Так ты поэтому плакал?

Хината Хаджиме едва успел заскочить на остановку, когда внезапно по крыше затарабанил страшный ливень. Он осмотрел себя, ни костюм, ни портфель особо не намокли. Выдохнул, ему повезло. За пеленой ливня не было видно ничего — ни машин, ни дороги. Хаджиме вздохнул ещё раз. Неудивительно, если из-за такой погоды случится авария, и автобус опоздает. Но ничего не остается кроме как смиренно ждать. Он услышал всхлип. Оглянулся. Оказывается, на остановке был кто-то ещё. На скамейке сидел и плакал худой, незнакомый (в одежде основного курса, с ноткой зависти подумал Хаджиме) парень с белыми как одуванчик волосами. И не просто плакал, а рыдал прямо как ливень на улице. Хината неловко положил руку на спинку скамейки. Вообще Хаджиме считал, что рыдание — дело интимное, особенно для парня. Он не хотел бы, чтобы к нему лезли, когда ему плохо. Но эти дрожащие хрупкие плечи, которые тряслись от рыданий… Глаз не отвести. Как-никак, сердце у Хинаты было. Сочувствие больно мяло его. Он осторожно сел рядом. Рыдающий сосредоточенно размазывал слезы по лицу. Возле ног незнакомца лежал портфель и из него торчал листок. Плохая оценка? Для основного курса это вообще проблема? Парень тихо всхлипывал, но иногда просачивались ноющие, даже воющие нотки. Сердце Хинаты защемило. Логика отказывалась работать дальше. Он на всякий случай оглянулся. Ни автобус, ни какой-нибудь намокший бедолага не спешили нарушать их покой. Хината решительно нахмурился, подсел ближе и дружелюбно перекинул свою руку через плечо незнакомца. Парень замер, удивленно выдохнул и посмотрел на него серыми, заплаканными глазами. — Извини, ты выглядишь одиноким, — начал Хаджиме неловко. — Я не хорош в словах, но ты не кажешься мне плохим человеком, — парень внимательно смотрел на него своими серыми глазами прямо в душу. Ладони Хаджиме вспотели от такого пристального внимания, он ненадолго замялся. Взгляд упал на открытый портфель. — Если ты делаешь ошибки, не значит, что ты ужасный. Хаджиме выдохнул, щеки его зарделись ненадолго. Ну, он предупреждал, что он плох в словах. Но незнакомец не рассмеялся, не послал его и не проигнорировал. Он будто успокоился. А потом улыбнулся. И Хаджиме впервые в жизни испытал пресловутое манговское «тудум». — Хината-кун, — сказал он тихо. Хаджиме подозрительно прищурился. Они были знакомы? — Правильно? Хината осторожно кивнул. Незнакомец улыбнулся и принялся утирать глаза рукавом пиджака. — Ты друг Нанами-сан. А, так они из одного класса, конечно же. Хаджиме облегченно выдохнул и улыбнулся. — Да. Незнакомец какое-то время смотрел на него со странной, но милой завороженной улыбкой, а после выдал. — Я думаю, я влюбился в тебя. Хаджиме застыл. Он смотрел на незнакомца, незнакомец смотрел на него. — А, что, прости? — Я думаю, я влюбился в тебя, — повторил он с улыбкой. Но затем улыбка сошла на нет, и слезы опять потекли по его лицу. В тишине между ними прогремел гром. Ливень усилился, будто окончательно отрезая путь к отступлению. — Эм… То есть, ты плакал не из-за этого? — Хаджиме показал дрожащим пальцем на листок из его портфеля. Голос его невольно взлетел от волнения, и взгляд метался из стороны в сторону. — Нет, я отличник, — он фыркнул красным носом. Они опять замолчали. Влюблëн. Эта фраза все ещё крутилась в голове. Не то, чтобы Хаджиме смущался получить признание от парня. Как-то так вышло, что он вырос в толерантной среде. Его первый поцелуй был в детском саду с мальчиком. В младшей школе он весь год провожал девочку за руку. В первом году младшей школы, он получал признания и от парней, и от девушек и никого это особо не волновало. Всем было нормально. А со второго года, когда он четко решил поступать в академию пик надежды, то его постоянной партнершей и вовсе была только учеба. Так что, пол его особо не волновал. Может, поэтому парень молчал и теперь так убивается? — Эм, слушай. Я не отвергаю признания от людей моего пола, — как можно мягче попытался сказать он. — Я знаю, — шмыгнул парень и положил голову на его плечо. Хаджиме подобрался, щеку задели