Miscommunications

Джереми вел себя странно. Прошла уже неделя с тех пор, как Аэлита это заметила. Мальчик избегал долгих разговоров и редко встречался с ней взглядом, если они вообще заговаривали друг с другом. Он часто уходил до того, как она успевала поговорить с ним как следует, если они оставались наедине, и вообще очень нервничал рядом с ней. Обычно, когда их взгляды встречались во время урока, он улыбался ей, но сейчас быстро отводил взгляд. Даже его слова, обращенные к ней во время миссий, были только по делу. Он по-прежнему каждое утро отдавал ей свой круассан и улыбался, если они случайно встречались взглядом, но это не была настоящая улыбка. Аэлита достаточно хорошо знала своего лучшего друга, чтобы понять, когда он притворяется. Это сбивало ее с толку, немного даже причиняло боль, но, к сожалению, каждый раз, когда она спрашивала его, он пожимал плечами, слабо улыбался и отмахивался от вопроса словами, что просто очень устал. Это беспокоило Аэлиту. Джереми никогда ничего от нее не скрывал. Что случилось? Почему он ничего не говорит? Возможно ли, что он все еще зол на нее за прошлую неделю? Но это казалось невозможным. Аэлита поговорила с Джереми, и он нашел ее отца. Она была права, и Джереми признал это. Несмотря на свои уходы от разговоров, он держал ее в курсе всех программ, которые запускал. Из-за странного поведения Джереми их разговоры почти не касались друг друга. Юми и Одд, казалось, тоже были не в курсе, и их попытки заставить Джереми открыться им тоже не сработали. Аэлита теряла надежду и даже немного сердилась. Может, Джереми болен? И только когда она спросила Ульриха, то получила верный ответ. Брюнет сначала отрицал, что ему что — то известно, но потом вздохнул, когда Аэлита продолжала настаивать, заметив в его глазах понимающий блеск, которого не было у Одда и Юми. — Ты действительно причинила ему боль, Принцесса, — наконец признался Ульрих. Он сдался, когда она спасла его от Сисси. В сущности, та тоже загнала его в угол, но если Ульриху придется начать неприятный разговор с девочкой, то Аэлита, очевидно, будет лучшим выбором. Аэлита тут же побледнела от смущения. — Я? Обидела Джереми? Когда? — На прошлой неделе, когда отправилась в сектор 5 с Оддом. — разъяснил Ульрих. — Тогда он ничего не сказал, потому что миссия была важнее, и всем нам повезло, что вы, ребята, были там. Но ему действительно больно от того, что ты сделала. — Ульрих не стеснялся в выражениях. Он редко так говорил. — О чем ты? — Аэлита выглядела поражённо, но ее поднятые брови выражали растущее раздражение. — Почему он расстроен? Он позволил мне собрать данные о моем отце и даже просмотрел их. Я была права! Так что не так? — Господи, Принцесса, — вздохнул брюнет, заметив, как в глазах девочки появилась сталь. — Иногда ты действительно бываешь глупой. Конечно, он расстроен не из-за этого. Он расстроен из-за того, что ты просто мелочно действовала за его спиной, вместо того чтобы поговорить с ним об этом. И он чувствует, что это тоже его вина. Что он не сделал достаточно... Что ты ему не доверяешь. Теперь Аэлита выглядела потрясённой. Ульрих нарушил молчание: — Но я ДОВЕРЯЮ ему, Ульрих. Я спросила его перед тобой и Оддом, помнишь? — И что он ответил? — мягко напомнил Ульрих. — Он ответил, что уже все проверил и не может тратить ресурсы впустую. Ты разозлилась и сбежала, не сказав ему, зачем тебе понадобилось искать дополнительную информацию, когда мы все уже согласились, что твой отец мертв. Ты ведь ничего не объяснила, Принцесса. Послушай... Я знаю, что Эйнштейну часто не хватает такта. Но он не хотел причинить тебе боль намеренно. Аэлита молчала. Ульрих некоторое время наблюдал за ней, потом повернул голову и посмотрел вперед. Через мгновение он снова заговорил: — Одд рассказал мне кое-что... — начал брюнет, откинувшись назад и скрестив руки на груди, словно надеясь, что Аэлита поймет, что он собирается сказать дальше. — Он сказал, что ты сказала ему, что тебе,не нужен ни Джереми, ни его разрешение, чтобы пойти в пятый сектор. Я знаю, что Эйнштейн может быть немного помешан на контроле, но даже это уже перебор, Аэлита. Тебе лучше радоваться, что он этого не слышал и не знает. Он будет раздавлен. Хорошо хоть