Игрок и Император

Твой город полон золота При свете дня, А ночью тает серебро на изгибах реки. Ты мог бы править всем, Но выдумал меня… Ясвена, «Феникс»

На аккуратную полянку перед домом плавно и тихо садится машина, из которой выходят двое мужчин. Оба высокие, темноволосые, чем-то неуловимо похожие, лет тридцати пяти — сорока на вид. Впрочем, определять на глаз возраст в мире, где есть аТан, занятие абсолютно бессмысленное. Мужчины не торопясь заходят в дом, и так же не торопясь, осматривают его от подвала до чердака. Очень быстро. Очень тщательно. Очень слаженно. Так, словно они давно привыкли работать в паре. Маленький домик, затерявшийся в лесах окраинной курортной планеты, пуст и безопасен. И мужчины позволяют себе слегка расслабиться и не держать руки на оружии. У обоих есть аТан, но пройти через него сейчас значит признать, что где-то они ошиблись. А ошибаться не любят оба. После осмотра дома один идет в душ, а второй на кухню на поиски еды и медикаментов. Найдя и выложив на стол аптечку и озадачив плиту приготовлением рациона, способного накормить двух очень голодных и очень уставших мужчин, он тоже отправляется в душ. Когда он возвращается, его напарник в одном полотенце на бедрах колдует над коммуникатором. — Эвакуация будет через двенадцать часов. — Без неожиданностей. Успеем отдохнуть и немного тебя подлечить, чтобы завтра выглядел и чувствовал себя прилично, иначе на заседании Совета опять будут проблемы, — вошедший бросает полотенце, которым вытирался, на спинку стула, совершенно не стесняясь своей наготы. Да и чего стесняться после многих лет работы бок о бок, после десятка таких вот маленьких домиков, раздевалок спецназа, где готовились к высадкам или приходили в себя после них, после побудок в самый неподходящий момент, после палат больниц, куда оба попадали с завидной регулярностью, а то и отделений «аТана», где оба тоже были частыми гостями? — После того, что мы нашли, они в любом случае будут. И не лезь в мои дела с Советом. — Ну, ты же лезешь в мои операции. А разгребать проблемы в любом случае потом мне. — По-моему, вы забываетесь, клинч-командор Шегал. — По-моему, вам это нравится, Ваше Императорское Величество, — усмехается Вячеслав Шегал, совершенно не впечатляясь грозным тоном, и раскладывает на столе медикаменты. — Садись и подставляй спину. Император Человечества Кей Дач, супер с уничтоженной Второй Сестры Шедар, послушно садится на табурет, опирается локтями о стол и упирается лбом в переплетенные пальцы. Его шея, плечи, поясница и левая рука изрядно ободраны, а по лицу от уголка глаза до подбородка идет длинная рваная царапина. Крови уже почти нет, но выглядит все достаточно плохо. «Зимин и гримеры будут в «восторге», мимоходом думает Шегал, «как ни крути, до Совета эта красота не заживет.» Сам Шегал — фигура не публичная, а потому может себе позволить выглядеть как угодно. В том числе светить фингалом, как говорили на его далекой и уже почти забытой родине, на всю Ивановскую. У Императора такой роскоши нет. Шегал работает осторожно и умело, — практика по оказанию первой и не только медицинской помощи у клинч-командора огромна, — но все равно Дач пару раз дергается под его руками. Позволяет себе дернуться. Позволяет увидеть свою слабость, нет, даже не так, не слабость, — уязвимость. Лет пятнадцать назад Шегал торжествовал бы. Сейчас уже нет. Их отношения с самого начала были… неоднозначными. Вячеслав временами до сих пор жалеет, что тогда, почти полвека назад в Злой Земле, включил передатчик. Если бы не это, Кей Дач был бы мертв, а самому Шегалу пришлось бы сильно повозиться, чтобы удержать обезглавленную Империю от распада, найти ей нового Императора и обеспечить ему лояльность подданных. Интересная была бы задача. Но передатчик Шегал тогда все же включил, — даже мысли поступить иначе не возникло, — и все сложилось, как сложилось. И за прошедшее время они, кажется, прошли почти все варианты