***
После этого звонка Мингю едет с пожилой дамой ровно тридцать четыре минуты, самые долгие минуты в его жизни. Она достаточно симпатична для старушки, но у неё слишком много косметики на лице, и она всё время говорит о том, что её парень изменяет ей с какой-то женщиной помоложе. Мингю делает ошибку, спрашивая, насколько моложе, и не может представить себе, как восьмидесятиоднолетний мужчина заводит свой роман с женщиной в её зрелом девственном возрасте шестидесяти семи лет. Говорят, в жизни нужно попробовать всё, но секс с пожилыми людьми — это что-то, что Мингю пробовать никогда не хотелось и не хочется, поэтому он говорит старушке, чтобы она, пожалуйста, выпустила его из машины. Они находились где-то под городом, когда Мингю снова оказался на пустынной трассе. Он застрял под путепроводом. Глядя на проезжающие машины, он чувствует, как усталость по-настоящему начинает давить на него. Он снимает пальто и обвязывает его вокруг талии. Прохлада ночного воздуха не даёт ему уснуть; его белая футболка отражает свет фар, слепя глаза, и это тоже помогает держаться на плаву. Он даже слегка закатывает рукава, чтобы наверняка, но, наверное, это было слишком, ведь его джинсы достаточно тонкие, чтобы он уже едва ли чувствовал свои ноги. Мингю опирается на колонну и ждёт, еле сдерживаясь от того, чтобы не задремать, когда рядом останавливается машина. Он проверяет время, и цифры на экране его смартфона мигают четырьмя нулями. Полночь. Машина не шикарная, но симпатичная, неплохой выбор: гладкая, просторная, серебристая. Мингю не знает о машинах ничего, кроме того, как водить их. Он всегда больше интересовался небольшими механизмами и устройствами, несмотря на то, что его дядя — управляющий ремонтной мастерской. Вот он бы точно оценил эту машину. Окно опускается, и мужчина средних лет оглядывает его сверху вниз, поджимая губы. С первого взгляда его лицо кажется молодым, но, если приглядеться, можно догадаться о его возрасте из-за мелких деталей. Он выглядит серьёзным, его хмурый взгляд очень чётко выражен, и создаётся впечатление, будто он практиковал и совершенствовал его в течение многих лет. Тем не менее, уши у него круглые и большие, даже немного глупые, такие, какие бывают у маленьких детей. — Добрый вечер, — начинает Мингю, легко кивнув и склонив голову набок. Он искренне улыбается, глядя на водителя и раздумывая, стоит ли ему подойти поближе. Но так как он боится, что парень просто ударит по газам и сбежит, Мингю делает уверенные длинные шаги и прислоняется к машине, заглядывая в окно. Расстояние между ними явно сократилось, но он всё равно находится достаточно далеко от человека, кажущемуся удивлённым, но не встревоженным, его глаза широко распахнуты, а рот приоткрыт. — Спасибо, что остановились, мистер. Какое-то время тут было так тихо, что я уже думал, что так и останусь здесь, — говорит он с застенчивым смешком, впиваясь кончиками ногтей в крышу машины. Если этот парень, блять, посмеет нажать на газ, Мингю оставит кучу царапин без всяких угрызений совести. — Нет, э-э… Проблем. Так ты садишься? Или… — мужчина жестикулирует руками и кажется немного ошеломлённым, даже потерянным. Но Мингю это не смущает, вместо этого он широко улыбается и проскальзывает внутрь. Машина аккуратна и внутри: она пахнет нейтрально, как будто только-только из салона. Когда его спина касается сиденья, веки тут же стали тяжелеть, соблазняя парня уснуть в это же мгновение. Машина не двигается. Мингю наблюдает, как костяшки пальцев водителя белеют от той силы, с которой он сжимает руль, как он смотрит вдаль и тяжело сглатывает. — Эм, мистер? — Замолчи, — мужчина вдруг снимает руки с руля и утыкается в них лицом со звуком, похожим на стон, вздох и плач уродливого ребёнка одновременно. Его голос звучит легко и чуть слишком молодо, чем ожидал Мингю, но его диалект играет огромную роль. Он заставляет его голос звучать по-настоящему мужественно. — Я хочу понять, не пытается ли мой внутренний