Свяжи меня

– Кас, будь другом, иди сюда и свяжи меня. Вот именно поэтому Дин считает Кастиэля офигенным – тот молча хватает веревку и даже не спрашивает, на кой это понадобилось, хотя ему явно любопытно. По его уникальной логике, Дин бы не стал о таком просить без повода. А значит, какой бы глупой ни казалась эта просьба со стороны, ее надо выполнить. Вот и все. В итоге Кастиэль просто ждет, пока охотник сядет на вытащенный из кухни стул и заведет руки за спину, а потом связывает. Обматывает веревкой металлическую спинку, потом его запястья, опять спинку – и затягивает на руках тугие петли. А Дин просто сидит и позволяет ему это делать. Честно говоря, он думал, будет сложнее. Думал, его тело взбунтуется против такого к себе отношения. Но рефлексы, давно и крепко вбитые в подсознание, почему-то не видят в Касе врага и молчат, будто ничего особенного не происходит. – Знаешь, меня слишком часто связывали в последнее время. Охренительно часто. И надо что-то с этим делать. Не знаю, каким чудом никто не перерезал мне глотку, пока я сидел, обмотанный веревками, сам бы я на месте монстров уже давно так сделал, чисто из принципа… Но, думается мне, рано или поздно мое везение закончится, и они перестанут уже тупить. Как по-твоему? Дин замолкает, надеясь, что ангел с ним согласится. Честно говоря, Сэм тут никой проблемы не видел, ему проще было находить и спасать обездвиженного брата снова и снова. И да, обычно это удавалось. Но вот самому Дину уже до смерти надоело попадать в такие ситуации. Больше его никто не застанет врасплох! Больше НИКОГО из них не застанут врасплох, они ВСЕ будут готовы! Дин поворачивает голову, но с его позиции видно только растрепанные волосы Каса и рукав его плаща. – И связывай, как следует, не надо меня жалеть! Какой смысл в этой проверке, если делать все понарошку, чисто для вида? Реально уже достало, что монстры на меня бросаются, приматывают к стулу или запирают в какой-нибудь грязной комнате! А выпутываться из веревок, если тебя правильно связали – это, кстати, жутко сложно. Тем более, когда перед носом кто-то размахивает ножом, а ты при этом еще даже в себя толком не пришел. В общем, я тут подумал: неплохо бы приделать к часам лезвие, такое, чтобы и запястье не резало, и могло выскакивать, когда надо. Маленькую такую изогнутую бритвочку, невидимую со стороны… Он замолкает, когда Кас еще сильнее затягивает веревку, да так туго, что в руках уже не чувствуется пульс. Кстати, там, вроде бы, даже не одна веревка, а две… М-да. Попроси ангела что-то сделать, как следует – и он сделает, мало не покажется. Но, с другой стороны, Дин ведь сам этого хотел! И вообще. У него всегда был принцип: либо делай хорошо, либо не делай вовсе. Он вынимает лезвие, даже каким-то чудом не отрезав себе кончики пальцев – и это можно считать маленькой победой. Но веревки все равно слишком тугие, чтобы повернуть хотя бы одно запястье и дотянуться до них режущим краем. Дин двигает руками, пытаясь хоть немного ослабить путы, но быстро понимает, что ему это удастся лишь, содрав несколько слоев кожи. Кастиэль в этом, конечно, не виноват. На него даже сердиться бессмысленно – он, в конце концов, сделал именно то, о чем его просили. Кто-кто, а Дин уж точно не собирался ныть из-за того, что надо все начинать сначала во время тренировки. Только вот ангел до сих пор стоит, пялясь на него своим немигающим взглядом, и это, честно говоря, немного сбивает настрой. – Кас… Эй, Кас! Не знаю, как ты, а я вполне уверен, что плохие парни не будут стоять вот так и таращиться, пока я освобождаюсь! Ага, если бы он реагировал. Что ж, Дин ему это припомнит. Обязательно припомнит. И себе навечно врежет в память, как один пернатый ушлепок тупо стоял в углу, наблюдая за его попытками освободиться, и ничего при этом не делал. – А как