теория ебучего разочарования.

Бутылка с мерзким звуком разбивается о пол, треск осколков отдает Терду в уши, заставляя дернуться. Кхай бессовестно целует девушку в губы, с упоением водит руками от шеи до ключиц, пока шум со стороны лестницы не отвлекает его. Он видит убегающего парня и спешит за ним. Терд никогда не думал, что целовать незнакомца так легко и так приятно. Чужой язык надавливает на зубы, заставляя Терда открыть рот. Чужие зубы больно цепляют его губу, когда разъяренный Кхай ударяет незнакомца по лицу, а после, совсем не жалея сил толкает Терда, который больно ударяется, к стене. –Ты ахуел? — руки сжимают чужое горло так, что собственные пальцы саднят и краснеют. Терду абсолютно привычно и смех, мерзким, дерущим комом встает в горле. Хуй поймешь, хочется засмеяться, что есть мочи или биться в истерике, да так, чтоб кулаками о стены, а после под струи воды, обнимая себя за плечи. Он крепко хватает чужие руки и клянется, что всего на секунду оглаживает кожу Кхая, а после руки убирает и шея горит, а самому непонятно, от боли или от того, что эти руки принадлежат Кхаю. — Иди на хуй, Кхай, — дергается резко, но чужая рука путь перекрывает, вторая держит за плечо. — Хватит вести себя, как ребенок, давай поговорим, — Терд не сдерживается, кулаком по столь ненавистному лицу проезжается, костяшки кровоточат, нервная ухмылка трогает губы. Глаза слезами режет, кто блять знал, что тело может так предательски дрожать? Он позорно сбегает, пока Кхай отвлекается на его слезы, за спиной много мата, а ноги путаются между собой, его молитвы услышаны и он не падает. В комнате Ту прижимает его к себе, позволяя намочить свою футболку, гладит по голове и шепчет что-то на ухо. Кхай заявляется, без спроса открывая дверь. Ту тактично сливается, мысленно моля всех богов, чтоб его комната осталась цела. И не зря, как только дверь за спиной Ту захлопывается, Терд кидает в Кхая полупустую бутылку и нервно смеется. «Ты придумал, как мне помириться с Милк?» «У меня семейный ужин» «Ты должен поцеловать меня в щеку» «Я к нему подкатывал, даже на байк его посадил» «Когда станешь моей сучкой» Кхай наваливается сверху, руки к полу прижимает и целует, целует так, что легкие адским пламенем горят от нехватки воздуха. И Терд позволяет себе эту слабость, отвечает на поцелуй, чувствуя, как соленые капли из собственных глаз, скатываются на губы, наполняя поцелуй горечью. —Либо ты уходишь из дикарей, либо я, —он сталкивает Кхая, пока тот глазами хлопает, ловя, кажется полный ахуй. И Терд первый раз за ебаные три года перестает чувствовать себя тряпкой, ладони в кулаки сжимает. — Я не хочу тебя видеть, не хочу даже вспоминать, что было, я хочу тебя забыть, блять, — он падает на кровать и руки за голову заводит. У Кхая в голове мысли вихрем крутятся, в чувствах собственных разбора нет, сердце гулко стучит по ребрам, но сказать, что-то страшно. Терд за дверь выкидывает, предпочитая не думать, о том, что за эти десять секунд пытался максимально точно запомнить какова на ощупь его кожа, запах его парфюма и кулон все-таки оставляет себе. На кровать клубочком, руки к груди подтягивая, подвеска кожу обжигает и как самоцель доказать, что забыть легче легкого, но в голове, как мантра люблю люблю люблю. Перед глазами все моменты, прожитые вместе, отчаяние немым криком застревает глубоко в глотке и он давяще всхлипывает, грубо прикусывая губу. Остатки фото разрывает, рвет до малейших кусочков, так, чтоб рука склеить не потянулась. Каждый день, каждое касание отдает глухой болью под ребрами. На следующий день, Терд с остальными дикарями абсолютно показательно встают из-за стола, когда Кхай приземляется рядом. Ту губы поджимает, и виновато жмет плечами, напоследок хлопает по плечу и спешит за друзьями. Между тем, Кхай схватит Терда за руку, на что тот, насмешливо фыркает, еще и напоминая, что такие как он, Кхай, привыкшие кидаться своим телом никогда не меняются, а еще, кажется, он называет его шлюхой. —Мы могли заниматься любовью, но ты выбрал секс, — Терд толкает его, хотя расстояние позволяет пройти не касаясь. Кхай страдает, а осознание яркой, почти ослепляющей вспышкой накрывает с головой. Любовь — это даже не там, где Терд, а это и есть Терд. Вечно заботливый, всегда рядом, поможет, обогреет, прижмет к груди покрепче и будет рядом. Терд — один из тех, кого Кхай пользовал. Но только сейчас он понимает, что единственный нужный ему человек всегда был рядом, видел всех тех девушек и абсолютно с каждой помогал. Вот только Терду уже не надо, у Терда уже не горит. Терду слишком привычно получать от Кхая только боль и разочарование, ему не впервой. Кхай названивает ночами, словно умалишенный, извиняется извиняется извиняется, потому что без Терда страшно, одиноко и неправильно. Терд, как неотъемлемая части жизни Кхая, будто бы до него ничего не было. Кхаю тяжело, потому что он сам проебался. Терд во время этих звонков блядских, рот рукой закрывает и плачет беззвучно, потому что эта сука конченая не должна узнать о том, что все еще больно. И скинуть каждый раз сил не находится, молчит, изредка позволяя слабым всхлипам прозвучать на том конце телефона. —Я люблю тебя, — у Терда после этих слов дыхание перехватывает, так долго ждал. — Поздно, — сбросить стоит огромных усилий, этой ночью он почти не спит. Ревет навзрыд, хватаясь за голову, колени обнимает и плачет, так что лицо распухает и успокоиться не может. Больно почти физически, вдохи получаются маленькими и рваными, восстановить дыхание не получается. Его сердце так и остается разбитым, а надеяться на что-то другое было изначально глупо. Он к кулону губами жмется и клянется забыть Кхая, завтра честно забудет, а сегодня он будет листать ебучий кьютбой и утирать слезы, как и все бывшие этого уебка. //не звони мне по ночам уже слишком поздно, я устал тебе кричать — это невозможно//