Группенфюрер Эйгон VI, или Триумф аномии

Аномия — это философско-социологическое понятие, выражающее состояние общества, при котором отсутствие или неустойчивость социальных и моральных императивов и правил, регулирующих отношения между индивидами и обществом, приводит к тому, что значительная часть населения оказывается «вне» общества, вступает в конфронтацию с его нормативными предписаниями. Словарное определение При этом — что весьма существенно — исторические познания экс-группенфюрера не просто фрагментарны и полны пробелов; он, собственно, вообще не обладает такими познаниями; его голова забита не столько обрывками истории Франции семнадцатого века, сколько хламом, оставшимся со времен детства, когда он зачитывался романами Дюма, начиная с «Трех мушкетеров». Позже, будучи юношей с «монархическими» (по его собственному разумению, а в действительности лишь садистскими) наклонностями, он поглощал книги Карла Мая. А так как впоследствии на воспоминания о прочитанном наложилась куча низкопробных бульварных романов, он воплощает в жизнь не историю Франции, а лишь грубо примитивизированную, откровенно кретинскую галиматью, которая заменила ему эту историю и стала его символом веры. Станислав Лем, «Группенфюрер Луи XVI»

      Действие цикла Джорджа Мартина «Песнь Льда и Пламени» происходит в вымышленной вселенной, реалии которой — пусть и, при внимательном рассмотрении, довольно поверхностно — срисованы со Средневековья (в случае Вестероса — условно-европейского, в случае Эссоса — условно-азиатского). Казалось бы, исходя из этого, в данном мире должна существовать система ценностей, близкая к реально-средневековой, пусть и с некоторыми отличиями от оригинала — разумеется, писатель не обязан слепо копировать реальность, а имеет полное право что-нибудь додумать. Как же обстоит дело с социальными и моральными нормами и их соблюдением в мартиновском сеттинге?       За всю свою историю человечество выработало две наиболее развитые альтернативные концепции сущности и происхождения морали. Согласно одной из них, мораль — это некая универсальная система ценностей, основывающаяся на определенном наборе характеристик среднего homo sapiens, условно именуемом «человеческой природой». Радикальная версия этой концепции и вовсе наделяет мораль сверхъестественным надчеловеческим источником наподобие Бога религий откровения. Согласно другой, мораль — не более чем продукт межличностной конвенции.        При всем несходстве этих концепций, обе они согласуются в одном — если некие нормы морали систематически и в массовом порядке членами сообщества игнорируются, то это значит (безотносительно оценочных суждений из серии «это хорошо» или «это плохо»), что существующая система ценностей находится на пороге серьезного кризиса или окончательной гибели. Но как возможна ситуация, когда аномия — то есть явление, априори маркирующее именно кризисное состояние общества — длится веками, если не тысячелетиями, не уничтожая общество и вместе с тем не давая ему переродиться во что-то новое? Между тем, именно это мы наблюдаем во вселенной Мартина.       Мартиновский Вестерос является обществом аристократических кланов, в рамках которого, как формулирует в сериале «Игра Престолов» королева Серсея в разговоре со своим сыном Джоффри, «любой, кто не из нашей семьи — наш враг»[1], причем обычным, пусть и необязательным, явлением в такой борьбе становится полное уничтожение вражеского семейства (вспомним истребление Рейнов и Тарбеков Тайвином Ланнистером, а Дарклинов и Холлардов — Эйрисом II). Казалось бы, в подобной ситуации внутри феодальных семейств должна господствовать сплоченность — даже самое могущественное семейство не сможет эффективно противостоять конкурентам, если параллельно вынуждено отвлекаться на внутреннюю грызню. Однако же на практике мы наблюдаем обратное.       