Одд знает, когда лучше держать рот на замке. В его голосе не было явного обвинения, но Аэлита почувствовала, как ее захлестнула волна стыда. — Я ничего такого не имела ввиду! — запротестовала она. — Может быть, и нет, — согласился Ульрих, — но это не значит, что то, что ты сделала, стало менее обидным, тем более что именно он пожертвовал всем, чтобы помочь тебе, Принцесса. Он сделал это просто так, поэтому тоже ничего не скажет. Он просто варится в собственной боли. Думаю, он и сам не вполне понимает, почему так себя чувствует. — Я... Я не знала. — глаза Аэлиты были полны вины и сожаления. Ульрих вздохнул, разглядывая её, но понимал, что должен продолжить. — Хочешь узнать, что произошло, Принцесса, пока вы строили козни за его спиной? Мы с Эйнштейном сидели в учебном зале. Он спросил меня, не слишком ли далеко он зашел и стал бы я на его месте искать тебя. Я сказал ему, что ты, вероятно, в порядке, и он сможет извиниться перед тобой позже. — Правда? — Ага. Старина Эйнштейн чувствовал вину за то, что причинил тебе боль. Он был готов отпустить вас в пятый сектор, как только мы освободимся. Вот почему ему так больно. Потому, что ты ему не доверяешь, и потому, что ты специально действовала за его спиной. Ты не виновата, что расстроена, Аэлита, но и Джереми не виноват, что ему сейчас больно. Тебе придется это исправить, Принцесса. Ульрих не хотел расстраивать девушку еще больше, но знал, что это необходимо. Аэлита была для него самой близкой, практически сестрой, а Джереми — первым настоящим другом. Ульрих хорошо знал обе стороны. Джереми извинился. Теперь настала очередь Аэлиты. — Я просто хотела вернуть часть своей семьи, — печально прошептала Аэлита. — Я не думала, что вы все поймете, потому что у вас уже есть семья. Ульрих саркастически усмехнулся. — Да ладно, Аэлита? — спросил он. — Может быть, другие и не поймут, но моя семья мне не особо дорога, я так же хочу иметь настоящую семью, как и ты. То, что мои родители живы, еще не значит, что они хороши. Аэлита сочувственно посмотрела на стоявшего рядом самурая. Его семейная борьба была типична для его этнической группы, и на мгновение Аэлита поймала себя на том, что размышляет, рассматривая его ботинки. Что, если ее родители живы, но просто не заботятся о ней? Разве это лучше, чем вообще не иметь родителей? Прежде чем она успела надолго задуматься, Ульрих заговорил снова: — У меня есть семья, Аэлита. — взгляд брюнета был серьезным и пронзительным. — Джереми собрал нас всех вместе после того, как нашел суперкомпьютер. Вы все — самое близкое, что у меня есть. И мы тоже твоя семья, Принцесса. На мгновение воцарилось молчание. — Я знаю, что ты хочешь вернуть своих родителей. И я рад, что Джереми нашел данные твоего отца. Может быть, когда-нибудь ты снова увидишь его. Но до тех пор помни... у тебя есть мы. Мальчик не был склонен к эмоциям, но он знал, что его слова были именно тем, что Аэлита хотела услышать. Девушка, которую ласково окрестили Принцессой, задумалась, прежде чем ее лицо внезапно вытянулось. — Я действительно все испортила, не так ли? — печально спросила она. — Неудивительно, что Джереми так обижен и расстроен. — Он очень о тебе заботится, — согласился Ульрих. — Тебе придется всё исправить. Мальчик знал, что Джереми даже близко не чувствовал заботу. С того самого дня, как они познакомились, Ульрих считал, что Джереми сошел с ума от увлечения компьютерной программой. Только много позже выяснилось, что Аэлита не была программой, и к тому времени все воины Лиоко видели Аэлиту как человека и сестру. Но тот, кто с самого начала признал человечность Аэлиты, не имея даже доказательств, был Джереми. То, как блондин проводил дни и ночи без сна, чтобы найти решение проблемы, которая даже не существовала бы, если бы они просто отключили суперкомпьютер... Материализация Аэлиты, антивирус, победа над Зеной и теперь поиски Франца Хоппера. Но Ульрих не должен раскрывать глубину чувств Джереми. Мистеру и миссис Эйнштейн придется самим во всем разобраться. — Я должна извиниться. — Аэлита встала, на ее лице застыла жестокая решимость. — Спасибо, Ульрих. — Удачи. — кивнул Ульрих, глядя вслед удаляющейся Аэлите. Он надеялся, что эти двое скоро решат свою проблему.

