Lunar Blood

— Ты очень хорошо летаешь на метле, я даже удивлен! — воскликнул Рон, пожимая руку Фредерике. — Ну, а что тут такого? Не быть тебе ведьмой, коль на метле сидеть не можешь! Так говорила моя бабушка. Странная женщина… — отметила она. — А почему в команде не играешь? Скорость, реакция, правда силы недостаточно… Хотя все когтевранцы силой не отличаются, лишь продуманная стратегия и правильная тактика. — Гарри, скажи честно, ты можешь представить меня в команде? — Фран спросила, но было и так ясно, что она в ответе не нуждается. — Уже на первых минутах меня либо собьют противники, либо мячом сломают руку, либо что-нибудь еще. Я играла в международной команде, когда училась в Махотокоро, и этого мне хватило на всю оставшуюся жизнь. — А как там было? Расскажи! — Ну… Ученики японской академии против студентов по обмену. Мне пришлось пару раз сыграть, чтобы компенсировать свои провалы по зельеварению, но каждый раз я попадала в больничное крыло… Кажется, я об этом уже рассказывала, разве нет? — Нет. — Рассказывала, — подтвердила Фран. — Только не вам, а Драко. — Слушай, а вы встречаетесь? — поинтересовался Рон. — Многие говорят об этом, но я не знаю слухи ли это. — Об этом говорят еще с тех пор, как я перевелась к вам. — Внешность, характер, способности к магии, оба чистокровные… — Ненавижу, когда об этом говорят, — возразила Фредерика, и Гарри понял, что обидел ее. — Прости, я не в этом смысле… Просто он мало к кому так хорошо относится, и я подумал, что вы стоите друг друга. — Твоего мнения никто не спрашивал, Поттер, — дерзко произнес Драко, а после взглянул на Рона. — Теперь и Уизли в команде Гриффиндора. В следующей игре вас уделают даже пуффендуйцы, куда уж вам против нас. — Что тебе нужно, Малфой? — Я пришел к ней, — он указал на Фран. — Ну и чтобы вас унизить, конечно же. — Мы отойдем на минутку, а вы пока подождите меня на внешнем дворе, — ласково сказала Фредерика, но все уже поняли, что в таком состоянии ничего хорошего от нее не жди. Драко отдал ей бумажного журавлика и поспешил уйти, ведь его уже ждали друзья со Слизерина. Они не особо одобряли их отношений, но разве кто-то мог возразить Малфою? Им оставалось лишь пожелать ему удачи, ведь на самом деле они были рады, что появился хоть один человек, которым он дорожит всем сердцем, которого, как многие думают, у него нет. Когда он ушел, журавлик раскрылся, и там слегка небрежным почерком были выведены слова: «Архив. 9 вечера. Д.М.». Тусклые фонари освещают мощеные, но промокшие насквозь дороги пыльных улиц. Легкий воздух режет горло с каждым вздохом. Тишина прячется за поворотом скромной тенью, и остается только вслушиваться в самого себя, чтобы услышать отголоски грядущей ночи. Быстрее шаг. Лестница. Два поворота. Почти черное беззвездное небо. Каждый из них хранит в себе тайну, скорбь, ненависть и прощение. Осталось лишь подобрать слова, дабы намеренно не бередить едва зажившие раны прошлого. — Что, не рад меня видеть? — спросила Фредерика, взглянув на Драко. Он сидел у окна и смотрел куда-то вдаль, даже не обратил на нее внимания. — Ты же сам позвал меня сюда, хоть на вечер у меня были немного другие планы. — Я будто знаю два совершенно разных человека. В первом я вижу достойную наследницу своего рода, прилежную ученицу трех магических школ и всеобщую любимицу. Второй же — темный маг, который идет к своей цели, наплевав на мораль и принципы, на чувства других. Скажи, что я ошибаюсь. — Ни то, ни другое по отдельности, но вместе взятое. Ты сам создал эти образы, но не видишь единого целого, — она поняла, почему он позвал ее, но она обещала себе, что Драко об этом не узнает. Кто угодно, но только не он. — Если это все, я могу идти? — Мой отец говорит, что это ты виновна в смерти родителей, — он прижал ее к стене, даже не дав ей возможности возразить. Его взгляд пронзал до дрожи, но Фредерика не могла отступать. Не сейчас. — Ты ничего обо мне не знаешь, — она опустила голову, прошептав эти слова. — Поэтому и прошу, расскажи мне, — Драко подошел к ней, хотел обнять, но не стал этого делать. Лишь немного поправил ее волосы и взял ее холодные руки, стараясь не обращать внимания на синие вены, что просвечивали сквозь белую кожу. — Тебе нельзя… — А Реддл? Вы так близки в последнее время, — огрызнулся Драко. — Между вами что-то есть, да? — Ты позволяешь себе слишком много, Малфой! — она вырвалась из его рук, отталкивая его от себя. — Хорошо, я скажу тебе, только готов ли ты к такой правде? Я убила своих родителей, когда мне было пятнадцать. И я нисколько не жалею о содеянном, ведь их смерть не была напрасной. А насчет Тома… Мы с ним просто похожи. — В чем же? — У нас много недостатков, которые мы умело скрываем от всего мира, прячем в самые темные закоулки собственных душ. Таких как мы боятся. Иногда мне кажется, что нам не место в этом мире… — по ее лицу скатилась небольшая слеза. — Мы не выбирали себе такую жизнь! Мне жаль, что я не могу сказать тебе! — Каких таких? — очень осторожно спросил Драко, но теперь ему было по-настоящему страшно. — Отвергнутых богом. Ненавистных людьми. Проклятых луной. — Скажи мне правду! Скажи! — он был вне себя от злости и непонимания. Раньше он не принимал слова отца, но теперь полностью был с ними согласен. — Что заставило тебя убить их? Как ты исцелила меня, не имея при себе палочки? Почему ты слышишь голоса и чувствуешь боль других? Какого черта у тебя сияет кровь?! — Фенестрам! Она сбежала под звон разбитого стекла, оставив его без ответов. Ни один осколок не вонзился в его тело, но было мучительно больно. Они вскрыли шрамы, надрывы, и тогда стало совсем тихо и эфемерно. Легкая прохлада от дыхания ветра напомнила им о первом поцелуе, который они когда-то подарили друг другу. Тогда они нашли в этом сладкую любовь, а сейчас истекали кровью от внутренней боли, и ничто не могло ее усмирить. Фредерике не привыкать, ведь ей уже знакомо это ощущение, когда внутри все сломано.

