Нимфилиоманка

— Алек, прошу!.. — Это не лучшая… Но договорить не дают руки Иззи, раздергивающие молнию на брюках брата. Она яро впивается в его губы, ремень из шлевок вырывает со свистом, напирает всем телом, к столу толкая; и Алек успевает только за его край схватиться, прежде чем Изабель, падая на колени, рывком стягивает с него брюки с бельем и обхватывает губами его член. Алека хватает лишь на короткое «блять» — и все сопротивление главы Института на нет спадает. Он нежно скользит пальцами в волосы сестры, и та покорно в его ладони головой ложится, позволяя командовать. Алек задает ритм, толкаясь медленно, неглубоко; член поднимается и каменеет слишком быстро, и Изабель уголками губ улыбается, ведь такая реакция брата — только на неё. Она по привычке сильнее вперед толкается, заглатывая глубже, чуть ли не упираясь носом в жесткие волосы на лобке; Алек поспешно сестру отрывает, чувствуя короткий спазм по её телу — Изабель с довольной улыбкой только язык высовывает, не обращая внимания на слюну и предэякулят на подбородке, и смотрит так вызывающе, как всегда — когда на коленях: — Тебе же нравилось? — Не хочу кончить слишком быстро, — с усмешкой оправдывается Алек. Сильными руками отрывает сестру от пола — та излюбленно ногами его талию обхватывает, но даже притереться не успевает: Алек скидывает её на стол, сметая все бумаги, и быстро — даже руки дрожат — задирает её платье, рывком стягивая ажурное бельё. Мокрое. Изабель, кажется, уже давно совсем не бывает сухой. Трусики остаются болтаться на лодыжке, когда Алек резко — почти не контролируя себя — входит внутрь до упора. Иззи шипит, хмурится; но проходит секунда, и она коротко толкается навстречу, безмолвно умоляя двигаться. Алека не надо просить дважды. Шлепки от рваных амплитудных ударов заполняют кабинет, как и короткие хриплые стоны. Алек с такой силой трахает сестру, что ножки стола елозят по полу, неприятно шаркая, а сама Из скользит попой почти к середине. Алек перехватывает её ягодицы, легко поднимая на руки — и, удерживая её на весу, продолжает. Изабель остается только царапать ногтями его шею и целовать, рьяно толкаясь языком, сталкиваясь зубами, кусая. Перед последними глубокими толчками Алек на кулак наматывает волосы сестры и силой тянет назад, заставляя открыть шею — давно искусанную, исцелованную, — и ставит новые метки. Иззи не кричит лишь потому, что помнит: заглушающую руну не поставили. — Придешь ночью? — хрипит Алек, натягивая штаны (черт, молния снова сломана). Изабель, ладонью стирая сперму брата с бёдер, натягивая трусики на ходу, на секунду замирает, оборачивается и — едва заметно улыбается. Значит, Алек оставит дверь открытой. *** — В смысле в Идрис? — Небольшая командировка. — Надолго? — Всего две недели, Иззи. — А как же я? — Ты остаёшься за главную. Хотел этот гемор на Джейса скинуть, но его как ветром сдуло: предчувствовал, наверное. Иззи смотрит так, что Алек без слов понимает; (но вместо того, чтобы обеспокоиться её странной привязанностью —) улыбается только, ободряюще по плечу хлопая: — Эй. Ты же большая девочка. Нет ничего, с чем бы ты не смогла справиться. Поэтому только тебе я могу доверить Институт в моё отсутствие. — Алек… — Просто приходи ночью, — шепчет он, легко обнимая её за талию. И от одного этого невесомого движения у неё почти колени подгибаются. Весь день в голове туман густится: Иззи ошибается в документах, на рейде получает царапину от демона и в довершении дня, возвращаясь, прямо на пороге Института каблук ломает — на любимых сапогах! Джейс, вовремя успевший придержать её под локоть, усмехается: — Когда ты успела превратиться в королеву неуклюжести? А Изабель вдруг током прошибает по всему телу только от одного ощущения его пальцев на коже. Но — пожалуйста, только не Джейс… Отстранившись резко, она, так и не ответив, ковыляет внутрь, ища спасительную макушку Алека. Тот, видя её дикие глаза, провожая взглядом дрожь по тонким рукам, понимает все мгновенно и, прерывая беседу с отрядом охотников, проворно утаскивает сестру по коридорам. Изабель не хочет, но все же замечает недоуменный взгляд Джейса, провожающий их. — Могла бы потерпеть до ночи, — улыбается Алек, вталкивая её в комнату. На автомате заглушающую руну выводит на двери, а Иззи уже приникает к его губам, дрожащими руками ремень расстегивая… Под утро он, как всегда, спрашивает: — Все хорошо? Изабель кивает, нежась в объятиях брата. Засыпая, она коротко вздрагивает: в воспоминаниях мимолетно проносится до последней морщинки знакомое лицо Джейса. *** Сначала ей попадается какой-то новичок-охотник. Он слишком смущенно краснеет, когда глазами всю её фигуру очерчивает.. и раньше Изабель даже не обернулась бы на его веснушчатое лицо, но — В легких уже горит адово, что дышать невозможно. А между бёдер слишком жарко и влажно. Она заталкивает его — даже не в комнату — в подсобку; дрожащими пальцами, путаясь в пуговицах, стягивает с него джинсы, наспех рукой поднимая чужой член. Он стонет громко, неопытно, словно все ощущения новы — Изабель, пугаясь, его рот ладонью зажимает, а парень, кажется, только сильнее возбуждается. Рубашку с него срывает другой рукой, в полусознании; с его боевых креплений клинки выпадают, подсвечивая темноту каморки. На мгновение она цепляет взглядом его лицо: незнакомое, чужое. Замирает, ужасаясь; уже тянется к ручке двери — но останавливает фантомный зуд в промежности. Кажется, что и шага сделать невозможно, пока не получит свое. Изабель не придумывает ничего лучше, чем повернуться к парню спиной. Платье приподнимает медленно, будто ещё раздумывая; но белье до колен стягивает резко, тут же призывно прогибаясь в пояснице. Охотник тяжело сглатывает за её спиной и осторожно, как бы решившись, холодными ладонями по её упругим ягодицам скользит. Она тянется ближе к чужим ладоням, позволяя, даже напрашиваясь. Парень беспокойно хрипит: — У меня нет презервативов. — Вставляй, — выстанывает Изабель, сама толкаясь навстречу, скользя промежностью по чужому члену. Он наощупь водит членом, аккуратно входит внутрь, как по книжке: сначала головку, потом наполовину. До конца Изабель насаживается сама и сразу же скользит обратно, начиная двигаться. Охотник, вскоре распалившись, сам начинает задавать темп, уже по-хозяйски сжимает её ягодицы, с каждым толчком бесстыдно шлепает её бедра яйцами; и только теперь, отдаваясь чужой власти, Изабель расслабляется, забывается, чуть не выстанывает другое имя — успевает вовремя одуматься и хлестко шлепает чужие руки, когда парень пытается развернуть её к себе лицом — потому что она Не смотрит в глаза. Не целует. Не открывает шею. Пытается только запомнить это чувство оттраханности — чтобы постараться подольше сдержаться в следующий раз. Он кончает скоро, почти не успевает вытащить член, поэтому пачкает спермой её ягодицы и бёдра. Смущенных извинений Изабель не слушает; натягивает трусики и, приоткрыв дверь, чтобы осмотреться, уходит первой. Когда на следующий день он робко подходит и называет своё имя (даже не запомнила), она молча проходит мимо. *** Мелиорн оказывается вне зоны доступа. Рафаэль угрюмо сообщает, что давно покинул город, как она велела. Чарли звонку рад — но зовет на свидание, явно уклоняясь от намеков Изабель на встречу в его доме. Ни к кому больше Изабель не обращается. Решает — как тогда с инь-фенем — просто переждать, поэтому запирается в комнате и, отправив Джейсу смс с просьбой подменить на посту Главы, сворачивается калачиком в кровати, по подбородок укутываясь одеялом. После