***
Морозный воздух холодит пальцы. Джейкоб сидел на ступеньке заднего двора их дома. Он смотрел, как кружатся снежинки, как прыгает из сугроба в сугроб черный кролик и как мигают уличные фонари. Джейкоб потирал друг о друга замёрзшие ладони, пытался согреться, подносил их к губах и выдыхал, казалось, что изо рта выходил не тёплый воздух, а жидкий азот. Барбер думал, для чего же всё-таки природа это сделала? Чтобы поиздеваться? Понаблюдать за чужими судьбами с попкорном в зубах? Почему одним она разрешила любить, а другим нет? В чём они провинились? В чём конкретно провинился Джейкоб? В том, что полюбил отца? Ревновал к его же жене и своей матери? Как много вопросов и как ничтожно мало ответов. А вернее, их совсем нет. Дверь открылась, полоса тёплого света пала на фигуру мальчика. — Держи, только за ручку, а то обожжёшься. Джейкоб кивнул и взял из рук отца чашку, их пальцы соприкоснулись. От напитка шёл лёгкий пар. — Спасибо. За всё. Отец сел рядом так, что их плечи и бёдра оказались близко друг к другу. Джейкобу не стало теплее, кровь отказывалась течь по венам, он чувствовал, что угасает. Но не подал виду, улыбнулся и сделал глоток, дабы почувствовать хоть какую-то теплоту внутри себя. — Ты уже выбрал себе подарок? Джейкоб почувствовал на себе взгляд голубых океанов, появилось непреодолимое желание обернуться и потонуть в них. — Я думал, что подарки должны быть неожиданными… — хмыкнул он, а на губах появилась язвительная ухмылка. — Хорошо, только потом не жалуйся, если тебе не понравится плед с рукавами. Они рассмеялись. Спустя десять минут разговоров ни о чём, Энди вдруг затихает и, устремляя взгляд куда-то вдаль, тихо спрашивает: — Заприметил кого? Джейкоб приоткрыл глаза, он опустил голову на плечо отца ещё несколько минут назад. От заданного мужчиной вопроса хочется рассмеяться в голос или беззвучно заплакать. Он понимал, что Энди переживал за него. Переживал, как никто другой. Поэтому и интересовался этим чуть ли не каждую неделю, хотел быть уверенным в том, что его сын не восприимчив к той заразе, как, к примеру, был восприимчив к ней Дерек Ю. Джейкоб видел, как тот угасал. На уроках кидал в сторону Сары влюблённые взгляды, в скетчбуке рисовал очертания её лица, со временем те становились размазанными и расплывчатыми. А потом до него дошли постыдные слухи, касающиеся Грол, которые пускал Бен Рифкин… Тело Дерека нашли в мужской раздевалке. — Нет, никого. Кролик с головой оказался в белом плену, он предпринял попытку выбраться и подрыгал задними лапками. Застрял. — Если что, то сразу ко мне, понял? Джейкоб кивнул, ему холодно до стука зубов. Он опускает руку вниз, находит горячую мужскую ладонь и переплетает их пальцы. «Ты убиваешь себя, Джейкоб». Он всё равно уже погиб. Он не хочет запрещать себе любить. И никто не запретит. — Энди! — донёсся крик Лори с кухни. Мужчина выдохнул и, покачав головой, ответил жене, что сейчас подойдёт. — Не задерживайся здесь надолго… Мужчина ушёл, но оставил дверь в дом открытой. Джейкоб отодвинул рукав толстовки, оголяя запястье. Он подушечками пальцев очертил синие вены, затем нащупал пульс. Один, два, три… Это уже вошло в привычку. Вихрь снежинок окутал кролика, что пушистыми лапками стряхивал с мокрой мордочки снег. Близилось Рождество.***
На кухне витал аромат имбирного печенья, по стенам и потолку бегали яркие огоньки, это световые зайчики отражались от гладкой поверхности ёлочных шаров и игрушек. Отблески мигающих гирлянд отражались в голубизне океанов, проникали в их самую глубь, делая глаза мужчины более чарующими. Джейкоб сидел в домашних штанах и пушистом красно-белом свитере с изображением Санты и его стадом оленей. Сейчас, сидя в позе лотоса, с неаккуратным ёжиком на голове, посреди разбросанных ёлочных игрушек, Барбер младший чувствовал себя точно таким же оленем. Джейкоб не любил Рождество, но… Рождество любил Энди. Джейкобу нравилось слушать истории из детства отца, и половина была об этом празднике, мальчик помнил