***
«Питер расстегивает ремень, улыбаясь точно мальчишка. Притягивает меня к себе. У него мягкие и теплые губы и всегда свежее дыхание. Он целует меня до исступления, порой слишком настойчиво, проникая языком в мой рот и не оставляя ни одного неисследованного уголка. Он любит быть властным. — Пит, — я хрипло прошу быть помягче, когда руки задерживаются на моих ягодицах. Он сжимает их, не в силах противостоять желанию. После такого всегда остаются синяки, ведь способности Питера никуда не пропали и он по-прежнему не умеет рассчитывать силу. После он всегда встает напротив, а я послушно опускаюсь ниже. Его член пульсирует, когда я обхватываю трепещущую головку губами. Питер приглушенно стонет. Ему нравится, когда я чередую движения, то ускоряясь, то замедляясь. Чтобы доставить мужу еще больше наслаждения, я проталкиваю головку вглубь горла, едва подавляя рвотный рефлекс, вожу ею по гортани, подразнивая и заглатывая одновременно. — Еще, милая, — просит он, и я понимаю, что перехватила инициативу. Не прекращая ритмичных движений, я вожу одной рукой вдоль горячей плоти, второй поглаживаю его оголенную ногу, вызывая внутри всплеск вожделения. Спустя минуту он не выдерживает и опрокидывает меня на кровать. Я едва успеваю вытереть рот тыльной стороной ладони. Его смазка оставляет приятный привкус на онемевших губах. Руки Питера вовсю блуждают по моему телу. Забираясь под тонкую майку, он массирует грудь, припадая к ней на несколько секунд. Внутри взрывается фейерверк ощущений. Грудь — моя эрогенная зона, и Питер это отлично знает. Его пальцы проникают в меня резко и грубо, он не начинает с одного, вставляет три или четыре сразу. Благодаря смазке движения не отдаются болью. — Мне нравится, когда ты так течешь, — шепчет он, нависая надо мной всем телом. У меня есть время полюбоваться рельефным торсом, есть время даже на пару прикосновений, прежде чем он врывается в меня одним толчком, сбивая дыхание. Я ощущаю пульсирующий орган внутри себя, стараюсь сжимать его внутри, чтобы Питер стонал, как и я. Я же не сдерживаюсь. Закидываю ноги ему на спину, двигаюсь вперед вслед за толчками, отвечаю на хаотичные поцелуи. Питер кончает быстро, заполняя меня спермой, которая течет по внутренней стороне бедра и оставляет липкие следы на голубой простыне, пока он по инерции продолжает движение, вставляя так глубоко, что я чувствую мошонку. Все это время его телефон разрывается от звонков. Работа и геройство требует отдачи. Он отстраняется, какое-то время восстанавливает дыхание, а затем идет в душ, не приглашая меня с собой. Я чувствую себя опустошенной и даже чуть-чуть несчастной. Я лежу и смотрю на себя в зеркальный потолок. Зеркальный потолок в спальне. Это даже звучит пошло. В отражении хорошо виден аккуратный кулончик на моей шее в виде амфоры. Питер про него даже не спрашивал, хотя я ношу его уже почти три года. На амфоре есть гравировка: две еле заметные буквы — Х и K».***
Харли Кинер — моя боль, мое проклятие, моя проблема. С той самой поры, как я вошла в его кабинет, а Питер представил его как «гения технического отдела разработок», нам понадобился психолог. Я гордилась тем, что вышла за Питера. Но розовые очки разбились вдребезги. В браке, где Питер Паркер занимал все пространство собой, своими проблемами и мыслями, мне места не было. Он воспитал меня под себя, а я следовала его убеждениям, ведь была влюблена в своего кумира. Влюбленная дочка Старка — джек-пот. Питер не понимал, что произошло, но, к счастью для меня, ни о чем не догадывался. Наш брак, безусловно, был эталоном для общественности. Такой союз поддерживал имидж Питера как героя, как воспитанника моего отца, а также имидж нашей компании. Но любой опрометчивый поступок с моей стороны мог все разрушить. Жены героев не уходят к изобретателям. Будь на моем