in one of the millions of universes

       Саймону было бы намного легче пустить себе в лоб пулю, прежде чем бы он позволил собственной молве взять полный контроль над своей волей.        В нем в непозволительном количестве преобладает риск. Риск быть отвергнутым, риск быть брошенным на чужой суд — его некогда праведная вера в справедливость постепенно слабеет под натиском отчаяния и страха, которые надвигаются с каждым днем. Его грех становится загадочнее и мучительнее.        Его тело и язык его не слушаются. Он делает, что не хотел бы делать. Он говорит то, что в жизни бы не осмелился сказать — но это все риск; попытка жить по законам своего ума. Но, видят небеса, он сотрясается всем существом, стоит только в очередной из тысяч раз осознать, что он дышит одним и тем же воздухом вместе с Ником.        И ведь он мог бы бросить абсолютно все, отказаться от реалий этого мира и наконец позволить собственному эгоизму взять власть.        Ведь теперь он не может просто тешить себя и свой разум мыслями о том, что он живет в одном времени с Ником. Ему недостаточно понимания того, что он застрял в этом времени надолго — и застрял не в одиночку, а с Ником. И со всеми остальными.        Теперь ему нужно, чтобы взгляд зеленых глаз задерживался на нем подольше. Теперь-то он желает, чтобы этот голос доносился до его слуха как можно чаще, и чтобы этот голос обращался именно к нему.        Саймон — не эгоист. Это в нем всего лишь игра, извечная борьба за существование.        Если он на мгновение позволит себе уйти в забытье, если желания и мысли уже станут невыносимы, он не вспомнит ни до и не после, когда он в последний раз видел Ника. А без него картинка реальности окрашивалась в серый, а с ним — она вновь играла красками. Она обманывала, преисполняя уставший разум надеждой.        А ведь так хочется, просто хочется, чтобы Ник был рядом с ним в момент бури. Хочется, чтобы он был по его сторону в секунду, когда мрак застлал бы небеса. А во мгновение, когда бы все дороги вели к тупику, в которое бы сгинули все желания и помыслы, он бы желал присутствия Ника пуще обычного. Но это в нем кричит эгоизм.        Он не зайдет за черту, которая нарушает его покой и разделяет его с Ником.        И, по обыкновению своему наблюдая за его исчезающим силуэтом где-то вдалеке, Саймон понимает, что эта вынужденная дистанция — истинно-верная попытка не позволить себе совершить ошибку.        Но в какой-то из миллионов вселенных, что рисуются в голове Саймона, они с Ником обязательно посмотрят друг на друга совсем по-иному. Заговорят совсем по-иному, прикосновения обретут еще больше красок. В какой-то из миллионов вселенных Саймон обязательно совершит ошибку.        Но в реальности ему будет намного легче пустить пулю в лоб, чем сказать «прощай».