человеческих отношений, кроме разве что любви, дружбы и равнодушия. Для равнодушия они слишком много друг о друге знали, и слишком многое их связывало, а вот все остальное… Поначалу им обоим было не до выяснения отношений. Империя волновалась и трещала по швам. Уход Грея больно ударил по ней. И первые несколько лет оба сбивались с ног, всеми силами стараясь не допустить развала, и единственным помимо этого, на что тогда их хватало, было глухое раздражение от самого факта существования друг друга, зудящее где-то на периферии сознания. Хотя Шегал абсолютно точно знал, что Дач очень хотел избавиться от него и его «Щита», но не рискнул уничтожить структуру и, пожалуй, одного из немногих людей, действительно и абсолютно преданных Империи. Даже в СИБ могли быть предатели, но не в «Щите», созданном Шегалом строго под себя. Тогда это было слишком опасно для человечества, а Дач дураком никогда не был. Сволочью — да, но не дураком. Впрочем, о моральном облике Императора не Шегалу судить. Его самого тоже многие назвали бы сволочью, а то и чем похуже. Потом, когда стало поспокойней, пришла ненависть, ничем не прикрытая, но жгучая, яркая, страстная, с мордобоем и перестрелками, замаскированными под тренировки. Дважды эти «тренировки» к ужасу императорской охраны и СИБ заканчивались аТаном для обоих, несколько раз все обходилось дворцовым лазаретом. Кто-то даже пытался воспользоваться их грызней, чтобы сместить Шегала или вовсе подкопаться под Императора. Впрочем эти попытки быстро прекратились, потому что любой, пытавшийся влезть между ними, получал от обоих. Дач даже Артуру ван Кертису не позволил вмешаться, хотя у мальчишки явно чесались руки. А уж догадки и фантазии, гулявшие тогда среди приближенных Императора, были такими разнообразными, что оставалось только удивляться людской фантазии. Пару особенно интересных идей Шегал потом даже использовал в операциях. Дач, узнав об этом, хохотал до слез и предложил принять авторов в «Щит» на полставки. Ничем хорошим это противостояние не закончилось бы, если бы не Александр Зимин. Личный врач Императора Грея и глава дворцовой медицинской службы сохранил свое место и при Императоре Кее. И остался все таким же бесстрашным и способным пусть и предельно вежливо, но непреклонно высказать в лицо кому угодно все, что думает. Что и сделал после очередной «острой» фазы их общения, настоятельно посоветовав избирать для сброса пара «менее травматичные и более приятные способы, чтобы Империи вдруг не понадобились новый Император и новый клинч-командор разом». И Дач, и сам Шегал пропустили совет мимо ушей, хотя вера врача в их способности безвозвратно уничтожить друг друга при наличии аТана забавляла. В следующий раз, закончив обрабатывать ожоги от фазеров, Зимин совершенно непочтительно плюхнул перед каждым из них по увесистой папке с комментарием «Медицинские рекомендации!» Медицинскими рекомендациями оказались пятьсот страниц впечатляющей и разнообразной порнографии. Что характерно, типажи действующих лиц в каждом рассказе были очень похожи на них. Намек был более чем прозрачен. Грей за такое убил бы многократно. Дач лишь вскинул на Зимина полный ярости взгляд и с этого момента стал предельно корректен и спокоен при резко сократившихся встречах с Шегалом, не позволяя себе даже сарказма. Да и сам Вячеслав следовал его примеру. Они оба затолкали свою ненависть так глубоко, как только могли, и постарались сменить ее на безразличие. Отчасти это даже получилось. Ненависть может прожить сколь угодно долго, если ее регулярно подкармливать, но если для нее нет пищи, она пожрет саму себя. Их взаимная ненависть, упрятанная в глубины разума, сгорела за пять с половиной лет, но безразличие так и не пришло. Даже обходить друг друга стороной получалось не слишком. Во многом из-за привычки Кея лезть в операции «Щита». Когда в Империи стало относительно спокойно, а регулярные выяснения отношений с Шегалом прекратились, Император