Подари мне зажигалку

Кофе, как и следовало ожидать, закончился ночью, когда обычные ларьки и магазинчики уже не работают, а круглосуточные – ну их к черту. Спускаться с седьмого этажа – и лифт стабильно не работает – тащиться в магазин, потом подниматься обратно… Сам виноват, что забыл купить. На полчашки хватит – и ладно. Марк налил в турку воды, высыпал последние крупинки, щелкнул выключателем электроплитки, специально купленной и поставленной на стол рядом с неработающей газовой плитой. Вспомнил, что надо бы поесть. Мало ли, что не хочется. Сделал пару бутербродов, забрал вместе с готовым кофе в комнату и поставил тарелку на стуле у дивана. Продавленные пружины привычно скрипнули под весом тела. На мгновение показалось, что он забыл про электроплитку, даже дернулся проверить, но тут же вспомнил, как поворачивал выключатель. Нервы, чтоб их. Бутерброды, даже смоченные кофе, застревали в горле, но желудок уже сводило, и Марк заставил себя съесть чуть подчерствевший хлеб с ломтиками дешевой, подозрительно весело розовеющей колбасы. Организму на душевные переживания плевать, ему жрать подавай. Да и какие там переживания? Подумаешь, шлюхой предложили поработать. Живот скрутил спазм. Едва успев добежать до туалета, Марк скорчился над унитазом, выворачиваясь наизнанку. Потом долго чистил зубы, полоскал рот. Наконец, устало добрел до дивана, укрылся пледом и подумал, что зря все-таки не сходил за кофе. Черт с ними, с бутербродами, а вот горячего бы все-таки выпить. Было мерзко. Вроде бы он уже отошел от прострации, на несколько минут навалившейся после ресторана, да и истеричностью никогда не страдал. Вернулся домой, прибрал в комнате, зашел в интернет, подумав, что пора его оплатить, пока есть чем. Просмотрел почту, перевел провайдеру деньги с карточки. Мелкие дела не то чтобы отвлекали, но он сам понимал, что прячется за них, чтобы не думать. Прятался, прятался… Отодвигал мысли подальше. И вот только сейчас – накрыло. Ну, мерзость, да… И что теперь, жизнь кончена? Угу, сейчас. Никакой контракт он, конечно, заключать не будет, так что надо думать, как жить дальше. «А что тут думать? Прыгать надо!» - вспомнился старый анекдот. Вот-вот, прыгать. Пойти к декану, попросить, чтоб разрешили помесячную оплату. Сокольский, хоть и сволочь, в этом был совершенно прав. На факультете Марка Резневича хорошо знают, не откажут, наверное. Еще можно поискать какие-нибудь фонды, благотворительные организации. Он всегда считал, что ему это не нужно, что он-то обойдется без чужой помощи. Похоже – не обойдется. Но у него же целое лето впереди! Что-нибудь да получится… Под пледом было тепло и уютно. И думалось четко и ясно. Непрошеные мысли лезли в голову сами, и Марк решил, что вот сейчас обдумает их – и все. Ясно же, что это просто мысли. Да, предложение Сокольского выглядело, как его золотая мечта. Целый год отдыха от ежедневной работы, отнимающей каждую свободную минуту. Практика в «Корсаре»! Ведь прав гад, опять прав. После «Корсара» можно устраиваться куда угодно, репутация у фирмы высочайшая. Он-то никогда не сталкивался, но если повспоминать… Были какие-то слухи о стажировке там - счастливчикам бешено завидовали. Если бы он не сглупил с дублоном! Если бы только не встретился с Сокольским первый раз – вот так! Хотя… Что бы изменилось? Марк, наконец согревшийся от мелкого озноба, перевернулся на спину, вытянулся под пледом. Допустим, тогда ему бы могли предложить стажировку законно. Был такой шанс? Был. Поздравляю, господин Резневич, вы его… лишились, вежливо говоря. Правда, Сокольский положил на него глаз, едва увидев, так что неизвестно, чем бы обернулась та стажировка. Ну, что теперь об этом думать? Назад ничего не вернешь. Теперь Корсар видит в нем просто шлюху, которую можно купить за деньги. Или все же нет? Ведь стажировку предложил! Хвалил, сволочь, ум и трудолюбие. Вспоминать было неприятно, но Марк, находя в этом странное болезненное удовлетворение, все же вытащил из памяти голос, интонации, взгляд. Подумал, что играл с ним