почти каждую из них наизусть. Из всех своих вещей Джейкоба раздражал именно этот свитер, из-за которого не раздумывая можно было бы вырвать глазницы, но… Отцу он приходился по вкусу, тот, когда тот впервые увидел эту вещь, то без лишних колебаний взял Джейкоба за руку и потащил в примерочную. Консультанты тогда ещё долгое время поглядывали в их сторону с понимающими улыбками на лицах и озорными огоньками в глазах. Эндрю искренне любил Рождество, а значит один день Джейкоб всё-таки мог потерпеть. Ради тёплого взгляда и нежной улыбки он готов был заменить все свои вещи в гардеробе на дурацкие свитера, а после сидеть и праздновать Рождество несколько дней подряд, а может и месяцев. Вот только… Лори порхала возле плиты, с лёгким румянцем на щеках доделывала последние штрихи праздничного ужина. Энди крутился рядом, иногда касался её талии, дабы дотянуться до нужных приборов. Они улыбались друг другу, что-то шептали... И только Джейкоб в одиночку сидел на мягком ковре и, словно с экрана телевизора, наблюдал за счастливой семейной парой. Один, два… Три. Вдохнуть воздух становится сложнее, когда отец, замечая его отрешённость, подходит и садится рядом. Спрашивает обо всём, а потом заглядывает в глаза и, слушая каждое слово, мягко улыбается. Потом Лори радостно зовёт их за стол, что накрыт в лучших традициях Рождества. На протяжении всего вечера Джейкоб так и не притрагивается к еде, исключительно для виду пару раз серебристой вилкой ковыряет сочное мясо индейки. Отец рассказывает о том, какой же Лоджудис всё-таки мерзкий тип, раз уж решил, что сможет в тихую забрать его новое дело, о котором он тоже не забывает рассказать. Ведь как не поделиться с семьёй тем беспределом, что творится в Ньютоне? Украсть забор и будку собаки мистера Шона посреди белого дня, так ещё и в канун Рождества... Эндрю и Лори продолжают дурачиться, точно дети на переменах, обмениваться шутками и воровать друг у друга еду из тарелок. Затем, Барбер старший заводит тему о том, куда можно будет съездить этой весной. Выбор падает на Нью-Йорк и курортный городок под Бостоном. Лори, напустив на лицо мечтательный вид и, положив подбородок на замок рук, рассказывает, что в Нью-Йорке живут её старые знакомые и она не прочь поглядеть на статую свободы вживую. — Джей, а ты куда хочешь? — спрашивает отец и делает глоток прохладного пива. Мальчик пожимает плечами и отводит взгляд от Лори, что решила поухаживать за бородой мужа. Джейкоб не видит в своём выборе хоть какого-то смысла. Ведь он и вовсе не имеет никакого представления о дальнейшем. Поедет ли он куда этой весной? — Эндрю, взгляни наверх. Лори решила, что будет просто замечательной идеей повесить веточку омелы прямо над их с Энди местами. Джейкоб на едва стоящих ногах вышел из-за стола, ссылаясь на то, что он забыл свой телефон в комнате. Сара_Лорг: с Рождеством, Коббс! Возле разноцветных коробочек с подарками засветился экран смартфона, сообщая о новом уведомлении. Мальчик хватается за перила лестницы, понимая, что не может сделать и вдоха. — Джейкоб, всё х… Уши закладывает, точно его погрузили под воду, голова идёт кругом. Джейкоб предпринимает попытку сделать шаг, но в тоже мгновение в глазах темнеет, руки предательски скользят по перилам и он падает назад. В объятия. Он чувствует, как крепкие руки обхватывают его, а сзади прижимается горячее тело. Но Джейкобу холодно. Веки закрываются, руки и ноги повисли, как у тряпичной куклы. Бессилие разливается по венам, пробирается под каждую его косточку, оплетает грудную клетку. Энди подхватывает Джейкоба и, что-то крикнув Лори, несёт наверх. Один… Два… Три… Темнота. Джейкоб лежит в объятиях своей кровати и пялится в белый потолок, тот кажется серым, а по бокам чёрным, точно уголь. Мальчика бьёт озноб, голову будто приложили о булыжник. Сердце… Он не чувствует его биения. Краем глаза Джейкоб замечает отца, тот ходит из стороны в сторону, что-то бормоча под нос. Кидает обеспокоенные взгляды в сторону Джейкоба