Совсем даже не весело

Процесс выздоровления проходит мучительно медленно. Их здорово избило и потрепало после падения, поэтому и заживление ран растягивается во времени на больший период, чем ожидалось изначально. Способствует исцелению по большей части усиленный отдых, а в случае Уилла ещё и хороший бурбон. Гораздо более удивительно, что их душевное здоровье восстанавливается в разы проще. Невидимые многочисленные раны, давние и глубокие, покрытые рубцами, осторожно залечиваются обоюдной честностью и заботой и бледнеют под светом благодарности и уступчивости. Свои новые жизни они проживают с непринуждённой синхронностью, исследуя обретённый ими мир с той мягкостью, которая может проистекать исключительно из уверенности в собственном выборе. Первый раз, когда они целуются, совершенно ничем не примечателен. Однажды утром Уилл просто проходит мимо на кухне и проводит тёплой ладонью вдоль изгиба спины, Ганнибал же подаётся назад и целует его с такой непринуждённостью, словно проделывал это годами. Уилл отвечает ему взаимностью, а затем далее продолжает свой путь к кофеварке, никак не комментируя произошедшее между ними новое проявление близости. Всё просто течёт своим чередом. Проходят дни, приходят и новые поцелуи, с обеих сторон они становятся всё более частыми и более жаркими. Их с Ганнибалом тяга друг к другу обоюдно равная, и при этом они так же одинаково осторожны, когда их тела соприкасаются бок о бок. Щека Уилла заживает быстрее всего, следующее на очереди плечо, пусть оно иногда и побаливает, когда Уилл не рассчитывает с тренировочными нагрузками. Простреленные же внутренности Ганнибала не столь податливы лечению. Хоть пуля и не задела никакие жизненно важные органы, рана получилась достаточно широкой, и она никак не даёт о себе забыть. Большую часть свободного времени Ганнибал проводит сидя, способный заниматься только чтением книг или поглаживанием волос Уилла. Уилл же чувствует его нарастающее беспокойство, когда тот вышагивает по квартире с грацией рыси, чтобы затем слишком быстро устать и обрушиться в кресло. А ещё он ни капли не удивлён, когда Ганнибал демонстрирует первые намёки на грядущий секс. Его поцелуи становятся всё более жгучими, более властными, а руки в это время исследуют и сжимают Уилла по всей протяжённости его тела. Не то чтобы Уилл против самой идеи, ведь на самом деле он совершенно точно желает того же, просто ему известно, что Ганнибалу всё ещё требуется время для полного восстановления сил. Он чувствует ужасающее, грызущее изнутри недовольство, когда один из их наиболее яростных приступов близости растягивается слишком надолго и в результате оставляет их обоих возбуждёнными, жаждущими и при этом неспособными ни к чему другому, кроме как вынужденно разорвать объятия и постараться прийти в себя. Уилл по крайней мере обладает роскошью отдрочить себе в ванной, но после парочки таких случаев он чувствует себя грязным и слегка виноватым, поэтому приходится сидеть в темноте и думать про Джека Кроуфорда, пока эрекция окончательно не угаснет. Обычно это происходит достаточно быстро. С каждым проходящим днём ему становится всё тяжелее отказывать Ганнибалу в том, в чём они оба нуждаются. Особенно сложно становится после того, как Ганнибал демонстрирует на практике возможности своего достаточно искусного языка, облизывая дрожащие, влажные пальцы Уилла и недвусмысленно убеждая в том, что ровно то же самое он мог бы проделывать и с его членом. Он предлагает, но Уилл по-прежнему чувствует себя джентльменом, который считает грубым кончить внутрь его горла и при этом не подарить Ганнибалу взаимной разрядки без риска каких-либо серьёзных повреждений для заживающей раны. В высшей степени грубым и отвратительным. Он предлагает попробовать отдрочить Ганнибалу в ответ, но тот требует либо всё, либо ничего. — Если ты можешь использовать свою руку, — настаивает Ганнибал, — значит, можешь воспользоваться и другими частями тела. Затуманенному возбуждением разуму Уилла такая логика кажется вполне разумной, тем не менее