Behind Blue Eyes

[No one knows what it’s like To be the bad man To be the sad man Behind blue eyes And no one knows what it’s like To be hated To be fated To telling only lies] Прятать боль и обиду за улыбками и шутками привычно. Обычно. Почти обыденно. Я же как-никак тоже актер. Поменьше масштабом, чем ты, но тоже кое-что могу. «Харрисон, сгинь, ты можешь попасть в камеру, я видео для Стори в Инстаграм снимаю» «Харрисон, отойди подальше, сейчас фанаты набегут, тебя не должны видеть» «Выйдешь через черный ход, нам нельзя вместе светиться, а то еще подумают что-нибудь не то» Что подумают? ЧТО? Может быть, что нам приходится снимать комнату в дешевом пабе в самой жопе Лондона, чтобы провести ночь вместе? Или, что я уже неделю хожу за тобой, как на поводочке привязанный, невидимой незаметной тенью, потому что каждый твой устало-болезненный взгляд вечером заставляет что-то внутри съеживаться и пульсировать неприятно, а сам ты никогда не попросишь перерыв, как бы плохо не было? Или, может, что мне приходится чуть ли не на руках уносить тебя сонного со съемочной площадки, потому что ты с ног валишься? Так это все правда! Да, забочусь. Да, люблю. Да, плевал я на все эти правила, и на гребанный имидж. И на свою собственную карьеру. Не могу больше врать. Хочу, чтобы все знали. [No one knows what it's like To feel these feelings Like I do, And I blame you! No one bites back as hard On their anger None of my pain and woe Can show through] Цветные фонарики освещают площадку кинофестиваля под открытым небом мягким приятным для уставших глаз матовым светом. Яркая карусель наоборот сияет и переливается ослепительными огоньками. Повсюду раздается смех, веселые голоса и жизнерадостная музыка. А хочется вывернуться наизнанку. Надо найти место потише. В машине праздничный шум приглушается и можно спокойно вздохнуть. Вот за что мне это? Каким Богам надо молиться, чтобы один вид этого чуда в яркой цветастой бандане не вызывал стойкое желание вскрыться на этом самом месте? - Харрисон? - такой теплый и родной голос звучит всего в паре сантиметров от уха, а на водительское место рядом плюхается объект моих сегодняшних страданий собственной персоной. – Все в порядке? - В полном, блять, порядке, - шиплю сквозь стиснутые губы. – Можешь валить к своей кукле. - Хаз, - он непонимающе дотрагивается до моей руки, напряженно сжатой в кулак, и пытается сплести наши пальца в замок. Но я сопротивляюсь. Вырываю ладонь, и его рука беспомощно повисает в воздухе. - Харрисон, ну зачем ты так? – обиженно надувает губы он. - Нам нельзя, сам знаешь. - Остерфилд, мы тут одни, - он губами касается мочки уха и шепчет жарко-жарко. – И вольны делать все-все, что захочется. - Все, что захочется, можешь делать с ней, - по телу бегут тысячи мурашек от его близости, но я все равно раздраженно дергаюсь. - Хаз, ну ты же сам все понимаешь! - Понимаю. Вот только нахрен мне не нужно это понимание. Мне ТЫ нужен, придурок! А она приобнимает тебя, касается, за руку держит… - А я все равно люблю тебя, Харрисон. Он чуть нервно и испуганно вздыхает, когда я резко наваливаюсь на него и больно пережимаю запястья, нисколько не контролируя силу. Но даже не пытается вырваться. Потому, что знает, подлец. Знает, что я никогда не причиню ему вереда. Знает, что и волосу с его головы не позволю упасть. Знает, что я тоже люблю его. Больше жизни люблю. [No one knows what it's like To be mistreated, To be defeated Behind blue eyes No one knows how to say That they're sorry And don't worry I'm not telling lies] «Харрисон Остерфилд хочет пробиться в кинематограф за счет Тома Холланда» «Да Остерфилд использует Холланда, посмотрите, это же сразу видно» «Том, не верь ему, он просто хочет прославиться» «Да Остерфилд вообще был бы никем без дружбы с Томом Холландом» Фанаты еще во время съемок фильма «Человек-Паук: Возвращение домой» разделились на группы – кто-то кричал, что он использует Тома, чтобы пробиться самому, кто-то верил в бескорыстную дружбу. А кто-то просто поддерживал мои собственные начинания. Отзывы последних грели душу и радовали – до сих пор помню, как радостно прыгал по всему дома, снося мелкие предметы, когда мне впервые написала фанатка. Но тем не менее, хейта от этого меньше не становилось. Но одно дело – читать не особо добрые комментарии в Твиттере или на Тамблере. И совсем другое – столкнуться с этим в реальной жизни. На одном из комик-конов Лос-Анжелесе ровно посередине зала расположилась компания с транспарантами «Харрисон Остерфилд использует Тома Холланда. Нет дружбы. Есть только цели Харрисона». - Харрисон, прости меня, ты этого совсем не заслужил, - Том устало опускается на кровать и кладет теплую ладонь мне ногу, скрытую под одеялом. Я продолжаю лежать к нему спиной, пытаясь самостоятельно справиться с нахлынувшими неприятными эмоциями. - Мы сто раз это обсуждали, Хаз, число хейтеров всегда пропорционально числу фанатов. Да люди тебе фандомы посвящают. А ты расстраиваешься из-за парочки пигалиц. Я продолжаю сдавленно сопеть в подушку. - Харрисон, ты плачешь? Тренировки к фильму о Паучке явно не прошли для Тома даром – он сграбастал меня за талию и перевернул. - Смотри, - он тыкает мне в лицо светящимся экраном телефона. – Смотри, сколько положительных отзывов, комплиментов и пожеланий удачи! И все это тебе, Отсерфилд. Эти люди любят тебя. Я люблю тебя. Я вскидываюсь на кровати и подозрительно смотрю на него. - Ты правда любишь меня? – немного по-детски спрашиваю я и смотрю внимательно-внимательно, словно его ответ это самое важное (и, пожалуй, так оно и есть). - Конечно, я люблю тебя, Харрисон Остерфилд! - Докажи! И вы не представляете себе, какое это счастье – каждый гребанный день знать, какой у него сегодня вкус губ. [But my dreams they aren't as empty As my conscience seems to be I have hours, only lonely My love is vengeance That's never free] Мои мечты простые и до смешного банальные. Да, в них все еще мелькает сияние софитов, сцена, блеск светоприборов на съемочной площадке… А еще в них я не боюсь взять тебя за руку, когда мы гуляем по очередному городу в рамках тура. Я веду тебя под венец, и на тебе бордовый костюм, хотя твои родители настаивали на белом, но ты не любишь банальности. Нам с тобой улыбается тот малыш из детского дома, который когда-то вызвал у тебя слезы. Мы усыновили ребенка, потому что дети это счастье, так ты считаешь. Когда-нибудь мы станем достаточно свободными, чтобы эти мечты осуществились. А пока просто позволь мне взять тебя за руку – всего на секунду, никто и не заметит. И мне и этого достаточно.