изволил заскучать и нашел себе новое хобби — полевую работу в спецподразделении «Щит». Оперативник-супер с идеальным знанием языков чужих и пониманием их психологии, с навыками убийцы и телохранителя именной категории, — это мечта любого начальника разведки, любого армейского командира, но не тогда, когда этот оперативник носит императорскую корону. В СИБ хватались за голову, аналитики и оперативники «Щита» не знали, как работать с таким коллегой, императорская охрана литрами пила успокоительное, сам Вячеслав бесился, ругался и однажды лично отправил новоявленного агента в аТан, чтобы не лез куда не просят, благо ему — одному из немногих — это сошло с рук, Артур ван Кертис откровенно веселился, придворные наблюдали этот спектакль с некоторым офигением и, кажется, снова втихую делали ставки, кто об кого или обо что и когда убьется окончательно, но в конце концов все устоялось, и все привыкли, придя к логичному выводу, что каждый отдыхает как умеет, может и хочет. В затяжные миссии Дач честно не лез, отдавая предпочтение коротким и по возможности боевым, и не возражал иметь напарником клинч-командора, который предпочитал оберегать тушку Императора лично. Они привыкли друг у другу, сработались, в какой-то мере даже срослись, стали частью одного механизма. Одной игры. Любой человек в этой Вселенной — одновременно и игрок, и фигура, с полной свободой воли и возможностью дойти до вершины, но дойдя до нее, он может играть только по определенным правилам, установленным ее Создателем. Игровым мастером, как сказали бы в движении ролевиков. Любой человек. Кроме двоих, которые могут менять правила, как им заблагорассудится. И иногда Вячеславу Шегалу бывает интересно, понял ли Кей Дач, кем стал, но об этом он никогда не спросит. Забавно, кстати, что статус Дача поняли Лика Сейкер, Артур ван Кертис и Рашель Хейни. Хотя… Сейкер — прирожденный аналитик, Кертис-младший видел Бога, а Рашель Хейни, переросшая свою детскую влюбленность в крутого мужика и ныне занимающая пост личного секретаря Императора, знает подоплеку покушения на Грея и прошла суровую школу сперва СИБ, а потом и «Щита». С Хейни, кстати, тоже были определенные проблемы. В СИБ девочка поступила сама и хорошо там себя показала, а в «Щит» ее забрал Шегал сразу, как только стало ясно, что она много значит для Дача. Оставлять без присмотра такой рычаг давления на Императора было нельзя. Хотя «разговор» между ним и Дачем по поводу работы Рашель в «Щите» был одним из самых кровопролитных. Буквально. Впрочем, в конце концов Дач признал, что лучше уж девочка получит все необходимые навыки и знания, чем станет жертвой интриг и попыток надавить на него. Последний кусок пластыря ложится на длинную царапину на виске, и Дач плавно поднимается и кивает на освободившийся табурет. — Твоя очередь. Шегал молча занимает его место. Ему тоже досталось. И это приемлемая цена. Всегда была приемлемой. Даже когда он еще не повстречал Бога. Кей так же аккуратен, как и он сам, и Шегал почти расслабляется под его прикосновениями. Полностью не получается, потому что все еще действует боевой коктейль. По той же причине боль ощущается намного слабее, чем должна. Такие вещи, как собственная боеспособность, Шегал предпочитает рассчитывать с запасом. Кей опускается на колено, чтобы удобней было обрабатывать мелкие, но глубокие порезы от осколков на бедре Шегала, а Вячеслав думает, что Грей скорее заставил бы встать его самого, и невольно усмехается, ловя себя на том, что полвека спустя все еще вспоминает ушедшего Императора. Все-таки Грей был… великим и по праву получил не только императорскую корону, но и верность самого Шегала. Такую верность, что клинч-командор не нарушил его приказ даже после того, как Грей ушел. Было время, когда Шегал хотел его вернуть, даже искал. Потом смирился. Признал за ним право прожить свою жизнь в желаемом мире. И это тоже было уважением и верностью, как и следование его последней