светлые мягкие волосы и Хината весь сосредоточился на этом ощущении. Волосы были такие… мягкие. — Мне Нанами-сан сказала, что ты любишь за душу. — Да, так что ты мог признаться! — подбодрил он его. Сам-то Хината даже не был в курсе существовании поклонника. — Так ты поэтому плакал? — Нет, я уже смирился, что такой никчемный и ни на что не годный человек, как я, не сможет признаться. Тут мне выплакивать нечего. — А у тебя всё нормально с самооценкой, — иронично фыркнул Хината. Но секунду. Он же признался ему? Буквально минуту назад? Или это было от отчаяния? Сам парень похоже не особенно следил за логикой своих действий, поэтому и Хината решил не следить. Они опять ненадолго смолкли. Незнакомец не спешил убирать свою голову с плеча, но плакать больше не начинал. — Погоди, но… Ты уверен, что ты влюблен? Мы ведь даже ни разу не разговаривали! — начал Хаджиме. — Разговаривали, — заметил незнакомец. — Два раза. Хината искренне напряг все свои извилины, но ничего такого не припоминал. Такой одуванчик волос он бы точно запомнил. — Напомни? — Один раз в столовой. Ты сказал, передай мне, пожалуйста соль. Я ответил, на держи. Ты сказал, но это перец. Я сказал, ой прости меня, я перепутал, я такой мусор! Вот, держи. Ты сказал, издеваешься? Это все ещё перец. Я сказал, ой прости, но кто-то случайно насыпал перец в солонку. Ты ничего не ответил и ушел к другому столу. Перед тем как парень опять заплачет, или начнет час самоуничижения, Хаджиме его перебил. — А второй? — Мы были в библиотеке. Ты попросил передать тебе сборник Хемингуэя. Я сказал, пожалуйста, держи. Ты посмотрел и увидел, что в сборнике порваны некоторые страницы. Я извинился и дал другой. Ты поблагодарил, ушел, а потом вернулся. Весь красный и злой. Я спросил, что случилось. Ты не ответил и взял другой сборник. Потом я узнал, что в том сборнике оказалась не та обложка. За сборником рассказов кто-то спрятал взрослые журналы. О, это Хаджиме помнил. Как библиотекарь на него смотрела. Уф. Он встряхнул головой. Да, во всех этих случаях Хината даже не смотрел на незнакомца. — Я даже не помню, как мы разговаривали. Пара неудачных разговоров не может быть причиной, почему мы не можем… общаться, — Хината улыбнулся. — Так, ты поэтому плакал? — Нет, — он уставился на свои руки со странным выражением, глаза у него странно потемнели. — Я уже смирился, что мы никогда нормально не поговорим. Даже сейчас. Все, что я могу — это притягивать к тебе неудачи. Хаджиме вздохнул. Сложный пациент. — А когда ты в меня влюбился? Ты… незаметно за мной наблюдал? — осторожно поинтересовался Хината. — Что ты! Из меня вышел бы ужасный сталкер! Хуже, чем из Соды-куна! — яро возразил он. — «С какой страстью он себя унижает, однако», — нахмурился Хаджиме. — В первый раз я увидел тебя в компании Нанами-сан, и меня очень заинтересовало, почему абсолютный геймер общается с кем-то с резервного курса, — он улыбнулся. — На самом деле, я часто проводил время и читал позади того фонтана, где вы сидели. Там моя удача никому не мешает. — То есть, ты все-таки незаметно наблюдал за мной? — Нет! Я даже не пытался. Это бессмысленно. Вы просто меня не замечали, но я не прятался. — «По какой… логике это работает?» — Хаджиме выдохнул. Наверное, по той же, по какой он считает себя неспособным признаться, а в итоге признается. — И вот, я вас слушал. День, два, неделю. И однажды моё сердце просто ушло за тобой и всё, — он откинул голову и улыбнулся. Хаджиме покраснел, хотел было отодвинуться, но ладонь его намертво прикрепилась к талии незнакомца, а плечо под белой головой будто парализовало. — Почему ты не подошел? Ты плох в играх? — Нет, Нанами-сан говорила, что я лучше многих, а в играх на удачу меня никто не может победить, — он погрустнел. — Но разве жалкий мусор вроде меня мог помешать вашим отношениям. — «Так ведь Нанами совсем не…» — Послушай, я не хочу сплетничать о друзьях, — начал Хаджиме. — Но я никак не могу нравится Нанами. Просто… Он замялся. — Ты о том, что ей нравится девушки, а в частности Микан? Это все знают, — пожал плечами