Protege Moi

Маленькая таверна — маленький мирок далеко от центра Китая. Здесь уютнее, чем в шумных городах, чем, например, в помпезном и грозном Шанхае, где день и ночь снуют люди, которые вечно торопятся то-ли в погоне за прибылью, то-ли, может быть, за счастьем. А здесь всё иначе - в небольшом светлом помещении словно сам воздух укрывает спину одеялом, сотканным из ласки и заботы. Тишину прерывают лишь тихие разговоры посетителей, средь столов витает запах свежеприготовленной пищи. И Лань Ванцзи чувствует себя столь умиротворенно, гладя аккуратные пальцы юноши — чувственные изгибы кистей рук, белую кожу, усыпанную мириадами царапин-шрамов. Их хотелось целовать, лелеять, прижимать близко к сердцу и никогда не отпускать. Он был предан своему спутнику телом и душой — лебедем, что, не выдержав разлуки, стремится разбиться оземь, взмыв под небо к солнцу. Второй молодой господин и вправду напоминал собой лебедя белеющей чистотой одежд, неспешными движениями, гордостью ровной походки. Вэй Ин же, скорее, ворон - в чёрных одеждах, но с такой тёплой улыбкой, что могла отогреть и обратить в воду горы льда. Лань Ванцзи и сам вспоминал, как постепенно его сердце оттаяло, как его душа обратилась цветущим садом из ледяной пустыни. И эти глаза, где таились тучи, что вот-вот разразятся тёплым летним дождём — он бы испил каждую каплю, будто это был благодатный эликсир. Тайны наконец рассеялись, остались лишь мифами и легендами прошлого, обрастали преувеличениями и оговорками, как старинные сказки. Однако, те события оставили неизгладимый след, большой шрам, не желавший зарубцовываться, который иногда ныл и зудел по ночам. Но ведь сейчас всё хорошо — вместе они послужат славному, светлому будущему. Вместе проведут остатки дней, отведенные высшими божествами. Всё хорошо, но губы Вэй Ина вдруг дрогнули — он замирает, устремив взгляд на единственной точке, как обычно, замирают зайцы. В нефрите глаз Лань Чжаня проскальзывает беспокойство и ладонь ложится на дрожащее плечо сидящего напротив, одновременно и сильное, и беззащитное. Внутри него снова просыпаются отголоски того времени — голос той Тьмы, паразитом скрывавшейся в кратерах души. Вэй Ин пропускает воздух сквозь зубы, голову прознает тупая боль, гулко отдающаяся в висках. Лань Ванцзи начинает терзать плохое предчувствие, что заставляет его резко встать из-за стола, за которым они спокойно ужинали, как и обычно. В ушах эхом раздаётся лишь короткое "пойдём", Вэй Ин чувствует, как его плечи укрывает ханьфу и его приподнимают с места, заботливо придерживая за них. Неужели это повторяется вновь? Будь его воля, Лань Чжань бы продал душу, лишь бы юношу не терзало то проклятие, что наложила на него сама бездна. Но он может лишь помочь ему подняться по лестнице, подальше от людских глаз, наверх, в их комнату, снятую на пару ночей. Даже невозможно предугадать наперёд, что произойдёт в последующие полчаса. Ему остаётся лишь надеяться, что они преодолеют очередное испытание. А сейчас — наверх, ближе к влажному весеннему воздуху и звёздам. Зайдя в комнату, Лань Чжань задвигает за собой дверь. Он чувствует, как шаг его спутника начинает сбиваться, что заставляет его побыстрее отвести последнего к спальному ложу. И Вэй Ин обрушивается на него, сжимая свои плечи до боли, оставляя пятна на коже от цепкой хватки рук. И это всегда мучительно больно, как если бы вам вскрыли грудную клетку, вытаскивая ребра одно за другим — смотреть на муки любимого человека. Прежде спокойное лицо Ванцзи исказилось гримасой боли, но сейчас слишком опасно терять рассудок. Золотое ядро Вэй Усяня сейчас слишком слабое, чтобы противится тёмной энергии, что с лёгкостью поглощает рассудок всё больше с каждой секундой. Ставни открыты нараспашку, и как-то неестественно ярко и прямо льётся свет луны, пророча беду. Их руки сцеплены вместе. Вэй Ин