голос отговорить меня от этого. — Оу, — Мингю втягивает щёки и старается не морщиться. — Извините. Какое-то время Мингю просто опирается на дверцу автомобиля, не пристегиваясь, готовый в любой момент подорваться с места, если этот парень вдруг проявит ещё какие-то признаки психической нестабильности, помимо своего внутреннего голоса. — Окей, — он выпрямляется, проводя рукой по волосам, делает глубокий вдох, пока его щёки не наполняются воздухом, а затем решительно выдыхает. Он ослабляет однотонный тёмный галстук, не слишком заботясь о выглаженной рубашке на нём, и это движение напоминает Мингю начало какого-то отвратительного порно. Его пальто лежит на заднем сиденье рядом с дюжиной коробок, и Мингю видит, что в багажнике их ещё больше. Этот парень мог бы возвращаться с вечеринки, но что-то в том, как он обращается со своей одеждой, заставляет Мингю подумать, что на самом деле это его рабочая форма. — Я должен быть уверен, что хочу это сделать. Мингю немного настороженно улыбается. — Ох… Понятно. — Я имею в виду, это не из-за тебя, ясно? Ты… — с извиняющимся видом он пытается подобрать слова, но затем его лицо расплывается в нечто более дерзкое. Его глаза скользят с лица Мингю куда-то ниже, прямо к пальцам на его ногах, а затем быстро возвращаются вверх, будто то, что он делает сейчас — это нечто преступное. В животе у Мингю образуется что-то странное и тяжелое. Этот парень сейчас просто… разглядывал его? — Дело не в тебе, я уверен, что ты потрясающий. Мужчина заводит машину и выезжает на полосу, и Мингю наконец расслабляется достаточно, чтобы пристегнуться. — Меня зовут Ким Мингю, спасибо, что остановились, — он сжимает свою руку другой, не зная, следует ли ему протягивать её, когда другой ведёт машину. На улыбку ему отвечают поджатыми губами. Мужчина облизывает их и выдаёт негромкое: — Ли Джихун. Мингю смотрит на него. — А Бог и впрямь любит троицу. — Что? — Ли Джихун озадаченно хмурится, и Мингю понимает, что он не знает о том, что он — уже третий Ли, которого Гю встречает этим вечером. Вот же умора. Покачав головой, он уверяет, что это неважно, скрещивает ноги и немного наклоняется вперёд, чтобы убедиться, что Ли Джихун видит его. — Значит… Вы никогда раньше не подбирали незнакомцев с обочин дорог? — не то чтобы этот парень казался одним из тех, кто совершает безответственные поступки. У него взгляд делового человека, да и выглядит он явно за двадцать, а то и за все тридцать. Но стрижка у него хорошая, а цвет волос слишком светлый, чтобы Мингю мог поверить, что он естественный. Осветлённый, хорошо подстриженный, стильный мужчина Ли Джихун. Мингю нравится. Джихун пытается улыбнуться, в конечном итоге выглядя так, будто ему приказали сделать это под страхом смерти. Мингю не может сказать, из-за освещения ли это, но он выглядит потным и нервным. — …Нет. Даже женщин. Но это из-за того, — он слишком резко машет правой рукой между ними. — Что они… неинтересны мне. Понимаешь? Пауза. — Что? — Это не значит, что у меня не было секса раньше, не пойми меня неправильно, — торопится сказать Джихун. — Но из-за обстоятельств, это было с… Неправильными людьми. — Мингю продолжает смотреть на него с таким чистым удивлением, что мужчина хмурится и чешет затылок. — Неужели это такая редкость? — …Что? — повторяет Мингю. Хмурый взгляд Джихуна тут же пустеет. Он даёт себе немного времени, замолкнув, пока его неуверенность в происходящем не превращает его глаза в испуганные тонкие щели. — Ты… — он снова замолкает, облизывает губы и сглатывает. Лицо Джихуна меняется от замешательства к недоверию, от недоверия к подозрению. — Ты ведь проститут, верно? Взгляд, которым они обмениваются, даёт Джихуну его ответ. В этот момент этот странный, слабый смешок вырывается изо рта Мингю на случай, если он шутит, но Джихун просто продолжает смотреть на него. Его фальшивая улыбка превращается в слабую гримасу. Господь милостивый. Джихун бьёт по тормозам так сильно, что они оба резко