мне поступать? – Не знаю, – Дин чуть раздвигает ноги и наклоняется вперед, чтобы немного растянуть веревку. Ничего не получается. – Но мог бы хоть сделать вид, что специально меня связал! Я все-таки обычно испытываю стресс в таких ситуациях. Да и попадаю в них либо раненым, либо вообще без сознания. Молчаливой публики, тихо сидящей в сторонке и наблюдающей, как меня бьют по голове, тащат и связывают, при этом обычно немного. Кас делает два шага вперед и внимательно, с легкой складкой между бровей, смотрит на Дина. Так, будто перед ним поставили задачу изобразить наиболее грозный взгляд. Ну, или напугать собеседника, ни разу его не ударив. На самом деле, лучший удар, на который способен ангел – это вообще не смотреть в глаза, только стоять с отсутствующим видом, будто ты ему не интересен, и холодно говорить, что у тебя ничего не получится. А вот это, якобы, «злое лицо» на Дина уже давно не действует. Кастиэль, видимо, тоже это понимает, но сдаваться не собирается. И вскоре Дин чувствует на затылке холодные пальцы, которые сжимаются, обхватывая короткие волосы, и тянут его голову назад с такой силой, что вырваться из этой хватки просто невозможно. Теперь его шея открыта, и Кас может делать с ней все, что ему, черт возьми, вздумается. Что, на самом деле, для него совсем не характерно. – Так лучше? – он говорит с тем вежливым интересом, который обычно выдает реальную заинтересованность. – Да, сойдет, – голос Дина звучит как-то ломко и неуверенно. Тут нечем гордиться, и он, спохватившись, прочищает горло. – Даже неплохо, на самом деле! Очень… жизненно. Видимо, он забыл, какими сильными порой бывают ангелы. Будь рядом кто-то другой, он мог хотя бы попытаться вырваться. Но не теперь. И тот факт, что Кас, вероятно, сам отпустил бы его, почувствовав сопротивление, ничего особо не меняет. – Тебе, видимо, необходимо чувствовать опасность, чтобы сосредоточиться и сбежать, – Кас хмурится, будто раздумывая над проблемой. – Хотя мне до сих пор не понятно, почему. – Особый талант, – усмехается Дин. Это, кстати, правда. Лучше всего он умеет сбегать, когда это физически невозможно, а над головой в прямом и в переносном смысле подвешен топор. Его, собственно, давно уже стоило бы записать в «Гудини среди охотников». Только вот он, в отличие от знаменитого фокусника, не мертв. То есть, УЖЕ не мертв… Лезвие режет волокна веревки далеко не так быстро, как хотелось бы – Кастиэль связал его на совесть. Можно, в принципе, надавить на маленький ножик и вытащить его чуть подальше, но тогда он может совсем отвалиться от часов, и тогда пиши пропало. В конечном итоге Дин решает, что мало кто из монстров будет связывать его так же крепко, как ангел, и дает себе несколько дополнительных минут. Хотя в других обстоятельствах это могло бы стоить ему жизни. – Хочешь, будем перекидываться язвительными комментариями? – предлагает Кас. Хах, ну да, Кастиэль – и язвительные комментарии, отличная шутка! Дин давно его знает и вполне уверен, что ангел даже ругаться не умеет хоть с какой-то минимальной долей фантазии. Что в данный момент скорее иронично, потому что именно смех не дает Дину сконцентрироваться на задаче. А еще у него возникает подозрение, что Кас его так подбадривает в своей странной ангельской манере, потому что он возится с веревками дольше обычного. Господи, да он и правда заржавел… – Ты ведь в курсе, что оскорбления не твой конек? – все же интересуется Дин. – Большинство тех, кто тебя ловит, потом язвят. О, это колоссальное преуменьшение! Дин слышал так много витиеватых, многоэтажных и образных оскорблений, причем на разных языках, что давно сбился со счета. Только вот монстры обычно недооценивают его чувство юмора. Как и его способность убивать. – Ага, язвят почти все. Но только до тех пор, пока не узнают меня получше – тогда