парень. Может, он решил, что Хаджиме не взаимно влюблëн? Тогда, все, наконец, обретает смысл. — Поэтому ты плакал? Слушай, между мной и Нанами только дружба. — Нет, не поэтому. Я так же слышал, что ты тоже не рассматриваешь её иначе как друга, — вздохнул незнакомец. Он обнял себя руками. — У вас очень вдохновляющая дружба! Хаджиме едва подавил порыв подскочить и заорать. Да какого, мать его, хрена?! — То есть, ты знал, что тебе ничего не мешало, но не признался? Ты не хотел со мной встречаться? — Нет, не хотел. Парень поднял голову с его плеча и сел, продолжая мрачно обнимать себя руками. — Но почему?! — Я этого не достоин. Я недостоин пятнать кого-то, в ком столько надежды, не смотря на… посредственное происхождение. Последнее Хината решил просто выбросить из головы до поры до времени. Это мелкий таракан. Тут бы с тараканом крупнее разобраться. — Если ты хочешь знать, меня это не расстраивает, — он слабо улыбнулся, и эта улыбка вызывала столько же жалости, сколько и злости. — Мне достаточно просто любить. Это самая приятная пытка! Это как смесь надежды и отчаяния. — Л-ладно, — Хаджиме чуть отодвинулся на всякий случай. — Но неужели ты даже не представлял, что будет, если ты признаешься? — Почему не представлял? Представлял. Это источник моей надежды, — он посмотрел на него со странным взглядом. — Хорошо, — кивнул Хината. — Я… Могу узнать что ты представлял? — Конечно! — он выпрямился, сложил ногу на ногу, и мечтательно посмотрел на навес остановки. — Я представлял, что мы случайно встречаемся в кино. Ты хотел пойти с Нанами, но она уснула и не пришла. У тебя один билет. Ты расстроен, что придется идти одному. И тут прихожу я с Содой-куном. — Почему Сода? — Потому что мы оба в клубе отшитых, — вздохнул печально незнакомец, намотав прядь на палец. — «Я тебя даже не отшивал!» — закатил глаза Хината. — Но ему звонят по поводу его заказа, он говорит «вот черт, теперь я не посмотрю Данганронпу 22, главу три!» и он убегает. Ты слышишь знакомое название, подходишь ко мне, говоришь и улыбаешься «надо же, я тоже иду на этот фильм, у меня кстати 5 ряд 27 место». А я смущаюсь и отвечаю «надо же, а у меня 28 и тот же ряд». Мы покупаем попкорн, один соленый, а другой карамельный… — Откуда ты узнал, что я люблю карамельный? — Хаджиме подозрительно нахмурился, а парень беспечно рассмеялся. — Так я угадал? На самом деле, это просто самый популярный попкорн, — он пожимает плечами, а потом продолжает воздушно-мечтательно. — Мы смотрим в кино, потом в пиццерии смеемся над самой нелепой казнью… — О да, казнь абсолютного плотника — это нечто, — прыснул Хината. — Но мотив самый суровый. — Как ты скажешь, — улыбнулся парень. — Затем мы начинаем ходить вместе в академию, мы ведь живем рядом, и я случайно проговариваюсь об этом. — В самом деле? — Да. — Тогда… Почему я тебя ни разу в автобусе не видел? — После того, как меня похитили в общественном транспорте, меня возит личный водитель, — он солнечно улыбнулся. — Я-ясно, — стушевался Хината. Хотя нихрена не ясно. — Затем на выпускном я тебя отвожу в сторону. Мы оба покраснели из-за пунша, и я признаюсь тебе в безответной любви. В конце концов, мусор вроде меня не может надеяться на взаимность. Но ты обнимаешь меня и говоришь: «ты можешь стать моей ступенькой. Твоё тело, твои деньги, твоя удача — я могу всë это использовать во имя надежды»! Он вскинул руки, широко улыбаясь, и щеки его покраснели. Мило, но пугающе. Хината на всякий случай отодвинулся ещё немного. — А ты обо мне не лучшего мнения. — Потом мы переезжаем и идем в один университет. Ты достигаешь успехов, я помогаю тебе всеми силами. Мы заводим двух улиток, кота, кактус, собаку. Ты используешь моё тело и тебе… Тебе даже не надо другого, — он покраснел. — Нет-нет. Слишком смело мечтать, что ты будешь доволен одним таким недочеловеком вроде меня. — «Я даже не знаю, кого он больше унижает: себя со своим недочеловеком, или меня, когда рисует таким скотиной». Внезапно он замер, уголки губ его опустились и пусть ранее он нес абсолютную чушь, сердце Хинаты кольнуло сочувствие. Хаджиме