±
бомгю сложно успокоиться, правда сложно. у него грёбанные антидепрессанты от которых тошнит по несколько часов, голова кругом, а ещё ёнджун, вроде как парень, стоит перед ним, глядя виновато, а на широкой шее синеет красками предательства засос. не его, бомгю. боже, да какие там засосы, они не целуются даже, а всё потому что у младшего неутешительный диагноз и он слепо верит в "детка, я готов ждать, не стоит напрягаться". у джуна действительно неприятное горькое послевкусие на языке, будто таблетку раскусил. ту самую, разновидностями которой уже больше года травится бомгю. младший уезжает. без слов и сборов, потому что не надо ему от ёнджуна ничего. он забирает только блистер, кошелёк и документы, а ключи без скандалов оставляет на столике в прихожей. бомгю ненавидит ложь. он цедит растворимую бурду, подписанную как " кофе" из автомата в торговом центре, а телефон разрывается звонками и сообщениями, наверняка раздражая звонящего механическим: «к сожалению абонент не отвечает, но вы можете оставить голосовое сообщение». с ветки слетает краснопузый снегирь, стряхнув на голову абонента немного снега, и он отключает телефон, набирая последнее смс на единственный номер. встаёт со скамейки и идёт по знакомому маршруту к дому друга. бомгю не будет плакать, не сейчас. быть может когда-нибудь потом, но только не сегодня. сегодня он справится. тэхён не спрашивает. он заваривает травяной чай, потому что какао в этом доме отродясь не было, и они пьют его вместе, как в старые-добрые. когда ещё не было ни таблеток, ни чувств, ни обмана. кот тэхёна трётся об ноги ласково, а хозяин только смотрит бесконечно понимающие и подливает чая. честно говоря, бомгю предпочёл бы что-нибудь покрепче. всё, что младший говорит за весь вечер даже не слова поддержки или упрёк «видишь, я же предупреждал». нет, тэхён не произносит этого, только одно по-мертвецки холодное: - давай не ошибёмся больше. тэхён смотрит долго-долго на собственную фотографию на стене, обсуждать которую негласно запрещено. там он счастливый и глупый, причём одно вытекает из другого, а рядом кто-то высокий и явно старше, но бомгю не знает ничего. ни имени, ни приблизительного рисунка событий. одно пустое ничего, которое осталось у них обоих. тэхён не разрешает ни говорить об этом человеке плохое, ни даже думать неодобрительно и фотографию со стены не снимает. он настаивает на том, что всё сломала его глупость, а бомгю не смеет сомневаться. они засыпают вдвоём, чтобы проснуться поодиночке. бомгю отсранённо думает о том, что, возможно, стоит увеличить дозу.±
хюнин кай - истеричка и это факт. они постоянно ругаются, но так уж повелось, что поделать. - как можно делать что-то для меня, не спрашивая, хочу я вообще или нет? - кричит кай, драматично швыряя в стену чашку. тэхён щурится на всякий случай, по звуку определяя насколько далеко от старшего пролетели осколки. он здесь, потому что, вроде как, приглашён, а значит - должен. субин хмурится, недовольный тем, что его парень не оценивает сюрприза, но сдерживается, потому что перед каном стыдно. зато кай совершенно не стесняется старшего, замершего на диване, аккурат между ними. всё равно кажется, что ближе к субину - это выводит даже больше, чем молчание. тэхён неодобряет, это видно во всей его позе, напряжённых мышцах, прокручивании кольца на пальце и невидящему взгляду мимо кая, куда-то на шкаф. кан не прячет своей слепоты - это его данность, и белёсые глаза никогда не скрывались за тёмным стеклом очков. от него не шарахаются, конечно, но смотрят обязательно с жалостью. иногда с отвращением, но тэхёну всё равно. он чувствует людей, хотя больше хотелось бы чувствовать что-то более приятное. животных, например. белый свет, его собака-поводырь, не в счёт. тэхён не любит выглядеть слабым, подолгу определяя в кафе где верх и низ у палочек, или вот так, сидя меж двух огней. если бы он только мог взглянуть субину с каем в глаза, понять, что они думают на самом деле, если они сами понять этого не хотят. но он может только сидеть каменным изваянием и ждать, пока они закончат перемывать друг другу кости не из-за чего. в спонтанной ссоре, как часто бывает, его друзья припоминают друг-другу всё, что только происходило с ними. если бы у тэхёна был тот человек, с которым он мог бы чувствовать себя нужным и любимым (?)