полудня, отлежав все стороны тела, она все-таки встает, умывается; ерзает под лейкой в душевой около получаса, кусая плечо, чтобы заглушить стоны. Выходит немного уставшая и совершенно разбитая, отчаянно понимая — таким образом она и недели без Алека не протянет. Чтобы никуда не выходить, заказывает пиццу прямо в комнату (уговаривает курьера прийти под окна и, хлыстом подтянув коробку, скидывает ему десять баксов). Пытается отвлечься, но завалявшаяся книжка Гессе не помогает: буквы расплываются перед глазами, Изабель различает только слова «белые плечи», «грудь», «стройные ноги», «с узкими бедрами», «муки неудовлетворенности», «утолить жажду души»… Чтение заканчивается на пятой странице. К вечеру она уже готова головой об стены биться. А лучше об пол: он же каменный. Когда на часах почти полночь, в дверь тихо стучат (не впервые за день, поэтому Иззи не реагирует); стучат настойчиво, как будто зная, что Изабель не спит. Вместо того, чтобы отозваться, она просто дверь приоткрывает, в щелку выглядывая. Джейс. — Изабель, ты в порядке? — беспокойно спрашивает он, поймав её исступленный взгляд. Она кивает и уже дверь обратно затворяет, но Джейс аккуратно, но неоспоримо толкает её обратно, без разрешения в комнату втискиваясь и закрывая за собой. Изабель, не возмущаясь привычно, молчит, только загнанные глаза куда-то в пол упирает, дрожащие руки скрещивая на груди — и это явно не положительный ответ на его вопрос. Он пытается заботливо её по плечам потрепать, но Иззи, как дикая кошка, отпрыгивает назад, не позволяя коснуться. Джейс хмурится, тоже отходит на шаг, ворчит сердито: — Слушай, если с тобой все плохо и вы с Алеком опять скрываете это от меня — я не прощу. Просто позволь хоть как-то помочь. Изабель мгновенно взгляд на его лицо вскидывает — знает или нет? — но, встретившись с его яркими глазами, обратно взором в пол упирается, сильнее ногтями в плечи впиваясь. Такая реакция ненормальна. Она прогнать его хочет, но боится даже рот открыть, почти уверенная, что не сможет проконтролировать слова. А после слов — движения, касания и… Задержав дыхание, как перед прыжком в воду, она толкает недоуменного Джейса обратно в коридор, запираясь. Не слушая его возмущений, спотыкаясь, в ванную бежит и, хоть это ни черта не помогает, ерзает под душем, до бесконечности повторяя «Алек, Алек…» *** — Почему ты не хочешь поделиться со мной? Я же всегда старался быть хорошим братом… И так уже пятый день подряд. Хотя пару раз Изабель собиралась с силами и срывающимся хрипом приказывала ему проваливать. Но Джейс продолжает упорно сидеть под её дверью ночами (потому что днем рейды и отчеты, с которыми временная Глава не разбирается), пытаясь хоть как-то вывести Иззи на разговор. —Ты же знаешь, что я мог бы выломать дверь и Мечом Души выпытать правду… (Изабель знает и не сомневается, что Джейс может) — Но не буду… Я хочу, чтобы ты посчитала меня достойным, чтобы ты могла доверить мне свои… неприятности. Я все могу сделать, чтобы решить их. Изабель беззвучно падает возле двери, коротко касаясь деревянной поверхности, чтобы как будто почувствовать тепло Джейса, прислоняющегося с обратной стороны (и снизу видит шорохи его широкой тени и блеск серебристых клёпок на кожанке). — Все сделаю для малышки Иззи, — тихо выдыхает Джейс, шумно падая затылком на дверь. И там, где раздается глухой стук, Изабель не дыша губами прижимается, кажется, совсем теряя рассудок. На ватных ногах она поднимается и идёт в душевую. На полную мощь врубая воду, дрожащими пальцами ищет в контактах единственно нужный номер, забывая, что он всегда стоит первый. Когда идут короткие гудки, она глубоко дышит, кашляет, чтобы голос не казался взволнованным. — Да, Иззи! — раздается в трубке. — Алек… — все равно получается хрипло, со срывами, в слезах. — Я не могу, Алек, помоги, ты должен помочь… — Изабель, потерпи ещё чуть-чуть, я вернусь совсем скоро. Ты же так чудесно справлялась, я горжусь тобой! — Я — справлялась? — шмыгает Изабель, стирая разводы туши по щекам (и зачем красилась только, раз все равно не собиралась выходить?). — Да, Джейс сказал, что ты умница и у тебя все схвачено. Как приеду, выпишу тебе лучшую премию, и пойдем накупим тебе все туфли и платья, какие захочешь. — Зачем ты звонил Джейсу? — Ну, ты же на звонки не отвечаешь. Я беспокоился... Так с чем тебе помочь? — … Ни с чем. Все в порядке. Прости, что отвлекла. *** В эту полночь Изабель открывает дверь. Просто потому, что снаружи совсем тихо, и на короткие стуки Джейс не отвечает. Он мягко вваливается внутрь, стоит только Изабель чуть приотворить — падая на колени, она еле успевает подхватить его голову. А Джейс продолжает мягко сопеть, не чувствуя ничего. Она аккуратно кладет его голову на свои бедра и, хоть на полу ужасно холодно, не двигается, почти не дышит, чтобы не тревожить его сон. Мягко перебирая его шелковые пшеничные волосы, она впервые за долгое время чувствует себя почти спокойно. У неё самой глаза слипаются, ибо совсем не спит с такой дикой ломкой, но в эту минуту сон Джейса кажется ей дороже. Он ворочается только через пару часов, пытается на бок повернуться и тут же, ощущая неудобство, открывает глаза, вспоминая, где находится. — Изабель! Ты… надо было разбудить. Сколько ты так сидишь? Она мягко улыбается, словно все в порядке, и усмехается: — Растолкаешь тебя, такого соню! Храпел на весь Институт, а просыпаться не хотел. Иззи пытается встать, но в затекших ногах болью режет, и она, кряхтя, оседает обратно на пол. Зато Джейс, все понимая, мгновенно вскакивает и подхватывает сестру на руки, чтобы на кровать перенести. Изабель только успевает его за шею обхватить — и тут же вместо спокойствия в груди напряженная тревога взрывается, пуская дрожь по всему телу. — У тебя ноги холоднющие! — возмущается Эрондейл, тут же принимаясь растирать её обнаженные бедра горячими ладонями. — Надеюсь, ты не успела ничего застудить! — Джейс… — но голос уже надрывается, и она на хрип переходит, — не трогай, прошу… — Тебе нужно согреться, совсем же заледенела, — ворчит он в ответ. А Изабель (целая блядская неделя!) больше не в силах сдержаться, сил хватает только на то, чтобы дрожащими пальцами брата по щеке погладить — чтобы в глаза посмотрел — и глухо попросить: — Пожалуйста…тра — уходи! Уходи, Джейс, умоляю! — Почему ты пытаешься отстраниться от меня? — … Одного брата я уже… — … Алек не узнает. Я обещаю. — … Что? — … Только слепой не заметил его меток на твоей шее. *** Наутро Изабель старается не вспоминать прошлую ночь. Старается не ощущать, как горят те места, где Джейс касался пальцами, губами, языком. Старается не думать о его настойчивых ласках и оргазмах, за ними следующих. Он не посмел войти в неё. Изабель видела, как сильно натягивалась ткань его штанов, до венок очерчивая контуры члена, как он упорно прижимал его, стараясь успокоить; помнит его срывающийся хрип, умоляющий не двигаться навстречу его пальцам, не сжиматься так сильно, не просить вставить, не смотреть так — ..! Когда Изабель кончила второй раз, Джейс резко поднялся, утер влажные губы и, пробормотав что-то, пошел прочь из комнаты. А она даже слова сказать не могла, не то что двинуться: все тело, утомленное, блаженствующее в неге, словно перестало её слушаться, и Иззи могла лишь дышать глубоко и пытаться слабой рукой потянуться за братом. Через пять минут ей приходит смс: «Как ты?». Пальцы все еще плохо слушаются, но она набирает (с дурацкой ошибкой): «Хорощо». И, подумав, отправляет вдогонку: «Спасибо». Ночью она впервые