Если взять самое знаменитое аристократическое семейство Вестероса — династию Таргариенов — то вся её история заполнена соперничеством между членами рода. Уже Мейгор Жестокий стал королем, узурпировав трон у своего племянника Эйгона Некоронованного (при том, что на тот момент династии Таргариенов уже угрожало восстание Святого Воинства), и убив самого Эйгона в битве при Божьем Оке, а позднее — казнил младшего брата Эйгона, Визериса. Это при том, что вестеросская мораль формально считает убийство родичей ужасным преступлением. И даже нельзя сказать, что художества Мейгора так уж вышли ему боком — пал его режим лишь после того, как против него выступил грандлорд Штормовых Земель Рогар Баратеон, рассчитывавший использовать в качестве своего марионеточного короля Джейхейриса, младшего брата Эйгона и Визериса.       При Визерисе I мы наблюдаем, в сущности, то же самое, пусть и в смягченном виде, на примере конфликта короля с его младшим братом, Деймоном, закатившим пирушку по поводу смерти новорожденного сына короля и шутившим про «наследника на день», причем Деймон назло брату вступил в союз с Корлисом Веларионом, ранее оспаривавшим у Визериса права на трон. Во время Танца Драконов — гражданской войны после смерти Визериса между его дочерью Рейнирой «Королевой-на-Полгода» и его сыном Эйгоном II — сторонники Рейниры, Черные, в отместку за убийство сына Рейниры, принца Люцериса, подослали наемных убийц, расправившихся c малолетними детьми Эйгона, уж точно ни в чем не виноватыми. Позднее сын Рейниры Визерис II завладел Железным Троном, предположительно отравив своего племянника, короля Бейлора Благословенного.       Итак, нетрудно заметить, что, за отдельными исключениями первые Таргариены, правившие после основателя династии — Эйгона I Завоевателя — все без исключения не брезговали даже открытым убийством родичей в борьбе за власть (а с родственниками конфликтовали вообще все); даже тот же Джейхейрис I получил власть после «самоубийства» Мейгора (оттерев вдобавок от наследования трона линию своей сестры Рейны). Для сравнения, в средневековой Англии (пережившей, на минуточку, четыре крупные гражданские войны и несколько мятежей помельче) после Вильгельма I Завоевателя и до Эдуарда II был лишь один монарх, предположительно погибший вследствие заговора своих приближенных (Вильгельм II Рыжий — хотя с его смертью много неясностей) и один претендент на трон (Артур Бретонский), предположительно убитый по приказу своего соперника-дяди (Иоанна Безземельного). Других претендентов на трон, таких как Роберт Куртгез (брат Вильгельма II) и Элеонора Бретонская (сестра Артура), убить не решились, а Элеонору «любящий» дядя Иоанн держал в плену в довольно-таки комфортабельных условиях. Никакого почтения к особам королевской крови за вычетом ситуаций, когда у них есть власть и сила, в мире Мартина не чувствуется — достаточно вспомнить сцену из сериала, где Серсея бьет Джоффри по лицу (позднее Тирион повторяет это) и книжную сцену, где Тайвин приказывает по сути увести силой Джоффри с совета.       Впрочем, у большинства других семейств, активно задействованных в «Песни Льда и Пламени», с единством семьи дела тоже не лучше. Возьмем, например, правящую на момент действия книг династию — Баратеонов. Король Роберт откровенно не ценит своего младшего брата, Станниса, дарит ему вместо родового владения семейства — Штормовых Земель — бесполезный по сути своей Драконий Камень, женит его на некрасивой усатой (!) женщине. Станнис, в свою очередь, так и не рассказывает Роберту про измену Серсеи — рассчитывая, очевидно, использовать факт её измены уже после смерти Роберта, чтобы завладеть троном для себя. Даже если делать скидку на то, что автор всячески старается измазать Станниса в известной субстанции[2], картина получается не особо приятная.       Ещё хуже обстоят дела с другим братом Роберта, Ренли, который нагло лезет на трон в обход что «законного короля» Джоффри, что своего всамделишнего старшего брата Станниса. Причем в противостоянии «Станнис-Ренли» на братоубийство готовы оба — с той только лишь разницей, что Станнис для этого прибегает к черной магии Мелисандры, а Ренли приказывает убить Станниса своему гвардейцу Лорасу Тиреллу. И если у Станниса хотя бы есть оправдание в виде того, что Ренли — узурпатор и мятежник (другой вопрос, что Баратеоны вообще узурпаторы, ну да это уже другая история), то у Ренли и такого обоснования нет. И это в ситуации, когда обстоятельства требовали бы от Баратеонов объединиться против захватившего власть в Королевской Гавани семейства Ланнистеров.       