... чёрт, да он прощал бы ему всё и забывал через секунду. а, впрочем, есть ли смысл фантазировать о несбыточном. зачем они ругаются настолько всерьёз, болезненно друг для друга. это ли любовь? хочется помочь, особенно субину. он неконфликтный по своей натуре и вряд ли наслаждается ситуацией. тэхён встаёт между друзьями, складывая брови в беззвучной жалобной просьбе, и наверняка выглядит жалко. субин ругается себе под нос и отворачивается к окну, непослушным пальцами роясь в карманах. сейчас закурит. хюнин опускает голову, пряча назревающие слёзы. кружится голова. - тэхён, что с тобой? эй?! - господи, боже мой... - не болтай, а звони в неотложку! я не знаю, что делать, это какой-то припадок! - тэ, слышишь меня?! не закрывай глаза! тэхён осыпается в чьих-то руках пеплом. вроде субин. обнимает крепче, гладит по голове, но голос почему-то хюниновский: дрожащий и перепуганный. тэхён не видит. вслед за вспышкой, глаза застилает привычная темнота.±
кай вытирает лицо полотенцем и снова полощет рот. неприятный привкус желчи оседает на языке, а противный, склизкий от слюны оранжевый лепесток цепляется за нижнюю губу. прорывает засмеяться от чего-то. надо же, какой он, мать вашу, везучий. даже хоть насколько-то поэтичных цветов не заслужил - лёгкие, вместо роз, лилий, орхидей или, на худой конец, фиалок, забиты яркими бархатцами. в детстве кай часто видел их на клумбах во дворе. видимо он - тоже. бомгю весёлый. солнечный по-детски, прямо в тон проклятым соцветиям. он ездит на велосипеде по залитым светом улицам их городка и развозит почту. подработка такая, каждый раз после института едет на причал за письмами, а потом болтает подолгу с каждым жителем, доставляя долгожданные послания. его всё любят, ему улыбаются сухонькие аджумы в центральном сквере, маленькие дети, симпатичные девушки и парни, а хюнин кай живёт последними неделями, издалека улыбаясь незаметно, завидев знакомую фигуру. потому что у бомгю взаимная симпатия и студент-медик чхве субин, старше его на два года, с милыми ямочками и бронзовой кожей. куда уж там каю, бледному, как поганка. а ещё бомгю бормочет пьяным вечером, закинув руку на чужое плечо: - хюка, мы ведь друзья? понимаешь, у меня с субином свиданка завтра, а я в жизни не целовался ни с кем. ну вот так получилось, - смеётся, хотя каю не смешно совсем, - научишь хёна по-дружески? хюнин кая тошнит ближе к утру, когда бомгю засыпает на диване в спальне, и вместе с лёгкими он опять выблёвывает вчерашний скудный ужин. тэхён приходит через два дня. тэхен, это как бомгю: такой же милый и приятный парень, вот только он знает. и непонятно - бежать от него поэтому или умолять остаться. от тэхёна аура спокойствия и уверенности и они никогда не говорили о, хюнин благодарен, правда. начни тэ жалеть его - всё будет кончено. кай сворачивается на кафеле, кашляя так хрипло, что думает: "ну всё, вот и конец". наверняка бомгю сейчас где-то на побережье целует с упоением мягкие субиновские губы и переплетает пальцы. тэхён, кажется не слушает его полубессознательный бред: удобно устраивает голову на собственных коленях, поглаживает по волосам, заправляя кудряшки за ухо. касается губами лба успокаивающе. - это так не закончится, ты не умрёшь, ладно? я сделаю всё, чтобы тебе стало легче. и хюнин сипит, сам не до конца осознавая, сорванным спазмами горлом: - полюби меня, тэхён, пожалуйста, полюби. тэхён улыбается так светло, что кажется с небес ангел слетел, и проводит кончиками пальцев по щеке, соскабливая прилипший лепесток. - хорошо, - говорит он просто, - как ты захочешь.±