дёргаются вперёд, и шины издают пронзительный скрежет, такой же, какой бывает в мультфильмах. — Так ты не проститут?! — Джихун, похоже, шокирован, и на его лице читается чистое унижение и ужас. Мингю отвечает ему с таким же выражением лица. — Нет? — слабым голосом отвечает он. — Вы думаете, что проституты-геи просто, — выпаливает он. — Разбросаны по окраинам… — он смотрит на дорожный знак, хмурится и разочарованно выплевывает следующее слово: — Пусана? — Я не знаю, я же говорил тебе, что не делал этого раньше, — процедил сквозь зубы Джихун. — Да что за обвинения вообще, ты только посмотри на себя! Мингю скрещивает руки на груди, чтобы прикрыться, словно защищаясь от взгляда Джихуна, и делает обиженное лицо. — Хотите сказать, что я выгляжу как шлюха? — он повышает голос, и Джихун вздрагивает. — Я что, блять, так сказал? Не вкладывай слова в мои уста, Иисус, — шипит Джихун, его плечи трясутся. — Всё, что я хочу сказать, это то, что ты выглядел… так… — Мингю клянётся, что Джихун сделал на этом акцент, будто имел в виду «так хорошо», и от этого ему становится легче. — И ты был в тёмном месте в тёмное время. Что ещё мне оставалось думать? — его напряжённость и беспокойство в голосе медленно растворяются. Джихун, похоже, сожалеет, что накричал на него. Страх того, что парень окажется сексуальным маньяком, медленно тает, когда Мингю понимает, что это просто невозможно: этот казалось бы уже взрослый мужчина заливается краской сильнее, чем любое человеческое существо. В последний раз Мингю видел подобное, когда Минсо была ещё совсем маленькой и плакала до тех пор, пока не стала похожа на уродливый морщинистый помидор. Это заставило его тепло улыбнуться. — У вас такая богатая фантазия, мистер Ли. — Хватит умничать, малыш. Не надо меня так называть, — возражает Джихун. Он делает несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться, затем регулирует своё сидение и вновь становится серьёзным. После некоторого раздумья он осторожно спрашивает: — Но тебе ведь нужно куда-то добраться, верно? — его голос звучит намного мягче, чем раньше. Позади них сигналит машина, и Джихун неуклюже продолжает ехать, не получив ответа. Мингю позволяет ему, и проверяет свой телефон, когда он вибрирует в кармане, обеспечивая ему побег от вопросов. [0:12] СMХ: этот сокмин (водитель-ним) — лайф-коуч, который подбирает людей, чтобы помогать им. я думаю, что это просто его работа — водить машину и разговаривать [0:12] СMХ: не то чтобы он говорил мне, но… [0:12] Вы: откуда ты знаешь, если он тебе не говорил? [0:13] СMХ: не спорь со мной ты ничего не ЗНАЕШЬ [0:13] СMХ: ты поймал кого-то ещё или всё ещё едешь с той возбуждённой бабулей? [0:13] Вы: какой-то пусанский парень подобрал меня [0:13] СMХ: чудно. а он милый? [0:13] Вы: просто восхитителен. [0:13] Вы: он думал, что я продаюсь [0:14] СМХ: что [0:14] Вы: что я мальчик на побегушках [0.14] СMХ: типа [0:14] СMХ: как шлюха? [0:14] Вы: да, минхао, как шлюха. [0:14] Вы: я в его вкусе ♡ [0:15] СМХ: …ага [0:15] СМХ: я так и понял Мингю усмехается и еле сдерживается чтобы не швырнуть телефон о лобовое стекло. Вот же сукин сын. Однако он не может подавить лёгкую улыбку, появляющуюся на его губах. Джихун замечает это и несколько раз поглядывает на него с напряжением, струящимся по его хмурым морщинам. Если он думает, что Мингю смеётся над ним, если он действительно беспокоится о том, что Мингю осуждает его, то это больше, чем просто «в его вкусе». А может быть, такова его природа: постоянно волноваться. Ли Джихун — человек, который всегда обо всём волнуется. — Куда вы направляетесь? — вежливо спрашивает Мингю и прячет телефон, не обращая внимания на новые сообщения Минхао. С ним всё будет хорошо. Тем временем, мистер Ли, казалось, скоро умрёт от язвы, если Мингю не покажет, какой он хороший мальчик. Отличная компания, прекрасные манеры. Они приближаются к шлагбауму у платной дороги, и Джихун замедляет ход, вытаскивая свою карту. В его