Не лучше дела и у Ланнистеров — достаточно взять отношения между детьми Тайвина, враждующими между собой (сперва ссорятся Тирион и Серсея, а затем, после побега Тириона — Серсея и Джейме), да и сам Тайвин под конец жизни разругался со всеми детьми. То же самое мы наблюдаем и в отношениях Серсеи с её дядей Киваном — после смерти Тайвина они незамедлительно сцепились за власть, несмотря на сохраняющуюся угрозу со стороны Станниса и стремление к власти Тиреллов. Позднее Киван соглашается на позорное шествие Серсеи по Королевской Гавани — хотя очевидно, что оно дискредитировало не только саму Серсею, но и семейство Ланнистеров как таковое. Дед Тайвина Герольд Золотой стал грандлордом Запада, по-видимому, организовав смерть собственной племянницы, Сиреллы (а возможно — и своего брата Тибольта).       Можно вспомнить и правящее на Железных Островах «дружное» семейство Грейджоев, представляющее из себя настоящую банку с пауками разной степени неадекватности — двинувшийся на идее возвращения к «старому закону» Бейлон (который при всем «традиционализме», однако, повернут на идее сделать наследником дочь вместо сына), клишированной тупой и ограниченный религиозной фанатик Эйрон, хтонический отморозок-некропедозоофил-любитель насиловать всё что движется вплоть до собственных братьев Эурон и качок-тупица Виктарион, который даже в ситуации необходимости не дать Эурону дорваться до власти отказался объединиться со своей племянницей Ашей — чуть ли не единственным нормальным человеком в семье, не считая получившего воспитание в семье Старков её брата Теона (которого отец гнобит).       У дома Болтонов на Севере всё ещё хлеще — Домерика, единственного законнорожденного сына лорда Русе отравил не то его брат-бастард Рамси, не то сам Русе. На Западе среди лордов на службе у Тайвина обретается милейший Григор Клиган, по-видимому устранивший собственных отца и сестру (брат благополучно уехал от него куда подальше). В Просторе лорд Рентилл Тарли заставил своего сына Сэмвелла уйти в Ночной Дозор, шантажируя его угрозой убийства. Да и вышеупомянутый Эурон Грейджой занимает трон, убив Бейлона, отправляет Виктариона на самоубийственную миссию в Залив Работорговцев и, готовит к некому жертвоприношению своего брата-жреца Эйрона. Вообще, если у Мартина некая семья (за вычетом Старков и, возможно, Мартеллов) кажется нам крепкой и любящей, то, возможно, мы просто о ней недостаточно осведомлены.       Да даже на уровне третьестепенных персонажей порой открываются натуральные бездны. Например, есть в Долине такое семейство — Хантеры. Детишки патриарха семейства, Эона Хантера, враждуют меж собой. Когда Эон помер, его младшие сыновья немедленно обвинили старшего, Гилвуда — причем в разговоре с Сансой Старк Петир Бейлиш говорит, что на самом деле за смертью Эона стоит один из его младших сыновей, Харлан, и скоро он же избавится от Гилвуда. Конечно, с человека вроде Бейлиша и соврать станется, но если его утверждения ложны, коллизия крайне примечательная. Иными словами, с внутрисемейной солидарностью во вселенной Мартина как-то не особо — при том, что «солидарность крови», как и солидарность по принципу «патрон — клиент», это чуть ли не единственные виды солидарности, вообще существующие в мире Мартина.       Апофеозом этого всего является биография вестеросской знатной леди Джоханны Сванн, попавшей в плен к лиссенийским пиратам. Жадный дядя отказался её выкупать, и пираты продали её в один из местных борделей, где та стала высокооплачиваемой куртизанкой. Видимо, других родственников, кроме дяди-сволочи, у неё не было, а если и были (те, что по материнской линии, например) — то они были такими же жадными ублюдками. Иными словами, принцип «люби себя, чихай на всех и в жизни ждет тебя успех» торжествует. На этом фоне даже Тайвин, даже ненавистного Тириона пытавшийся спасти путем отправки на Стену, выглядит просто победителем конкурса «отец года».       