он всё равно отказывается заходить дальше, пока существует хоть малейший риск для здоровья Ганнибала. Пусть он и доверяет Ганнибалу отслеживать самому этапы собственного выздоровления, тем не менее каждый день проверяет состояние раны на животе, чтобы оценить прогресс. Они оба знают, что в этом действии присутствуют скрытые мотивы, но ни одного из них это не заботит, особенно когда пальцы Уилла задерживаются на коже чуть дольше, чем следовало бы, а затем скользят вниз. Одним из вечеров, когда наложенные швы со стороны выглядят достаточно зажившими и беспроблемными, Ганнибал затягивает Уилла в глубокий и почти насильственный поцелуй, грубо сжимая руками мышцы спины и впиваясь в кожу острыми ногтями. — Хочу, чтобы ты был внутри меня, — шипит ему в ухо. — И слово «нет» в качестве ответа я не приемлю. Уилл уже и сам на взводе, тем не менее предпринимает попытки освободиться из плена. — Понимаешь, я… На последующие слова его уже не хватает, потому что в ту же минуту Ганнибал скользит ладонью поверх его боксёров, обвивая формирующуюся эрекцию, и слегка надавливает. Такими же искусными движениями языка Ганнибал вылизывает шею прямо рядом с сонной артерией, затем прижимается губами к коже и затягивает её — на этом месте должен остаться грубый след. — Нет, Уилл. Сейчас. И Уилл неохотно соглашается, с очередным стоном погружаясь в рот Ганнибала и игнорируя любые доводы разума о том, что эта задумка ни к чему хорошему их не приведёт. Ганнибал ложится на спину, действуя максимально аккуратно, чтобы не повредить всё ещё заживающую рану. Затем он раздвигает ноги и демонстрирует Уиллу, как именно следует его подготовить, используя для этого содержимое стеклянной банки, доселе хранившейся в выдвижном ящике прикроватной тумбочки. Уилл самодовольно усмехается от осознания того факта, что Ганнибал неделями скрывал от него смазку, ожидая нужного момента. Спустя несколько минут аритмичной работы пальцами, сопровождающейся тяжёлыми вздохами, Ганнибал отстраняет руку Уилла и привлекает поближе его самого, направляя член внутрь себя. — Тебе не нужно быть нежным, — командует Ганнибал, и Уилл понимающе кивает. — Именно так я и хочу, — произносит в ответ, совершая первое движение навстречу. Он входит медленно и аккуратно, и при этом его действия напрямую выражают теплящуюся внутри него любовь. Уилл поглаживает волосы Ганнибала, целует его губы, лицо, шепчет, насколько же тот красив, и всё же накладываемые на них физические ограничения не позволяют им полностью наслаждаться процессом. Ганнибал прилагает максимум усилий, чтобы оставаться неподвижным, тем временем крупные жемчужины пота стекают с его бровей, а нижнюю губу он до посинения прикусывает зубами. Эх, вовсе не так представлял Уилл секс с Ганнибалом Лектером. Всё происходящее выглядит немного неловко, и никто из них не способен на нечто большее, чем эти медленные, вязкие толчки. С каждой минутой Уиллу всё сложнее балансировать на одной здоровой руке, а когда он предпринимает попытку распределить вес на обе, резкая боль пронзает плечо с такой силой, что он едва не матерится вслух. Тем временем Ганнибал обвивает рукой его шею, притягивая Уилла так близко, чтобы тот почти лежал грудью поверх его груди. Таким образом они и вовсе теряют возможность двигаться, Уилл может разве раскачиваться, выскальзывая с каждым движением, и такое положение дел их обоих глубоко разочаровывает. Ганнибал изо всех сил пытается держать марку, покрывая лицо Уилла поцелуями и заливая его уши нежностями с абсолютно не соответствующим ситуации жаром. — Прости меня, — шепчет Уилл. — Я не думаю, что… Ганнибал же даёт ему знак замолчать, а потом сжимается там, внутри, и впервые с начала этого эксперимента Уиллу по-настоящему приятно. — Ах… — выдыхает он Ганнибалу в губы. — Сделай так ещё раз. Тогда Ганнибал обвивает его плечи руками и подтягивается на них, меняя угол наклона таким образом, чтобы Уилл мог войти поглубже, а когда Уилл толкается вновь, он повторяет свой манёвр, сжимая мышцы вокруг его члена. Перемена позиции