пытается ободряюще улыбнуться ему, но выходит лишь на секунду приподнять уголки губ. И Ванцзи ловит этот момент, мысленно вознося мольбы к небесам. Вот она — сама необратимость. Глаза Вэй Усяня наливаются самым терпким, полным яда вина, каким травили древних владык. Зловещий лунный лик дарует им лихорадочный, болезненный блеск. Последнее, что отпечаталось в памяти Вэй Ина — тревожное подрагивание жилки на шее у Ванцзи, полные тревоги глаза. И он теряется в забытие и проваливается в черную дыру собственного подсознания. Боль испарилась, будто её и не было вовсе. Вэй Ин сладко спит, убаюкиваемый колыбелью вечности. Его разум вновь затмевает проклятие. Ровно как в ту роковую ночь, когда трагически погибли родители Цзинь Лина, когда пострадало множество невинных людей от полчища мертвецов. Тьма улыбается, обнажая белые зубы в широкой, злой улыбке. Лань Чжань чувствует, как из его ладони утекает родная рука. Рубины пронзают его тело насквозь своим всепоглощающим блеском, в котором можно было потеряться, заблудившись на веки. Улыбка — змеиный укус, без тепла. Он уже встречался с тёмной стороной, знал, на какие ужасные вещи способна эта проклятая сущность, знал, что никакие песни, никакая мелодия гуциня не поможет усмирить это зло во плоти. Поддаётся, когда его резко притягивают за полы одежды, жадно целуют в губы, в нетерпение кусают их. Стискивает в объятиях тело своего любимого, стараясь разбудить его душу из затмения. - Мы снова встретились, второй молодой господин, - тихо нашёптывает Тьма ему на ухо, закусывая мочку зубами, вызывая сдавленный выдох. Пускай — пусть делает всё что угодно, только бы наконец она оставила юношу в покое. Шея — губы Вэй Усяня мажут по бьющейся жилке, единственному месту, что выдаёт напряжение Ванцзи. Вэй Ин толкает его в грудь, заставляя откинуться назад, склоняется над ним, вновь глумливо припадая к губам. Тёплыми ладонями он придерживает его лицо и Ванцзи целует терпко, пытаясь вложить в поцелуй всю любовь, что растекалась водопадом в его бездонной душе. Тьму это забавляет — она играет на его чувствах, будто на диковинном музыкальном инструменте, доселе не изобретённым человеком, извлекая каждый обертон из сбивчивости дыхания, неукротимого биения пульса. - Оставь его, я отдам тебе всё, что пожелаешь, - хрипло произносит Лань Чжань, удерживая юношу за локти, но в ответ слышит лишь смех, обдающий холодом до костей, неестественный, нечеловеческий, чудовищный. Губы Вэй Ина ласкают его шею, ключицы, мужественные плечи, оставляя мокрые следы, что матово поблёскивают на свету, что чувствуются как ожоги, распаляя целый пожар. За что Тьма такая нежная, за что так жестоко заставляет его чувствовать удовольствие, взрывающееся прямиком в груди множеством цветных фейерверков. Но он верил — внутри этого тела тот, кого страстно желал, кого хотел спасти и уберечь. Пальцы сводит в судорогах экстаза, когда губы чувствуются на паху, ниже. И взгляд, полный колкости, устремляется на него снизу-вверх. Лань Ванцзи старается его избежать, рвано выдыхает, подаваясь торсом вперёд. Язык юноши двигается умело, доводя до лихорадочной дрожи. Лань Чжань сжимает тёмные волосы на его затылке, с горечью отмечая для себя, что желание уже переливается за край. Не выдерживая сладкой муки, он поднимается, опираясь на руку, грубо притаскивает Вэй Ина к себе за руку, заставляя оказаться на себе верхом. Вновь раздаётся злорадность в тихой усмешке, с которой Вэй Усянь скидывает одежду со своих плеч, обножая множество шрамов по всему телу, которые Ванцзи страстно целует, припадая к ним горячими губами. Он примет в себя всю горечь, страдания во имя их общей любви. "Только дождись меня". Вэй Ин громко стонет, чувствуя пальцы внутри себя, что нетерпеливо ласкают его изнутри. Садится на него одним плавным движением, упирается ладонями в грудь, оставляя на ней