за долгое время спит спокойно, не просыпаясь. Наутро Изабель решает прекратить затворническую жизнь и, нарядившись в любимую мини, четко очертив глаза черным и губы красным, выходит в холл. Все привычно здороваются с ней, кажется, даже не заметив, сколько её не было. Джейса находит быстро, смущенно улыбаясь, машет. Тот отрывается от группы охотников и резво бежит навстречу. — Отлично выглядишь! — улыбается он, окидывая восхищенным взглядом сестру. — Хорошо спала? — Потрясающе, — кивает в ответ; полушепотом добавляет: — Благодаря тебе. Джейс неловко хлопает её по плечу; и Изабель — по его вспыхнувшему взгляду — понимает, что не её одну на месте подбрасывает от этого касания. — Вечером… — тихо говорит Джейс, глядя прямо в глаза, — ты ведь откроешь дверь? Изабель только кивает спешно. Она бы и сейчас его впустила, и не только в комнату. Алек появляется неожиданно, прямо с дорожной сумкой в руках. Обнимает Изабель со спины, приветствует Джейса. — Сразу из портала, — смеётся Алек, утыкась носом в макушку сестры. — Пойдём вещи разбирать? Иззи кивает и следует за братом. К Джейсу не оборачивается, но всей спиной чувствует его прожигающий взгляд. Они вваливаются в комнату, начав целоваться ещё в коридоре. Сумка Алека летит куда-то в угол, как и его вещи, спешно срываемые сестрой. Когда он пытается что-то сказать, Иззи закрывает его рот, перемазанный помадой, ладонью. Взглядом только просит — быстрее. Алек не может не подчиниться её просьбе. *** Завтра она ловит его в коридоре, украдкой затягивая в нишу потемнее. — Ты не пришёл ночью. Джейса заметно дергает от её холодных пальцев на запястье. — Я думал… ты будешь занята, — хмурится он, делая ударение на последнем слове. —Я была одна. В своей комнате. — Она не хочет договаривать, но взгляд Джейса как будто просит чего-то, и она почти шепчет: — Я ждала тебя. Эрондейл яро трет виски пальцами; останавливает её ладонь, когда та хочет к его лбу прижаться. Его руки дрожат от прикосновений к её коже, но он серьезен, когда говорит: — Иззи, я обещал, что Алек не узнает. Я выполню обещание. Только… ты и он — я не хочу в это влезать. Прости. Он выпутывается из алькова прежде, чем Изабель успевает его остановить. Её вдруг мутит, за секунду из холода в жар бросает и обратно; чтобы не упасть тут же, приходится за стену держаться. Дрожащими пальцами находит телефон — тот падает, — она валится на пол, заставляя себя цепляться за реальность, хаотично в экран тыкая, чудом умудряется набрать номер Алека. Сил хватает только на то, чтобы прохрипеть: — Я возле оружейной… Он находит её почти сразу, подбегает, падает на колени рядом, обнимает всем телом, прижимая к груди, согревая. Изабель слышит, как беспокойно бьётся его сердце. — Не пугай так больше, — просит Алек. Иззи думает, что сделала правильный выбор. Когда он опускает её на кровать (до комнаты спешили чуть ли не бегом, не обращая внимания на удивленные взгляды других охотников) и привычно срывает футболку, она тихо просит: — Мне бы отлежаться просто… Алек, расстегивающий пряжку на ремне, застывает. Неловко смеясь, одевается обратно; целует сестру в лоб, садится рядом, тепло улыбается: — Прости, просто… это так необычно, что тебе не нужно… В общем, извини. — Я больная, да? — хрипит она, принимая его тёплую ладонь, в свои холодные пальцы. — Нет! — он добродушно теребит её щеку, улыбаясь. — Ты особенная. Уникальная. — … Я больше не хочу, чтобы так было. — … Отдохни, ладно? Скоро всё пройдет. *** Вечером, когда она просыпается вполне бодрой, с тихим стуком в дверь просовывается макушка Джейса. — Заходи, — зевая, бормочет Изабель. Джейс хмуро садится рядом на стуле. Кажется, хочет потянуться к её лбу, то ли проверить температуру, то ли просто коснуться, но в итоге скрещивает руки на груди. — Алек просил приглядеть, пока он отправляет отряд на миссию. Так-то он от тебя не отходил, — зачем-то говорит он. Изабель кивает, тянется за телефоном — время почти десять. — Так… что случилось? — спрашивает он, стараясь скрыть беспокойство в голосе. Она коротко смеётся, шутливо тянет: — Ну… мне впервые в жизни отказал парень. Видимо, это стало серьезным ударом по моему эго. — Ладно, если ты уже пытаешься шутить, кажется, с тобой все в порядке, — невесело отзывается Джейс. Молчат долго, неловко, слышно лишь, как пальцы Эрондейла тихо по плечу тарабанят. — Слушай, ты можешь выйти? Я хочу переодеться. Брови Джейса на секунду вверх взлетают, какие-то слова почти срываются с губ, но он только кивает и, поднявшись, отходит к дальней стене, становясь спиной. — Алек просил не оставлять тебя, так что могу только отвернуться. Он весь вдруг превращается в слух: слышит, как скрипит кровать, когда она поднимается, шелест тесного платья, соскальзывающего с её гладкой кожи, тихий щелчок расстегиваемого бюстгальтера и мягкий шорох освободившихся полный грудей. Он спиной чувствует, как она нагибается к низкой полке, ища пижаму на пару размеров больше, и слишком явно представляет, как округляется изгиб её бёдер, поднимаются ягодицы и смешно дергается стопа, когда она роется в самом углу полки, безуспешно пытаясь выудить что-нибудь кроме обтягивающих платьев… Джейс — почти в бреду — хрипит: — Иззи, прости… Она даже накинуть ничего не успевает, когда он резко оборачивается… С зажмуренными глазами. На ощупь, по стенке, Джейс спешит к двери, обходя Изабель стороной; он выбегает из комнаты как подожжённый, не обращая внимания на выпавшее стило, даже забывая дверь закрыть — оставляя полуголую сестру непонимающе прикрываться руками. *** — Ты потерял. Алек бросает ему стило, и Джейс только старыми добрыми рефлексами охотника успевает протянуть ладони, чтобы поймать. — Я же просил не оставлять её, — с упрёком в голосе и взгляд такой — как у Главы Института. — Ничего же не произошло, — беспечно пожимая плечами, бросает Джейс, закрепляя стило вдоль предплечья. — Иззи взрослая девочка, сама справится. — Она же нездорова! — шипит Алек, крепко вцепляясь в плечо парабатая. — Не делай вид, что не замечал её приступов! Нельзя позволить ей… накинуться на кого-нибудь. — По-твоему, лучше, чтобы она накидывалась на братьев? — взрывается Джейс, еле сдерживая голос, чтобы чужие уши не слышали секретов. — Если уж говорить о том, что я замечал… Тебе давно пора лечиться её отправить, а не пользоваться и… наслаждаться. Он уже собирается уйти прочь, но Алек останавливает его фразой: — А ты как будто не пользовался. — Никогда, — почти рычит Джейс, и всё-таки спешит прочь, пока кулаки чешутся не слишком сильно. Они не разговаривают с парабатаем четыре дня. Столько же он не видит Изабель, пропадая на заданиях (иногда не санкционированных Главой). Глубокой ночью возвращаясь после очередной схватки, уставший, вспотевший, кровью и демоновой слизью перемазанный, он натыкается на неё в коридоре, ведущем в его комнату. Не успевает понять ничего (даже то, что явно поджидала), как Изабель яро вжимает его в стену ближайшего алькова, взглядом злющим по лицу режет и шипит обиженно, обвиняюще: —Что ты наделал, Джейс? В ней почти прежняя сила, но дрожащие руки и срывающийся голос выдают… — Что ты сказал Алеку? Почему он больше не прикасается ко мне?! Ты хоть понимаешь, что он был единственным, кто мог помочь! Она всего лишь сильнее его плечи сжимает, требуя ответа, а его — утомлённого, изнеможённого, вдруг прошибает жаром, и он спешно отталкивает её; Изабель, запнувшись каблуком, чуть не валится с ног, но держится на ногах гордо, только коленки подрагивают. — Я просто… посоветовал ему поступить