***
Все трое не отрывают от неё взгляд. Настороженные, опасливые. Она накалилась до предела, побелела от жара. Одно-единственное видение не даёт покоя: перед глазами маячит знакомое лицо, искривлённое злостью и испачканное кровью. Женщина из этого видения нисколько не изменилась, не постарела ни на день. Энди так надеялась, что Норико погибла без мучений. Погрузилась глубоко в воду и, несмотря на тщетные попытки победить судьбу, утонула. Однако реальность страшнее. Норико веками была похоронена в самом сердце океана и осталась жива. Она глотала воду и захлёбывалась ею, умирала и восставала из мёртвых тысячи раз. Ещё одна составляющая реальности — вина. Андромаха не смогла спасти её, не возымела мужества утонуть вместе с ней, последовать за любимой в морские чертоги. Трусиха. Норико положила конец её одиночеству, разделила с ней проклятье вечной жизни, и оплатой за эту помощь стало предательство. — Не надо было прикрывать меня, Найл… — Да ну?! — Девушка хочет приблизиться к Энди, заглянуть ей в глаза, но Юсуф останавливает её, притянув за плечи и прошептав на ухо успокоения. — Что ещё скажешь? Какие гениальные мысли пришли в голову? — Хватит вам обеим! — Никколо встаёт между женщинами, пока не стало поздно. — Джо, пойдите развейтесь. Оба. Юсуф коротко кивает и без слов уводит девушку подальше от скорбящего лидера. Энди присаживается на корточки и с силой оттягивает волосы на голове. Отчаяние. Вот что медленно выгорает в ней. Не нужно было, не нужно было защищать её! Она бы уже была мертва. Пала бы от рук той, кто достоин чести убить её. «Чести». — Босс… — шепчет Никколо и садится на пол рядом. — Какого чёрта? Не нужно было прикрывать? Энди перехватывает обеспокоенный взгляд и горько смеётся, глотая слёзы. — Знаешь, есть один плюс в моей смертности. — Она выдыхает, чувствуя, как груз, который обременял её все шесть тысяч лет, падает с плеч. Облегчение так ново для неё… — Теперь я смогу заплатить. — Энди… — одними губами произносит Никколо, качая головой. — Тебе не за что платить. Ты не виновата. Никто не виноват. — Помогает крепче спать по ночам, да? — Я серьёзно. — Я тоже. — Чёрт тебя подери… тебе приказали долго жить, Энди. Полвека у тебя точно есть. Для людей вроде нас это ничто, но не для смертных. И ты теперь, дорогая, тоже смертная. За эти оставшиеся годы можно совершить много благородных поступков. — Много не получится, — многозначительно парирует Энди, — но один благородный поступок всё же успеется. — Нет… ты не всерьёз! Энди поднимается на ноги и подаёт Никколо руку. Тот, нехотя приняв помощь, встаёт и тут же разрывает контакт. Он умный. Всё понял. — Почему, Энди? — умоляет он. — Почему? — Если бы ты мог выбрать время и обстоятельства смерти, каким бы стал твой выбор? — Никколо знает, к чему она ведёт. Знает и не хочет слышать. Отнекивается. — Ну же. — Я бы выбрал умереть рядом с Джо… Энди считает дискуссию оконченной. Никколо же противоположного мнения. — Просто держи в памяти всё, что увидела у Копли. Все фотографии и коллажи. Каждый твой поступок за эти шесть тысяч лет имел результат и был важен для человечества. Твои ошибки не определяют тебя. — Спасибо, Ники, — говорит женщина, раскрывая руки для объятий, продлившихся необычно долго. — Правда. Никколо отвечает скомканным «конечно» и хлопает босса по плечу. Он заметно посветлел в лице. Скорее всего, в сердце поселилась надежда на то, что он смог её переубедить. Или, того лучше, что её намерения не так серьёзны. К сожалению или к счастью, Андромаха Скифская никогда в жизни не отступалась от намеченных планов. Не пристало делать это сейчас.***
