечтал о взаимных чувствах... Это казалось ему далёкой звездой, до которой ему не дотянуться.***
Вэй Усянь позвал его на крышу одной звёздной ночью. Тихий ветер мягко ласкал волосы, городские огни медленно потухали, погружая Пристань Лотоса в ночной мрак. Кажется, они хотели поговорить. — А-Чэн, ты в порядке? В последнее время ты сам не свой, — с лёгким беспокойством спросил заклинатель. О нет. С ним не всё в порядке, разве не видишь те взгляды, полные любви и горя? Улыбки, за которыми скрывается тоска? — В полном, — с привычным раздражением ответил Ваньинь. — Ты хотел мне что-то сказать. — Да. А-Чэн, я должен тебе в кое-чём признаться. Видишь ли, я влюбился. О нет. Нет, нет, нет, нет, нет. Больше всего на свете Цзян Чэн боялся смотреть на брата, который разделит счастливую совместную жизнь с кем-то другим. — Правда? — Голос отдал резкой сталью, — и кто же это, если не секрет? Подняв на брата глаза и вздохнув, Усянь перевёл свой взор на ночное небо. — Этот человек мне очень дорог, я не переживу, если потеряю его. Каждый раз пересекаясь с ним взглядом, я теряюсь, разве может человек быть настолько прекрасным? Его смех, улыбка, слова, я… — воодушевлённая речь Вэй Ина прервалась. Руки Ваньиня, что до этого сжимали перила, напряглись настолько, что по резному дереву пошли мелкие трещины. Голос шисюна стал звучать тише: — Цзян Чэн, скажи, ты любишь кого-нибудь? Распахнув глаза, заклинатель повернул голову к брату. Глава клана Цзян произнес: — Люблю. Казалось, что в глазах Вэй Усяня что-то оборвалось, взгляд похолодел, а голос стал резче: — Что ж, тогда мне нечего терять. А-Чэн, я люблю тебя! — выкрикнув всё это, юноша едва нашёл в себе силы остаться на месте, не рванув в открытую дверь. Казалось, мир замер так же, как и мысли Цзян Чэна. Ему не послышалось? Любит? Не получив ответ, на глаза Вэй Усяня навернулись слёзы и, больше не имея сил сдерживать себя, он побежал прочь. Но ему не дали руки шиди, что крепко обняли его за талию, не давая шанса уйти. — А-Чэн? — дрогнувшим голосом позвал его брат. — Какой же я идиот. Я не замечал твоих чувств ко мне, потому что сам испытывал их. В груди Вэй Усяня снова затрепетала искра надежды, с каждой секундой разгораясь все больше. Не размыкая объятия, Ваньинь развернул брата к себе, одной рукой подняв его подбородок. — Это значит? — начал Усянь. — Я люблю тебя, Вэй Ин. Едва прозвучали эти слова, и губы Цзян Чэна накрыли губы шисюна, впиваясь в них поцелуем, наполненным страстью и любовью. Тело в его руках обмякло, и тонкие руки соединились кольцом на его шее. Все страхи были оставлены позади. Сейчас они и правда были счастливы.***
А небо над ними сияло миллионами звёзд, что сохранят их любовь до скончания времён.