и в какой-то момент его словно осеняет. Эндрю приземляется на корточки подле кровати Джейкоба, хватает его за кисть руки и отодвигает рукав так полюбившегося свитера. Один… Два… Три… Три, два, один. Энди кричит, кидается потоком слов. — Джейкоб! — чуть успокоившись, мужчина пытается поймать взгляд сына. — Почему ты молчал?! Что я вдалбливал тебе на протяжении стольких лет? Голос отца срывается. Джейкоб стискивает зубы, боль пронзает тело. Сердце стискивают шипы ядовитых растений. — Говори, кто это! Мы сейчас же позвоним этому человеку, мы… Чёрт! Это может быть взаимным, Джей! Понимаешь? Кто это? Энди обессиленно садится на пол, берёт мальчишескую ладонь и, утыкаясь в неё лбом, шёпотом спрашивает: — Ты рассказывал тому человеку о том, что любишь его? Джейкоб молча смотрит в голубые океаны и хочет кричать. Кричать ему о своей любви, но не успевает сделать и вдоха. Темнота вновь утягивает его на дно.***
Джейкоб с трудом открывает глаза. Яркий свет бьёт по зрачкам, он чувствует специфический запах лекарств. В ушах стоят редкие удары сердца. Помимо биения сердца, до слуха Джейкоба начали доноситься внешние звуки — писк приборов, шарканье ног, что одеты в бахилы и голоса… Один слышался отчётливее всех, пробирался под самые органы. Заседал в сердце. Джейкоб сквозь белую пелену попытался разглядеть, что происходит в палате. Отец спорил с людьми в халатах, в эмоциях кричал что-то о несправедливости и сыне. Потом их взгляды пересеклись. Черты его лица расслабились, видимо, он наконец за долгое время смог перевести дух и расслабиться. — Оставьте нас. Все, как по струнке, вышли за дверь. — Лори, ты тоже… Прошу. Мать стояла в слезах, всё её лицо заплыло, а праздничный макияж размазался. Она вышла из палаты, бросив на Джейкоба встревоженный взгляд. Эндрю садится на стул, стоящий рядом с больничной кроватью. Сцепляет руки в замок и сверлит Джейкоба взглядом. Они молчат. В глазах отца читается боль и непонимание. — Джей, почему? И снова этот вопрос. Мальчик не знает, что ответить. Мозг совсем не соображает, ему хочется закрыть глаза и больше не открывать. Но он не может. Не в силах… Джейкоб хочет запомнить каждый изгиб его лица, создать портрет, что давно сидит под коркой сознания. Красивый. Любоваться отцом до потери пульса. Уже скоро. Ещё немного… — Па… — вырывается с хрипотцой, в горле костёр, но ему холодно. — Ближе. Барбер колеблется, но после понимает, чего от него хотят. Он нависает над ним, трогает лоб. Ледяной. — Воды? Или… Джейкоб, из последних сил, превозмогая боль, тянется навстречу и касается чуть сухих горячих губ своими. Их обжигает также сильно, как и обжигает сердце. Чёртова лава разливается по телу. Кажется, такого не бывает и в самые жаркие летние деньки. Губы отца подрагивают. Потом тепло из тела кто-то забирает также стремительно, как и подарил. Высасывает, оставляя лишь лёд. Один… Джейкоб отстраняется и заглядывает в такие же, как и у него, голубые глаза, которые стремительно наполняются слезами и осознанием. Два… Эндрю сжимает руку сына, но Джейкоб не чувствует. Ни тепла, ни шершавости пальцев. Эндрю говорит, но Джейкоб не слышит. Ни беспокойства, ни хрипотцы голоса. Ничего. Отец продолжает что-то говорить, слёзы текут по его щекам, а в ушах Джейкоба звучит последний удар. Три. Продолжительный писк разносится в стенах палаты.«…Шекспир изрёк одну мудрость: «Любовь слепа». И вот под этим я могу подписаться. У кого-то совершенно необъяснимо любовь исчезает. А кто-то просто теряет свою любовь. Ну и, само собой, любовь можно найти… А есть совсем иной род любви — самый жестокий. Такая любовь не оставляет своим жертвам надежды. Это безответная любовь… В любовных романах люди в основном влюбляются друг в друга. Но, а как же мы, все остальные? Кто расскажет про нас, про тех, кто одинок в любви? Мы жертвы одностороннего чувства. Мы проклятие мира любимых. Мы нелюбимые. Мы ходячие больные. Мы инвалиды без преимущественного права парковки» Отпуск по обмену (The Holiday)