уже по-настоящему бесятся… Слушай, я серьезно. Это не работает, если ты сам не веришь в то, что говоришь. Секундная вспышка искреннего раздражения, и лицо Кастиэля нависает над ним. Дин даже удивиться не успевает. – Я вполне способен тебе навредить. – Конечно, способен. Только я не думаю, что станешь. Дин жалеет об этих словах уже через секунду – ангел хватает свободной рукой петли веревки, а потом очень медленно тянет их, не давая добраться до лезвия и окончательно сдавив ему руки. Теперь даже запястья повернуть нельзя. Решив, что этого хватит, Кас наклоняется вперед и давит на плечи, постепенно беря его на болевой захват. – Не принимай мою сдержанность за неспособность. А мою привязанность к тебе – за слабость. Я могу быть жестким, если надо. Дин не может удержаться и хмыкает. – Привязанность? Чувак, да ты реально знаешь, как меня НЕ напугать. Кастиэль молчит, и Дин ненавидит, что он так быстро научился быть упрямым и непредсказуемым, как чертов обыкновенный человек, оставаясь при этом ангелом во всем остальном. Зато он отпускает веревку, и теперь ее снова можно резать – уже не столь аккуратно, потому что пальцы дрожат и не слушаются. Внезапно его хватают за футболку и тянут вверх, насколько позволяет стул. Дин от неожиданности выпускает лезвие, порезав пальцы, и чуть не роняет его на пол. Футболка до боли впивается в тело, натягивается на плечах, трещит по швам, но ангел будто не замечает этого – продолжает поднимать его все выше и выше. – Господи, Кас! Его опять игнорируют. Но в следующий момент ангел одной рукой подхватывает спинку накренившегося стула, а другой залезает Дину в карман. Невозмутимо шарится там, вытаскивает бумажник и ключи, показывает ему – и бросает на стол. – Кас… – черт его знает, что говорить в подобной ситуации, тем более, когда тебя резко выпускают, и ты кулем падаешь обратно на стул. – Я заметил, ты часто носишь с собой важные предметы. Сам факт их изъятия может быть… мотивирующим. Ага, похоже, Кастиэль воспринял обвинение в неспособности напугать, как предложение зайти с другого конца. И сделать что-то похуже. – Слушай, а ты ведь частенько видел, как меня связывают, правда? – немного раздраженно интересуется Дин. Потому что с тех пор, как «на его плече» появился ангел, вроде бы, следящий за каждым шагом, у них с Сэмом было множество болезненных, неприятных и безвыходных ситуаций, когда помощь бы реально не помешала. – Да, – невозмутимо говорит он. И Дин, кивнув, ставит себе мысленную галочку задать ему некоторые вопросы. – Но предлагаю вернуться к разрезанию веревки, пока похитители не придумали, что с тобой делать. Вот так, да? – Ну, давай, начинай! Ты-то уже придумал что-нибудь? В такие моменты ему обычно дают по зубам – для профилактики, чтобы не умничал. Но Кас лишь обхватывает жесткими пальцами его челюсть и вынуждает запрокидывать голову, пока затылок не бьется о спинку. Недостаточно сильно, чтобы причинить боль. Он все еще осторожен и, видимо, точно знает, как не оставить синяков. Для Дина это странно. Каждый раз, выходя на охоту, он будто переступает некую черту, за которой нет ничего человеческого, зато есть боль, которую надо принимать, как должное. Иначе не победишь. – Ты ведь в курсе, что меня обычно бьют за такое? Кастиэль выглядит немного растерянным, похоже, он всерьез обдумывает все «за» и «против». И Дин не может предсказать, чем это кончится. Что, если он все же согласится и сделает это? Причинит боль: внезапную, страшную, такую, чтобы ситуация… приблизилась к реальности? На какое-то мгновенье Дину даже хочется этого. Хочется увидеть, как невозмутимый ангел в кои-то веки отбросит свою хваленую сдержанность и даст себе волю. Почувствовать это на себе… Хотя такое желание, мягко говоря, не совсем в его духе. Он так и не получает свой заслуженный удар. Вместо