Ну да ладно — это уровень персоналий, а что на уровне социума как такового? Тут тоже не без странностей. Мартиновский Вестерос — отсылающий, по мысли автора, к средневековой Европе — представляет из себя занимающую целый континент империю, бОльшая часть которой принадлежит лордам. Напрямую контролирует король столицу с окрестностями. Бюрократический аппарат, по сути, отсутствует. Править он может лишь с опорой на те или иные Великие Дома. Но при этом номинально власть короля вообще ничем не ограничена. Он может казнить кого угодно, хоть грандлорда — достаточно вспомнить плачевную судьбу Рикарда Старка и его сыновей — причем казнить любым способом на свое усмотрение, даже не заморачиваясь судом (см. способ казни Рикарда и Брандона Старка[3]). Он может набрать в свой Малый Совет (правительство) вообще кого угодно, хотя в реальном Средневековье высшие должности в государстве нередко зачастую являлись наследственными или, как минимум, были зарезервированы за высшей аристократией.       Понятно, что король или регент, откровенно игнорирующий интересы Великих Домов, даже при своем номинальном всевластии кончит плохо (примеры тому — Эйрис II Безумный, Джоффри Баратеон, Серсея Ланнистер). Но никакой формализованной системы, ограничивающих королевскую власть в пользу феодалов, наподобие английской Великой Хартии Вольностей или венгерской (не путать с одноименной имперской 1356 года) «Золотой Буллы» 1222 года, в Вестеросе нет и в помине — хотя в его истории были моменты (регентство при Эйгоне III, Восстания Блэкфайров, Восстание Баратеона), когда у знати имелась возможность навязать монархии подобное соглашение в обмен на лояльность, как она делала это в реальных средневековых государствах. Любое общество стремится выработать удобные и безопасные для его представления, особенно высокопоставленных, «правила игры»… но у Мартина мы видим строго обратное.       Грубо говоря, в мартиновском Вестеросе, с одной стороны, король не связан вообще никакими моральными и юридическими нормами (достаточно вспомнить победоносную войну первых Таргариенов с Церковью или таргариенскую Доктрину Исключительности), а с другой стороны — на практике не может править без поддержки Великих Домов и согласования своей политики с ними (особенно после вымирания драконов). Но при этом ни король не пытается превратить свое декларируемое всемогущество в реальное (создать бюрократию, внедрить городское самоуправление, сословное представительство и т.д. и т.п.), ни лорды не пытаются зафиксировать реально существующий status quo, ограничив власть короля аналогом Magna Carta и установив прямой контроль за правительством.       Впрочем, объем полномочий короля в Вестеросе (при его незначительных возможностях, особенно после вымирания драконов) вообще вызывает ряд вопросов. Скажем, Визерис I назначил свою дочь Рейниру наследницей в обход своего брата Деймона и (позднее) своих сыновей от второго брака, что привело к Танцу Драконов (и противоречило решениям Великого Совета 101 года, установившего наследование по мужской линии), а Эйгон IV, узаконив своих бастардов, привел к Восстаниям Блэкфайров. Вообще надо отметить, что наличествующее в ПЛиО право короля по желанию левой пятки узаконить любого бастарда (не только своего), сделав его законным наследником своего отца, очевидным образом противоречит как заявленной внутримировой дискриминации бастардов (вплоть до «метящих» фамилий), так и интересам законнорожденных родственников этих бастардов, которым невыгодно допускать их к дележу наследства.       Мир Мартина словно специально устроен так, что в нем легко развязать, но трудно прекратить некий конфликт — в нем отсутствуют какие-либо правовые механизмы урегулирования споров сюзерена и вассалов. Несколько раз упомянутый кодекс законов, принятых при короле Джейхейрисе I Мудром, в этом плане играет роль невидимого розового единорога, который вроде бы где-то есть, но на практике его существование для сюжета и сеттинга неощутимо. Власть монарха никак не ограничена, однако при этом любая попытка воплотить эту «неограниченность» на практике при наличии серьезных сил, немедленно приводит к кровопролитному внутригосударственному конфликту.       