Корсар. Играл, как опытный кот загоняет, играючи, глупого мышонка. Был то мягок и вежлив, то подчеркнуто равнодушен, до презрительности. Как будто разговаривал с двумя разными людьми. И один, с которым Сокольский говорил о работе, ему нравился. Зато со вторым – о постельном договоре – ему говорить было едва ли не противно… Да что толку! Не будет у него этой работы! Не будет! Откинув плед, Марк вскочил, открыл дверь на балкон и жадно глотнул холодного воздуха. Щеки горели, как тогда. В проклятой квартире… Что там говорил Корсар? Что Марку понравилось? Сволочь, сволочь, сволочь! Потому что… понравилось ведь. Потому что в какой-то поганый момент и правда показалось, что ничего страшного в этом нет. Двадцать первый век на дворе, толерантность, мать ее… Только все равно это было изнасилование. Ну, почти… Принуждение – так уж точно. Опираясь локтями о перила балкона, он лихорадочно дрожал, не уходя, однако, внутрь. Почему эти мысли просто не закончатся? Он ведь ни за что не согласится, это понятно. Так почему просто не перестать об этом думать? Двадцать лет – вся жизнь впереди. Он все равно сделает карьеру. Позже, конечно, но сделает. Это вопрос времени, ума и трудолюбия… Да, а еще связей… Выпускников юрфака без опыта – в Москве пруд пруди. Нотариальная контора – это еще не худший вариант. Ждать, пока судьба подкинет еще шанс, почище? Ночь пахла липой. Сияла огнями так, что не видно было звезд – темное небо озаряли огни мегаполиса. С высоты седьмого этажа был виден кусок двора с мусорками и тротуар, полузакрытый липами. Тот еще райончик, как раз по карману бедному студенту. Тьфу ты, тоже мне – Раскольников. Хватит уже себя жалеть… Ну, было – и прошло. Считай, отделался легким испугом и узнал о себе много нового. Например, что способен на воровство. Что согласен расплатиться натурой в случае чего. Что у тебя может встать на мужика. Нет, не так – под мужиком! Вот в чем дело-то… Нет денег на оплату универа – это решаемо. Стажировки в «Корсаре» жалко до слез! Стоит подумать, что кто-то получит такой шанс – и просто так, за хорошую зачетку, как мог бы получить и он – убиться хочется. Но это тоже не то. А дело в том, что Корсар был прав. Сдался. И готов был на все – лишь бы отпустили. Да не просто готов… Марк едва не застонал от омерзения и ненависти, вспоминая, как горячие жесткие пальцы гладили его тело, умело и небрежно прикасались там, где никто, никогда… И как телу это нравилось. Не зря же потом снилась всякая хрень. Но он же не голубой? Никогда у него мыслей таких не было. Нравились всегда девушки… Нет, порой на пляже или в бассейне он смотрел на красивых мускулистых парней, но без всяких задних мыслей. Просто сравнивал их с собой, каждый раз убеждаясь, что тело у него – спасибо деревенскому детству – не хуже. А чтобы представить кого-то из них в постели? Бред! Так какого черта? Или просто не было раньше случая – вот ты и не знал о себе такого? Все. Хватит! Дрожь не проходила. Вернувшись в комнату, Марк достал телефон, открыл список контактов. Хорош дурью маяться. Сокольский В. А…. «Удалить». И еще раз – ОК. Все! С души свалилась каменюка, размером с его многоэтажку. Хорошо свалилась, с грохотом. Интересно, далеко слышно? По-дурацки улыбаясь, Марк сполз с дивана, привалился к нему спиной, сев на пол. Никакого контракта. Обломись, сволочь. Ищи себе другую шлюху. Подавись своей практикой… Улыбка свела скулы, превращаясь в гримасу. «Будет больно, обидно и противно… Жизнь, о которой ты мечтал… А будешь думать, вспомни, как у тебя стояло…» Голос Корсара не отпускал, вцепившись в сознание. Марк обхватил колени, сжавшись в комок. - Ненавижу. Ненавижу, сволочь. Какое ты имеешь право, так - с людьми? Не знаю как, но я тебе это еще припомню… Звук собственного голоса казался тусклым, чужим. Слова не помогали. Он сам согласился, сам! И еще немного – Корсар бы его доломал. Пожалел, скотина. Чаем отпаивал, обнимал, предлагал остаться. А потом предложил продаться. Сука! Назло тебе сделаю карьеру и найду способ тебя закопать. Хоть