позитивно срабатывает и для него самого: следующий толчок попадает ровно в то самое чувствительное место внутри его тела, и на лице Ганнибала отражается неподдельный восторг. — Да, Уилл, да! «Ну, вот, уже неплохая поворотная точка», — проносится в голове у Уилла, и он ускоряет темп, стараясь при этом не особо налегать и не толкать Ганнибала, вне зависимости от собственного желания отыметь его так, чтобы тот на каждом толчке ударялся о изголовье кровати. Происходящее сейчас далеко от идеала, но секс у Уилла был настолько давно, а хороший секс — и того ранее, что одного осознания, что он имеет такого беспомощного Ганнибала, хватает, чтобы видеть звёзды и фейерверки, от которых недалеко и до финальной разрядки. Не в силах удержать нарастающее возбуждение, он с силой оттягивает волосы Ганнибала , запрокидывая его голову и скользя зубами вдоль его шеи. — Чёрт побери, Ганнибал, я же сейчас кончу. Сам Ганнибал только стонет под ним, и когда Уилл чувствует распространяющуюся по его животу влагу, этого оказывается достаточно, чтобы окончательно сорвать ему крышу. Он разрешает себе кончить и приподнимается на руках, чтобы проникнуть в этот момент поглубже, и тут же видит, что влага на животе Ганнибала — это кровь. Стоны удовольствия мгновенно превращаются в переполненный паникой возглас. Говорил же он себе, что ничем хорошим это не закончится. Сперма всё ещё вытекает из него, в то время как сам Уилл спохватывается и делает попытку зажать открывшуюся у Ганнибала рану и убрать предательски кончающий член. Итого правой рукой он зажимает живот, а левой пытается словить вытекающую сперму, чтобы та не попала в открытую рану. В попытке удержать равновесие он подаётся вперёд и невольно ударяет коленом Ганнибалу по яйцам. Тот вскрикивает от боли и рефлекторно поджимает колени к груди, отталкивая руку Уилла, отчего кровью оказывается залито вообще всё вокруг. Последние капли спермы покидают его член, Уилл вытирает руку о бедро и бросается на поиски любой близлежащей одежды, которую можно использовать, чтобы остановить кровотечение. — О боже! — громко причитает он. — Господи, Ганнибал, прости меня, пожалуйста. Ганнибал же способен только шипеть сквозь зубы, обхватив руками живот. — Аптеч-ч-чка… Ванная… Уилл подпрыгивает с кровати так резко, что спотыкается и падает на пол, дополнительно поскальзывается на размазанной по бедру перламутровой жидкости и проезжает по паркету, при этом каждый его шаг по спасению Ганнибала сопровождается неистовым чертыханием. Наконец он всё-таки добирается до ванной с единственной целью — начисто вымыть руки, и тут же невольно встречается с собственным отражением. Дико растрёпанные волосы, зацелованные раскрасневшиеся губы, пятна крови и спермы на животе от груди до паха. В ретроспективе приблизительно в таком состоянии он всегда и представлял себя после секса с Ганнибалом Лектером. Уилл хватает аптечку, даже не вытирая руки, и бегом возвращается к Ганнибалу, только чудом не поскальзываясь на оставленном им ранее месиве. Ганнибалу за это время удаётся сесть и подложить под спину пару подушек, рукой он по-прежнему плотно зажимает собственный бок. Рана больше не кровоточит, да и сам Ганнибал выглядит скорее сбитым с толку, чем претерпевающим сильную боль. По крайней мере его состояние для Уилла не выглядит плачевным, и смешанный с паникой страх понемногу отступает. — Ганнибал, прости, мне правда очень жаль, — произносит он, открывая сумку. — Каковы мои дальнейшие действия? — Найди шовный материал, — отвечает тот спокойно. — Мне нужно зашить всё повторно. — Может, будет лучше, если это сделаю я? — кротко предлагает Уилл. Ганнибал качает головой. — Я вполне справился с этим заданием и в худших условиях. Вообще пора вспомнить, что я был хирургом. Да и в целом предпочитаю не иметь на своей коже криво заживший шрам. Уилл хмурится. — Ну вообще-то с иглой я управляюсь неплохо, если ты видел мои приманки, а ты их, конечно же, видел… Ладно, сейчас определённо не время для ссор, — уступает наконец он, громко вздыхая. Далее Уилл передаёт