воле. Кей, закончив, поднимается и собирает аптечку, Шегал ставит на стол тарелки с ужином. Едят оба молча. Дач — с явным удовольствием, Шегал — через силу. На некоторые боевые коктейли у него индивидуальная реакция, выраженная в полном отсутствии аппетита, но потраченные силы нужно компенсировать. Убирая тарелку в посудомойку Шегал чувствует спиной потяжелевший взгляд Дача. Очень однозначный взгляд. И не то чтобы он удивляет. Это давно назревало. Ничто в мире — в любом из миров — не исчезает бесследно. Пусть их ненависть сгорела, но пепел переплавился в нечто иное. Не в любовь, конечно. Кей Дач никогда не умел любить, а Вячеслав Шегал давно забыл, как это делается. Но любовью и даже дружбой человеческие отношения, к счастью, не ограничиваются. Они научились работать вместе, научились уважать друг друга, научились доверять друг другу. Обоюдное желание и секс вряд ли что-то изменят. Даже общественное мнение — любовниками их считали едва ли не со дня коронации. К тому же в крови у обоих еще гуляет химия, подпитанная сытным ужином. Самое мерзкое состояние, когда боевой коктейль все еще гонит вперед, а спешить уже некуда, да и тело и разум уже устали. Так что секс в данном случае не самый плохой способ сбросить напряжение. И Шегал поворачивается и дает себе волю. Делает шаг к Дачу. Кладет руку ему на шею, с усмешкой чувствуя, как тот дергается, но сдерживает свои рефлексы, тянет к себе и целует. И Дач это позволяет. Когда-то Шегал был безусловно сильнее, теперь они на равных. Потому что Шегал так захотел. Хотя и не сразу осознал это. Дач отвечает на поцелуй с яростью, достойной лучшего применения, и сдавливает Шегала в объятиях так, что у того неприятно ноют помятые ребра. Но оба не обращают на это внимания. Сейчас это не имеет значения. Сейчас важно только сильное жесткое тело рядом и обоюдность желаний. Секс на столе не прельщает ни одного из них, не сейчас, во всяком случае. До спальни они умудряются добраться, не свалив ничего по дороге и даже не пересчитав друг другом углы. А там, в полутемной комнате, Шегал роняет Дача на кровать и придавливает собственным весом. — Доверишься мне? — шепчет он в чужие губы. Самому Шегалу абсолютно все равно какую роль принять, — он прожил слишком долго и в слишком многогранном мире, чтобы сохранить какие-то предрассудки на тему секса, — ему просто интересна реакция Дача. Потому что тому как раз должно быть не все равно. Что объяснимо, учитывая его историю. Хотя на взгляд Шегала культивировать свои комплексы в течение без малого ста лет уже перебор. У Дача вообще многовато границ, и расположены они не там, где надо. Но Кей обнимает его ногами и фыркает так же в губы: — Работай. В хриплом от желания голосе звучат приказ и бравада, только во взгляде настороженность пополам с ожиданием. Боли? Унижения? «Не дождешься,» усмехается про себя Шегал и целует подставленные губы почти грубо, но только почти — в постели он предпочитает другие способы самоутверждения. Он берет Кея за запястья и заставляет завести руки за голову и сцепить пальцы. Намек более чем прозрачный. Мышцы Дача каменеют, но все же он подчиняется, а Шегал спускается ниже, лаская жесткое, но удивительно чувствительное и отзывчивое тело, и берет в рот крупный член. Император ругается изобретательно, задорно и очень грязно. Слышать это приятно, хотя такая яркая реакция удивляет. Вряд ли ему в первый раз делают минет. Хотя мужчины, возможно, раньше и не делали. Кей Дач вообще мужчин к себе до этого момента не подпускал, если верить досье. Шегал сосет старательно и с удовольствием. В постели для него давно уже нет запретов. И Дач в конце концов выгибается и кончает с громким стоном. Шегал проглатывает все до капли и довольно облизывается, снова нависая над Кеем. Ему интересно, захочет ли Дач его поцеловать после минета, и тот снова не разочаровывает и слизывает с губ Вячеслава свой собственный вкус. А в серых, все еще затуманенных пережитым