правильно, — наконец, отзывается Джейс. — Тебе же… Иззи, тебе помощь нужна. Нормальная. — Что? — у Изабель нервно уголок губ дергается, как будто в полуулыбке. — Я не знаю, может… тебе терапию пройти? Она не отвечает. Задумчиво качает головой, смотрит как-то разочарованно. И уходит. *** Он ловит её только через неделю. Пропахшую потом, текиллой, чужим потом и мужскими духами. Как будто даже разными. Ей, кажется, весело, просто отлично; идёт еле качаясь, туфли на шпильке в руках несёт, напевает «Woman like me» под нос и улыбается счастливо. Он не хочет этого разговора, этих попыток образумить — вроде вышли уже из того возраста, когда наставляли друг друга, — но Алек почти сдался, так что теперь его очередь пробовать. — Иззи. Хватает за локоть — покорно принимает, что снова прошибает только от этого короткого прикосновения, — она тут же руку проворно вырывает, оборачивается с улыбкой во все тридцать два; слишком разъехавшийся вырез юбки даже не замечает — а ведь стоит чуть наклониться, и любому станут видны её чёрные стринги. Джейс от отвращения вздрагивает, представляя, сколько мужчин сегодня стягивали их с неё. Скорее, даже не стягивали, а приспускали. Даже не до колен, а только под ягодицы… Эрондейл трясет головой, чтобы не думать. — Привет, братик, — тянет Иззи. Зрачки радужку топят, изо рта — запах коктейля из всех видов алкоголя. Джейс не уверен, что завтра она вообще вспомнит их разговор, но попытаться стоит. — Ты каждый день собираешься возвращаться к утру? Твои миссии простаивают. Алеку пришлось оформить тебе больничный, но все вокруг видят, что нихрена ты не больна. — Оу, не ругайся, злючка, — пьяно смеётся Изабель. — Подумаешь, пару отгулов взяла. У меня те-ра-пи-я, — по слогам пропевает она. — Ты же сам считал, что мне нужно. — … Тебе не э т о нужно. — Ну тогда я совсем тебя не понимаю… У неё вдруг телефон коротко пиликает; она шлёпает себя по бёдрам — карманы ищёт, которых на юбке нет — и, вспомнив, пальцами в лиф лезет, меж грудей, вытаскивая старую, с трещинами раскладушку. Читая сообщение, улыбается довольно, в предвкушении губу прикусывая, и бормочет: — Прости, братик, но мне нужно обратно. Кое-кто ждёт. Она бросает туфлю на пол, другую, согнувшись, натягивает на испачканную стопу — и разрез на мини вдруг трещит по швам; юбка распадается на половинки и сползает по бёдрам. — Ой, — глупо смеётся она; подбирая вторую туфлю, надевает. — Пойду переоденусь. Развернувшись, цокает на шпильках прочь. У неё на оголенных ягодицах — отметины чужих ладоней. Джейс видит, понимает — но тело все равно горит жаром. И ему приходится спешно бежать к себе, мысленно обещая Алеку поговорить с сестрой в следующий раз. *** Следующий раз наступает слишком быстро — всего через час. Джейс не может уснуть после холодного душа, так что решает проверить по карте обстановку в городе (чистой воды сублимация). Словно в дежа вю её видит: с пьяной улыбкой, туфлями в руках, в растянутой к низу — другой — мини. И лицо довольное, сытое. — Иззи. Она его голоса даже не замечает (не хочет), пытается просто мимо пройти, но он снова останавливает её ладонью. Уже смиряется, что по телу мурашки бегут, что крылья носа шире раскрываются, лишь бы весь её запах поймать, что ладонь пылает, сжимая её мягкую кожу Она больше не вырывается, не вздрагивает даже. Будто перегорела вся. Он только сейчас замечает круги под её глазами, несмело проглядывающие сквозь тонны тоналки и консилера. — Не надо, Джейс. Я знаю, что ты хочешь сказать, — она теперь серьёзная, будто алкоголь выветрился, но он видит, как расширяются её зрачки (видит, но неправильно толкует). — Только слова тут не помогут. — … К кому ты ходила? — Ты его не знаешь, — смеётся хрипло, когда добавляет: — Я, в общем-то, тоже. — То есть любой может тебе написать, и ты тут же к нему полетишь? Ты понимаешь, что похожа… на шлюху по вызову?!! — Не надо сравнений, — хохочет вдруг она, теснее к Джейсу прижимаясь, улыбается вызывающе: — Я такая и есть. Джейс не знает, как её образумить, чем возразить. Изабель уже уходить собирается, оборачивается несмело — как будто боится, что её обратно притянет, — бросает: — Тем более, я следую твоему совету. Это же ты велел мне пройти «терапию». Джейс взрывается мгновенно, снова тянет её за локоть, останавливая, разворачивая, в лицо ей кричит: — Не делай меня виноватым! И только теперь замечает, что помада в трещинки на губах въелась. Что ресницы какие-то изломанные под несколькими слоями туши. Что в уголках глаз подозрительно блестит. На её лице ни мускула не дрожит, когда она сухо отвечает: — Но ты виноват. Ты мог предотвратить все это — если бы пришёл тогда ко мне. Из его объятий вырывается спешно, бежит к себе, босая. Джейс не говорит ничего вслед — возразить нечего. *** Джейс знает, что методы Алека грубые: очень хорошо слышит их с сестрой ругань сквозь толстые стены, самые последние слова, которые никогда от парабатая раньше не слышал, крики, а после… скрип кровати, снова крики, снова драка, снова… Но все это не срабатывает. Она выбегает из его комнаты в слезах, нагая почти, даже не пытаясь прикрыться. Яро отталкивает его руки, когда Алек пробует хоть одеяло на неё накинуть. Крича, приказывает не подходить к ней никогда, не трогать, не сметь касаться. Она с ним больше не может. И их попытки это изменить ни к чему хорошему не приводят. Джейс уважает парабатая. Не потому, что он всегда, всеми способами готов сестру из любого дерьма вытаскивать, а потому, что он не брезгует прикасаться к ней. Не стесняется целовать губы, в которых хрен знает сколько членов побывало. И не только губы. Он по-особенному любит её. А Джейсу от самого себя противно, от Изабель противно; и стоит ей только вблизи появиться, он не может не отпрянуть, лишь бы быть подальше. Хотя по-прежнему по телу мурашки скользят, стоит только взгляду её точёную фигуру окинуть. Когда Алек просит помощи — прямой, реальной, жесткой, — он отшатывается. Его едва не тошнит парабатаю в ноги. Пытаться в шутку всё перевести уже поздно: Алек смотрит серьезно, умоляюще. Джейсу кажется, что он чуть ли не плачет — и от этого становится страшно. — Пожалуйста, Джейс — продолжает он. — Ты единственный, кто может помочь. У тебя ведь с ней ничего не было. Пусть лучше жаждет тебя, чем каких-то проходимцев, которых она в клубе цепляет. Ты же… не чужой человек. Помоги ей. — Ты понимаешь, о чем просишь? Трахать собственную сестру! Да это же бред полный! В ней, наверное, половина Нью-Йорка побывала. И от этого ей, кажется, отлично! — Да, я понимаю, она… у неё было много необдуманных связей. Но это может прекратиться. Я… знаю. Если у неё будет постоянный партнер, она не будет искать других. — Я не собираюсь в этом участвовать. — Пойми, Джейс: таблетками такое не вылечить, психологами тоже. Но есть возможность усмирить её, привязав к кому-то одному. — А кого ты будешь просить, когда я ей надоем? Когда её тошнить будет от меня — как теперь от тебя? — В этом только моя вина. Я предал её. Оттолкнул, когда она нуждалась. Мне нет прощения, но я всё ещё хочу, чтобы ей было… хоть немного лучше, чем сейчас. Если ты будешь к ней добр, она будет спокойна. Просто не отгораживайся от неё. — И сколько, по-твоему, я должен буду трахать её? Год? Два? Всю жизнь?! — Сколько понадобится, Джейс. Хоть вечность. Она твоя сестра — ты должен помочь.   *** После всех споров он просит дать ему время. Понимает, что всё это манипуляции: и «ты должен» Алека, и «это ты виноват» Иззи, — что согласиться с ними значит поддаться этим террористам. Но обещает подумать — и действительно раздумывает. Каждую ночь — вернее под утро — встречает её в холле, провожает взглядом пьяную, слегка покачивающуюся фигуру, всегда довольно напевающую что-то; доводит под покровом тени в её комнату; как по-прежнему, сидит под её дверью и совсем утром, когда её мерное дыхание сливается с робким пением птиц, заходит тихо внутрь. Смотрит долго и пристально (вот опять туфли побросала, платье не сняла и косметику не смыла; и волосы спутались, и губы закусанные); и когда она по-детски бормочет что-то во сне, у него сердце щемит, а руки по-прежнему касаться боятся — брезгуют. Однажды она возвращается совсем рано, чуть позже двух; когда замечает сонного Джейса за компьютером, вдруг пролетает мимо бегом, пряча лицо в распущенных волосах. Эрондейл не понимает ничего сначала, потом вскакивает, как подстреленный, и бежит за ней. Нагоняет совсем рядом с комнатой — она едва успевает дверь захлопнуть, но он всей силой толкается, плечом налегая, и вваливается внутрь. Глаза её — как у лани испуганной, она пытается в ванную рвануть, но Джейс перехватывает её запястья, силой заставляя остановиться. Так же приходится заставлять её повернуть голову, чтобы в лицо смотрела. Не показалось: её левая щека красным горит, под глазом гематома синеет, под носом — еле заметные — дорожки затёртой крови. — Что это? — сдерживая ярость, спрашивает Джейс. Изабель не отвечает, пытается вырваться из его стальной хватки, взбешённо рычит, царапается — но брат не пускает. Сердито откинув упавшие на лицо волосы, она улыбается ему назло, шипит ядовито: —Шлюхи иногда получают такие подарки, ты не знал? — Кто это сделал? — не обращая внимания на едкий тон, сухо цедит Эрондейл. — Клиент, которому я особо понравилась, — плюёт Изабель, наконец, вырвавшись из чужих рук. Он больше не задает вопросов — выхватывает её мобильник, без смущения у неё меж грудей роясь; отбивается от неё одной рукой, пока она пытается отобрать телефон обратно, а второй открывает журнал вызовов. Сегодня входящих только два — в полночь и полвторого, оба с незнакомых номеров. Недолго думая, посылает вызов последнему номеру. Пока идут гудки, тихо, но жестко приказывает, смотря Изабель прямо в глаза: — Попросишь, чтобы он сейчас же сюда пришёл, поняла? У неё губы дрожат, и запястье от боли сводит — он ведь снова схватил её, со всей силы, даже, кажется, не замечая, — но когда в трубке хрипит мужской голос, она послушно выполняет то, что брат велел. Когда тот мужчина приходит (они видят его из окна — высокий такой, мощный парень), Джейс запирает её в комнате и мрачно приказывает сидеть тихо. Она видит сквозь стекло, как он выходит на улицу, что-то орёт её неудавшемуся партнёру, а потом с размаху кулаком ему физиономию расквашивает, попадая точно так, как он сегодня Изабель врезал, только с утроенной силой. Джейс орёт что-то, краснея от злости; Иззи, распахивая окно, только конец предложения слышит: — … если ещё хоть раз её тронешь!!! Драка завязывается нешуточная, Джейсу тоже перепадает, а он только коротко хрипит, игнорируя боль, и снова в атаку бросается. Противник, тоже помятый, испачканный собственной кровью, почему-то не сдаётся и, после серии коротких прицельных ударов Эрондейла, отбрасывает его назад, пытаясь выиграть время на передышку. В темноте толком ничего не видно, но короткий блеск в чужих руках настораживает Изабель; она понимает всё быстро и, хоть брат велел не высовываться, кричит: — Джейс! У него нож! Тот парень мгновенно взгляд на голос переводит, довольно ухмыляясь, увидев её в окне. А Эрондейл этой короткой заминкой пользуется, подлетает мгновенно, вышибая оружие противника, и двумя чересчур сильными ударами отправляет его в нокаут. Иззи, кажется, даже слышит хруст поломанных костей. Джейс трясёт за грудки поверженного, злобно хрипит: — Надеюсь, теперь до тебя дошло. Приблизишься к ней — никогда больше не встанешь. Эрондейл бросает его обратно на землю, уже идёт к дверям Института, как вдруг парень хрипло смеётся и, сплёвывая кровь, кричит, глядя на Изабель в окне: —А твой новый ёбарь знает, какая ты шлюха? Лицо Джейса, когда он оборачивается, непроницаемо-безмятежное, как и голос, когда он отвечает вместо сестры: — Знает. И принимает это. Изабель тихо закрывает окно и сползает рядом по стенке. Умоляет, чтобы Джейс не заходил, чтобы просто ушёл в свою комнату, чтобы… Он входит тихо. Дверь за собой закрывает на замок. Без спросу роется в её шкафу и, раскидывая кучу шмотья, вытаскивает полотенце. Кидает его сестре — Изабель даже руки поднять боится, и полотенце падает на бёдра. — Ты должна помыться. От его спокойного голоса почему-то страшно и стыдно становится. Она замечает: — Тебе бы тоже не мешало. Весь в крови. Он кивает, как-то странно мнётся возле двери, словно раздумывая, уходить ли. Решает остаться. Оба молчат, не смотря друг на друга; но вдруг говорят — почти синхронно: — … Пойдем вместе? *** Она думает, что плохая была идея. Джейс уже залез под тёплые струи душа, а она, оцепенев вдруг, раздеться перед ним боится. Он, кажется, без слов её понимает. Аккуратно притягивает за руку прямо так — в платье. Промокая, оно из красного превращается в тёмно-бордовое. Джейс перед ней полностью обнажён. Ей неловко; она прижимается к холодному кафелю: всё лучше, чем его кожи касаться. Он протягивает ей шампунь, обводя взглядом лицо, тихо бормочет: — Будет щипать, наверное, если ранки заденешь. Она бездумно кивает, принимает бутылек из его рук, благоразумно избегая прикосновений его пальцев. Джейс замечает, конечно, но молчит; спешно умывает лицо, смывая запёкшуюся кровь, зачёсывает мокрые волосы назад. У него губа разбита и бровь рассечена, под рёбрами гематомы вырисовываются; Изабель хочет помочь с шеи кровь смыть, но стоит только коснуться брата, как рука, точно обжёгшись, отдёргивается, и её снова к холодной стене пришибает. Джейс всё чувствует. Словно прикрываясь, он поворачивается спиной, говорит: — Если тебе некомфортно, я сейчас уйду. Он хочет шторку оттянуть, чтобы выйти, но Изабель его останавливает, удерживая мокрой рукой. Принимает, что пальцы словно горят от этого прикосновения. Удерживает. Ловко меняется с ним местами, отталкивая его к стене, и встаёт под тёплые струи. Шампуня на всю ладонь выдавливает и принимается яростно лицо тереть, очищаясь от разводов туши, слоёв тоналки, стёршегося почти блеска на губах. Её пышные кудри, намокая, облепляют плечи, и Джейс аккуратно их за спину отбрасывает, открывая шею. Её всё ещё дёргает от этих касаний, но она подаётся навстречу, когда его пальцы заправляют мокрые прядки за ухо. Смыв пену, открывает глаза. Она перед ним теперь самая настоящая, с редкими улыбчивыми морщинками, тонкими влажными ресницами, и губы у неё, оказывается, такие нежные, розовые, когда без помады. Синяк под глазом уже расцвёл всеми оттенками фиолетового. Но главное лишь одно: — Ты прекрасна. Он совсем рядом, глаза в глаза; она его дыхание ощущает на своих губах и каждую ресничку может пересчитать; у него взгляд слишком пристальный, неуверенно-уверенный, он приближается медленно, и Изабель успевает прошептать: «Джейс, не надо…», — хотя понимает, что это не сработает… Он целует её осторожно, медленно перебирая влажными губами, глаза не закрывает, чтобы любую реакцию уловить. Он чувствует её страх. Но она подаётся вперёд, несмело обнимает крепкую спину. Принимает его. *** Алек ловит его следующим утром перед отправкой на задание. Отводит в сторону, взволнованно говорит: — Видел вчерашние записи с