***

«Он снова сам не свой». «Наш принц снова поссорился с принцессой, и похоже окончательно». «Что, Малфой, подружка бросила? Или снова от отца досталось?». «Они расстались? — Ты что, они ведь и не встречались!». Все факультеты шептались у Драко за спиной, но стоило ему лишь взглянуть на самонадеянных сплетников, как в их жилах стыла кровь от ледяного обжигающего взгляда. Ему было наплевать на эту ложь, хоть он и сам не знал всей правды. Один раз он осмелился оскорбить маглорожденных на глазах у своих приятелей, чем и вызвал у них еще больший страх, нежели уважение за признание идеалов чистой крови. Он знал, что это ничего не изменит, даже его решения. Драко был безмолвен. Сегодня, вчера, будет и завтра. Ему больше не нужен голос, который колебался в каких-то старых добрых воспоминаниях. Он готов слушать и готов услышать то, что могло бы окончательно вырвать его сердце и успокоить забредшую душу. Драко шел к Дамблдору в надежде узнать хотя бы крупицу истины. — Нечасто Вы заходите сюда, поэтому совсем нетрудно догадаться по какой причине Вы здесь. — Я не знаю, профессор… Не могу подобрать слова… — для Драко было труднее всего сделать первый шаг, ведь он не хотел показаться слабым. — Почему она такая? Почему она отказывается сказать мне? Даже моему отцу что-то известно, и он настроен очень враждебно против нее. Он запретил мне даже приближаться к ней, и я боюсь, что об этом узнает моя мать. Она будет вне себя, я уверен. — Мисс Аренберг для Вас суровое северное море, в котором Вы тонете, — со всей мудростью и сдержанностью в голосе произнес Альбус. — Я не знаю, как помочь Вам, ведь против воли Люциуса я тоже не могу пойти… Я обещал ему защитить Вас, если что-то пойдет не так. — Я прошу Вас, профессор! — Драко продолжал настаивать на своем. — Я уже не знаю кому верить… Если все, что говорит мой отец, ложь, то я заставлю его передумать, взять свои слова обратно, да что угодно! — А если это окажется правдой? — А если… я не знаю… Я готов принять это, смириться, но простить Фредерику… — Ну что ж, это Ваш выбор и только Ваш. Учтите, Малфой, Вам с этим и жить. Они подошли к омуту воспоминаний. Дамблдор достал флакон, где хранилась память о прошлом Фран. Она добровольно отдала ее, потому что Альбус стал первым человеком, кто протянул ей руку и вытянул из пучин отчаяния. Однажды ей показали свет, и она не намерена его упустить. Следовать за ним стало ее целью, желанием и просто дорогой, по которой она старается идти сейчас. После темной ночи обязательно настанет рассвет, но все знали, что ей не дожить до него. Дамблдор ушел, оставив Драко наедине со своими мыслями и чувствами. Он видел смерть сестры, убийство в поместье в одну лунную ночь. Два символа — агнец и пшеница. Смерть невинного ребенка и жатва тех, чье время пришло. Любовь сломила ее и погубила все, что у нее было. Фредерика — ребенок луны, пленница темного заклятия, чей удел заключается в страданиях и боли. Драко получил ответы на все вопросы и как бы он не хотел, он не сможет ей помочь. Она не подпустит его именно потому, что влюблена. Взяв чувства под контроль, она больше не позволит кому-то умереть из-за нее. Любовь — это слабость. Так она решила для себя. Словно в бреду он повторял себе одни и те же слова, даже не понимая их значения. Пальцы нервно перебирали волосы и переплетались между собой. Его наполняло чувство, которое прежде было неизвестно. Тьма не может изгнать тьму. Только свет. Как и ненависть не изгнать ненавистью. Только любовью. Он закрыл лицо руками, продолжая рыдать, стиснув зубы. Голос, что так долго вырывался из глубин души, наконец-то свободен. Драко понял, что соленая вода — это не только бушующее море, которое так и норовит потопить фрегаты, но и слезы, что капали на холодные плиты с бархата белой кожи.