машине есть зарядное устройство, и Мингю безмолвно показывает на него, закусив губу, будто спрашивая: «Можно мне?» Джихун кивает и надувает губы от радостного звука подключения на телефоне Мингю. Не зная, куда деть руки, Мингю аккуратно кладёт их себе на колени. — В Сувон, — отвечает Джихун, тыча пальцем в свой Hi-pass. Женский голос, оповещающий их о максимальной скорости в 30 км/ч, кажется старым врагом, когда Мингю смотрит на устройство. Его злоба увеличивается в геометрической прогрессии, когда голос замечает, что они едут не по той полосе. Они успешно проезжают шлагбаум, и эта невыносимая женщина оставляет их в покое, а весёлый звон колокольчиков уведомляет о том, что оплата прошла успешно. Джихун пыхтит и, набирая скорость, закатывает рукава. — Тебя это устраивает? — Сувон? — Мингю втягивает щёки, затем с энтузиазмом кивает. — Да, это… — это близко к месту, куда я хочу добраться, отвезёте меня туда? Он не может сказать такое и ожидать, что совершенно незнакомый человек, подобравший ребёнка вроде него с обочины, согласиться взять его с собой в невероятно весёлую поездку по протяженности всей скоростной автомагистрали Кёнбу. — …Недалеко от того места, куда я направляюсь. Могу я поехать с вами, если вы не возражаете? Джихун пожимает плечами и кивает. — Конечно. Долгое молчание разъедает мозг и внутренние органы Мингю, пробирает дрожью, впивается прямо в душу, потому что из-за него атмосфера становится очень неловкой, и Джихун, кажется, полностью согласен с ним. Он даже осмеливается включить радио без каких-либо заметок или комментариев по поводу тишины, которую пытается заполнить. Звучание классической гитарной мелодии наполняет машину. — А зачем вам вообще понадобились услуги проститутки? — это явно не то, что должен был сказать Мингю, чтобы нарушить эту густую, удушливую тишину, но слово — не воробей. Джихун поперхнулся слюной. — А зачем людям обычно они нужны? — с тоннами ложной уверенности отвечает он, и Мингю медленно пожимает плечами и выпячивает нижнюю губу. — А что? Мне нельзя? — Ну… для начала, это незаконно, — заявляет он, и Джихун шипит и ругается себе под нос, замахиваясь (но только замахиваясь) ударить Мингю по голове. Джихун напоминает Мингю своих профессоров, а именно тех, кто заботился о нём больше всего. Наверное, всё дело в его одежде. — Но я не об этом, — хнычет он. — Я просто думал, что вы популярны среди парней, мистер Ли. Достаточно, чтобы вам не пришлось покупать внимание. Это не ложь, хотя и звучит как ложь. Слова, которые он подбирает, маслянистые и слишком сладкие, чтобы поверить в их искренность, но это правда. Ли Джихун — просто чудак. У него красивое лицо, хорошие волосы и острый язык, сексуальный диалект. Мингю удивлён, что он не женат, как бы он ни искал продажных мальчиков на обочинах автострады. Однако Джихун не верит ни единому его слову, а глаза сужаются в тонкие осуждающие щели. — В том-то и дело, — Джихун посасывает нижнюю губу и ссутуливается на своем сиденье, из-за чего на его рубашке появляются новые складки, которых она не заслуживает. — Я никогда не был с мужчиной, — он тщательно подбирает слова, с дрожью в голосе и нервозностью, окрашивающей каждое его слово, будто до сих пор неуверенный, стоит ли рассказывать об этом какому-то странному парню, которого он только что встретил. Но как только эти слова покидают его рот, он, кажется, чувствует огромное облегчение, будто честность — самое большое блаженство в его жизни. Мингю не может скрыть своего любопытства. — Поэтому, я искал кого-то, кто мог бы мне помочь… — он замолкает. — Поэкспериментировать? — предлагает Мингю, чуть высунув язык. Нет, это звучит странно. Теперь в его голове возникает мужчина примерно джихуновых лет, делающий всё это глупое юношеское дерьмо, например целующийся с неправильными людьми и пьющий алкоголь, который ему не по вкусу. У него во рту появляется кислый привкус. — Научиться, — наконец заявляет Джихун, и это оказывается намного