***

Джереми не собирался так долго избегать Аэлиту. Сначала он даже не понял, что делает. Он искренне хотел помочь ей найти отца. Он злился на нее и на то, что Одд действовал за его спиной, но быстро забыл про этот гнев, когда их действия помогли ему больше, чем навредили. В ту ночь он лег спать с облегчением, что все было в порядке и ему даже удалось обнаружить нить ДНК, принадлежащую Францу Хопперу. Его обещание Аэлите тоже было искренним, он действительно сделает все возможное, чтобы найти ее отца и материализовать его. Это определённо означало еще больше бессонных ночей, но Джереми был готов на все ради Аэлиты. Поэтому его тоже смущало, когда он не мог заставить себя встретиться с ней взглядом, и его сердце болело каждый раз, когда он находился рядом с ней. Не в силах вынести всего этого, он стал невольно игнорировать ее. Мальчик заставлял себя прорываться сквозь свой пузырь всякий раз, когда у него были новости для нее — которых на самом деле было не так уж много — но даже это было трудно. Джереми не знал, что делать. Несмотря на то, что он избавился от своего гнева, он не мог отпустить предательство, которое он чувствовал, и его сердце болело каждый раз, когда Аэлита была рядом. Его худшие опасения сбылись. Он оттолкнул ее. Должно быть, он дал ей повод не доверять ему. Она чувствовала, что не может говорить с ним. Что из всех людей она должна просить именно Одда помочь скрыть происходящее от Джереми. Джереми не питал никаких дурных чувств к своему фиолетовому другу. Одд даже зашел к нему в ночь инцидента, чтобы извиниться. — Прости, Джереми, я действительно думал, что это плохая идея, но я решил, что всё лучше, чем если бы она осталась без защиты, — стройный воин Лиоко явно все еще боялся, что Джереми рассердится на него, и нервозность Одда была довольно очевидна. Джереми только вздохнул и покачал головой. — Всё нормально, Одд. Миссия завершилась успешно, и ты прав. Хорошо, что она пошла не одна Тем не менее, Джереми все еще чувствовал себя преданным, даже если и пытался отогнать свои дурные чувства. Как он ни старался не думать об этом, ему внезапно стало интересно, заметила ли Аэлита, сколько времени он потратил на то, чтобы помочь ей. Понимает ли она, какая огромная ответственность лежит на его плечах? Джереми отвечает за безопасность каждого. Он сделал все возможное, чтобы найти Франца Хоппера с теми данными, которые у него были, и они оказались нулевыми. Помня о всеобщих интересах, Джереми попытался объяснить это Аэлите, но она взорвалась. Логически он понимал, что боль от потери родителей невообразима. Джереми не мог представить, что сможет жить дальше без своей собственной семьи. Но, несмотря на все свои усилия, он не мог избавиться от боли, которая пронзала его каждый раз, когда он вспоминал о произошедшем. Однако Джереми чувствовал, что не имеет права озвучивать эти мысли Аэлите. Он уже однажды причинил ей боль и не хотел снова быть эгоистом. Избегание казалось лучшей стратегией до тех пор, пока он не овладеет своими эмоциями настолько, чтобы снова оказаться рядом. Джереми знал, что Аэлита заметила это, но был уверен в своей способности молчать, пока все не уляжется. Если это не сработает, он просто скажет, что устал больше обычного. Это всегда срабатывало, потому что чаще всего было правдой. Джереми был уверен, что план сработает. Он определенно не ожидал, что Аэлита встретится с ним лицом к лицу. Она заглянула к нему в комнату после нападения Зены в пятницу, и Джереми ожидал быстрого и короткого разговора. Однако быстро понял, что не должен был недооценивать Аэлиту, когда увидел, как она усаживается на его кровать, устраиваясь поудобнее с решительным блеском в глазах. — Все в порядке, Аэлита? — нервно спросил Джереми. Он уже сообщил ей о своей последней программе поиска ее отца этим утром. С тех пор ничего не изменилось, и Аэлита это знала — Я что, уже не могу провести время с лучшим другом? — поинтересовалась Аэлита чересчур невинно. Джереми сглотнул. Теперь он знал, что она что — то задумала. — Можешь... — осторожно начал он. — Но