месте отец, он поступил бы, как велело сердце, не задумываясь. Но я почти не помнила его, а воспитание матери не позволяло мне быть такой, каким когда-то был Железный человек. Работая в Stark Industries, я занимала положенную должность в совете директоров и не более. Проблема состояла ещё и в том, что я не перестала любить Человека-паука и по-прежнему обожала его, но теперь совсем по-другому. А Харли Кинер выбивал землю из-под моих ног. Его я любила иначе. Стихийно, неправильно, запретно. Мы были похожи. Любили ковыряться в машинах, решать уравнения и клубничное мороженое. Он слушал меня часами, дарил подарки, которые сделал или изобрел сам, и никогда не упрекал. Харли не был должен всему миру, его имя не красовалось на первых полосах газет. Для него не существовало кого-то важнее меня. Он был простым парнем, и его тоже «создал» мой отец. Забавно, но, похоже, папочка позаботился обо всем. Между нами летали искры. Они не просто летали, они развивали космическую скорость. Секс с Харли был диаметрально противоположен сексу с мужем.***
«Харли раздевает меня сам — расстёгивает непослушные пуговицы тонкой блузки, поднимает подол юбки, зубами стягивает чулки. На трусиках он отыгрывается отдельно, ласкает языком выпирающий от возбуждения бугорок, помогает себе пальцами. Он заботится, чтобы мне было хорошо. А мне хорошо. Хорошо, когда, скрывшись за дверью дорогого отельного номера, я изменяю мужу. В эти моменты я не чувствую себя тенью — я чувствую себя собой. Харли ласкает меня, пока я не начинаю выгибаться, испытав первый оргазм. С Питером я кончаю гораздо реже. Он никогда не просит сделать минет. Но я люблю ласкать его руками, доводя до пика. Люблю смотреть, как он меняется в лице, облизывает пересохшие губы, умоляюще просит продолжать. Харли входит медленно, смакуя этот момент. Он никогда не смотрит на меня, только обжигает своим дыханием шею, забираясь пальцами свободной руки в мои растрёпанные волосы. Я не люблю, когда Питер так делает, но Харли могу позволить все. Кинер двигается осторожно, прощупывая момент. Он четко слышит и слушает меня. Поддается на каждое движение. — Харли, — однажды я ошибусь, однажды, но не сейчас. Его имя эхом звучит в моей голове, когда он вынимает член, чтобы кончить. Он не кончает в меня — по понятным причинам, — не кончает и на меня, всегда сдерживая сперму внутри кулака. Он всегда уходит первым, целует меня в макушку и шепчет: — Люблю три тысячи. Я делаю вид, что сплю, глубже зарываясь в подушку. Так намного проще».***
Порой я мечтала о том, чтобы они слились в одного человека, а меня перестала мучить совесть. Я захлебывалась собственным чувством вины, но ничего не могла с собой поделать. Но затем… я отпустила все тревоги. Просто устала бояться, устала прятаться. Развод. Этот развод однозначно подпортил репутацию Миссис Хосперс. Ведь она не сумела сохранить наш брак. Возможно, я стала счастливее. Возможно, мне даже стало легче. Я лишь привыкала быть первой, быть единственной. Я старалась никогда не допускать мысли «А что сказал бы отец?», потому что отца больше нет. Да и «Что скажет мама?», мне уже не было так важно, потому что мое детское время прошло. Мир не изменился с той поры, когда железный человек отдал свою жизнь во имя всего человечества. Но изменилась я. У меня было два пути. Один из них — правильный для всех. Второй — болезненный и долгий. С выворачиванием грязного белья, души и просветом в самом его конце. С ненавистью, с обсуждением, с предрассудками и непониманием. На этом пути была разрушенная дружба, сравнение с отцом, мамины печальные глаза, смешанная радость Харли. На втором пути я лишала его карьеры, я отрекалась от чистого имени, я пятнала репутацию фамилии Старк. Я выбрала второй. И в мире не стало меньше грязи, просто теперь я не боялась быть ее частью.