недолговечное клеймо. Двигается быстро, вызывая немой восторг своими резкими, но полными дикой грации движениями. Слух Лань Чжаня начинает улавливать знакомые интонации в звучном голосе Вэй Ина. И Лань Ванцзи готов разрыдаться от радости как малое дитя, наконец чувствуя родное тепло исходящее от его кожи. В глазах юноши вновь играет гроза, молниями проносятся блики света. Это их буря. Но Вэй Ин даже не мог вспомнить, как оказался в самом её разгаре. Ощущения были подобны тем, когда холодное мясо забрасывают в расскалённое масло, и оно разражается громким шипением. Быть может, его память дурманит вино, быть может, это лишь сон, но сильные пальцы сжимают его бёдра, возвращая в явь. Приближение конца не заставляет себя долго ждать. Вэй Ин опадает на его грудь, пытаясь поймать такт дыхания, смотрит на Лань Чжаня с помесью обожания и благодарности, губы трогает искренняя улыбка. - Лань Чжань, я совсем ничего не помню, - тихо проговорил юноша, но по его спине лишь проходятся пальцы, наигрывая неведомый пассаж. И всё становится так просто и ясно, как небо за окном с тысячами звёзд-фонарей. Может, когда-либо учёные люди разгадают тайну их волшебного света, но пока остаётся лишь смотреть на них под очарованием небесной магии. - "Ты же этого хотел, правда?" - раздаётся до боли знакомый голос в голове. Ванцзи понимает, что чуда не произошло, и он лишь принял эту ношу на себя. Вряд ли когда-то он расскажет об этом Вэй Усяню, о том, как голос в голове проговаривает чётким голосом все его желания. Это будет лишь единственная тайна, которая будет похоронена в потоке времени, прямиком на дне этой быстротечной реки. Да, его сил должно хватить, пусть борьба и неравная. - Вэй Ин, можешь мне пообещать кое-что? - произносит Ванцзи, направляя взгляд вверх, в потолок. Тон голоса был серьёзен, это вызывает у Вэй Усяня чувство лёгкого дежавю, закравшееся где-то на подкорке разума. Но беспокойство отступает хотя бы на малую толику, ведь он чувствовал его своей кожей, кончиками пальцев. - Конечно, - постарался ответить юноша в той же манере, но голос слегка трогает дрожь. В открытые ставни повеяло ветром и запахом леса. Лань Чжань помолчал немного, подбирая в голове нужные слова, что могли бы полностью изложить то, о чём он размышлял уже долгое время. - Я никогда не думал, что скажу тебе подобное, но, Вэй Усянь — защити меня от того, что я хочу. - произносит Лань Ванцзи, притягивая его ближе к себе. Вэй Усянь застыл подобно изваянию. И нет, его изумило не то что сам второй молодой господин Лань сейчас просит помощи. Его изумляет сама просьба, те слова, которые только что раздались в этой комнате — маленькой комнате, такой далёкой от всего внешнего мира. - Что бы это не значило, я клянусь, что сделаю всё ради тебя, - отвечает Вэй Ин, и, словно в знак данного обещания, касается уголка рта Лань Чжаня. Ночь. Где-то на крыльце таверны старики закуривают тонкие трубки, от которых вьются тонкие струйки дыма. Ночные птицы затягивают свою убаюкивающую песнь. Но колыбельная эта роняет лишь зерно печали в души людей, едва заслышавших её. Печаль это прорастает в душе у Лань Ванцзи, чьё отражение смотрит на него из зеркала. Ворон — вольная птица, и не скрыть, не спрятать её в золотистой клетке, может, лишь только некоторых из них. Слишком она проста для такого житья, как прост и открыт Вэй Ин с его своенравием. Но Лань Ванцзи иногда так хотелось закрыть его в самом сердце ордена, чтобы ни одна живая душа не смогла навредить ему. Он хочет, но понимает, что это лишь больная, нелепая фантазия, что сам он рассуждает, как рассуждал его отец в своё время. Мать это только сгубило — она завяла дивным цветком оторванным от света. Но демон шепчет сказки, подавая желания в золотых обёртках, как лакомство, ведь теперь Тьма живёт внутри него. И в отражении зеркала горит рубиновый отблеск глаз.