сейчас я немного занят. Может быть, будет лучше, если ты сейчас проведешь время с Ульрихом, Юми или Оддом. Боюсь, прямо сейчас я буду не самым внимательным другом. — Ничего страшного, — легко ответила Аэлита. — Мы все время проводим время вместе, Джереми. Я не против. Джереми раздраженно фыркнул и вернулся к компьютеру. Он не особо понимал, чего добивается Аэлита, но у него была работа, несмотря на очевидный дискомфорт. Пятнадцать минут стояла тишина, и Джереми впервые не мог сосредоточиться, чувствуя на себе пристальный взгляд Аэлиты. Воздух в комнате, казалось, потрескивал от напряжения, и, наконец, Аэлита нарушила молчание. — Джереми? — её голос был мягким. Блондин закусил губу. И даже не обернулся. — Джереми, — повторила Аэлита. Ее голос по-прежнему звучал мягко, но уже приобретал стальные нотки. Она не собиралась принимать " нет " за ответ. Не сегодня. Джереми медленно повернулся в кресле, все еще не встречаясь с ней взглядом. Аэлита встала, подошла к нему, стащила парня со стула и снова уселась на кровать, на этот раз вместе с ним. Джереми посмотрел на ее серьезное лицо и понял, что это важно. — Почему ты избегаешь меня, Джереми? — спросила она, ища в его глазах хоть какой-то ответ. — Что? Я не… Аэлита быстро сжала руку Джереми, которую всё ещё крепко держала в своей руке. Она слегка нахмурилась. — Скажи мне правду, Джереми. — Нет. — заупрямился Джереми. — Почему? — резко выпалила Аэлита в ответ. Она была такой же упрямой, и ее сжатые челюсти соответствовали его собственным. — Потому что это глупо, эгоистично и вообще неважно, Аэлита! — Джереми застонал. — Почему ты не можешь просто оставить все как есть? — Тебе больно, не так ли? — наконец сказала Аэлита. — Ты расстроен, что я действовала за твоей спиной. Джереми не смотрел ей в глаза. После паузы он заговорил: — Ничего страшного не случилось, ясно? Все в порядке. Я уже говорил тебе, что ты поступила правильно. Мы одержали верх над Зеной. Я тоже буду в порядке. — Я бы так не сказала, учитывая, что ты меня игнорируешь, Джереми, — решительно сказала девочка. Потом она смягчилась: — Если ты больше не сердишься, это не значит, что ты не можешь чувствовать себя преданным, — заметила Аэлита, и Джереми испуганно посмотрел на нее. — Как ты? — наконец спросил он. — Ульрих, — просто ответила она. Джереми на мгновение заморгал, удивленный тем, что друг так много понял. Джереми больше всего разговаривал с ним на прошлой неделе, но он не думал, что проговорился достаточно, чтобы звезда футбола смог собрать воедино все детали его внутреннего хаоса. — Джереми, все в порядке, — Аэлита решительно повернула лицо Джереми так, чтобы встретиться с ним взглядом, когда стало ясно, что он не собирается делать этого сам. — Прости, что я действовала за твоей спиной. Мне не следовало так поступать. Джереми почувствовал, как чувство вины горькой желчью подступает снова. Аэлита не должна была извиняться. Это ведь он причинил ей боль. Ясно, что его коллега-гения знает, о чем он думает, потому что она вдруг снова сжала его руку. — Ты можешь так думать. Но не чувствуй себя виноватым. — успокоила Аэлита. — Я знала, что ты не хотел причинить мне боль, но все равно так поступила вместо того, чтобы объясниться. Если бы Зена не атаковал сердце Лиоко, это было бы рискованно — Но, Аэлита… — Но ничего. — Аэлита была тверда. — Твои слова ранили меня, Джереми, а мои действия ранили тебя. Нам надо было сразу поговорить. Я должна была знать, что ты поможешь мне, особенно после всего, что ты уже сделал для меня. Джереми попытался побороть комок в горле и почувствовал, как узел в груди, из — за которого так трудно было дышать в начале недели, рассосался. — Прости, — повторила Аэлита. Она отпустила руки своего лучшего друга и обняла его, положив голову ему на плечо. — Я люблю причинять боль своему лучшему другу не больше, чем ты. Она улыбнулась, уткнувшись ему в плечо, и почувствовала, как залилась румянцем его грудь, когда он, заикаясь, вздохнул с облегчением и тоже обнял ее. — Все в порядке, Аэлита. Я тоже ненавижу причинять тебе боль.