Ганнибалу иглу с заправленной в неё нитью, и тот, сконцентрировавшись, принимается за работу. При более близком осмотре оказывается, что рана всё же не открылась заново, по крайней мере, не полностью, да и кровотечение уже прекратилось. Всё могло быть куда более плачевно. «А могло быть и гораздо лучше», — думает про себя Уилл, а затем решает не зацикливаться на этой мысли. Он присаживается на кровать сбоку от Ганнибала, неспособный придумать, чем в это время занять собственные руки, поэтому принимает решение просто поглаживать Ганнибала по коленке, пока тот работает. Ганнибал сначала улыбается, затем выдаёт сдавленный смешок, а дальше плечи его начинают трястись, а он сам прыскает от смеха. Эта истерика уже готова перерасти в откровенный хохот, тем не менее Ганнибал пытается сдерживать собственные порывы, раз он тут орудует иголкой в собственной ране, хоть всё его тело конвульсивно содрогается от смеха. Уилл смотрит на него так, словно тот сошёл с ума. — Ганнибал, — спрашивает он предельно вежливо, — что, чёрт побери, происходит? Слёзы уже вовсю текут из его глаз, Ганнибал останавливает работу и с любовью прикладывает ладонь к щеке Уилла. — Эх, Уилл, — произносит он ласково. — Сколько же бесконечных ночей я мечтал об этом, сколько лет потратил, представляя этот момент. Мои фантазии были бесчисленными и безграничными. Его верхняя губа вновь приподнимается, и, честное слово, он снова выдаёт дурацкий смешок. — Тем временем худшего развития событий просто не придумаешь! Смех перерастает практически в истерику, Ганнибал откидывается назад на подушки, прижимая руку Уилла к собственному животу, словно та поможет ему не двигаться. Не в силах избежать всей комичности ситуации и заразительного смеха Ганнибала, Уилл замечает за собой, что он тоже начинает булькать теми же неловкими смешками. Он склоняется над Ганнибалом, чтобы поцеловать его, хоть в итоге у них ничего и не получается из-за расплывшихся в улыбках губ и подрагивающих плеч. В конечном итоге они затихают, смех переходит в тихие вздохи, Уилл сворачивается калачиком рядом с Ганнибалом, пока тот завершает работу. Согнутой рукой он поглаживает неповреждённый бок, мягко пробегает костяшками по образовавшейся гусиной коже. — Скоро у нас всё получится, — произносит Уилл. — Без срывов на смех и без кровопотерь. Ганнибал подобно коту подаётся на поглаживающее прикосновение, а затем перерезает нить у самого основания. — Для начала мы попробуем не смеяться, — заверяет его Ганнибал и, перехватывая руку Уилла, обвивает её за запястье, подносит к губам, а следом целует кончики пальцев. — И, возможно, в следующий раз я буду сверху, — добавляет затем менторским тоном. Когда он опускает взгляд на всё ещё лежащего Уилла, его губы изгибаются в поддразнивающей усмешке. — Ведь ты совершенно не смыслишь, что нужно делать в подобных случаях. От получившегося в результате обиженного тона и такого неприкрытого шантажа они снова заливаются громким обоюдным смехом, и когда Уилл в шутку пытается ударить Ганнибала по груди, тот перехватывает его движение и вовлекает в искренний поцелуй, который заставляет Уилла забыть про саму первопричину его гнева. Спустя ровно два месяца и четыре часа Они падают, держась друг за друга, на залитые потом простыни, с жадностью заглатывая воздух, словно только что пробежали марафон. Ганнибал практически плачет, а Уилл находится в слепом бреду от возбуждения. На их телах царапины, из которых уже проступает кровь, глубокие следы от укусов и достаточно синяков. Ганнибал приподнимается за Уиллом и притягивает его к своей груди, оба покрывают поцелуями каждый доступный сантиметр чужого тела, к которому они только способны дотянуться. Слишком тяжело думать, тяжело дышать, и они оба слишком довольны текущим положением дел, чтобы требовалось формулировать хоть какие-то слова. Спустя ровно два месяца, четыре часа и тридцать семь минут — Ладно, беру свои слова назад, — небрежно произносит Ганнибал, когда ему всё же удаётся отдышаться. — Кое-что в этом деле ты точно смыслишь!