Опять же, общество Вестероса — поверхностно отсылающее к западноевропейскому феодализму — содержит практики, с сословной моралью феодального общества просто несовместимые. Мартин в свое время в одном из интервью высмеял сказочное клише про принца, женящегося на простолюдинке[4] — вот только мартиновский сюжет про принцессу Сейру, дочь короля Джейхейриса I, сбегающую за море в Эссос работать VIP-проституткой, или принца Деймона, в бытность начальником городской стражи Королевской Гавани (Золотых Плащей) лично рубящим преступникам разные конечности, демонстрирует (помимо обычного для Джорджа Мартина сочетания садизма и озабоченности) несравненно большее непонимание автором основ сословной морали[5] (особенно с учетом необъятного ЧСВ Таргариенов, ставящих себя выше обычных людей) — например, что статус палача или проститутки, даже для представителя низших сословий однозначно позорный, для аристократа в Средневековье тем более неприемлем (да и сама «работа» начальника городской стражи для брата короля, мягко говоря, «непрестижна»). Из той же серии, например, наличие в Малом Совете Роберта Баратеона на посту мастера над монетой не просто безродного выскочки, а владельца сети борделей (Петир Бейлиш), которому потом для полного счастья ещё и пожалуют титул правителя одного из Семи Королевств (Речных Земель).       Слабо согласуются с моралью домодернового общества, где весьма строго смотрели на внебрачные связи (само собой — женские) представителей высшего общества, и нравы династии Таргариенов, показанные Мартином. Первые Таргариены (Эйгон I, Мейгор Жестокий) были многоженцами, что очевидным образом противоречит стандартам господствующей в Вестеросе религии (семибожия). Про бурную и насыщенную жизнь принцессы Сейры (всерьез предлагавшей отцу разрешить ей вступить в брак с тремя юношами сразу после того, как те лишили её девственности) я уже писал выше. Жена-сестра короля Бейлора Благословенного, Дейна Непокорная, открыто прижила сына (Деймона Блэкфайра) от любовника — стоит ли говорить, что в реальном Средневековье это стоило бы и ей, и сыну в лучшем случае заточения в каком-нибудь отдаленном монастыре? У Мартина же Деймон воспитывался при дворе, пользовался у аристократии Семи Королевств огромной популярностью, получил от брата (законного короля Дейрона I Доброго) серьезные земельные пожалования и даже претендовал на Железный Трон.       Не менее «прекрасен» мартиновский сюжет о шуте по имени Грибок, авторе мемуаров непристойного содержания с самыми невероятными (и, откровенно говоря, компрометирующими) утверждениями о сексуальной жизни высших лиц Семи Королевств до членов правящей династии (Таргариенов) включительно). Вишенка на торте — этими откровенно порнографическими «мемуарами» пользуются как серьезным историческим источником летописцы, находящиеся на службе у этой самой династии! Кто-нибудь может представить средневековые хроники, описывающие не реальные или вымышленные события, а подробности сексуальных пристрастий тех или иных аристократов?       Общество Мартина даже сравнительно с реальным Средневековьем кажется тотально-аристократическим. Вся полнота власти сосредоточена в руках семейств, генеалогия которых — по крайней мере, официальная — простирается в прошлое на тысячелетие. Никаких рычагов влияния на политику, имевших место в реальной средневековой Западной Европе, у простонародья нет. Казалось бы, в таком обществе дворянство должно превратиться в замкнутую касту. Однако при этом в тех же самых Семи Королевствах можно произвести в рыцари вообще кого угодно (хоть контрабандиста Давоса Сиворта, хоть уличного подонка Дункана Высокого), причем сделать это может любой другой рыцарь, а остальной аристократии на это плевать с высокой колокольни. При этом непонятно, зачем вообще вводить институт анноблирования для представителей простонародья, если в Вестеросе у них отсутствуют реальные западноевропейские (религиозные ордена, церковь и крестовые походы) социальные лифты, через которые они могут подняться наверх — за вычетом коллизий из серии «вошел в милость к королю», которые в любом случае не могут отражать то или иное действительно массовое явление.       