***
Майкл отдал нам свою машину. Я думала, он откажется, но, видимо, он прочитал на лице Дина нечто такое, из-за чего решил оторвать от сердца ключи и доверить ему вести. Всю дорогу мы молчали. Я не знала, что именно собирался делать Дин — бесцельно погулять по городу или он направлялся в какое-то определенное место, но не удивилась, когда он остановился у грунтовой дороги, которая извивалась и скрывалась среди деревьев. Дин заглушил двигатель и вышел из машины. Я заметила почтовый ящик. Где-то в этих зарослях был дом. Старый дом Дина. Я вышла из машины и пошла следом за Дином. Я не была уверена, хотел ли он, чтобы я шла за ним, но он ничего не сказал, поэтому я продолжала идти чуть позади, достаточно далеко, чтобы не мешать ему думать, и достаточно близко, чтобы он помнил, что он не одинок. Мы дошли до невысокого забора, некогда бывшим белым, а теперь покрытым грязью и местами прогнившим. Я едва осмотрела дом, которым был таким же потускневшим и вымершим, после чего проследила за взглядом Дина. Он неотрывно смотрел на небольшую пристройку у самого забора. Сарай. Тот самый сарай, где Дэниел Рэддинг пытал и убивал женщин. Дин помедлил немного, после чего толкнул калитку и пошел к сараю. На дверцах висел большой замок, но он прогнил настолько, что Дин без труда сломал дужки и открыл двери. Он замер на пороге. Я подошла к нему и заглянула в сарай. Помещение тускло освещалось через заляпанные грязью окошки под самым потолком. Вдоль двух стен тянулись стеллажи с инструментами и ножами самых разных размеров. У стены напротив входа в уголке приткнулась небольшая печка, от которой тянулась вверх труба. Что-то висело рядом с печкой на стене, и пусть я не могла как следует рассмотреть этот объект, я все равно догадалась, что это. Большую часть занимал большой деревянный стол, который походил бы на обычный стол в мастерской, если бы не три ряда широких ремней, пересекающих его поперек. Я не хотела думать, чем они были запачканы. Дин продолжал стоять на пороге, поэтому мне пришлось его немного подтолкнуть, чтобы суметь войти в сарай и лучше оглядеться. Я пыталась смотреть на помещение глазами профайлера, но в голове было только: «Здесь Рэддинг пытал и убил женщин, здесь Рэддинг пытал и убивал женщин…». О чем же думал Дин, глядя на этот стол, на ножи? Дэниел заставлял сына смотреть. Эта последняя мысль заставила меня оглянуться на Дина. Он стоял спиной к солнцу, так что я не видел его лицо, однако я легко могла прочесть его позу. Кулаки сжаты. Спина ссутулена. — Ты не такой, как твой отец, — сказал я. Дин никак не показал, что он услышал меня. Тогда я встала прямо перед ним. Провела рукой по его волосам, отбрасывая их с лица, как вчера. Он избегал смотреть мне в глаза. — Ты не такой, как твой отец, Дин, — повторила я. — И я могу это доказать. Взяв его за руку, я потянула внутрь, предварительно выглянув наружу и убедившись, что вокруг нет ни души. Неохотно, но он позволил мне провести его к столу. Я уперлась руками в столешницу и запрыгнула на стол. Старательно избегая мыслей о темных пятнах на дереве, я откинулась назад, ногами к выходу, головой к печке. — Что ты делаешь? — хрипло спросил Дин. — Пристегни меня. — Кэсси… — Просто сделай это. Я видела, как он внутренне боролся с собой. Он не хотел этого делать, но при этом понимал, что я не сдамся без боя. В конце концов он сделал, как я просила. Два жестких ремня обхватили меня за лодыжки, еще два — за запястья, заведенные за голову. Последний ремень находился на уровне моего живота. У Дина тряслись руки, когда он пристегивал меня, но он не издал ни звука. Приходилось ли ему когда-то делать то же самое? Или отец приводил его, когда женщины уже были полностью в его власти? Не думай об этом, Кэсси. Я облизнула внезапно пересохшие губы. — Теперь возьми нож. — Нет. — Они наверняка тупые. Я не была в этом уверена, но надеялась, что пять лет в заброшенном сарае сделали свое дело. — Зачем тебе это? — голос Дина надломился. Ему было нелегко видеть меня, идеализированную Кэсси, которую он сам придумал и водрузил на пьедестал, привязанной к столу. как очередная жертва его отца. Но то, чего я от него хотела, требовало большего. — Возьми нож, Дин. Медленно, словно ожидая, что я передумаю, Дин