ёнджуну дурно. не физически, нет. его хуярит прямо в душу, которая, вроде как, нараспашку. а зря. у них с субином (не истинные, но кому какая разница, если полюбили) почти восемь лет брака за плечами и для него это значило многое. для омеги, похоже, нет. ему, блять, грёбанных тридцать три года, и это не полжизни, конечно, но довольно много. достаточно, чтобы хотя бы научится определять - хороший человек или плохой. субин не был плохим никогда. он не был крашеной сучкой, которые все из себя: «подойди ко мне и найдёшь яйца на ближайшем заборе, если они у тебя есть, естественно»; он не пошлил, не врал, был верен, и, вроде как, любил. а ещё был любим в ответ, это уж сто процентов. так странно, что ёнджун думает об этом теперь, сидя на пороге чужой квартиры. за дверью никого, а пол холодный, но идти альфе больше некуда. если и здесь его не выслушают, не поддержат, то он скинется нахуй с ближайшей крыши. чёрт, ему надо всего-то совсем немного тепла. и оно, как ни странно, приходит. такое невысокое, ему по плечо, с перекрашенными тысячу раз волосами и сумками, полными продуктов. ёнджун смотрит потеряно, бегая глазами по чужому удивлённому лицу, и думает: «только ты, блять, вспомни меня, давай же». тэхён и не забывал, похоже, а ещё у него слёзы, замершие в уголках глаз, и пачка риса вываливается из упавшей сумки. его омега никогда не умел притворяться. ёнджун копирует лёгкую улыбку медленно, как старый компьютер, да и выходит она не настоящей. поломанной какой-то, выжаной и использованной. наклоняется, помогая собрать рассыпавшиеся покупки, и заходит в квартиру, вслед за хозяином. тэхён сидит напротив него за столом и смотрит куда-то глубоко, как раскрытую книгу читает. он совсем не изменился, щуплый, как воробей, родной и такой близко-далёкий. ёнджун сделал его таким. - расскажи. старший усмехается, качая головой. ему слишком тяжело. тэхён выглядит готовым принять часть его ноши на себя, выглядит обеспокоенным, как будто его действительно ебёт душевное состояние человека, появившегося на его кухне внезапно. такой глупый. такой тэхён. - субин убил его, - вот так, без предисловий, насладившись сполна вытягиваюшимся лицом. от себя тошнит. ровное «что?» рассекает тишину в ответ. ёнджун прячет лицо в ладони на секунду, желая вырвать себе язык, а не нагружать младшего, но слова, словно протяжный вой слетают с искусанных губ, прежде, чем воспалённый мозг приказывает закрыть нахуй рот: - он убил нашего ребёнка. сделал аборт. быстрый форсированный выдох и омега летит к старшему, опрокидывая стул, на котором сидел. ударяется бедром об угол стола, не замечает этого и прижимает чужую голову к собственному телу крепко-крепко, обнимает до боли в пальцах, потому что это всё, что может. ёнджун вслушивается в неритмичный, сбивчивый стук чужого сердца и прикрывает глаза. спасибо. тэхён не прячет собственные слёзы, ему жаль до блядского предела, что вот так. он хватает старшего за волосы, поднимает голову чужую и шепчет-тараторит в безжизненные глаза: - за что ты так с собой, зачем произнёс, господи... ты ведь не заслужил совсем, зачем он так, боже мой, зачем? ёнджун рыдает у него на груди, цепляясь судорожно за мягкий свитер. он тоже человек, он тоже не понимает. а тэхён сбивчиво в макушку «лучше было мне не знать, это слишком, малыш, ты не виноват, джун, держись» и пальцами по плечам. они, по большому счёту, никто друг-другу. так, неудавшиеся любовники, связанные ещё до рождения сильнее, чем что-либо может быть, и остаться рядом представляется чем-то немыслимым. омега целует солёные дорожки на бледных щеках, совсем без подтекста - чисто, как ребёнок, и шмыгает носом. а ёнджун спустя полчаса, три выкуренных сигареты и пару стаканов соджу, обнимает его со спины на балконе, прячась от огней вечернего города в мягких волосах, скользя холодным носом по шее. -не делай мне больно, пожалуйста, - произносит разбито. тэхён вздыхает тихо, не уворачиваясь, не отталкивая. помедлив, кладёт руку поверх чужой на своей талии и только жмётся ближе. он никогда и не смог бы по-другому.±