удовольствием глазах снова читается вызов «И это все?» Вячеслав усмехается в ответ и тянется к тумбочке. Чем хороши эти маленькие уютные сдаваемые в наем домики на курортных планетах, так это тем, что в тумбочках около кроватей здесь всегда можно найти что-нибудь полезное. Например, смазку. Расслабленность все-таки слетает с Дача, когда Шегал закидывает его ногу себе на плечо и касается ануса скользкими пальцами. Он все еще ждет, ждет того поступка, движения, выражения лица, за которое можно будет отшвырнуть, избить, уничтожить. И Шегал с трудом удерживает улыбку, когда понимает это. Но на такой исход у Императора нет шансов — Шегал за свои почти четыреста лет научился многому, в том числе и не обижать своих любовников. А кроме того, Дач все еще не расцепил заведенные за голову руки, и это показательное, несмотря на общую настороженность и ожидание ошибки, доверие внезапно хочется оправдать. И Шегал оправдывает. Он растягивает Кея долго и бережно, доводя до исступления и стонов, пока тот не начинает метаться по постели, а потом берет — так же бережно и нежно. Он пьет стоны и ругань с искусанных губ. Слизывает пот с крепкой шеи. Дач все-таки расцепляет руки и притягивает его еще ближе, хотя казалось бы куда уж. Его ногти царапают спину Шегала. Но это неважно, как неважно и то, что оба они изрядно помяты. Они забыли про ссадины, синяки, помятые ребра, раны. Это не то, что нужно сейчас помнить, потому что то, что происходит сейчас, невероятно и правильно на каком-то глубинном древнем как мир — все миры — уровне. Наверное, со стороны это больше похоже на борьбу, на схватку не на жизнь, а на смерть, но иного между ними и не может быть. Но их обоих это устраивает. Для них это правильно. И когда Кей кончает под ним с хриплым стоном, это тоже ощущается правильно. И Шегал кончает следом, до металлического привкуса прикусив загорелую кожу там, где плечо переходит в шею. Несколько блаженно пустых минут они лежат, восстанавливая сбитое дыхание и пережидая дрожь, слегка потряхивающую тела. Забавно, что у них с Кеем оказалась одинаковая реакция на наслаждение. Потом Вячеслав, извиняясь за несдержанность, слизывает алые капли, которыми налился укус на плече Дача, и откатывается на свободную часть кровати. Боевой коктейль наконец-то выжгло из крови, и двигаться не очень хочется, но душ все же посетить стоит. Вячеслав поднимается и устало потягивается. Кей смотрит на него и тоже встает, двигаясь как-то не по-человечески плавно. Сейчас, когда усталость берет свое и заставляет даже супера ослабить контроль, отчетливо видно, почему Грей в свое время запретил модификантов. То, что в таких конструктах использовались исключительно человеческие гены, абсолютно не гарантировало, что в конечном результате получится человек. В душ они идут вместе, а потом так же вместе растягиваются на кровати. Никому не приходит в голову уйти в другую спальню. Дач берет с тумбочки сигареты и закуривает. Сделав пару затяжек, он протягивает сигарету Шегалу. Вячеслав обычно не курит. Но сейчас приподнявшись на локте, все же берет сигарету и затягивается, жмурясь от интимности момента. Они нацеловались за этот вечер до потрескавшихся губ, пальцы и член Шегала побывали в одном из самых сокровенных мест Дача, но все же именно разделенная на двоих сигарета ощущается как наибольшая близость. — Ты с ним спал? — спрашивает Кей, забирая сигарету. Шегал усмехается. Не он один помнит Грея спустя столько лет. — Нет. — А любил? — Уважал. И восхищался. — Потому и служил? — Потому и перестал искать. А служил я Империи. Всегда. Даже когда ее еще не было. И продолжаю служить. Чтобы ни думал Кей, да и Грей, наверное, тоже, служить — своей стране, своей Империи, своему миру, своей мечте, да и тем, кого выбрал сам, — никогда не было для Вячеслава Шегала унижением. И не для него одного — пропавший без вести Карл Леммак и погибшая Ванда Каховски очень удивились бы, повтори Дач им свою сентенцию