Дневник Бога Смерти

Интерес — двигатель всего, и Смерти в том числе.

В кромешной тьме трудно понять существуешь ты или нет. Есть ли у тебя тело или хоть какая-то другая оболочка — неизвестно. Но есть простой способ это проверить — попробовать коснутся себя руками. Проблема лишь в том, что ты даже не знаешь, есть ли у тебя эти самые руки. Если выражаться точнее, то это было как пробуждение ото сна, но глаза открылись все в той же темноте, и уже даже не ясно сон это или реальность. По сути, тогда даже не ясно открывались ли вообще эти глаза. Сказать точно, сколько я существую, я не могу по причине все той же самой темной пустоты. Время для меня было неведомо, а скорее даже не важно. Поэтому, когда перед сознанием появилось хоть что-то немного отличающееся от темноты, то это можно считать началом отсчета моего существования, хотя никакого начала и не существовало в принципе. Каково это — быть первым? Быть открывателем? Как в школе, когда на медосмотре нужно сделать прививку и не могут решить, кто же пойдет первым. В итоге первым идет тот, кого не жалко, либо какой-то отчаянный смельчак. Как бы там ни было за этим первым, идут все остальные. В каком-то смысле они поручили ему «прощупать почву» ради собственной же безопасности. Но для этого времени понятия школа, прививка, жалость, смелость не имеют ровно никакого значения. Да и само понятие первичности было еще неведомо до моего появления. Та ночь, так ясно отображается в моих воспоминаниях, будто я все еще нахожусь там, среди травы, что колышет ветер, под светом Луны и звезд. Первые образы, ощущения всего того, что находилось вокруг, принимались сознанием легко, как само собой разумеющиеся. Кто я, откуда и зачем нахожусь здесь, мне было неведомо, также как и то есть ли смысл идти куда-то или что-то делать. А если его нет, то что тогда? Можно ли продолжать стоять посреди травы, что колыхал ветер под светом луны и звезд? Но вскоре, огромный белый шар заменил другой, но в отличие от первого, этот своим светом затмил свет звезд, а трава с его появлением обрела другой цвет. Солнце. Зеленый. Впечатление того, что я ничего не знаю, но в любой момент могу узнать все, прочнее заседало во мне с каждым новым образом. Не было ни малейшего представления, сколько времени прошло, лишь Луна сменяла Солнце, а мое местоположение не изменилось. Казалось, что так будет продолжаться и продолжаться, а меняться будут только шары в небе, но кое-что все-таки заставило меня прийти в движение. В пору, когда Солнце только сменило Луну, а на прежде голубом небосводе, что рассекали только облака, появилась черная точка. Она медленно приближалась ко мне, приобретая все более четкие очертания. Птица. Ворон. И что было странным так это…все. Странная форма, цвет, легкость с которой птица пересекала небо. По мере ее приближения нечто неизвестное зарождалось внутри. Но, не дав мне времени понять, что это, ворон пролетел мимо, даже не повернув голову в мою сторону. Будто даже не заметив. А неведомое внутри все росло и крепло, пропорционально тому насколько отдалялась от меня чернокрылая птица. Было интересно, каково это иметь такую форму, цвет? Каково это летать? Непонятным для меня образом, восприятие окружения изменилось, а вид на горизонт был прегражден зеленой травой. А что дальше? Как взлететь черной точкой в лазурное небо? Интерес толкал вперед. Что-то шептал, говорил о том, что нужно делать, но его было почти неслышно. И будто учуяв этот шепот, траву зашевелил ветер, а внутри в ответ на это что-то отозвалось, скручиваясь в предвкушение. Крылья раскрылись сами собой, иссиня-черные хвостовые перья распушились на встречу, невидимому потоку, а маленькие лапки оттолкнулись от земли, вторя первому движению крыльев. О, это было непередаваемо — ощущать, как голод интереса частично приглушается. С каждым взмахом крыльев черная точка, что уже исчезла с линии горизонта, начала приближаться. И вот уже знакомые очертания совсем рядом, но догнать их никак не удавалось. Кроме того, все нутро говорило о том, что птица не ощущает еще-чьего-либо присутствия, и дело было вовсе не в расстоянии. Кроме нас двоих, вокруг не было никого до самого горизонта, но ворон летел так, будто не ощущал преследования, так же, как и на том лугу, и упорно летел только в одном ему известном направлении. Знание собственной неосязаемости открылось в сознании подобно тому, как ветер качает траву из стороны в сторону. И это было та правильно и естественно, что не вызывало лишних вопросов. Просто так было нужно. Есть форма — значит, ты осязаем, имеешь тело. Тебя можно потрогать, почувствовать твое присутствие, ты привлекаешь внимание. Но что, если тела нет? Нет формы, что принадлежит именно тебе. Это значит, что внимание ты ею не привлечешь. Но в таком случае остается еще один способ сделать так. Невнятный «кар» разрезал тишину тупым ножом, оставив борозды и неровности, но все-таки он был услышан. Доказательством служила повернутая маленькая голова, что глазами искала источник звука. Искала и не находила. И лишь когда черные перья мелькнули перед ее клювом, в испуге активно захлопала крыльями, отлетая в сторону. Ну вот, цель достигнута, она перед тобой. Но интерес, что все это время толкал вперед, не исчезал, а только усилился. Было несколько любопытно догнать ворона, столько посмотреть в эти маленькие глазки. Понять, что же плещется в их непроглядной глянцевой темноте. И вот сейчас там было то, что, несомненно, привлекало, тянуло