поддержка

Сейчас Ефим как никогда чувствует, насколько сильной эмпатией он обладает. Он уже покинул проект, прошло достаточно времени, чтобы смириться с этим, но не достаточно, чтобы забыть о нём и просто идти дальше. И «он» — это не только проект. Суперфинал уже на носу, остались считанные дни, а переживания внутри парня только растут. Не за себя, он-то свое уже отработал, а за Эдика. Они списываются время от времени, когда у того есть свободная минутка, иногда даже созваниваются. В основном разговор, конечно же, о суперфинале и о меню Эдика, о котором тот думает чуть ли не целыми сутками. Иногда Ефим даже помогает ему с этим, что-то подсказывает или пытается придержать энтузиазм мужчины. Это же, блин, Эдик, кулинарный гений, может даже сумасшедший гений, настолько, что Ефим боится, дабы тот просто не перемудрил, дабы не было «слишком» и «чересчур». Ефим переживал за Эдика. Потому что мужчина привык держать всё в себе, особенно на проекте. Стараться не показывать эмоции. Стараться изображать, что он чуть ли не камень бесчувственный. Некоторые в это верили, Ефим же знал, что это не так. А сейчас он просто устал слышать вечные «всё нормально», «всё под контролем», «я в порядке, у меня всё отлично». Он слышал это настолько часто, что, ещё немного, и поверил бы. Но пока он только тихо вздыхает и закатывает глаза, потому что, ну, а что он сделает? Начнёт убеждать Канаряна в обратном? Как маленькому объяснять, что чувствовать и переживать — это нормально? И Кравченко совершенно не знал, что делать, кроме, разве что, просто оставаться на связи, всегда иметь возможность ответить мужчине в ту же секунду и выслушивать его очередные гениальные идеи. Иногда сложно, особенно, когда эти идеи приходят в четыре, блять, часа утра, и ты просыпаешься от того, что тебе кто-то звонит. Ефим тогда проснулся в холодном поту и начал переживать, что уже случилось и почему ему звонят в такое время. Потом он увидел имя «Эдик» на экране и сначала с облегчением выдохнул, потом снова начал волноваться, а потом понял, почему ему звонят, и уже приготовился услышать «дядь, это должно сработать». Парень отвечает на звонок и- — Дядь, это должно сработать. Ефим не может сдержать смешок и Эдик это замечает. — Почему ты смеёшься? — Ты звонишь мне в, — Кравченко отводит телефон от уха, чтобы посмотреть время, а затем продолжает, — четыре гребаных утра и начинаешь рассказывать истории без «извини, что разбудил» и даже без «привет». — Ты, вроде как, не звучишь недовольным? — неуверенно отвечает мужчина. — Ага, потому что я даже не удивлен. Так что там должно сработать? Ну, а после этого парню пришлось выслушивать это всё, изображая полную заинтересованность и полное отсутствие желания поспать, ну и «угукать» время от времени, чтобы показать, что он всё ещё здесь. На самом деле, в какой-то момент Ефим даже вырубился ненадолго, а затем резко проснулся от того, что его зовут по имени: — Фима, ты здесь? — Угу. — Ты только что спал? — Нет, не, с чего ты вообще взял? — Ты сопел. — И ты заметил? — Ну, да? Не то чтобы Ефим был удивлён, но он на самом деле был удивлён. Приятно удивлён. — Извини, что уснул, я просто… Хочу спать? — Ты извини, что позвонил в такое время. Иди спать. — Только при условии, что ты позвонишь мне завтра вечером и мы обсудим всё то, о чём ты мне сейчас рассказывал. — Ладно, — соглашается Эдик и так же резко, как и начался звонок, отключается. А сам парень проваливается в сон с мягкой улыбкой на лице, чувствуя, как по всему телу разливается тепло.