камер. Кто это был? — Урод какой-то, — пожимает плечами Джейс. — Обидел нашу Иззи — получил по заслугам. — Вот чёрт! Как она? — Спит. Ей вчера… здорово досталось. Пусть отдохнёт, ладно? — Джейс… — Алек говорит совсем тихо, что Эрондейлу ближе встать приходится. — Значит ли это, что ты выполнишь то, о чём я тебя просил? — Я попробую помочь, — уклончиво отвечает Джейс. — Но у меня другие методы. Он снова возвращается поздно, засидевшись одиноко в баре. По привычке садится за компьютер, поглядывает время от времени на дверь. Ждёт её. В два она появляется… из своей спальни. В мятой широкой пижаме, сонная; трёт чистые глаза, и взгляд непривычно ясный. — Джейс? — зевает коротко, подтягиваясь. — Ты почему не спишь? Вместо ответа подходит к ней, притягивает в объятия, утыкается носом в макушку. Ну вот, только такая спокойная была, а уже дрожит. Вопросом на вопрос: — Как ты? —… Нормально. Она отвечает «нормально», даже когда у неё грудина пропорота в схватке. «Нормально» на её языке значит «перетерплю, хоть и херово». — Ты спала все это время? — Да, проснулась к ужину, поела и снова заснула… Алек принёс еды. — И как вы?.. — Неплохо вроде. Он всё ещё подальше держится. Думаю, так правильнее. Он чувствует её вдруг расцвётший терпкий запах. Иззи в его объятиях неловко ёрзает, как будто выпутаться хочет и не хочет, и в ногах дрожь. Она роняет голову на его плечо. — Тебе хочется, да? — Терпимо. «Терпимо» на её языке — «херовее некуда, но я лучше сдохну, чем буду жаловаться». Он молча тянет её в сторону спален. Изабель всё повторяет «не надо», но идёт следом. *** Алек бросает удивлённый взгляд на парабатая, тихо присвистывая: — А вы… стойкие. Джейс и сам знает, что у него губы на пол-лица опухшие. Изабель тенью пролетает мимо, бросая короткое «доброе утро» (повторно, вообще-то), но Алек ещё в общей умывалке заметил, что у сестры губы выглядят не лучше. — Бессонная ночка, да? — невесело усмехается Алек, хлопая парабатая по плечу. — Ничего не было, если ты об этом, — невозмутимо отвечает Джейс. — Мы только целовались. Это не ложь, но как бы и не вся правда. Только Эрондейл не будет уточнять, что поцелуи распространялись на всё тело сестры. Не будет добавлять также, что другие её губы опухли не меньше. И уж тем более не расскажет о бесполезной получасовой дрочке в душевой. — Оно и видно… Рад, что ты… не брезгуешь. — Глаза боятся — губы делают, — бездумно бормочет Джейс, провожая взглядом промелькнувшую вдали фигуру сестры. — Может, руки? — неловко вставляет Алек. —А? Ага, руки тоже, — бросает Джейс, уже устремляясь вслед за Изабель. Даже издалека ведь видит, как она слегка дрожит. Догнав, заталкивает её в кабинет Алека (вряд ли тот будет против), потому что до спален далеко. Взгляд её снова испуганный, губы, дрожа, шепчут без перерыва: «Не надо, не надо», — но Джейс уже слишком близко, в его хмурых глазах уверенность, и его руки уже обвиваются вокруг её тела и… Он обнимает её, крепко прижимая к груди. Зарывается носом в её волосы. Руками только на спине — поглаживает лишь слегка, не сдвигаясь вниз ни на сантиметр. Её всё ещё бьёт дрожь, но стиснутые побелевшие пальцы на его плечах понемногу расслабляются. Ей до сих пор не верится, что всего лишь объятия способны помочь. — Как только начинается, сразу зови меня, — просит Джейс, успокаивающе гладя выступающие под водолазкой лопатки. — Мы же договорились. Он усаживает её на стол, и она — по старой привычке — обвивает ногами его талию, притягивая ближе. Впрочем, тут же спохватившись, опускает их на место; только все равно слишком стыдно так вызывающе перед братом сидеть, пускать его между своих бёдер, и пусть что джинсы надёжно прячут все её прелести. На ногах её вдруг — кеды, и Джейс усмехается: —А где же любимые шпильки? — В помойке. На них все равно… набойки истёрлись. *** Теперь ночами она, выходя из комнаты, сворачивает налево. Сначала, правда, тоскливо глядит вправо — туда, где спальня Алека прячется, — а потом всё же идёт в противоположную сторону. В комнате Джейса обычно нет. Ей приходится в холл идти, поднимать его, полусонного, из-за стола и тащить в спальню. Кровать, конечно, тесная, но Эрондейл подоткнул с одной стороны кресла, так что теперь Изабель хотя бы не падает. По новой привычке заплетая косу на ночь (иначе Джейс просто заснёт на её волосах так, что потом голову невозможно повернуть будет), она по пути тушит свет и залезает в кровать, где её тут же встречают крепкие объятия. Каждую ночь они честно пытаются уснуть. От неё всё ещё пахнет терпко, у него всё ещё встает почти моментально, как только она бессознательно прижимается — она чувствует это, когда их бёдра скрещиваются. Как и он чувствует, как она намокает — даже сквозь бельё и пижамные штаны. Понимая, что сегодня тоже не получится просто так заснуть, он лезет под одеяло. Опять отбрасывает её вещи. Всего лишь касается её коленок, а она уже стонет. По смазке легко сразу двумя пальцами в неё входит, а языком и губами неизменно ласкает клитор, половые губы, низ живота, бёдра — все, до чего дотягивается. Не вылезает как минимум до второго её оргазма. Заставляет биться в резких конвульсиях, сжимает грудь, вторгаясь максимально глубоко — всё, как она любит. Напоследок скользит языком по самому сладкому, вызывая последнюю сильную дрожь. Только после этого медленно, на ватных ногах идёт к ванной, игнорируя сестрино «позволь мне помочь». Стабильные пятнадцать минут под душем, две разрядки по кафельным стенам, и он возвращается к ней, уже одетой, и валится усталый в её объятия. И теперь засыпают оба быстро. С утра просыпаясь, как всегда, слышит её вопрос: — Почему ты не даёшь мне помочь тебе? Неизменно отвечает: — Мне это не нужно, Иззи. И каждый день проходит так, словно у них всё нормально. Как в обычной семье. И с Алеком она снова приветлива. И даже обнять его спокойно может — на пару секунд. Джейс сам не замечает, как темнеют его глаза, когда он видит их первое после долгого перерыва объятие. Зато его прожигающий взгляд чувствует Изабель. А ночью её ощущения подтверждаются, потому что он не выпускает её из настойчивых ласк до рассвета. Она как будто счастлива, и не потому, что выжата как лимон после умопомрачительных оргазмов. Просто… её раньше никогда не ревновали. Снова пропуская мимо ушей её «позволь мне сделать это», Джейс запирается в душевой, кончает быстро (так долго сдерживался), но не испытывает привычного удовлетворения. Он не понимает, что за злость снедает его сердце. Просто… он раньше никогда не ревновал. *** Следующей ночью она вдруг бунтует. Приходит к нему в комнату уже вся пропитанная своим терпким запахом, елозит бёдрами, но топчется в дверях, неуверенно заявляя: — Я теперь буду спать у себя. Джейс — и так взбешенный после неудачной охоты на демона и выволочки от Алека — подходит к ней вплотную, прижимает к стене, рывком стягивает её джинсы с бельём и двумя пальцами толкается внутрь. Боже, мокрая как никогда: видимо, долго терпела. — Повтори, — велит Джейс, принимаясь медленно двигаться внутри. Он думает, что ей это не надо, думает, что она всё равно сдастся; а она обманывает его ожидания: голос дрожит, но она твёрдо повторяет: — Впредь я буду спать у себя. Джейс хочет без слов толкнуть её на кровать (чёрта с два он её отпустит), но его останавливают скользнувшие вдруг по мягким щекам сестры маленькие слезинки. Он тут же прекращает; ласково обнимает, только спины руками касаясь, шепчет: — Прости меня, я не хотел тебя пугать. — Дело не в этом, — сглатывая слёзы, хрипит она, ютясь в