В реальной истории подобного рода безземельные рыцари, если они догадывались организоваться в единую силу, нередко сплошь и рядом становились для феодального общества серьезной проблемой — достаточно вспомнить рыцарское восстание начала XVI века в Священной Римской империи (которую Семь Королевств, за вычетом отсутствия выборности монарха, во многом напоминает), например, или участие отдельных рыцарей вроде Флориана Гайера и Гетца фон Берлихингена в крестьянских восстаниях в том же регионе в тот же период. Но нет, максимум возможных проблем от рыцарей в мире Мартина — то, что они будут разбойничать на большой дороге, иногда сбиваясь в крупные банды типа Братства Королевского Леса, которые, однако, успешно уничтожаются.       Теперь о религии. Вера Семерых — мартиновская версия стандартного фэнтезийного культа «Хрустального Дракона Иисуса»[6] — формально играет роль средневекового католицизма, но на практике не обладает и сотой долей его влияния — причем я сейчас говорю даже не о политическом влиянии средневекового Папства как института, способного ставить и смещать королей, а о банальной значимости религии для средневековых людей. Большинство вестеросских политиков вообще не производит впечатление религиозных людей — при том, что многие средневековые короли подчиняли религиозным соображениям всю свою политику (достаточно вспомнить Роберта Куртгеза, отказавшегося от борьбы за трон Англии ради участия в Первом крестовом походе), герои Мартина в большинстве своем не производят даже впечатления особо верующих людей.       Причем это касается не только знати (которая вообще предельно цинична и интересуется только властью), но и простонародья. Достаточно вспомнить описанный Мартином бунт черни на проводах принцессы Мирцеллы в Дорн — там толпа зачем-то разорвала на куски Верховного Септона, хотя тот не сделал им вообще ничего плохого (коллизия на уровне «мятежная чернь по приколу мочит Папу Римского»), по крайней мере в сравнении с членами династии Ланнистеров-«Баратеонов» и их слугами. Только к четвертой-пятой книге Мартин наконец спохватился и ввел религиозных фанатиков-«воробьев», при которых влияние Веры Семерых на политику вновь усиливается — но в то же время в снятом по его книгам сериале уничтожения «воробьиного» руководства взрывом в Септе Бейлора хватило для того, чтобы это движение полностью сошло со сцены.       Вообще Вера Семерых — это именно такой клюквенный католицизм, а не серьезное религиозное учение: в нем отсутствуют проработанная догматика, теология и эсхатология, за вычетом довольно абстрактных и вполне языческих по исходному происхождению рассуждений о загробной награде. Отсутствует и серьезная священная история, за вычетом легенды о «златом доле между великих гор» в видении андальского короля-семибожника Хугора — которая, по сути, посвящена чисто обоснованию андальского завоевания Долины Аррен и, шире, Вестероса. Семибожие не пытается — как положено любой нормальной монотеистической религии — заниматься активным прозелитизмом за пределами своего основного ареала даже там, где, казалось бы, есть такая возможность. Скажем, на Севере, лорды которого берут в жены семибожниц и где обретаются семибожники-Мандерли, или в Вольных Городах, на землях которых (Андалос) септерианство и зародилось.       Не менее неубедительны в качестве религии северный культ старобожия (пантеистическое обожествление природы) и культ Утонувшего Бога у железнорожденных (банальное оправдание для их грабительской политики в отношении «зеленых земель»). Более-менее достоверно выглядит лишь религия рглорианцев (позиции которых в Вестеросе, в отличии от Эссоса, пока не особенно сильны) с более-менее четко проработанной мифологией (классический дуалистический миф), нормальной эсхатологией (обещанием наступления благодати в случае победы «правильного» бога) и активным стремлением всех «отмиссионерить», даже не спрашивая особо чужого желания. Но даже рглорианцы выглядят более-менее достоверно лишь на фоне конкурентов — потому что так-то никаких аргументов кроме насилия, бездоказательной риторики в духе «у моего бога член больше, чем у твоего» и магических фокусов у них нет. Теологическая полемика в мире Мартина отсутствует как класс — от кого исходит Святой Дух, от Отца или от Сына, и был ли Иисус Богочеловеком или всего лишь пророком Бога, тут не интересует никого.       