Большая разница

У Гвен и Мэри Джейн объединенный кабинет — по сути своей библиотека, где Мэри Джейн читает, часто — вслух, бесконечных классиков, учит роли, ждет, пока закончит работу Гвен. В то же время стеллажи Гвен — они делят только стеллажи, чтобы остальное помещение дышало ими обеими, чтобы было видно, что они — одно целое — усыпаны научными статьями и разными книгами по физике, астрономии, генетике. Гвен умная — жутко умная, думает Мэри Джейн, и порой в ее голову закрадывается мысль о том, что Гвен считает ее глупой. Недалекой. В руках Мэри Джейн компактный томик Шекспира, в то время как Гвен листает три ветхих тома, то и дело поправляя очки на носу, и выводит ужасно длинные формулы в тетради для работы. Эти формулы, Мэри Джейн знает — спрашивала, потом Гвен будет переносить на чертежи, которые тоже надо будет еще придумать. Мэри Джейн не понимает, как и что делает Гвен, в ее руках — Шекспир, сонеты, а Гвен возвращается домой поздно: у нее большой проект. — Гвен, — Мэри Джейн заходит в мастерскую вечером — Гвен сразу после прихода домой направилась туда, и она забеспокоилась. Засомневалась. В себе больше, чем в Гвен, — что-то случилось? Уже поздно, не пора ли ложиться спать? На Мэри Джейн длинная кремовая ночнушка, и Гвен переводит на нее сперва ошалело-радостный взгляд, немного рассредоточенный, а затем моргает, чуть смягчается, приходит в себя. Смотрит снова. — Поздно? — переспрашивает: она честно не следила за временем, но верит, что Мэри Джейн не пришла бы к ней в таком виде по другому поводу. Мэри Джейн другая. Мэри Джейн кивает, и Гвен манит ее к себе — отворачивается к принесенным и уже разложенным на столе с подсветкой чертежам, когда видит, что девушка шагает к ней. Мэри Джейн встает рядом, и Гвен приближается к ней, как бы молчаливо просит положить голову на плечо — она выше, и Мэри Джейн любит так делать. Мэри Джейн ожидаемо наклоняет голову — мягкие, волнистые рыжие волосы рассыпаются по серому пальто Гвен, и она улыбается шире, ладонью разглаживая незакрепленный верхний правый край чертежей, наложенных друг на друга. — Это, — говорит она слегка перевозбужденно — Мэри Джейн думает, что она перебрала энергетика, — чертеж машины, которая в будущем должна будет открывать портал в параллельную Вселенную. Конечно, мы пока только рассчитываем и бесконечно представляем, как она будет выглядеть в целом и отдельные ее части, но это так захватывающе, — Гвен обнимает Мэри Джейн одной рукой за талию, притягивает к себе поближе, поворачивает голову, чтобы зарыться носом в мягко пахнущие ромашкой волосы, — так захватывающе, Мэри Джейн! Я чувствую, будто вот-вот дотронусь до чего-то, чего никто никогда не видел. — Последнее она прошептала и, вздохнув и в последний раз взглянув на развернутые чертежи, отпустила концы, позволяя им свернуться в трубочку. — Но ты права, на сегодня хватит. — Гвен поцеловала Мэри Джейн в висок и выпустила из объятий, чтобы встать напротив и заглянуть в глаза. Взгляд ее переменился при виде растерянного ощутимо взгляда Мэри Джейн. — ЭмДжей? Почему ты так смотришь? Мэри Джейн подняла голову, чтобы взглянуть прямиком в чужие глаза. — Ты ученая, — сказала она негромко, — а я даже спеть на сцене не могу… — Но твоя игра доводит людей до слез! — мягким голосом, тоже негромко, понимая, что для ЭмДжей это очень — очень — важно, отозвалась Гвен. Чуть опустила голову, чтобы лучше видеть лицо Мэри Джейн. — Не критиков, — отмахнулась Мэри Джейн и отвернула голову, смахивая костяшкой согнутого пальца