***

Из переулка в арку. Неспешно минуя комнаты, где оживленно велись разговоры. Астрологическая башня укутана бледной дымкой, тонким слоем надменности и пыли. Пальцы Фран скользили по неровным плитам серых стен. Впервые в жизни ей не нужна была тишина, но кричать во весь голос, чтобы все в округе услышали об этой печали, не было смысла. Никто ведь не услышит. — Здесь кто-то есть? — со стороны лестницы раздался голос, а шаги стали более отчетливыми. — Я уже ухожу. Простите, что снова нарушаю… — Фран помедлила с фразой, так и не закончив ее. — Это всего лишь ты. — Ждала кого-то другого? — спросил Том. — Вовсе нет. — Что тебя тревожит? — Ничего… — Ты не умеешь лгать. Только не мне. — Боль, — тихо сказала она. — Вроде бы ничего не изменилось, но внутри поселилась пустота. Я понимаю, что мне чего-то мне хватает, но чего же? — Ты — мрамор. А жизнь — твой скульптор. Наверняка ты думаешь, ах, какая бедная, жизнь бьет меня, разрушает, наносит один удар за другим, — тут он взял Фран за плечи, а она не отодвинулась, лишь посмотрела холодными глазами и предложила продолжить. — Пойми, что жизнь кует из тебя шедевр. Поддайся ей. Подыграй. В один из дней скульптор отложит молоток в сторону, и там, где была боль, останется прелестное, первозданное создание, которое прошло через адские муки, однако стало подобием божества. Вот что такое боль. Она разрушает нас, чтобы создать нечто прекрасное. — Но как с ней справиться? Я ведь обречена на эту боль. — Просто выдержи ее. Хочешь я на колени встану? Она засмеялась. В его словах не было ничего нового, ведь все это Фредерика слышала и прежде. Но Том, кажется, заставил ее поверить в истину слов, хоть они и были ложными. Он ждал, когда она собьется с пути, чтобы направить на свой собственный. — Рано или поздно это бы случилось. Все отвернулись от тебя, когда узнали правду, верно? — Том задумчиво посмотрел на темное небо, в котором сквозь густые тучи едва пробивался лунный свет. — Простым магам не понять нас. Люди ослеплены солнцем, из-за чего и не видят истинную красоту луны. Они предпочитают день ночи. Разве это справедливо? — Мне все равно. Я не хочу быть особенной. Никогда не хотела. — Но ты родилась такой. Как и я, — сказав это с гордостью, Том повернулся к ней и снова посмотрел на ее руки и заметил блеск кольца на пальце. Он почувствовал знакомое ощущение, едва уловимое, но так и не сумел понять, что же напомнило ему о смерти. — Однажды я решил превзойти всех. — О чем ты? — поинтересовалась Фран. — Я хочу обрести бессмертие. Не хочу быть как все волшебники. Раз уж мне дана такая сила, грех не воспользоваться ей. Странно, правда? Ты ведь понимаешь меня. Тебе известна эта несправедливость, не хочешь ли свершить правосудие? — Но ты не сможешь. Я не смогу. Никому это не под силу. — И если я не могу сломить небеса, тогда я подниму ад. Вместе с тобой. Вполне возможно, что в трудный час, придавленная болью и стонами, требующая освобождения, или измученная желанием преодолеть силу решимости, Фредерика будет вынуждена продать свою любовь и покой или обменять память о той ночи лишь на осколок. Вполне возможно, что она не оступится и не падет в пропасть, а снова пойдет против воли и власти, не пожалев отдать свою жизнь. Вполне возможно.