Чтобы оценить уровень безразличия героев Мартина к религиозным вопросам, достаточно вспомнить, что на турнирах (хотя рыцарство у него — институт, специфически связанный именно с семибожием), участвуют и старобожники-северяне, и рглорианский жрец (!) Торос из Мира. Это при том, что в реальном Средневековье, в соответствии с постановлениями короля Филиппа VI Французского, например, на турниры не допускался не то что иноверец, а даже просто «тот дворянин, который сказал или сделал что-либо противное католической вере». У Мартина же религиозным вопросам придавал хоть какое-то значение (вплоть до попыток обратить в семибожие Север и Железные острова) всего один король — Бейлор I Благословенный, и то этот правитель показан как блаженненький сумасшедший, свихнувшийся после того, как оказался в змеиной яме — ср. с реальным Средневековьем, где вопросам религии придавали огромное значение и вполне компетентные в политических вопросах короли, такие как Людовик IX Святой.       Подобное «отсутствие» религии (а точнее повсеместное игнорирование её норм и равнодушие к ней) как полноценного фактора общественной жизни, её регулирующего, тем удивительней, что вместе с тем нет в Вестеросе и светского политического учения об общественном благе (вроде таких политических школ Древнего Китая, как конфуцианство, моизм и легизм). Между тем, «свято место пусто не бывает» — в условиях упадка религиозности на место религии в умах людей её место неизбежно займут светские теории об организации общественной жизни. Ну ладно, концепция общественного блага в головах большей части аристократии Семи Королевств отсутствует как класс, «это слишком сложно для нашего цирка» — но нет и никакого, даже чисто прагматического осмысления политической практики в духе «Артхашастры» Каутильи или «Государя» Макиавелли.       Впрочем, ещё удивительнее в условиях вышеупомянутого «отсутствия» религии то, что в Семи Королевствах чуть ли не общей нормой является моногамный брак (с дискриминацией детей, рожденных вне такового брака), причем даже без возможности развода — хотя моногамия в реальной истории была пунктиком в первую очередь у христиан (с которых срисованы семибожники), и с чего это она должна господствовать на языческом Севере, решительно непонятно. Да и на андальском Юге всеобщая моногамия в условиях слабой, полностью подконтрольной государству (по крайней мере, до события четвертой-пятой книг) церкви выглядит откровенно недостоверно — даже в Западной Европе модель брака как церковного таинства утвердилась лишь в XII веке, и ещё много веков ушло на вытеснение альтернативных форм сожительства, таких как конкубинат и суаньтаж. И это при наличии сильной и дееспособной церкви, умеющей продвигать свою идеологию!       Не менее забавно, что в мире Мартина, где предательство союзников и правителей является чуть ли не общепринятой практикой (Ренли прет на трон просто потому, что хочет — и толпа лордов идет за ним, Болтоны предают Старков при первом намеке на поражение в войне, а Ланнистеры и Тиреллы начинают грызться, ещё не успев добить Станниса), некоторых изменников всё же осуждают (когда приходит время вспомнить о том, что обеты нарушать плохо, «потому что сюжет») — причем почему-то неизменно как раз тех, чью вину при желании можно оспорить. Полагать, что Теон Грейджой — находившийся у северян, вообще-то, в качестве заложника — обязан быть верным Старкам, мягко говоря, странно. Да и осуждать Джейме Ланнистера за убийство короля (хотя убийство короля для Вестероса не такая уж и редкость) при том, что предал он его, строго говоря, последним (и что он должен был сделать — убить собственного отца?) — а между тем тому же Тайвину предательство Эйриса и зверское разграбление столицы припоминают сильно реже.       