про слугу. — Ты называл его свиньей. — Я хороший агент. А хороший агент умеет разговаривать с людьми на их языке, на интересующие их темы и в близком им тоне. Шегал снова ложится, опуская голову на руки. Его неудержимо тянет в сон. Но разговор разбудил память, и перед глазами всплывают образы давно забытого мира, и начинает неудержимо ныть спина. — Ты сказал, что наш мир всегда был игрой. — Он и был. Интересной, захватывающей игрой. Единственной, что мне однажды осталась. А потом игра стала миром. Таким же интересным и захватывающим. — Расскажи мне, — требует Кей, и в его голосе проскальзывает императорская властность. Но даже несмотря на эту властность, Шегал мог бы послать Кея и не отвечать, но сегодня его тянет на откровенность. И он поворачивает голову и смотрит в глаза Дачу. — Знаешь, почему провалилась «Линия Грез»? — Потому что большинство людей боится шагнуть в неизвестность. — А боятся они, потому что им есть что терять. Близких, друзей, дом, положение в обществе, работу, безопасность, даже свои страхи и мечты. Это все держит, привязывает к миру. Потому и ушли самые отчаявшиеся. Те, кому уже нечего терять. — Насколько отчаялся ты? — До потери страха, но не желания жить. — Почему? Вместо ответа Шегал меняет положение тела, предлагая себя коснуться. — Чуть ниже поясницы. Дач протягивает руку и ведет ладонью по гладкой сильной спине, пока не нащупывает старый и довольно грубый шрам. — Откуда? — Осколок гранаты. Врачи спасли мне жизнь, но не подвижность. Все, что ниже, было парализовано. — Это же лечится… — начинает Дач, но осекается, когда до него доходит. Лечится. В этом мире. Да и то, не во всех его частях. А там, откуда пришел Шегал, исправить перебитый позвоночник не брались даже самые лучшие врачи. Они просто не знали как. Не умели. — Кем ты был там? — Тем же, кем и сейчас, — усмехается Шегал, — оперативником для грязной работы, шпионом, разведчиком. Игроком. — А это? — Пальцы Кея все еще ласкают шрам, единственный, который Вячеслав Шегал сохранил, и это приятно. — Провал операции. — По твоей вине? — Вопрос звучит насмешливо, но Шегала это не смущает. — Нет, не по моей, — отвечает он. И добавляет после паузы, — но это не значит, что я не проиграл. — И ты пожелал мир, где всегда будешь выигрывать? — Нет, — снова возражает Шегал, — я пожелал мир, где никогда не буду проигрывать. Дач резким движением заставляет его перевернуться на спину и нависает сверху. — Но все же ты проиграл. А Вячеслав смеется. Полвека назад он думал так же. Потом пришло понимание. Для Вячеслава Шегала никогда не было разницы между жизнью и игрой, как не было ее между жизнью и долгом. И жизнь, и игра привлекали и привлекают его тем, что можно всегда двигаться вверх, — учиться новому, покорять новые вершины, решать все более и более сложные задачи, идти по грани, бесконечно повышая уровень. И когда он почти достиг своего предела, почти перестал чувствовать себя живым, почти почувствовал нехватку остроты, мир подстроился под своего создателя и дал ему то, что снова сделает жизнь интересной — соигрока. Того, кто внесет фактор неожиданности, непостоянства, бесконтрольности, хаоса. Того, кто встанет на один с Шегалом уровень. Того, кто сможет стать и соратником, и другом, и врагом, и противником. Того, с кем можно разделить этот мир. — Разве? У меня по-прежнему есть мой мир, моя Империя и моя работа. Я не проиграл, Кей. Не в Злой Земле, во всяком случае. Потому что проиграть — это не уступить воле ушедшего Императора, не отдать корону озлобленному мальчишке, не подчиняться этому мальчишке впоследствии, и даже не стать Императором самому. Проиграть — это выжить после того, как погибли все, кто тебе дорог, это пережить операцию и понять, что никогда не сможешь больше ходить, это оказаться запертым в инвалидном кресле в маленькой квартирке с компьютером, как единственным окном в мир, и играми, как единственной теперь доступной тебе формой жизни. Проиграть — это означает дойти до предела отчаяния, за которым можно только умереть. Но мне, мне посчастливилось повстречать Бога. — Инвалидное кресло и маленькую квартирку могу устроить, — зло шипит Кей. Разговор явно вывернул не туда, куда он планировал, и это злит Императора и веселит Шегала. — Попробуй, — улыбается он. Угроза вполне реальна, но Шегала она не пугает. Это по-прежнему его мир, но сам он на три с половиной века старше, чем был тогда. А если Дач все же решится, то это будет очень интересное противостояние. И кажется, сам Кей это понимает. Он откатывается на свою половину кровати и укладывается поудобней. — Когда-нибудь попробую, — говорит он и закрывает глаза, позволяя себе отключиться. Выучка телохранителя. Впрочем, сам Вячеслав тоже так умеет. Шегал накидывает на них обоих одеяло и дает команду выключить свет. Он засыпает быстро и спит без сновидений. Утром ни один из них не возвращается к ночному разговору. Они приводят себя в порядок, не спеша завтракают и уничтожают все следы своего пребывания в доме. Заканчивают как раз к появлению эвакуационной команды, которая нарушает график, прилетев на пятнадцать минут раньше. Такое рвение слишком подозрительно, как и плохо скрытая нервозность агентов. Дач бросает на Шегала короткий, но прекрасно понятый клинч-командором взгляд. Потом оба абсолютно синхронно достают оружие и раньше, чем фальшивые агенты успевают сообразить, в чем дело, направляют друг на друга. Играть в подвижные игры сейчас нет времени. Увы, они все-таки ошиблись. Два выстрела сливаются в один, и два тела падают на неестественно зеленую траву. А через мгновение Шегал открывает глаза уже в Императорском дворце на Терре и видит над собой до боли знакомую паутину аТана. В груди фантомно жжет от заряда «шмеля». Шегал садится и поворачивается к открывающейся двери. Вошедший темнокожий мужчина — один из его заместителей — кладет на диск репликатора форму и вытягивается в струнку. — С возвращением, командор. Мы ждали вас позже и другим путем, — в несколько вольных словах ощущается вопрос. На вольность Шегал не обращает внимания, а на вопрос все же отвечает. — Возникли непредвиденные обстоятельства, лейтенант Брайан. Император? — Император прошел аТан и приходит в себя в соседнем в зале. Приходит в себя, как же! Дач всегда приходит в себя быстрее, чем сам Шегал, и, наверняка, уже треплет руководство СИБ. Что ж, вполне за дело. Эта операция была подготовлена совместно со Службой Имперской Безопасности, и утечка наверняка произошла там, потому как в своих людях Шегал уверен. А вот в СИБ, где на таких, как покойная Изабелла Каль, до сих пор смотрят сквозь пальцы, могло завестись… всякое. — Все материалы по подготовке операции, включая досье на всех задействованных и причастных лиц, ко мне через тридцать минут. И мне плевать, что будут говорить СИБ и Император. — Так точно, сэр, — кивает Брайан. Шегал одевается, выходит за дверь и идет ко второму залу, у которого уже выстроилась охрана. Их командир недовольно оглядывает Вячеслава с головы до ног, но все же дает команду пропустить. Войти Шегал не успевает, Кей выходит на встречу, зло сжимая коммуникатор, кивком велит следовать за собой и идет по коридору к лифтам. Шегал послушно пристраивается справа на шаг позади. Охрана окружает их плотным кольцом. До самых дверей императорского кабинета идут молча. — Выясни, кто настолько обнаглел, — велит Дач, прежде чем переступить порог. — К девяти жду с предварительным докладом. — Как прикажет Император, — привычно склоняет голову Шегал. У Дача в раздражении дергаются крылья носа, но вслух он не говорит ничего. — Свободны, клинч-командор. Шегал отдает честь и, развернувшись на каблуках, идет к выходу в сопровождении своего лейтенанта. У него очень много работы, и ему очень интересно, что же будет вечером. Прошлая ночь вряд ли что-то изменит, но она определенно не останется без последствий. И Шегалу очень любопытно, какими они будут.