взял со стеллажа один из ножей. Он был небольшим и выглядел тупым. В отличие от всего остального в этой комнате, ножи выглядели более менее ухоженными. Видимо, Дэниел тщательно обрабатывал свои… инструменты после каждого убийства. Я глубоко вздохнула. То, о чем я собиралась попросить, должно было быть болезненно не столько для меня, сколько для Дина. — А теперь я хочу, чтобы ты порезал меня. — Нет. — Я не имею в виду по-настоящему. Я хочу, чтобы ты сделал это, как сделал бы твой отец. В сарае воцарилась гробовая тишина. Я слышала, как бьется мое сердце, как изо рта Дина вырывается хриплое дыхание. И больше ничего. Ни шороха. Ни визга шин. Ни людских разговоров. Прошло несколько минут, показавшихся мне целой вечностью, прежде чем Дин пошевелился. Он медленно провел кончиком ножа по моей руке, его глаза следили за невидимой линией на моей коже. Так же аккуратно он прочертил линию назад. Кожу слегка покалывало в тех местах, где ее касалось острие ножа, сердце бешено билось в груди. Я наблюдала, как Дин вычерчивает невидимые узоры на моих руках, проводит ножом по плечам, посылая по моему телу столп искр. Нож скользнул к моему горлу, а затем стал спускаться от ключицы вниз. Я рефлекторно втянула живот, когда острие коснулось пупка. Легкие отказывались работать, и я приоткрыла рот, но так и не смогла сделать даже маленький вдох, потому что в этот момент кончик ножа скользнул к внутренней стороне моего бедра. Я закрыла глаза. Все тело покалывало и саднило, хотя я знала, что на мне нет ни царапинки. Все дело было в этих прикосновениях, в этом риске, в адреналине в моих венах. Даже если бы я не была привязана к столу, я вряд ли бы смогла сдвинуться с места. Тело отказывалось подчиняться мне. Нож снова скользнул по животу, и я приоткрыла глаза. Длинные волосы скрывали от меня выражение лица Дина. Я слышала его тяжелые дыхание, такое же прерывистое, как и у меня, видела, как напряжено его тело. Нож легко лежал у него в ладони, словно он был продолжением его руки. Дин казался мне художником, работающим над картиной, только вместо кисточки он создавал свои шедевры ножом, а вместо красок использовал кровь. Продолжая держать нож в руке, Дин расстегнул первые две пуговицы моей рубашки. Подушечкой пальца он провел по коже под ключицей. Я не сразу поняла, что он вырисовывал. «Р”. Как клеймо, которое его отец оставлял на своих жертвах. Неожиданно Дин затряс головой. — Нет, — прошептал он, отказываясь продолжать. А может, он обращался к голосу отца в своей голове. Затем он сказал еще раз, громче, — Нет. Нож выскользнул из его руки и со звоном упал на пол. В два счета он освободил мне руки и попятился назад, пока не уперся спиной в стеллаж. — Я не должен был этого делать. У меня тряслись руки, пока я расстегивала ремни на ногах. Окончательно освободившись, я спрыгнула со стола и подошла к Дину. Он вжался в стеллаж, спрятав лицо в ладонях. Мне было больно смотреть на него в таком состоянии. — Ты ничего не сделал, Дин. Ты не такой, как твой отец. Ты не можешь причинить боль — ни мне, ни кому либо еще. Я сделала еще один шаг в его сторону. Взяла его за запястья и убрала ладони от лица, но не отпустила его. — Ты не убийца, Дин, — негромко сказала я. Спустя долгое, долгое время, Дин наконец-то встретился со мной глазами. — Я не могу больше находиться здесь. Слишком много плохого произошло в этом сарае. — Мы могли бы создать и хорошие воспоминания о этом месте. Дин с осторожностью наблюдал, как я беру его лицо в свои ладони, притягивая его к себе. Я поцеловала его, и он неуверенно ответил на поцелуй, опуская руки мне на спину. Не разрывая поцелуй, я потянула его обратно к столу и принялась стягивать с него толстовку…***
К машине мы шли в полнейшей тишине. Солнце скрылось, поднялся пронзительно холодный ветер, поднимавший в воздух опавшие листья. Я убрала руки в карманы толстовки Дина, которую он отдал мне, когда мы выходили из сарая. Она была мне немного велика и все еще хранила его запах. Мы сели в машину, и Дин повел ее обратно к дороге. Я повернула руку, лежавшую у меня на коленях, ладонью вверх. Дин оторвал взгляд от дороги и мельком посмотрел на меня. Затем, снова обратив свое внимание на дорогу, он убрал одну руку от руля и сжал мою ладонь.