как-нибудь! Все на этом. И вообще, спать надо. А завтра – опять работать и искать спонсора. Тело ныло так, будто он весь день отработал на покосе. Неужели от нервов тоже можно устать? Еле двигаясь, Марк заставил себя встать, добраться до кухни, сполоснуть чашку с тарелкой. Залез под горячий душ, дождался, пока окончательно разморит, и лишь потом лег. Сон словно рухнул на него сверху: тяжелый, густой, липкий, как чай, которым поил Корсар. Но это уже был последний отблеск, и потом Марк провалился в дремоту, не думая уже ни о чем. А через три дня ему позвонили. Разговор с деканом вышел не то чтобы странный, а – никакой. Полчаса Марк промаялся в приемной, потом у него зачем-то спрашивали тему диплома, хотя для этого было достаточно позвонить научному руководителю или поднять пару бумаг. Потом дали подписать запасной экземпляр платежных ведомостей за семестр, вежливо спрашивали о планах на будущее… Разве что библиотечный формуляр не обсудили. Все больше недоумевая, Марк отвечал, улыбался в нужных местах, где надо – кивал. А выйдя из сияющего новой облицовкой здания на улицу, услышал за спиной: - Господин Резневич! Марк медленно повернулся, глянул на невысокого полноватого человека в хорошо пошитом, но каком-то блеклом костюме. Застенчиво улыбаясь Марку, человек стоял у кромки тротуара, рядом с уличными столиками университетского кафе, и полосатая оранжево-зеленая ткань зонтиков раскрашивала его лицо в клоунские цвета. - Господин Резневич, не уделите ли несколько минут? - Да, конечно, - Марк деревянно шагнул к столику, подумав, что ненужный вызов в деканат теперь гораздо понятнее. Только вот подобные хлопоты ради его скромной персоны очень настораживают, если, конечно, у него не паранойя… Человечек, глядя на него все так же застенчиво и радостно, присел за столик совершенно пустого по-летнему времени кафе, махнул официанту. - Сок, пожалуйста. Яблочный… - Кофе, - хмуро отозвался Марк на вопросительный взгляд знакомого официанта. – Черный, без сахара. - По такой жаре кофе? – удивился его незваный собеседник, смахивая салфеткой капли пота с влажного лба. – Завидую вашему здоровью, господин Резневич. Эх, молодость… Вы позволите называть вас Марком? - Да, конечно, - повторил Марк. – А вы… - Кирсанов. Кирсанов Илья Васильевич, - немедленно привстал с места, старомодно склонив голову, тот. – Юрисконсульт. Ваш будущий коллега, некоторым образом… Вы, наверное, уже теряетесь в догадках, Марк? Не беспокойтесь, сейчас я все объясню. Он парой глотков осушил чуть ли не половину высокого запотевшего стакана с соком, перевел дух, поставил стакан на столик и пронзительно глянул на Марка. - Прежде всего, позвольте вас уверить, что миссия, возложенная на меня, никоим образом удовольствия мне не доставляет. Помолчал, отведя взгляд и смотря мимо настороженно застывшего Марка, и продолжил ясным спокойным голосом: - Но так уж сложилось, что нам с вами, Марк, очень нужно обсудить то, что произошло на дне рождения господина Сокольского. Марк, уже приготовившийся к какой-то гадости, все-таки не удержался от короткого судорожного вздоха. - Да-да-да, - кивнул с виновато-грустной миной Илья Васильевич, - так уж получилось. Я все знаю о том отвратительном преступлении, жертвой которого вы стали. Поверьте, Марк, мне очень жаль. Очень! - Мне тоже… - уронил Марк, когда молчание стало совсем уж долгим, лихорадочно соображая, что именно известно господину Кирсанову. Явно ведь не все, раз он подразумевает… А что он подразумевает? – Но я не совсем понимаю, что вы имеете в виду. - Ну что вы, Марк… Пухлая рука господина Кирсанова даже дернулась, словно он хотел положить ее на руку Марка, но передумал – зато в голосе прорезалось искреннее сочувствие. - Я действительно все знаю. Вы поступили неосторожно. Молодость, отчаяние, вам было не к кому обратиться за помощью… Но это, с позволения сказать, наказание… Отвратительно! Совершенно отвратительно – и так похоже на Влада Сокольского. Вы далеко не первый, для кого встреча с этим человеком кончается… непозволительным