к себе по непонятной на то причине. За неимением этого? Потому что было интересно узнать, понять суть этого самого чего-то? Возможно, но точно не до конца именно поэтому. Это влекло невидимой, тонкой нитью, что заставляла подчиниться. И нехотя, с большой натяжкой, следовать за ней было нужно. За нитью, которой отзывалось все нутро. Птица все так же кружила вокруг, а потом с клюва слетел «кар» и ворон отправился в ту же сторону, что и прежде натягивая все ту же ниточку, воле которой вновь хотелось последовать. Когда Солнце уже готово было уступить место белому шару, ворон начал снижение. Он приземлился на ветку дерева, похожее на одно из множества тех, что мы пролетали прежде. Почему птица села именно на это было не ясно. Приземлившись на ту же ветку что и чернокрылый, птица резко повернула в мою сторону глаза-бусины. В них снова было то, что не объяснить для себя понятным образом. Но, с другой стороны, в глазках существа был ответ, что лежал на самой поверхности, только руку протяни. Но уже спустя миг они прояснились, а ворон будто вспомнил что все это время находился не один. А потом произошло нечто странное: ворон закрыл глаза. Просто отрезал себя от мира, в котором был буквально только что. Просто погрузился в темноту. В ту самую. Было не трудно догадаться, что для птицы глаза были чем-то схожи на то, как собственное сознание воспринимает окружение. Но неужели можно было вернутся туда таким простым способом? В начало. Повторить действие было совсем нетрудно, а после темнота пришла мгновенно. И… ничего. Это было не то. Здесь было свободно, практически не отличалось по ощущениям, что были до. А там было не с чем сравнить. Не было той свободы, благодаря которой можно было оказаться в другом месте, просто открыв глаза. Было просто… никак. За все то время, что белый шар освещал небо, ворон так и не открыл глаз. Последующие несколько смен небесных светил прошли в подобном ключе. Мы летели под светом Солнца, и сидели на ветках деревьев или в густых зарослях травы, когда Луна сменяла своего предшественника. Еще иногда ворон проглатывал всяких насекомых: маленьких и чуть больше, блестящих и склизких — ворону было абсолютно все равно какие они на вид. Да и мне в принципе тоже. Намного интереснее было то, что происходило, когда эти маленькие существа исчезали в черном клюве. Вокруг начинали появляться … нечто? И что самое интересное, видимое только мне. Черноперой птице на них было все равно, даже когда одно из этих существ, прошло сквозь ее клюв. Но эти полувидимые нечто существовали всего несколько отсчетов времени, а потом растворялись. Почему они появлялись, куда исчезали и откуда они вообще — на все это ответ был. И был он во мне, но опять-таки, кто-то из нас двоих не был готов к раскрытию. К моему постоянному нахождению возле ворона, последний почти привык — он то знал о моем молчаливом присутствии за его крылом, то забывал об этом как о том, чего никогда не было. Казалось, что так могло продолжаться очень долго без изменений, если бы не очередная смена Солнца на Луну. В тот раз мы сидели в густом лесу, довольно высоко над землей. Ночь была тихой и звездной. Треск жучков и шуршащие ветром листья только дополняли эту тишину. Ворон уже довольно давно не открывал глаз, а мне это, как выяснилось, было без надобности, так же как и жучки которых поглощала птица по несколько раз на день. Просто хотелось никогда не закрывать глаз, даже на самое короткое мгновение… И вдруг тишина стала слишком тихой. А мгновением позже какая-то гибкая тень накрыла тело спящего ворона и стремительно полетела с ним вниз. Глухой стук удара об землю, сдавленный «кар» и вновь, тишина пришла в движение. Только теперь это не была трель насекомых, а непонятные чавкающие-хрустящие звуки, что доносились снизу. Невидимая нить потянула нутро туда же, и вот с тихим шелестом крыльев лапы ступили на землю. Над тельцем ворона, склонившись, стояла все та же тень. Только это оказалась и не тень вовсе, а гибкое тело, покрытое шерстью, с четырьмя лапами вместо двух, и тонким коротким хвостом, что нервно дергался из стороны в сторону. Ворон же лежал неподвижно и смотрел в мою сторону. И тут челюсти дикой кошки сжались сильнее на шее птицы, послышался хруст, и вот две глянцевые темноты потеряли свой блеск, а взгляд стал пустым. Безжизненным. А дальше случилось то, что происходило с теми жучками. Рядом появился сгусток, едва видимый, но вполне существующий. Он парил над телом ворона, и что-то подсказывало, что и он скоро исчезнет. Тонкая нить натянулась и вела она к этому сгустку материи. Маленькие лапы сами ступили в сторону непонятной субстанции, а все нутро буквально вопило, о том, что это и есть тот самый ответ, который теперь можно было взять. Ощущая себя как в той самой первозданной тьме, клюв коснулся… …души. Желтые глаза кошки, в пасти которой было тело чернокрылого, уставились в мою сторону, но не видели. А душа, что была в ней, явно ощущала того кто может с легкостью ее забрать. От неясности новых ощущений кошка глухо рыкнув, одним большим прыжком скрылась в глубине леса. А душа ворона так и парила над землей, но не исчезала, поскольку была привязана ко мне. Привязана к Смерти. Мне еще предстояло узнать, что такое собственно «смерть», «души» и почему они могут исчезнуть и как это предотвратить и зачем мне это вообще делать. Предстояло узнать о чувствах, и еще непосредственно ждала встреча с теми, кто научился все описывать словами.