Я услышал Бога...

      Я помню до сих пор воодушевление в Его глазах, стойкую уверенность, даже когда голос едва звучал, пропадал и возвращался, повторяя вновь и вновь обращение к Богу. Мольба о вознесении, очищении порока, воспевание Святых – казалось, ни на секунду Он не замолкал, отдаваясь вере до последних сил.       Но даже видя воочию это стремление, – возможно, виной тому была детская наивность, – я не мог понять простую истину. Пока не стал свидетелем чуда.       Едва звон церковного колокола прозвучал, я бежал со всех ног в святыню, моё юное сердце трепетало. «Ещё немного» – твердил разум, пока массивная дверь за спиной не закрылась с тихим скрипом, что тут же привлекло чужие взгляды: удивление, недоверчивость, волнение. Ребёнок действительно не должен находиться здесь. Но разве был он, Натаниэль, обычным ребёнком? Определённо не был. И вид открытого гроба не столь пугал, сколько вызывал священный трепет и сочувствие. Ведь душа покинула тело и обрела покой, но не сердца ближних ей, скорбящих родственников, любимых. Послышался надрывный всхлип. Я до сих пор помню осунувшуюся из-за горя женщину, сжимающую бледную ладонь мертвеца. То была мать почившего.       — Подойди, — звучит в приказном тоне, сухо, как свойственно людям мудрым и повидавшим многое, — Бог милостлив и справедлив, дитя, если ты верен ему, чист сердцем и душой. И Бог одарил меня своим благословением, дабы утрата близкого не покоробила ничью веру.       Тогда я не знал, что воля может быть столь сильна. Не знал и про одарённых. Поэтому не смог сдержать восторженный вздох, когда налитые покойным свинцом веки, дрогнув ресницами, распахнулись. Таков был дар моего наставника: ценой долгих молитв пробуждать покойных. Час искренней мольбы на коленях ради двух минут возвращения. И видя, как непоколебимо Он поднимался, не имея сил произнести и слова... Я всем сердцем возжелал стать на него похожим.       Год минул за годом, как произошёл тот переломный момент. Евангелие под рукой, крест на шее, а губы вновь произносят заученный текст библии, без единой ошибки, до самого последнего слова. В глазах напротив видна была гордость, и это воодушевляло настолько, что потраченные ночи в изучении казались мелочью. Избегать блуда, любостяжания, сребролюбие, стремиться к воскресению, ценить ближнего своего – всё стало смыслом моей, нового пастора, жизни.       Наставник передал мне своё место, но всё ещё читал молитвы, несмотря на то, что постепенно увядал. Взгляд заволокло старческой дымкой, голос подводил и ломался, но Он вновь и вновь начинал сначала. Я слышал, как глубокой ночью тишина разрывалась надрывным кашлем, видел, как человек, что заменил мне отца, лишился сначала зрения, а после и сил, и просил Бога помиловать, облегчить предстание перед кончиной…       Спустя десять лет, на холодную могилу опустился цветок.       «Мой Бог отныне умолк».