***
Цыца обнимает Антона со спины, положив подбородок ей на плечо. Погода на улице действительно отличная. Прохладный ветер и припекающее солнце создаёт отличный контраст. А ещё это возможность, «Антон, ты наконец-то перестаешь выглядеть соответствующе своей фамилии!», для девушки покрыться здоровым человеческим загаром. И даже аргумент: «В чем смысл иметь фамилию Могила, если ты не можешь выглядит так, как будто из нее вылез» не особо помогает, потому что, Антону нравиться сидеть так, в парке на траве и обниматься. А главное: абсолютно ничего не делать. Возможно в лете есть свои плюсы, помимо отсутствия гиперактивных детей на работе. Присутствие их в парке можно легко игнорировать. Цыца дремлет, ее теплое дыхание щекочет шею, заставляя короткие волоски на шее вставать дыбом. Антон отклоняется чуть назад, создавая между их телами баланс, и прикрывает глаза. В дальнейшем она отрицает существование фотографий, где она «просто невероятно очаровательно» спит на залитой солнцем парковой полянке. Потому что: во-первых это было чертовски нечестно со стороны Цыцы делать их, а во-вторых ничерта они не милые. И вообще, их не существует и точка.***
— Я не хочу, — Антон идёт нарочито медленно, сутулясь больше прежнего. Она сует руки в карманы и корчит недовольное лицо. — Да ладно тебе, — Цыца очаровательно улыбается, поворачиваясь прямо на ходу и продолжая ловко идти спиной вперёд, — будет весело. Антон недоверчиво морщит нос, и проводит рукой по волосам, лезущим в глаза. Отвратительная проблема короткой прически, у тебя слишком мало возможностей убрать волосы так, чтобы они не мешались. — Хей, прекрати это, — фыркает Цыца и ловко разворачиваясь, подхватывает жену под локоток, ветер подхватывает край ее летнего сарафана и подол красиво разлетается вокруг стройных ног. На секунду Антон залипает на восхитительном образе своей жены, но быстро приходит в себя и возвращает на лицо маску недовольства. — Прекратить что? — Твоя аура, — Цыца смеётся, — вся эта факбойская энергетика, фу. Она в шутку тыкает Антона в бок тонким аккуратным пальчиком, на что девушка морщится. — О, прекрати жаловаться на вещи, которые я не могу контролировать! — возмущённо отвечает Могила, прежде чем нарочито пафосно поправить юбку. — Ты только что сделала это? — Цица остановилась, смотря на жену широко раскрытыми глазами, — Это что, те таланты, которые раздают только при рождении? Или что? — Таланты? Не понимаю о чем ты, — Антон насмешливо фыркает и останавливается вслед за супругой. — Пафос, — почти по слогам произносит Цица, еле сдерживаясь, чтобы не засмеяться. — Перестань рыдать, — приглушённый голос звучит вслед за детским плачем и Антон с Цыцей поворачиваются практически рефлекторно. Могила рассеянно смотрит на то, как женщина грубо дёргает ребенка лет трёх за руку и приказывает заткнуться. У того в кровь разодранные колени и заплаканное лицо. Он начинает икать, на что все ещё недовольная мать, что-то зло шипит, затравленно озираясь по сторонам. Цица не успевает среагировать, когда Антон начинает идти, увлекая супругу за собой, и поравнявшись с женщиной, нарочито громко произносит: — Солнц, недавно на кафедре обсуждали… Ты знала, что количество убийств родителей детьми в России, по статистике увеличилось на пятьдесят процентов, — Антон не обращает внимания на замершую мамашу и продолжает идти мимо, как ни в чем не бывало, — Обсуждали причины, и честно, насчитали очень много… — Ты серьезно? — стонет Цыца, оглядываясь назад. — Что? Я просто сказала…***
Антон была глубоко оскорблена. Она всегда была готова к предательству, но только не от той, которую так любила. Это было слишком неожиданно. Слишком больно. Цыцы сидела напротив с такой кислой миной, что у Антона защемило в сердце. — Как ты могла? — Могила буквально прошептала эти слова. — После всего, что между нами было? — Только не это, — Цыцы морщится, как от зубной боли. Она хмуро кутается в мохнатый леопардовый плед, купленный в Икее просто ради смеха, ещё тогда, когда их отношениям ничего не угрожало. — Как ты можешь так говорить? — голос Антона дрожит, она прижимает руки к груди, будто пытаясь укрыться от чего-то. — Я… Я так любила тебя. Я так старалась… Но видимо… Видимо недостаточно да? Ее голос почти срывается, она поднимает глаза, на жену… О, эта боль… — Я была готова ради тебя на все, — всхлипнула Антон, и болезненно закусила губу, — после всех наших счастливых моментов, после стольких усилий… Я больше для тебя ничего не значу? Цыца издает какой-то болезненный звук, и берет в руки подушку, чтобы в тот же момент швырнуть ее в лицо жене. — Ради бога, Антон! Ты можешь просто заткнуться и отдать мне две тысячи? Это просто блядская «монополия», а ты чертова королева драмы!