этого пальцы на щеках сжимаются чуть сильнее, а в глазах у ангела возникает холодное равнодушие. – Думал, я это сделаю, да? Дин мотает головой, вырывается из его хватки – чисто рефлекторно, не успев даже подумать, что делает – но через миг его ловят опять. И на сей раз пальцы впиваются в кожу до боли. Вот ЭТА боль ощущается вполне себе настоящей. Именно то, чего он хотел... Дин понятия не имеет, как они до этого докатились. Но что-то явно пошло так, причем, настолько давно, что выправлять курс уже поздно. Он и сам не может сказать, какого черта они творят. Его тело – и то немного запуталось по поводу конечной цели этого упражнения. Запястья жжет веревкой, помятая челюсть ноет, Кас явно собирается ему снова угрожать… а Дин сидит и совершенно не чувствует никакой угрозы. Только дышит быстрее обычного. Плюс ко всему, он выронил-таки свою бритвочку, и до сих пор не упомянул о том, что из онемевших пальцев течет кровь. Он будто ждет чего-то. И это «что-то» куда страшнее избиения, связывания и трещащих костей. Наоборот, полная противоположность этому всему... Быть беспомощным не в его стиле, и Дин лихорадочно пытается понять, в чем дело. В необычной ситуации? В том, что он переоценил свои способности освобождаться от веревок? В самих веревках?.. Или – черт подери! – в том, что для него есть разница, кому отдавать контроль над собой, и вот в этом конкретном случае он совсем не возражает?.. – Кас, я уронил… уронил его… – Да, – говорит ангел. – Думаю, в будущем тебе стоит предусмотреть и такую возможность. И как-то не похоже, что он собирается развязывать долбаную веревку. – Тебе это нравится! – обвиняющим тоном говорит Дин. Просто чтобы вызвать хоть какую-то реакцию. Потому что Кастиэль невозмутим (хоть и выглядит немного виновато) и смотрит своим типично-ангельским взглядом в духе «я-не-человек-и-ты-это-знаешь». Однако, проходит несколько секунд, и пальцы на челюсти Дина все-таки расслабляются, перестают сжимать с такой силой, позволив ему поднять голову, и ангел отступает. Руки его безвольно падают по бокам, с легким шелестом задев ткань плаща. Похоже, извиняться он не собирается. Да и за что, собственно? За то, что повелся на провокации, сделал то, о чем его просили? Так Дину самому этого хотелось! Хотелось еще до того, как он осознал свое желание. Правда, не совсем понятно, почему. Он думает, возможно, дело в том, что они оба слишком привыкли не выходить за рамки, установленные давным-давно, с самого начала. Никакого «вторжения в личное пространство», никакой близости, никаких разговоров по душам… А вот это все – оно, конечно, глупо, зато ПО-ДРУГОМУ. И так... легче. Хрен знает почему, но легче. Минуты две они глядят друг на друга, и Дин больше не пытается освободиться, а Кас больше не делает вид, что невозмутим, как скала. Это вызывает странное чувство: то ли облегчение, то ли разрыв шаблона. Клацанье открываемой двери звучит, будто гром среди ясного неба, и Дин только теперь вспоминает, что у Сэма, вообще-то, есть второй ключ. – Это не то, что ты думаешь! – быстро говорит он. И его внутренний голос выбирает именно этот момент, чтобы заорать в голове: «Да, твою в бога душу мать, это именно то, о чем он думает!!!» – Я просто… – Сэм тыкает большим пальцем куда-то себе за спину, указывая на что угодно за пределами этой комнаты. – Знаете, я тут вспомнил… Мне надо… пойти и срочно сделать вид, что я ничего не видел, а раз я ничего не видел, то мы никогда больше не будем об этом говорить! – И выскакивает из комнаты так быстро, что Дин чувствует ветер на своем лице. Они оба смотрят на дверь. Переглядываются. И Кастиэль как-то обреченно вздыхает, опустив плечи: – Развязать? – Э-э... – Дин смотрит на него, закусив губу, хмурится и вдруг неожиданно для себя принимает решение. – Нет. Хотя бы не прямо сейчас, ладно?