образом. «Если бы он сказал «трагически», у меня бы слезы навернулись, - подумал Марк, едва сдерживаясь от истерического хихиканья. Сколько пафоса. Прямо добрый дядюшка из мыльного сериала…» - Не знаю, что вам… известно, господин Кирсанов, но не думаю, что вас это касается. - Ошибаетесь, Марк, - посмотрел на него Кирсанов с укоризной. – Это касается и меня, и вас, и еще многих людей. Разве вы не считаете, что Сокольский должен быть наказан за свой поступок? - Понятно, - вздохнул Марк. – Послушайте, господин Кирсанов… Кофе, к которому он еще не успел притронуться, пах не так, как в «Азимуте», но тоже неплохо. Но во рту прочно поселился горьковато-кислый привкус, окрашивающий все – и даже кофе его, похоже, не смыл бы. - Я не знаю, откуда у вас сведения и на кого вы работаете, - продолжил Марк, поморщившись, - но с Сокольским разбирайтесь без меня. Я не пойду в полицию. - Просто спустите ему это с рук? – деловито поинтересовался Кирсанов, откидываясь на спинку плетеного кресла и переходя к совершенно другому тону. - Может быть, - пожал плечами Марк, все-таки делая маленький глоток кофе. – А может, и нет… Это уже мое дело. - Наше, - негромко поправил его Кирсанов. – Я далек от мысли советовать вам идти в полицию. В данных условиях это… неразумно. Вы и сами это понимаете, правда? Опытный юрист от ваших обвинений камня на камне не оставит, а вас выставит в таком свете, что… Нет, Марк, полиция здесь не поможет. Но мы… мы можем вам помочь. - Кто – вы? - А вот это совершенно неважно, - мягко улыбнулся Кирсанов, поднося к губам стакан и допивая оставшийся сок. – Важно лишь то, что мы не намерены портить вашему обидчику репутацию по мелочам. Мы собираемся его уничтожить. И вы, Марк, в силах этому посодействовать. - Без полиции? – уточнил Марк. - Без полиции. Он сидел на стуле, обмякнув и даже расплывшись, от подмышек по светлому льняному костюму расползались пятна пота, а Марку, сидящему напротив, отчего-то стало холодно. - Тогда, боюсь, я вам точно не помощник, - сведенными губами осторожно улыбнулся Марк. - Без полиции не означает, что с криминалом, - понимающе откликнулся Кирсанов. – Не беспокойтесь, Марк, никто не хочет вас подставить еще сильнее. Вы нам действительно нужны, а ценных сотрудников мы бережем и вознаграждаем. - Уже сотрудников? Не рановато вы меня в них записали? Передернув плечами, Марк встал, вытащил кошелек… - Далеко собрались, господин Резневич? Тон, каким были сказаны эти слова, настолько отличался от предыдущего, что Марк изумленно взглянул на сидящего. Кирсанов смотрел на него холодно и жестко, окончательно скинув маску доброго дядюшки. Потом вытащил из-под стола руку с пачкой бумаг, нет – фотографий. - Прежде, чем соберетесь уйти, позвольте мне сэкономить и ваше, и мое время, взглянув на это. Новенькие глянцевые фото веером – картинно – разлетелись по столу. Марк посмотрел. В висках заныло пронзительно и мерзко, дыхание перехватило. Вот, значит, как… Качество, надо отдать должное, отменное. На верхней фотографии он стоял на коленях в спальне Сокольского, сверкая голым задом, на котором уже выделялись широкие полосы. Выглядело это… Но не хуже, чем на других, где Корсар уже приковал его к изголовью постели. Сам он, кстати, на снимках тоже присутствовал, но все время так, что лица почти не различить, ясно только, что мужчина. Зато Марк был снят с тщательностью модели. На коленях с руками, заложенными за голову. На спине с раздвинутыми ногами. Укутанный в одеяло с голыми лодыжками и таким лицом, что врагу не пожелаешь. - Никакого монтажа, сами видите, - любезно пояснил Кирсанов. – Любая экспертиза признает подлинными. Марк резко выдохнул, поняв, что все это время не мог вдохнуть. - Вы же знаете, что ничего не было, - собственный голос показался чужим. - Конечно, знаем, - ровно согласился Кирсанов, подливая из оставленного пакета в стакан сок. – Но какое это имеет значение? Хотите уйти, Марк? Идите. Через пару часов эти фотографии окажутся во всех социальных сетях, включая сайт университета. Наше