крохотную слезинку. О, она давно пережила тот период, когда мнение любого критика давило на нее, словно подвешенный над головой автомобиль — тогда с ней еще был Питер, ее сняли с роли в мюзикле на Бродвее, она стала работать певицей-официанткой. Это действительно было давно — целую жизнь назад. Но именно часть той жизни, связанная с пением и недовольством критиков, до сих пор преследовала ее в этой. — Мэри Джейн Уотсон, — Гвен решительно взяла ее руки — мягкие и меньше размером — в свои — белокожие, с длинными пальцами, скорее тонкими, чем полными. Руки Гвен вообще сложно было назвать мягкими: она частенько забывала просто поесть. Сжав чужие ладони, Гвен слегка встряхнула их, привлекая внимание, — ты самая лучшая актриса из всех, кого я видела на сцене. Ты эмоциональная, возможно, ты не создана для песен, которые должны разноситься по огромному залу театра, ты остро чувствуешь каждое событие в своей жизни и в жизни своей героини. Так, может, расставишь приоритеты? Просто твое пение — не для всех, но твоя игра задевает сердца, которые жаждут, чтобы их задели. — Гвен вытянула правую руку и большим пальцем стерла влагу возле уголка глаза Мэри Джейн, тепло накрыла ладонью пухлую щеку. — Пожалуйста. Услышь меня. Мэри Джейн тихо фыркнула и подняла блестящие глаза выше. — Ты прочитала тот роман про старую певицу с Бродвея, который на все лады склоняют критики? Слишком много красивых оборотов. Гвен выпрямила спину и скорчила самодовольную рожицу. — Я выкроила время, — похвасталась она. И снова смягчилась, как когда Мэри Джейн только вошла в мастерскую, — но я правда так считаю, дорогая. И не я одна. Твоя игра очень… сложная для восприятия тех, кто ищет лишь недостатки. И ты действительно лучше поешь, когда не нужно стремиться распространить звук на весь театр. Цени себя, милая. — Ох, Гвен, — Мэри Джейн потянулась вперед, крепко обняла свою девушку и всхлипнула, не видя смысла сдерживаться, услышав такое, — и ты не считаешь меня недалекой, потому что я не понимаю половины твоих слов о твоих проектах? — А я не могу на твоем уровне понять чувства персонажей. Каждому свое. — Спасибо. — Мэри Джейн отстранилась и притянула Гвен за плечи ниже, поверхностно целуя в губы. Снова отстраняясь, облизнула их языком и горячо выдохнула прямо в прикрытый рот. — Мы идем в спальню или нет? Нам завтра рано вставать. — Ох, да. — Лисий прищур полных губ давал понять, что все уже намного лучше, и слова Гвен подействовали, а еще — что ее сейчас заставят лечь, невзирая на выпитый какой-то час назад энергетик. Третий? Вроде как. Гвен сомкнула и разомкнула губы, облизала самый внутренний край, чувствуя неизменный вкус клубники. Мэри Джейн всегда любила клубничную помаду, хоть сейчас от нее остался лишь флер. Вздохнула. — Идем, — сказала Гвен, шагая вслед за Мэри Джейн и выключая за ними свет в мастерской. Мэри Джейн тепло прижималась к ней, грела мерзнущие ноги и мирно сопела в подушку, а Гвен долго старалась заснуть, чему помогали лишь запахи Мэри Джейн рядом — и осознание, что они слишком важны для главного героя этого чертовски опасного города, а сама Гвен стремится контролировать новые проекты, чтобы на территорию их испытаний не попадали люди. Она бы вряд ли смогла заснуть, не веря, что Мэри Джейн однозначно проснется. Она потому и ушла от Питера Паркера — потому что для Человека-паука во многом важнее были люди в целом, а не Мэри Джейн. Не после нескольких лет отношений. А Гвен обещала сохранить ее жизнь, даже если придется умереть самой. И она сохранит.