подсел ближе и положил руку на плечо. — Но даже в моих фантазиях все не может идти хорошо. Однажды я пришел в опустевший дом. Тон его трагически понизился. Хаджиме, завороженный его рассказом, наклонил голову. — Прошло пять лет, в конце концов, это больше, чем можно ожидать. Он тяжко вздохнул. — То, с чего все началось. Надежда… была мертва. — Погоди! Я умер в твоих фантазиях?! — Конечно нет, — вздохнул парень, погрустнел и спрятал лицо в ладонях. Картинка начала складываться в голове, но не сказать, что Хаджиме был ей рад. «То, с чего все началось», «пять лет», «мертва»… — Скажи, а как звали улиток? Парень утер слезы и ответил. — Надежда один и Надежда два. Хаджиме прыснул: — Да… Твой нейминг так же хорош, как и твоя самооценка! Парень недоуменно поднял голову и удивленно моргал, пока Хината смеялся. — Погоди, если улитки умерли, значит, — начал он и внимательно посмотрел на поклонника. — Может ли быть… Ты поэтому плакал? — Да! — отчаянно воскликнул парень и спрятал лицо в ладонях. — Мои Надежды, наши первые дети пали жертвой времени и кота! Мгновение Хаджиме чувствовал только опустошение. Вот она — кульминация, ответ на вопрос жизни его, смысл Вселенной. Все в его жизни шло только к одному — узнать ответ на вопрос, почему его поклонник плачет и вот он ответ. Всем ответам ответ. — Из всех объективных и необъективных, реальных и вымышленных причин… Ты плакал из-за смерти наших воображаемых улиток? — Ты не знал, какими они были ласковыми по вечерам! Парень не плакал, но руки от лица не отрывал. Хаджиме вздохнул, перекинул руку через плечи и опять притянул его к себе. — «Ну, человек, который так убивается из-за воображаемой смерти улиток, не может быть плохим?» Да, парень был со странностями, но это же основной курс, господи. Кто там нормальный? В конце концов, ничего плохого не случится, если они попробуют, да? Как минимум, стоит это сделать хотя бы ради того, чтобы выбросить из прекрасной белобрысой головы его образ абсолютной скотины. — Давай… Тогда попробуем что-нибудь… Из твоих фантазий, — Хината все ещё плох со словами. — Похороны Надежд? — унылым голосом сказал парень. — Нет! Во-первых… Точно! Как тебя зовут? — Я Комаэда Нагито. Абсолютный счастливчик. Хината посмотрел на дождливый ураган за остановкой. — Для счастливчика тебе не так уж и везет! Комаэда наклонил голову, бросив взгляд на его плечо и удобнее устроившись в объятиях Хаджиме. — Правда? — Комаэда посмотрел на него странным нежным взглядом, отчего в желудке Хинаты что-то затрепетало. — Кхм… Ну… Я имел ввиду. Во-вторых, — строго начал Хината, прокашлявшись и собравшись, — забудь то, как ты меня представлял в своей фантазии. Я не использую людей! — Правда? Тогда чем я могу быть тебе полезен? — Нагито наклонил голову. — В-третьих, я вообще другую фантазию имел в виду. — Да? Я открыт для экспериментов. Хаджиме на мгновение завис, уставившись на растянутые в игривой полуулыбке розоватые губы. — Ну… Начнем со случайной встречи в кино. — О. — Ага, — он улыбнулся. — Как насчет совершенно случайно встретиться около центра в шесть часов завтра? Нагито не улыбнулся. Его рот был приоткрыт, а глаза блестели. В своем немом удивлении он был так очарователен, что Хината не выдержал, и приподнял его подбородок. — Ох, мой открытый рот так ужасен. Прости! — воскликнул Нагито, прикрывая нижнюю часть лица. Хаджиме раздраженно вздохнул. — Но ты милый, — возразил Хината и убрал его ладони. — Я хочу видеть твоё лицо, ты меня понял? Тот ошалело кивнул. И словно по мановению волшебной палочки, дождь прекратился. Над остановкой поднялось солнце, в небе засияла радуга, и солнечный свет высветил удивленное лицо, светлые ресницы, серые глаза Нагито. Если Хаджиме и удивился внезапной перемене погоды то, не сильно. Абсолютный счастливчик, значит? Хината поднялся и протянул ему руку. Вдалеке показался автобус. — Мы купим других улиток и обязательно спросим Гандама как за ними следить. Он мне за Соню должен, — пробормотал Хаджиме. Нагито сморгнул пару слез, а после, приняв руку, встал и светло улыбнулся. — Да!