мощных руках брата. —А в чём тогда? —… Я так больше не хочу. Не хочу, чтобы ты уходил, чтобы не позволял мне касаться тебя. Не хочу одна ждать тебя в кровати. Не хочу, чтобы ты не давал мне возможности… Непривычно видеть её такой… слабой, беспомощной. Сглатывая слезы, она продолжает: — Я знаю, ты не примешь меня. Я вся запятнанная, грязная. Я тебе отвратительна. Но ты мог бы позволить мне хоть раз — один раз… — Если ты сделаешь это, я больше не смогу сдерживаться, — жёстко перебивает Джейс. Её влажные глаза удивлённо застывают. Он понимает, что пора сдаваться. Признаваться. — Да, я ненавидел твоё прошлое, считал тебя грязной, — тихо продолжает Эрондейл, — но хотел испачкаться тобой сам. Но если бы я взял тебя… это бы значило, что я такой же, как все твои бывшие. Что просто воспользовался тобой. Внимательно глядя в его задумчивое лицо, она послушно ластится об его ладонь, когда брат гладит по щеке. Он невесело усмехается: — На словах-то я святоша, только вот… ты сводишь меня с ума. Сдерживаться рядом с тобой — та ещё мука, но я готов принять её всю, если это хоть чуть-чуть поможет тебе. — Мне этого не нужно, Джейс, — шепчет в ответ она. — Мне нужен ты. Целиком. Когда её губы вдруг стремительно приближаются и оставляют обжигающий поцелуй, Джейс уже не в силах сопротивляться. *** Нежность топит их с головой. Руки Джейса впервые кажутся такими ласковыми; Изабель впервые кажется такой открытой, откровенной, мягкой и податливой в его объятиях, принимающей каждое его касание с тихим стоном, с его именем на губах. Эрондейл по привычке скользит поцелуями вниз, но Иззи осторожным движением останавливает его, и на недоуменный взгляд смущенно-уверенно шепчет: — Сегодня я хочу кончить по-другому. И дрожащей ладонью с явным намерением сжимает его член поверх штанов. В Джейсе последние отголоски разума просыпаются; мягко отталкивая сестру (на самом деле, как будто наоборот крепче прижимая), он сбивчивым шепотом предупреждает: — Если мы спим вместе… если мы переспим, это будет значит, что ты моя. Только моя. И больше никого у тебя быть не может. Никогда. — Я и так уже только твоя. — Если мы переступим эту черту, пути назад уже не будет. — Знаю. И принимаю это. Она сама снимает свою одежду. Его раздевает слишком спешно, будто боясь, что Джейс может передумать, скользит ладонями и рваными поцелуями по его крепкой груди, распаляя, убеждая действовать, и бедрами обхватывает его талию, заставляя прижаться крепче, и сумасшедшее медленно трется об его выпуклость на боксерах. И глядит в потемневшие глаза брата с одной только просьбой. Он сдается окончательно. Не сопротивляется, когда она, дрожа всем телом, стягивает с него белье, впервые касается его члена умелыми, но осторожными ласками, когда потирается об него своей промежностью, оставляя по всей длине ствола свою обильно выступившую смазку. И приглашающе раскидывает ноги, открываясь брату. Заглушающая руна пылает как никогда ярко; стоны, почти крики Изабель оседают глубоко в мозгах, когда Джейс глубоко и яростно любит её, не чувствуя расцарапывающих спину ногтей, зубов, сжимающих до крови тонкую кожу шеи. Кровать скрипит по полу, все дальше от стены съезжая. Одна ножка вдруг ломается и отлетает, они почти валятся на пол, но Джейс только крепче сестру перехватывает, ни на секунду не переставая двигаться. Между ними влажно и жарко, и их сбивчивое дыхание только накаляет воздух вокруг, но Изабель лишь прижимается теснее, когда руки Джейса обвиваются вокруг её дрожащего разгоряченного тела, инстинктивно находя самые чувствительные места. Так её ещё никто не имел. Она кончает долго и натужно, словно перерождаясь в последнем крике. Когда её успокаивающееся дыхание почти замирает, Эрондейл вдруг принимается покрывать поцелуями её шею, опускаясь пальцами к мокрому клитору. —Не засыпай так быстро. Я же сказал, что не смогу сдерживаться. *** Он не может оторваться от нее, даже когда за окном заливается яркое солнце. Бодрое пение птиц они встречают у стены, так и не добравшись до ванной. У Джейса руки нещадно ломит, но он продолжает удерживать ее ладонями, насаживая быстро и глубоко. А Изабель, совсем ощущение реальности потеряв, может только беспрекословно отвечать этой животной ненасытности, наконец-то чувствуя свою полную зависимость от мужчины. Наверное, Алек стучит где-то около десяти. — Джейс, ты проснулся? Я не могу найти Изабель. Стук настойчиво повторяется. Эрондейл слышит его только краем уха — все его мысли занимают две сочные ягодицы сестры, идеально умещающиеся в ладонях. Она вдруг прогибается так, что у Джейса крышу срывает — он вталкивает ее в стену грудью и, не обращая внимания на яростные стоны, снова вдалбливается до те пор, пока не кончает глубоко внутрь. Она дышит загнанно, смотрит яростно, кусая опухшие губы. Он не успевает ничего понять, как снова властно разводит ее бедра, входит в разгоряченное влажное нутро, тут же переходя на бешеную скорость. Около полудня Изабель все-таки вымаливает разрешение сходить в туалет. На ватных ногах, спотыкаясь о собственные джинсы, доходит до ванной, дрожащими руками на щеколду запираясь. Маневр, видимо, остается незаметным — ибо джинсы, зацепившись за щиколотки, спокойно вваливаются в ванную вместе с хозяйкой. Она спешно выхватывает из кармана телефон — 23 пропущенных от Алека — и тут же набирает ему смску: «Я у Джейса. Просто зайди без стука». Прячет телефон обратно, заталкивая джинсы в угол. Нажимает на слив бачка. На пару секунд открывает кран. Только переступает порог — сильные руки тут же притягивают её обратно в объятия, и крепкий налившийся член потирается об набухший клитор. Когда Алек взламывает дверь в комнату, она послушно скачет на члене Джейса, даже головы не оборачивая. — Черт вас дери! Чтоб через две минуты были одетыми у меня в кабинете! Каким чудом Изабель выманивает брата неизвестно, но они и правда стоят как нашкодившие школьники перед столом Главы — правда, через пять минут. Алек отчитывает их быстро, деловито и даже как-то отстраненно. Джейса отпускает почти сразу. Сестру просит задержаться. Грузно в кресло опускается, закрывая лицо руками. — Почему ты так поступаешь со мной? Хотела сделать ещё больнее? — Я не могу с ним… С Джейсом всё это… на настоящие чувства похоже. —Так ты поэтому от меня сбежала? Потому что по-настоящему полюбил? —… Я хочу вернуться. *** Джейс пытается поймать сестру второй день, но она в очередной раз убегает, сославшись на срочные отчеты. Отчётов никаких нет — Джейс это точно знает, как и то, что хмурые морщины на лице Алека связаны совсем не с делами института. — Если ты знаешь, что с ней — самое время мне сказать, — заявляет он, стоя на пороге кабинета парабатая. — Ей становится лучше, — хмуро отвечает Лайтвуд, не поднимая взгляда от бумаг. — Она вернулась к тебе, да? Видел по камерам, как выходила утром. — А ты обзавёлся сталкерскими замашками? Джейс захлопывает дверь как раз перед носом пришедшего к Главе охотника, безмолвно намекая подождать пару минут. К столу Лайвуда вплотную подходит, тихо говорит, чтоб до лишних ушей не долетело: — Когда ты сам умолял меня трахать её, тебе похрен было на мои замашки. Тебе похрен было на то, что я знал, что всё это к добру не приведёт. Но я сделал, как ты просил. Теперь за тобой должок, и у меня только одна цена — верни мне её обратно. Алек с места вскакивает, зло отвечая: — Она не вещь, чтоб её туда-сюда перебрасывать! И если ты ещё не догадался, она сама пришла ко мне. Никто её не заставлял. — Чёрта с два! Она мне обещала себя, и у нас все было отлично, пока ты не вмешался! — Изабель не твоя собственность, чтобы быть таким уверенным. И раз захотела вернуться в родную гавань — не смей её удерживать. — А тебе-то она с чего сдалась? Ты ведь так охотно ею поделился, какого чёрта тогда начался весь этот спектакль? — Она всё-таки моя родная сестра. — Да она с тобой даже не кончает! Алек оседает, пряча глаза в пол. — Ей не это надо… — Именно это ей и надо было. — И поэтому она убежала прочь так, что пятки сверкали, от великого Джейса, который доводил её до сотни оргазмов?! Дверь открывается так резко, что оба забывают, о чём спорили. Изабель на пороге серьёзная, и нет никакого сомнения, что она слышала всё до последнего слова. Она голову понуро опускает, будто виновата в чём-то, но в глазах бесенята пляшут, когда она говорит: — Простите, что рассорила вас, мальчики. Но я знаю, как всё исправить. _____________________________________________________________

