Уже никогда

Никто никогда не спрашивал у Мейтлендов, почему они так временили при жизни с ребенком. Никто, кроме Битлджуса. Он не в счет, он весьма бестактен и спрашивает всё и у всех. Барбара и Адам хотели ребенка. Очень хотели. Они бы лелеяли его и посвящали своему малышу каждую секунду своей жизни. Они бы оберегали его, как самый дорогой графин из хрупкого хрусталя. Этот ребенок жил бы в обстановке полной любви и внимания. Миссис Мейтленд всегда хотела девочку. Маленькую, миленькую. Представляла, как та, с изодранными коленями бежит и кричит: «Мама! Мамочка!». А мама бы обняла, пожалела и сказала, что все скоро заживёт, и подует на ранки. Представляла, как распутывает длинные непослушные копны волос малышки, обвиняя в этом гены мужа. Как она бы она учила свою дочурку лепить горшки, тоже представляла. И Адам мечтал о дочери. Грезил о том, как бы он обучал своему ремеслу — реставрации. Как встречал бы из школы своими нелепыми отцовскими шутками, а она бы смеялась, чтобы не обидеть. Представлял, как бы он одобрял или же наоборот её первого ухажёра. Супруги не раз вместе обсуждала, как они втроём бы проводили День Благодарения или же Рождество. Как бы ремонтировали вечно скрипучий пол и меняли плитку в ванной. Как бы они всей семьёй ходили в магазин и ругались с его владельцами. Однажды Мейтленды были готовы к появлению малыша не на какие-то 78 процентов, а на все 100. Барбара ходила с животом внушающих размеров, хвастаясь перед подругами. Ведь она родит самой первой. Адам гордо показывал коллегам колыбель, которую нашёл и отреставрировал самостоятельно. Он был этим доволен, ведь никто бы такого не сделал для своего ребенка. Дом был полон всяких вещей из набора «молодая семья»: пеленки, набор ползунок, различные игрушки, как антикварные так и обычные, подходящие для детей; бутылочки и соски, множество руководителей для новоиспеченных родителей. Если обобщить, то помещение просто переполнялось атмосферой счастливой семьи и уюта. Каждый вечер пара сидела на диване, рассматривая все это, и мирно ждали того заветного дня, намечая, на какую из стен они повесят пробковую доску, посвящённую их чаду… И этот день настал. Но, к сожалению, он оказался роковым для семьи Мейтлендов. Нет ничего страшнее и убийственнее, чем смерть ребенка, которого ты даже не успел увидеть и подержать. Выкидыш, стаз, мертворожденние… Все эти слова выжглись на сердцах и умах супругов болезненными, кривыми буквами. Малышка погибла, не успев повидать белый свет и своих родителей, которые так ее ждали… В доме Мейтлендов не прозвучала ни одна отцовская шутка. В доме Мейтлендов не был дан ни один урок по гончарному ремеслу. В доме Мейтлендов не звучали детские крики и смех. В доме Мейтлендов не разносился топот маленьких ножек по полу. В доме Мейтлендов колыбель осталась пустой. Друзья и близкие поддерживали пару, но не понимали масштаба трагедии. «Почему бы вам просто не завести нового ребенка и начать все сначала?» — говорили они. «Как вы можете скорбит по тому, кого даже не знали?» — утверждали другие. Муж с женой же не могли им дать весомого и аргументированного ответа, потому что к горлу подступал ком, а к глазам — слезы. Адам погрузился в то, что любил и умел лучше всего — в реставрацию. Он даже брал работу на дом, чем забавлял любимую. Таким образом он хотел забыть, что когда-то начал это ради ребенка, но ему все чаще начали посылать детские кроватки и манежики. Барбара тоже пыталась утопить горе в хобби. Она начала делать все больше и больше изделий из глины. Их стало настолько много, что супруги даже больше не нуждались в покупной посуде. Женщине помогали эти «рукодельные терапии», но любимые подружки лишь напоминали ей, что Барбс просто боится быть плохой матерью, потому создаёт что-то настолько же хрупкое, как малыша. Оба они пытаются забыться в любимых занятиях, но это лишь заставляет утонуть в печальных воспоминаниям. Периодически, по вечерам, когда они, как всегда, занимаются своими делами, взгляды женатых встречаются, и Адам задаёт избитый времен вопрос: — Стоит ли нам сделать следующий шаг? И в ответ получает тихое и неуверенное: — Пока нет. Будучи призраками, они все чаще вспоминают такие моменты. Если тогда, в прошлом, у них ещё был шанс, то сейчас его просто нет. Конечно, Лидия стала для них словно родной, но это никогда не заменит им ребенка, которого они так долго ждали и вынашивали. Барбара была инициатором выбросить и избавиться от вещей, напоминающих об их старой жизни. Мейтленды 2.0 не лепят горшки и не натирают колыбельки. Но кое-что они все же оставили. Женщина, перебирая хлам на чердаке, наткнулась на фарфоровую куклу. Это была маленькая девочка с темными волосами и яркими, словно живыми, глазами. Она была одета в платье, какие в детстве носила Барбс, а в руках ее был платочек, который всегда имел при себе Адам. Эту фигурку подарила паре мама женщины, как только узнала, что станет бабушкой. Она сделала ее сама и уверяла, что именно такой будет их малышка. Красивой… И живой. — Милая? Что ты там так долго? Нашла очередной тайник мистера Джуса? — мужчина рассмеялся, подходя к жене и поправляя сползшие очки. Миссис Мейтленд медленно повернулась к любимому. В руках она держала эту куклу, будто это ее настоящий ребенок. Она подняла мокрые глаза с фарфора и посмотрела на мужа. Адам повергся в шок. Он и забыл про этот подарок. На глазах обоих выступили горькие слезы. Так они и стояли минутами, просто смотря друг на друга, пока Барбара не кинулась в объятья мужчины, бросаясь в отчаянный плач. Кукла полетела вниз и разбилась вдребезги… Так же, как и когда-то последняя надежда Мейтлендов обрести семью.