общество толерантно только на словах, увы… - Хватит, - все теми же чужими губами выговорил Марк. – Чего вы хотите? - Для начала, чтобы вы успокоились. Вы попали в некрасивую историю, что правда, то правда. Строить из себя оскорбленную невинность смысла не имеет. Вы же умный юноша, господин Резневич. Помогите нам – и все обойдется. Или вам есть за что любить Сокольского? Он ведь только по чистой случайности не изнасиловал вас. - Что. Вы. Хотите, - повторил Марк. - Если без околичностей? – усмехнулся Кирсанов. – Примите его предложение. - Что? От неожиданности Марк едва не свалил рукавом кофе, в последний миг отдернув ладонь от чашки. - Именно так, - размеренно подтвердил Кирсанов. – Вы должны принять его предложение, устроиться в «Корсар», стать своим в его доме. Своим во всех смыслах, к сожалению. Сокольский будет считать вас собственностью – пусть. Это ненадолго. Когда придет время, вы получите инструкции. Ничего особенно сложного. Вы их выполните и освободитесь от Корсара. Ему станет не до вас, уж поверьте. - А вы не боитесь, что я вас сдам? – тускло поинтересовался Марк, чтобы сказать хоть что-то. - Кому? Корсару? Илья Васильевич рассмеялся вкусным звучным смехом, на диво искренним. - Марк, Марк… Если бы я вас считал дураком, то не пришел бы к вам с таким предложением. Допустим, сдадите. И что? Фотографии в почтовых ящиках всех ваших преподавателей и соучеников, у вас слава извращенца и проститутки. Да, уж давайте называть вещи своими именами. Поднять ведомость, по которой прошла оплата за вашу учебу – легче легкого. А в сочетании с этими снимками картина получится понятной каждому. Сокольский-то выплывет, не измазавшись… - Вы… Марк запнулся, уронив руки на стол, почти касаясь пальцами ярких блестящих прямоугольников. Кирсанов, хмыкнув, сгреб их и перевернул, оставив на столе, но лицом вниз. - Не стесняйтесь, Марк, договаривайте. Ругнитесь, что ли. Я не обижусь. Сам знаю, что сволочным делом занимаюсь… Голос у него был обволакивающий, мягкий, исполненный искреннего сочувствия. Теперь – искреннего, а не напускного, как в начале разговора. Словно обертка за оберткой с Ильи Васильевича слетали маски… Оставляя – что? Думать об этом Марк не мог и не хотел, просто подняв взгляд и посмотрев в непроницаемое лицо, исчерченное развеселыми цветными отблесками. - Почему… я? - Вас он сам выбрал, - просто объяснил Кирсанов. – Лишнего не доверит, но и подозревать будет меньше, чем кого-то другого. Подобраться к Корсару на службе не так уж сложно, а вот дома… Домой он приводит крайне редко. А чтобы пригласить кого-то жить… Вы ведь его фаворита видели? Сашу? - Саша? Он… Вспомнив, как именно он видел Сашу и, главное, как Саша – его, Марк вспыхнул до ушей. - Вот-вот, - понимающе подтвердил Кирсанов. – Этот юноша с ним уже не один год, а все на положении мальчика по вызову. Сами видели, как легко Сокольский унижает и использует людей. Вам ли, Марк, его жалеть? - Я не жалею. Просто… - Вам нелегко, знаю. Смиритесь с тем, что выбора у вас нет. Это взрослые игры, Марк. Здесь крутятся такие деньги, о которых вы понятия не имеете. Потому и вы, и я – пешки, не больше. Кирсанов снова неторопливо налил сока в стакан, покрутил его в толстых пальцах. - Никто вам не позволит отказаться, понимаете? Такой шанс, как свой человек рядом с Сокольским, упустить нельзя. Утешайтесь тем, что вы сполна отплатите ему за все. - За все? Вы хоть понимаете, что он будет со мной делать? Я… Марк с отвращением услышал свой дрогнувший голос, но упрямо продолжил: - Я никому ничего не скажу. Найдите кого-нибудь другого. У вас же есть деньги, связи… Черт! Да он же извращенец! Кирсанов молча смотрел на него, и в выцветших голубоватых глазах под редкими белесыми ресничками Марку почудилось сочувствие. - Отпустите меня, прошу. Я не смогу. Даже если соглашусь – я не выдержу! Меня тошнит от одной мысли о Сокольском. Я не голубой! И не смогу притворяться. - Вам и не нужно, - тихо ответил Кирсанов. – Думаете, Сокольский не понимает этого? Вы, Марк, для него как раз и