***

— Добро пожаловать, мисс Изабель София Лайтвуд, я доктор Стейнбек, можете звать меня просто Джон. — Рада познакомиться, Джон. Редко встретишь таких красивых мужчин, к тому же среди врачей. — А ко мне, к сожалению, нечасто приходят такие красавицы, как вы, Изабель. — Давайте на «ты», Джон, мне, право, неловко. — С удовольствием. И с таким же удовольствием я бы пригласил тебя на свидание, но, честно говоря, меня несколько смущает двое мужчин, которые пришли вместе с тобой и сейчас измеряют шагами коридор за нашей дверью. — О, это мои братья, Алек и Джейс. Они у меня чудесные, правда, но если узнают, что между нами здесь что-то было, действительно могут отреагировать… слишком бурно. —На их месте я бы тоже ревновал такую очаровательную сестру к незнакомцам. — Уверена, они даже подслушивают. — Именно поэтому я сделал в кабинете отличную звукоизоляцию. И ты можешь спокойно поделиться со мной тем вопросом, с которым ты пришла. Мы вместе найдем верные ответы, обещаю. — Я надеюсь, Джон, что врачебная тайна навеки похоронит наш разговор в этом кабинете, верно? — Верно. И тебе совершенно нечего бояться, я дорожу своими клиентами. — Эта история очень простая, на самом деле, хоть и кажется чересчур… извращённой, наверное… — Изабель, в психологии нет понятия «извращённое», все следует вполне определенной закономерности и логике. — Что ж, я постараюсь поскорее. Год тому назад мои приступы… Алек называл это «приступы», и, мне кажется, другое слово тут не подойдёт… Мои приступы проявились слишком ярко. — Прошу прощения, а в чём суть этих приступов? — Знаете, доктор, внизу живота всё горит, и по бёдрам течёт возбуждение, и хочется только одного — мужчину внутри себя. И так с утра и до ночи, и спать невозможно. — Нимфомания, полагаю? — Я не ставлю себе диагнозы. — Прошу прощения, продолжайте. — Так вот, Алек… он просто оказался рядом в ненужное время. Я… соблазнила его. Он не смог сопротивляться моему напору. Мы трахались весь день в моей спальне, и пока все искали Главу по всему зданию, он въёбывал меня в кровать так, что стены тряслись. — Спасибо за столь важные подробности… — Я так и не кончила. Но жар внутри меня ненадолго утихомирился. И следующие полгода всё было хорошо. Алек удерживал меня, как плотина удерживает многотонный напор бурной реки. Мне было хорошо с ним. И мне было не важно, что я просто не могу, сколько брат ни старается, достичь оргазма. Однажды в моём цикле был такой сбой, что месячные не приходили четыре недели. Мы шли к врачу молча, я была уверена в аборте, а Алек вдруг сказал: «Может, нам просто стоит сбежать? Мы с тобой стали бы отличной семьёй для малыша». Такой истерики у меня никогда не было. Я обвиняла его, ненавидела его, кричала на всю больницу, и в то же время умоляла, чтобы его слова были правдой. Чтобы мы могли жить как обычная семья, забыв все условности. В тот короткий миг, представив, как мы с Алеком живём где-то на окраине, наедине друг с другом и всё у нас хорошо, я была счастлива как никогда… — Так… чем же всё закончилось? — А, оказалось — ложная тревога. Просто мой организм прифигел от бесконечного секса. Помню, когда мы выходили — я с радостью и облегчением, а Алек какой-то задумчивый, — он мне сказал: «И всё-таки про побег я был серьёзен». — Да уж, ты была права: такие истории в моей практике встречались редко. — Нет, это только начало. Сама проблема дальше. Однажды Алеку пришлось уехать. Мы вообще не расставались до этого, и Алек думал, что всё пройдет хорошо, что я справлюсь, но… Зов внизу живота был сильнее. Я трахнула какого-то случайного парня — и это после полугода постели с Алеком… Но потом решила просто взять себя в руки и дождаться брата. Только вот, пока я его ждала, Джейс — другой мой брат — он просто… Это тоже я — я соблазнила его — но Джейс показал мне, что значит кончать с мужчиной, и я… меня как будто магнитило к нему, но тут вернулся Алек… Я надеялась, что всё вернётся на круги своя, что с Джейсом всё было только разовой акцией, и я наслаждалась объятиями родного брата, но… Я не знаю, что между ними случилось. Но они оба отреклись от меня. Вернее, наверное, это был голос разума, наконец-то призвавший их на путь истинный. Я понимала, что так правильно, что так должно быть. Но мне было больно.. потерять их — самых важных людей в моей жизни. И хотя приступы не так сильно жалили моё нутро, я пошла по рукам — просто, чтобы забыться. Пока однажды что-то не щёлкнуло в Джейсе и он вдруг меня принял обратно. Тогда я поняла, что и Джейс меня любит. Любит сильнее, чем просто сестру. Я хотела убежать, хотела просто вернуться к Алеку, но было уже поздно: они оба слишком сильно были во мне и со мной, они не могли поделить меня. И тогда я нашла выход, который осчастливил нас всех. —Так вы все… — Да, мы обрели любовь втроём. Вместе. Так же, как были в детстве, но теперь ещё теснее, ещё глубже. Более страстно. И более любовно. Я уже не могу оторваться от них, как и они уже не смогут без меня. Это даже забавно, они такие разные: Алек всегда серьёзный, немного грубый, потому что всегда боится за меня, а Джейс маниакально ласковый, заботливый; они всё ещё ругаются часто, перетягивают на себя одеяло. Не оставляют меня одну наедине друг с другом, потому что боятся, что мы будем трахаться вдвоём, ревнуют ужасно. И даже не понимают, как слаженно и чётко работают вместе в постели. Они ведь сражаются плечом к плечу, знают, когда нужно прикрыть или отступить; и они так страстно любят меня, что я таю в их объятиях. Я понимаю, что уже не смогу быть с кем-то одним. Это жадность, это ужасный эгоизм, но я не собираюсь отпускать никого из них. В дверь стучат, и почти сразу в проём просовываются две головы — блондина и брюнета. Во внимательных глазах — нетерпение и какая-то подозрительность. — Иззи, всё хорошо? —Ты скоро? Она коротко улыбается, незаметно лукаво глядя на доктора. — Мальчики, дайте мне ещё пять минут, и я выйду. Коротко кивнув, закрывают дверь. — Такие нетерпеливые. Извините за них. — Изабель, правильно ли я понял, что… у вас нет никакой проблемы? —Да, на самом деле, меня всё устраивает. Это мальчики настояли, что надо сходить. Они думают, что я страдаю, что всё происходящее неправильно и извращенно. Но я знаю, что мне именно это и надо. И ничего другого. Так что если братья приведут меня сюда снова, давайте поговорим о чём-нибудь милом и простом, потому что я абсолютно счастлива. — Напоследок, Изабель, позволь один вопрос: если вдруг будет пожар, и Алек и Джейс будут гореть, кого ты ринешься спасать? — Глупый доктор. У меня же две руки. Вытащу обоих.