Ещё более удивительно, что в мире, где нарушением обетов никого не удивить, так высоко ценятся обеты королевских гвардейцев (скажем, осуждают Джейме, убившего очевидно безумного Эйриса II, а Джейхейрис I наказал перебежавших к нему гвардейцев узурпатора Мейгора) и воинов Ночного Дозора — хотя непонятно, какая идеология в мире мартиновского абсолютного эгоизма делает эти обеты весомыми (особенно с учетом того, что они дают ещё и абсолютно бессмысленный в мире, где религия не играет серьезной роли, обет безбрачия). Ладно ещё обет королевского гвардейца — его статус престижен, и его верность духу и букве клятвы королю может обеспечиваться хотя бы банальным принципом do ut des. Но какой смысл в обетах Ночного Дозора? В угрозу со стороны Иных никто уже не верит, а оборонять границу от Одичалых могли бы и северные лорды.       Ещё одна интересная деталь мартиновского мира — то, что при общей бесчестности политиков они необычайно щепетильны в вопросах финансовых. Вестеросских королей всерьез волнует задолженность перед банкирами из Вольных Городов (хотя далеко не у всех у них, как у браавосийского Железного Банка, есть собственная армия наемных убийц, которую можно было бы вотпрямщас пустить в ход), и лишь такая дура, как Серсея Ланнистер, отказывается осуществлять выплату по госдолгу по Семи Королевств, что, по мысли Мартина, должно иллюстрировать всю её безграничную глупость. И это при том, что реальные средневековые короли сплошь и рядом отказывались оплачивать свои задолженности перед банкирами (потому что один счет — в отношениях с аристократами голубых кровей, другой — в отношениях с простолюдинами, пусть и богатыми).       Таким образом, мир Мартина является царством аномии, крушения моральных норм. Но при этом если в реальном мире торжество аномии чаще всего маркер определенных социально-политических изменений, то у Мартина социум сочетает распространение аномии как нормы с удивительной статичностью и приверженностью нормам (там, «где надо») на протяжении буквально тысячелетий. Ну, а где восторжествует норма, а где аномия — зависит от того, что требуют «соображения сюжета», а в действительности — необходимость заставить героев страдать и нужды конструирования такого мира, где и норма, и аномия работают на торжество зла (= и правила, и способы их нарушения одинаково бесчеловечны). [1] Нельзя не заметить, что для реального западного Средневековья такой накал вражды между аристократическими семействами где-то до начала Возрождения был не характерен уже потому, что все они приходились друг другу родственниками, и всегда оставалась возможность для определенного компромисса между борющимися сторонами. [2] https://ficbook.net/readfic/9378288 [3] И это при том, что реальная средневековая аристократия всячески боролась за то, чтобы её в норме (за вычетом экстраординарных преступлений против короны) казнили обезглавливанием, а не повешением или ещё более позорными видами казни. В ту же степь — практикуемая домом Арренов казнь посредством выбрасывания в Лунную Дверь. [4] Что, правда, не помешало ему самому обыграть это клише, введя историю принца Дункана Таргариена, женившегося на простолюдинке Дженни из Старых Камней — специально оговорив, разумеется, что эта женитьба привела к кровавой войне и гибели тысяч людей, поскольку «чувствительность как слабость» является частью общей парадигмы Мартина. Подробнее см. здесь — https://ficbook.net/readfic/9101693. [5] Вишенка на торте — эпизод с выборами наследника короля Джейхейриса (Великий Совет 101 года), в которых Сейра отказалась принять участие, заявив, что у неё за морем «свое королевство» (то есть человек королевских кровей сознательно предпочитает трону управление сетью борделей), а также с участием в этих выборах трех сыновей Сейры, прижитых ею вне брака (!) от различных мужчин. Вот ты какой, реализм! [6] https://posmotre.li/%D0%A5%D1%80%D1%83%D1%81%D1%82%D0%B0%D0%BB%D1%8C%D0%BD%D1%8B%D0%B9_%D0%B4%D1%80%D0%B0%D0%BA%D0%BE%D0%BD_%D0%98%D0%B8%D1%81%D1%83%D1%81.