ценны своей непохожестью на обычный его круг. И он все равно вас не отпустит. Это вопрос времени. Не сегодня, так завтра он придумает что-то другое. Марк, Марк… Корсар привык получать то, что хочет. За ним след поломанных судеб, уж простите меня за выспренность. Не согласитесь сейчас, будет принуждение, шантаж, насилие, в конце концов. Да, он и этим не брезгует. Но тогда вы с ним останетесь один на один. А мы ваш единственный шанс выпутаться из этой истории целым и невредимым. Он обещал устроить вас на работу, позаботиться… Очень скоро у Сокольского не станет его «Корсара». И останетесь ли вы там работать, будет зависеть уже не от него. - Вот, значит, как, - вымученно усмехнулся Марк. – Шикарные тридцать серебренников. Где же вы все раньше были, господа наниматели… Ладно, я понял. Я все понял! Или вы делаете из меня шлюху в глазах всех, или я становлюсь ею по-настоящему. И чем вы лучше Сокольского, Илья Васильевич? Он будет развлекаться, а вы снимать сливки. Если он меня вычислит, то сотрет в порошок, а вы опять в стороне! Поломанные судьбы, говорите… - Тихо, тихо, без истерик… Тише, Марк… Ох, до чего нервная молодежь пошла. Вот, глотни-ка соку. Кирсанов чуть не силой всунул в дрожащие пальцы Марка стакан, отмахнулся от выглянувшего из кафе официанта. - Кричать-то зачем? Да, все так. От первого и до последнего слова. Легче стало? Только выбора у тебя не-ту. Слышишь? Нет у тебя выбора, Марк. Сокольскому ты нужен, пока чистенький, незамаранный. Пойдет слава о твоих подвигах – и он тебя к фирме близко не подпустит. А вот попользует все равно с превеликим удовольствием. Только тогда уже не будет ни университета, ни престижной работы, ни репутации… Ничего не будет, Марк. Так что ты уж потерпи пару месяцев, хорошо? Марк машинально поднял стакан к губам, но так и не смог отпить: зубы стучали о край. Так же ловко вынув стакан из его пальцев, Кирсанов поставил его на стол, заглянул в лицо Марка. - Будешь умницей – не пожалеешь. Он тебе сколько сроку дал? Марк! Я к тебе обращаюсь. - Неделю… - Вот и славно. Позвони ему в последний день, назначь встречу. Ничего не изображай, он и так поймет, что тебе нехорошо и гадко. Пусть. Это правильно. Поторгуйся только. Денег не проси, слышишь? У Сокольского денег просить нельзя, он этого не любит. Требуй гарантий безопасности. Ты боишься. Это понятно и логично. Обговори, на что ты согласен, а чего нельзя. Ты ведь огня боишься, верно? Пусть обещает, что не станет тебя пугать… - Перестаньте, - попросил Марк, роняя голову на сцепленные кисти рук и пряча лицо. – Хватит. Я понял… - А раз понял – вот и хорошо. Не бойся, Марк. Будет совсем плохо – мы тебя вытащим. Без присмотра не останешься. - Успокоили… Что мне делать? - Ничего. Пока – ничего. Живи. Терпи. Извлекай максимум пользы. Мы тебя сами найдем и скажем, что нужно. И без глупостей, Марк, очень тебя прошу. Для Корсара ты игрушка на несколько недель. Побалуется и выкинет. Не вздумай ему поверить… Голос сверху еще нудел что-то, но Марк, сжавшись всем существом в комок, ждал только, пока это закончится. И дождался. Кирсанов, поняв, что толку от него не добиться, вздохнул и поднялся. - Ладно, Марк, ты мальчик умный, сам все поймешь. - Телефон, - бесцветно сказал Марк. - Мой? - Его. Я стер. - А, конечно… Подтянув салфетку, Кирсанов быстро написал на ней телефон. По памяти… Зачем он это отметил, Марк не знал, но сознание цеплялось за каждую мелочь. Сжав в руке мягкий листок, он поднялся и, не глядя на человечка в мятом костюме с пятнами пота, вышел из-под навеса. Перед глазами отчетливо стояла тускло мерцающая монета, крутящаяся в длинных пальцах. Потом ее сменил стакан с соком. Сволочи. Все – сволочи. В какое же дерьмо он вляпался? Добредя до парка, Марк сел на скамейку, обнял себя за плечи и уставился на гладь пруда, идущую рябью под легким ветерком. Думать не хотелось. Хотелось отмотать время назад и ни за что, ни за что и никогда не видеть даже того проклятого сообщения про дублон. Только – не выйдет. Ничего назад не повернуть. Ни-че-го…