Привкус горечи на губах

—… — Так и будешь молчать? — первый перебивает тишину Польша — О, Боже, Поль! Нам дали единственные выходные за долгое время, ты действительно хочешь провести их со мной шарахаясь по городу? — ноет Герман — Именно. Сегодня чудесная погода, так что я подумал, почему бы не прогуляться в такую погоду со своим лучшим другом? — Ты правда хочешь заставить мои ноги отвалиться. — Я могу зайти за тобой, если хочешь. — Не надо, спасибо. — Ну, если ты не хочешь ходить куда-попало, то почему бы тебе не зайти ко мне в гости? Приглашаю, хах! — О-о-о, птенчик приглашает меня в своё гнёздышко? Я так давно в нём не был.. — Твой пернатый друг ещё успеет тебя выгнать полетать в небо. А пока, я буду ждать тебя, Гер. — Это мы ещё посмотрим, пшек. До встречи, — и дождавшись ответного прощания, немец кидает трубку. Тихо вздохнув и переварив то, что ему придётся куда-то идти, он встаёт с кровати. На лице уже были те же очки с тонкой оправой. Немец подходит к зеркалу и смотрит на себя. Волосы были растрёпаны. Сладко и протяжно зевнув, обнажая свои острые зубки, делает потягушки и берёт расчёску со стола. Снова глянув на своё "гнездо", тот мимолётно улыбается, вспомнив, как поляк лениться банально расчесать свою непослушную и пышную шевелюру. Волнистые и кудрявые на концах волосы легко поддались и были уже не такими растрёпанными по итогу. Сделав одну прядь на бок как и обычно, оставив расчёску на прежнем месте, Германия направляется в ванную, само собой, чтобы умыться и почистить зубы. Водная процедура заняла около четырёх минут. Герман снова вспоминает сонного и ноющего поляка, у которого болит голова после вчерашнего бухища. Все подобные воспоминания заставляют парня улыбаться и чувствовать где-то в сердце тепло. — Как же хорошо, что птенчик пригласил в своё гнездышко... — сам себе бубнит Федеративная Республика, переодеваясь. С счастливыми воспоминаниями и хорошим настроением, немец сам не замечает как уже стоит перед дверью. Стучится. Как будто Польша сидел под дверью ждя Германию, тут же открывает своему лучшему другу дверь. Распахнул руки. дождался когда немец перейдёт через порог, закроет дверь, а только потом уже накинулся на того с объятиями. Видимо не только на одного Германа нахлынула ностальгия. — А ты быстро пришёл, — подметил славянин. — Ну, в отличии от твоих, мои ноги куда длиннее, — шутит немец, обнимая и поглаживая Полю по голове. — Раз уж твои ноги такие длинные, значит и весь город обойдём за считанные минуты. — О, помилуйте мои ноги, господин! — шутливо умоляет Германия. Польша в свою очередь гордо задирает голову, отпускает того и самодлвольно расплывается в улыбке: — Так уж и быть, сегодня пойдём только в парк. Обменявшись несколькими словами, парни решили, что немного посидят в квартире пернатого, посмотрят какой-нибудь фильм, а потом и пойдут в парк. Так и поступили. Выпили по баночке пива, посмотрели что нашли, да вышли на улицу в парк. Парни тепло улыбались, о чём-то разговаривая, кажется, наслаждаясь не погодой, а общением друг друга. Так они и дошли до того самого нужного им места. Людей было не много, но и не мало. Тут не кипели толпы. Каждый занимался своим. Страны разгуливали по аллее, так же болтая. В конце концов они уже были далеко не в парке. Был не такой разгар дня, потому, было менее жарко. — Только посмотри! Небо сегодня по особенному красиво, — как-то даже мечтательно произносит Республика Польша, глядя на плывущие мимо облака. Он вместе с Германией сейчас лежали на траве. Точнее на газоне какого-то двора, где не было практически людей. — Не стану отрицать, — отвечает тому немец, с улыбкой наблюдая на какую-то даже детсткую, что-ли реакцию поляка. Глаза лучшего друга даже казались красивее обычного в такие милые моменты. Наступила тишина. Она не была неловкой, наоборот, даже приятной. А в добавок к этому дул тёплый ветерок, мягко касаясь всего, к чему только мог прикоснуться. Резко вид Польши стал каким-то задумчивым. Он что-то думал и даже не очень-то и вглядывался в красивое, как ему недавно казалось, небо. — Ты мне дорог, — неожиданно сказал поляк — М? — вопросительно глянул на того Герман, кабы прося повторить. — Ты мне дорог, — повторил Поля — Ты мне тоже, — честно признался немец и заулыбался. Польша улыбнулся в ответ и взял того за руку. Герман расслабился в улыбке. Решил, что насладится этим приятным моментом. Неожиданно, младший нависает сверху над славянином. Их лица были всего лишь в нескольких сантиметров друг от друга. Первый смотрел то куда-то на губы юноши, то прямо в глаза. И всё-таки сократил эти жалкие сантиметр между ними и вовлёк в поцелуй. Он был аккуратным и неуверенным, но наполненный теплом и... Любовью. Польша же в то время не сопротивлялся и наоборот шёл на встречу, углубляя поцелуй. Но всё равно Германия брал все верха и стал более уверенным в своих действиях. Губы поляка отдавались сладкой горечью от выкуренных сигарет и выпитого алкоголя когда-то. И этот привкус был очень приятный лично для самого Германии. Этот поцелуй как будто пьянил куда хлеще всякого алкоголя.. Крыло Польши распушилось, пока его руки обвили шею виновника этого поцелуя, а пальчики словно вплелись в его волосы, сжимая и спутывая их от наслаждения. Тело бросало в жар. Но к сожалению всему приходит конец. Первому, кому начало не хватать воздуха, так это — поляку. Он слегка оттолкнул от себя немца и тот послушно отсторонился и лёг снова куда-то рядом. Щёки горели ярким румянцем. — Прости, я... Я не понимаю, что на меня нашло, — начал оправдываться Герман. — Ты сказал, мол, боль хочет, чтобы её чувствовали. Могу ли я стать твоей болью? — тихонько произносит Республика, с какими-то огоньками в глазах смотря на небо. Немец только смутившись, берёт его за руку и тянет её к своим губам. Поцеловав тыльную сторону руки, тот коротко, но мягко отвечает: — Да. И даже без прямых слов, они поняли, что чувствуют друг к другу. Навряд ли в дальнейшем будут относиться друг к другу как друзьям или лучшим друзьям. Но это уже совершенно другая история....