Прошлая встреча с Норико была столь скоротечна, что Энди осознала случившееся лишь по прошествии нескольких часов. Норико действительно жива. Жива и стоит перед ней прямо сейчас, не постаревшая ни на день. Такая же уверенная и бойкая. Опасная услада для глаз. Долгое время они идут по пустынной алее молча. Энди, владеющая десятками языков, не знает подходящих слов для выражения мыслей, что мучают её очень давно. Она хочет сказать, что ей жаль. Что она потратила десятки лет на поиски и не пожинала плодов, потому оставила попытки, хотя не следовало. Не следовало останавливаться ни на секунду. Вместо этого она хмурится и говорит, что молилась за Норико и её скорую, безболезненную смерть. В ответ она коротко и злобно смеётся. Этот смех скручивает внутренности, беспощадно вьёт верёвки из великой Андромахи из скифов, напоминая о былых днях. Энди, словно школьница-простушка, неловко поправляет себя: — Надеялась. Я хотела сказать надеялась. Норико оборачивается на неё и смеряет взглядом наставницы, разочарованной в своей лучшей ученице, которая может больше, выше, амбициозней. Когда-то всё было наоборот. Они игнорируют насущную тему и говорят о человечестве, добре и зле, отчаянии и надежде, об их предназначении как единственных бессмертных на Земле. Энди, как и планировала, не поправляет её и не признаётся в том, что утратила бессмертие. Сложившийся разговор приводит к выводу о том, что они резко расходятся во мнениях, ибо страдали в жизни по-разному, вынесли для себя противоречащие друг другу уроки. Прошло невообразимо много лет. Уже поздно что-либо исправлять, пытаться достучаться или просить прощения. Андромаха говорит об этом открыто: — Больше нам не о чем говорить. Мы не поймём друг друга. — Ты права, — кивает Норико и проворно преодолевает расстояние между ними. — Лучше я покажу тебе, что сделало меня такой! Она достаёт нож из рукава своего плаща и молниеносно вонзает его в грудь старой любви — пыльному пережитку страдательного прошлого. Повреждённая кожа поёт и вибрирует под уверенной рукой, ведомой местью. Энди кашляет и ловит ртом воздух, но не кричит: лишь смотрит ясным и светлым взглядом на ту, что украла сердце тысячи лет назад и теперь без зазрений совести проткнула его. Норико немо озирается по сторонам и не двигается с места, мёртвой хваткой держась за окровавленный нож. Энди со второй попытки дотягивается до него и торопливым, смазанным движением сжимает руку любимой, пачкая ладони в собственной крови. Норико отрешённо следит за наполненными предсмертным покоем действиями Андромахи, слышит её шумное дыхание и смотрит в застывшие глаза. Всё это слишком напоминает произошедшее Лайконом когда-то давно. В Норико врастает паника. Невозможно. Неужели Андромаха тоже… Норико не может удержать заметно потяжелевшее тело возлюбленной и, придерживая её за голову, падает на асфальт вместе с ней. — Норико… — тихо зовёт женщина, давясь красным и протягивая к любимой холодные руки. — Ты здесь? — Да, любовь моя, — отвечает она к своему удивлению, утирая слёзы и размазывая чужую кровь по своему лицу. — Я здесь. «вместе вы слишком могущественны». Андромаха криво и блаженно улыбается. Её лицо постепенно пустеет: жизнь покидает его, оставляя полностью осушенным. Глаза блекнут, черты, при жизни выделявшие характер, сглаживаются, конечности твердеют в преддверии трупного окоченения. Не в силах сдержаться, Норико целует её губы, горькие, манящие, горящие белым пламенем. Она целует её долго и глубоко, не помня себя, своего имени и плана отомстить, не помня чёрного морского дна, ставшего тюрьмой, и всех тех одиноких лет. Разорвав поцелуй, она с трудом отстраняется, слезами орошая блестящие волосы скифской богини, и дрожащими пальцами проводит по лбу, носу, щекам и губам, чтобы добиться ответной реакции. Холод смерти жжёт живую кожу. Норико закрывает рот ладонью и кусает с её внутренней стороны, чтобы заглушить отчаянный рёв.«для созданий вроде тебя не существует спасения».