***

Кравченко переживал за Эдика. Он боялся, что в какой-то момент тот может просто взорваться. Тот и не думает переставать делать вид, что всё под контролем, что он не переживает, и вообще, «чё ты пристал со своими вопросами?» А потом, когда до суперфинала оставалось два дня, а у участников был выходной, ему приходят сообщения, которые так и кричат, что что-то не так. Эдик: Мы можем встретиться ? Сейчас Я под твоим подъездом Ефим даёт себе несколько секунд на то, чтобы удивлённо посмотреть на экран, а затем берёт себя в руки, быстро печатает «сейчас спущусь» и начинает искать чистую и, желательно, не мятую одежду. Парню, кажется, что он ещё никогда не собирался так быстро. Выходя из подъезда, Кравченко видит, как стоит Эдик, облокотившись на капот своей машины, и смотрит куда-то в даль, но сразу оборачивается, когда слышит, как дверь за парнем достаточно громко закрывается. — Хэй. — Садись в машину. Это могло бы прозвучать грубо, это могло бы прозвучать резко или пугающе, но это Эдик, и Ефим услышал в этих словах только просьбу о помощи, именно поэтому он, не задумываясь, садится на пассажирское сиденье. Как только Ефим пристёгивается, Канарян сразу же выезжает со двора. — Куда мы едем? Ефим в ответ получает лишь недовольный взгляд, который означает: — Понял, молчу. Ефим наблюдает за сосредоточенным выражением лица, за нахмуренными бровями и руками, которые крепко сжимают руль. Ефим чувствует, как машина разгоняется, но не настолько, чтобы превысить скоростное ограничение. Поначалу у него абсолютно нет идей, куда они могут ехать, но потом он догадывается, что куда-то за город. Ну, в принципе, не то чтобы можно было ожидать чего-то другого от мужчины, но Ефиму всё равно приятно, что тот взял его с собой, хоть и запретил разговаривать. Они едут уже минут десять, а тишина, царящая в машине начинает напрягать парня. Как назло, в спешке он забыл свои наушники, которые, вообще-то, всегда с ним, а радио включить без спроса он не может, собственно, как и спросить. Но ему повезло, что Эдик заметил то, как Ефим сверлит взглядом магнитолу, и сам включил музыку. Ефим благодарно смотрит на мужчину, а затем откидывается на сиденье, полностью концентрируясь на том, что происходит за пределами машины. Прошло где-то полчаса их поездки, как городские многоэтажки и бесконечное количество торговых центров сменились полями. Сейчас Ефим просто не мог оторвать взгляда от красоты, которую он видел. Он — ребенок асфальта и не привык к таким видам, которые находятся не так уж и далеко. Эдик проезжает ещё несколько минут, после чего начинает плавно тормозить, съезжая с дороги в сторону. Затем он глушит машину и выходит из неё, так ничего и не говоря. Ефим следует примеру мужчины и сразу садится на капот автомобиля и хлопает рядом с собой, чтобы Канарян сел рядом. Вряд ли тот планировал идти собирать цветочки. Кравченко понимает, что тому просто нужно было вырваться из городской суеты и начать дышать, привести свои мысли в порядок и понять, что всё в порядке. Именно так, как он и говорил. В чём убеждал парня, да и самого себя тоже. Они сидят так какое-то время, Ефим, если честно, даже понятия не имеет, сколько именно, потому что здесь время течёт как-то совершенно по-другому. А затем Эдик наконец подаёт свой голос: — А что, если я не справлюсь? Ефим смотрит на него задумавшись, подбирая правильные слова. Те, которым он поверит. — Ты в любом случае справишься. Даже если ты не станешь победителем, поверь, все прекрасно знают, что ты был лучшим в нашем сезоне. Да и зрители тебя полюбят. Они обожают странных, — Ефим усмехается и практически невесомо толкает локтем мужчину в бок. — Ты считаешь меня странным? — Скорее необычным. Эдик кивает (скорее всего, самому себе) и они снова погружаются в тишину, но, на этот раз, она длилась меньше, ведь Эдик задает еще один вопрос. — А как же миллион? — А что миллион? С твоим талантом и известностью, которая придет после выхода сезона, ты заработаешь хоть миллион миллионов. Ефим чуть ли не сказал «будто тебе нужны деньги», но он знал, что нужны. Эдик мечтал о своем заведении, где всё будет именно так, как хочется ему, и так, как он это видит. Парень отлично помнит то, с каким огнем в глазах Канарян создавал свой ресторан ещё на проекте. И хоть тогда Ефим не очень лестно отозвался о нём, он знал, что когда у мужчины будет больше времени и ресурсов, он создаст нечто нереальное. Он создаст лучшее в мире заведение. Ну, как минимум для Ефима. И снова тишина, вот только на этот раз она уже комфортная. Они оба думают о суперфинале. Уже завтра после конкурса станут известны имена трёх суперфиналистов, а послезавтра и имя победителя. У парня нет сомнений в том, что Эдик окажется в суперфинале, по-другому просто и быть не может. И он рад, что у него будет возможность лично наблюдать за работой мужчины как завтра, так и послезавтра. Кравченко засматривается куда-то вдаль, куда-то за горизонт, как чувствует, что его руку аккуратно накрывает рука Эдика. Он медленно переплетает их пальцы и поворачивает голову в сторону мужчины, снова рассматривая его профиль. Ефим не ожидал такого шага от Эдика. Он, как никто другой, знал (и принимал) то, что Канаряну не нравятся прикосновения. Какое-то время Ефиму было очень сложно с этим смириться, потому что он сам — наоборот — всегда нуждался в прикосновениях и использовал каждую возможность приобнять, похлопать по плечу, пожать руку или что-угодно буквально с любым человеком, с которым он контактирует. Но всё же, в какой-то момент он научился контролировать свои руки и лишний раз не прикасаться к мужчине (за что Эдик благодарен ему). Но всё же, иногда тот позволяет прикасаться к себе, это редкие моменты, но Ефим помнит их все. И вот сейчас Эдик считай сделал первый шаг, и от этих мыслей Ефим крепче сжимает его руку. — Ты же знаешь, что всё будет хорошо, да? — Дядь, я буквально всю последнюю неделю тебе об этом говорю. Конечно знаю. И они, наконец, оба улыбаются.