we fell in love in...

Это был сентябрь. Необычайно тёплый для Петербурга сентябрь с россыпью огромного количества солнечных дней на неделе и мелких веснушек на твоём лице. Я улыбалась и пыталась сосчитать их (дни или веснушки?), сидя утром в троллейбусе, который шёл от нашего дома прямо до университета, стоя днём у окна в огромной аудитории и лёжа вечером на полу кухни. Ты вытягивался рядом и смеялся, смеялся, смеялся, а потом включал что-то тихое и курил около трёх минут – пока не заканчивалась музыка. Тёплый сентябрь, тёплый пол и тёплый дворовый кот на руках. Рыжий, жмурящийся солнцу своими голубыми глазами и щекочущий длинными усами мои пальцы, он так сильно походил на тебя, что иногда я едва не называла его твоим именем. В тёплом сентябре Петербурга мы сидели на балконе по утрам и говорили о том, о чём не хватило времени поговорить ночью. Солнце играло бликами на твоих светлых волосах и слепило тебя сквозь линзы очков, гладило по щекам, и я повторяла его маршрут пальцами, думая о том, как сильно люблю тебя. Ты целовал меня вечером в каком-то из парков огромного города, и я терялась в твоих руках, лишь цепляясь пальцами за твоё худи в бесполезной попытке не раствориться в этом моменте. Что-то внутри пело и тут же надрывалось плачем, когда ты срывался с поцелуев на шёпот и пытался прижать меня к себе ещё ближе. Пушкинским утром ты сжимал мои пальцы в своей ладони и вёл вглубь парка по аллеям, на которых играл ещё совсем ребёнком, делал фотографии для портфолио юношей и собирал листья для мамы мужчиной. Запах сырости от прошедшего ночью дождя забивался в нос и путешествовал вместе с кровью по всему организму, отзываясь приятными покалываниями в подушечках пальцев. Мы пили тернисто-горький кофе из привычных картонных стаканчиков, а потом в тишине брели туда, где ты вырос. Тем сентябрьским утром мы кружились в танце на одной из многочисленных полянок парка за твоим домом, ты убирал от моего лица волосы и зарывался в них пальцами, безбожно портя даже такую незамысловатую укладку, а я с трудом удерживалась от желания поцеловать тебя – не хотелось прерывать этот почти по-настоящему волшебный миг. Мы почему-то танцевали. Октябрь разбился о наши плечи неожиданными крупными каплями ливней, прижимая нас ещё ближе друг к другу долгими смутно-тревожными вечерами. Ты почти не смеялся и больше курил, а с балкона пропала герань, яркими всполохами красных цветов загораясь в разных уголках квартиры. Нам не было грустно – просто субботние прогулки по тёплому Петербургу превратились в долгие уютные просмотры фильмов и мультиков в коконе из одеял на кровати. Тучи расползались в стороны всё реже, почти не пропуская мимо себя солнечных лучей, и мы затосковали. Я и рыжий дворовый кот, который не растягивался больше на скамейке возле парадной, свешивая вниз одну лапу, а сворачивался тугим клубком в коробке, поставленной на втором этаже заботливыми жильцами. Я по-прежнему выносила ему еду, а он лишь тыкался мокрым носом в мою ладонь и смотрел своими умными глазами, в которых теперь отражалось не лазурное почти летнее небо, а выкрашенный в какой-то противный цвет потолок. Так мы и сидели, постепенно теряя любовь к осени. Мы сидели так ровно до твоего прихода, а потом для меня снова наступал тёплый сентябрь с тихой музыкой на кухне и лёгкими прикосновениями к волосам и побледневшей без солнца коже. Ты рассказывал о прошедшем дне, заваривая крепкий чёрный чай и добавляя туда такие травы, о названиях которых я даже не слышала. «Его надо пить без сахара» — пояснял ты и тут же закидывал две ложки белого песка в это месиво, источающее странный, но приятный аромат, а потом просто растягивался на полу и забывал про кружку часа на два. В октябре мы много молчали, мало гуляли и лишь иногда выбирались на встречи с друзьями. Ноябрь размотал наш кокон одеял, ворвавшись в квартиру неожиданной снежной пургой, перевернул все страницы во всех книгах на столе и напугал рыжего дворового кота, который теперь спал под покрывалом нашей кровати. Ты в спешке закрывал окна и натягивал на них тяжёлые шторы, оставшиеся от арендодателей и так сильно раздражавшие тебя в сентябре. Теперь твои кружки с забытым чаем стояли не только на кухонном столе: иногда я находила их на полочке в ванной рядом со стаканчиком для зубных щёток, пару раз их с книжного шкафа опрокидывал кот, а однажды ты сам нашёл своё зелье в шкафчике с крупами, между рисом и кус-кусом. «Кус-кус – это он», — мотнул головой ты, одной рукой вытаскивая кружку, а пальцем второй указывая на нашего рыжего сожителя, так нахально развалившегося посреди кухни. Он только мяукнул в подтверждение твоих слов, а моё сердце снова затопило сентябрьское тепло. В ноябре ты перестал курить, потому что постоянно открывать окна было слишком холодно, а дышать табачным дымом – неприятно. Пару раз ты пытался привыкнуть выходить в парадную, но замёрзшие пальцы и случайно прицепившийся к горлу кашель отбили у тебя всю охоту к экспериментам. «Закурю весной», – обещал ты, выбрасывая пустую пачку и растерянно наблюдая, как кот переворачивает твою пепельницу с подоконника. «Закурю весной, и тебя обратно на улицу отправлю», – а кот только беспечно помахивал хвостом, растягиваясь на моих коленях, и мы вдвоём сонно щурились на тебя, сметающего пепельную пыль в совок. «Спелись», – недовольно бурчал ты, а потом сам заползал к нам под одеяло, и мы лежали так часами, пока дремала наша болезненная гиперответственность. «У меня завтра важный семинар», – я. «У меня завтра важная встреча», – ты. Мы причитали почти одновременно, когда просыпались ноябрьской ночью в застуженной до стучащих зубов квартире, укутанные в теплое одеяло и объятия друг друга, и не вставали. Просто продолжали лежать, рассматривая друг друга с расстояния, едва ли превышающего десяток сантиметров, и кто-нибудь обязательно спрашивал: «Ты веришь, что это реально?». Я никогда не верила. До сих пор поверить не могу, что можно чувствовать столько всего, просто смотря на человека. Ты всегда был моим сентябрьским теплом: во дворах-лабиринтах Петербурга и в старых вагонах московского метро, под скомканными словно мокрая вата серыми тучами и под ярко-синим весенним небом, с букетом ярких красно-жёлтых тюльпанов и с полным рюкзаком лекарств от простуды. Ты был моим солнцем ещё до нашей встречи. А сейчас, спокойной ночи, моя любовь, я вижу, как ты засыпаешь в обнимку с нашим котом. Завтра лето, и я поцелую тебя утром.