печальнее, чем Мингю хотел бы. Внезапно ему всё становится ясно, достаточно, чтобы почувствовать себя глупо. Джихун скрывал свою ориентацию, вероятно, даже дольше, чем Мингю вообще существовал. Он сжимает край своей футболки в кулак, когда они проезжает мимо белого микроавтобуса, и что-то тяжёлое тянет в самой нижней части его живота. — Знаете, я… — начинает Мингю с уверенностью в голосе. Джихун кивает. — Я могу ей стать. — Что? — брови Джихуна сошлись на переносице. — Проституткой, — Джихун почти сворачивает с дороги, а затем сжимает руль мёртвой хваткой, глядя на Мингю так, словно он только что угрожал убить свою мать. — Или, скорее, наставником, — Мингю улыбается очаровательно и мягко, так, как, по его мнению, Джихуну должно понравиться. — Мистер Ли всё-таки выбрал меня. С пересохшим ртом Джихун пытается проглотить вставший в горле ком. Он, кажется, размышляет об этом, глядя на дорогу, и Мингю замечает, что его уши краснеют, только когда он оборачивается, чтобы посмотреть на него. — Ты уже делал это раньше? Мингю моргает. — Да. Рот Джихуна удивлённо скривился. — Но ведь ты так молод, не так ли? — Мне двадцать один, — отвечает Мингю с бушующей гордостью, отчего Джихун выглядит так, будто хочет умереть. Мингю улыбается, его нос немного морщится, и он пожимает плечами. — Не надо так, мистер Ли. Вы не знаете моего прошлого. Не стоит так быстро думать о людях только хорошее, — Мингю наклоняется, его пальцы касаются ткани брюк Джихуна, затем впиваются в плоть его бедра, скользя сверху вниз, туда, где ещё теплее. Он сжимает его и с открытым ртом наблюдает, как глаза Джихуна бегают с руки на лобовое стекло, а затем на лицо Мингю, и его мозг по спирали движется к технической неисправности. — Если вы возьмёте меня в Сувон, я научу вас. С такого близкого расстояния Мингю видит светлые кончики ресниц Джихуна, складки на его веках. Его пульс учащается, и ему крайне не хочется думать о том, что, флиртуя с ним, он, скорее всего, причинит себе такой же вред, как и Джихуну. Их лица находятся на расстоянии одного неверного движения, стук в мышцах бедра Джихуна сильный, но ровный, тёпло между ног отвлекает. Хоть и смущённый, Джихун по-прежнему кажется невозмутимым. Он обхватывает запястье Мингю и отдёргивает его. — Только если я в любой момент смогу разорвать наш договор. И в любой момент смогу высадить твою задницу на обочине. Особенно если ты снова начнёшь лапать меня, пока я за рулём. Моргая, Мингю не может вымолвить и слова, не веря, что он действительно согласился, пока, наконец, не выдаёт: — Договорились? — Договорились, — твёрдо кивает Джихун и протягивает ему руку. Мингю пожимает её с широкой улыбкой. Рукопожатие Джихуна сильное и решительное, такое, какое одобрил бы его отец. После этого Джихун уже не настаивает на общении. Возможно, дело было в позднем времени или по личным причинам, но Мингю это не волновало. Может быть, ему просто лучше оставаться тихим и не давать Джихуну повода пожалеть, что он его подобрал. Он сонно смотрит в окно, думая о том, как каждое растение, камень и дерево выглядят чёрными фигурами в слабом свете жёлтого света фонарей. Сон подкрадывается к нему, не давая заметить, как его веки медленно опускаются, пока не закрывают глаза полностью, как звуки больше не достигают его, и всё исчезает. Он погружается в такой долгожданный сон, не замечая, как Джихун фыркает от внезапного приступа храпа.***
[0:45] СМХ: сокмин сказал, что я должен простить джунхуэя и никогда больше не смотреть в его сторону [0:45] СМХ: это лучшая месть, потому что он живет за счёт внимания, которое ему уделяют люди [0:45] СМХ: то, что я одержим тем, что он сделал со мной и заставил сделать меня, питает его эго. но сокмин не сказал, должен ли я простить себя. [0:47] СМХ: он просто чувствует такое, мингю. [0:48] СМХ: пожалуйста, ответь мне, мне страшно [0:50] Вы: ПРОСТИ я заснул [0:50] СМХ: наверное здорово……… [0:50] Вы: Сокмин, должно быть, просто видит тебя насквозь. Словно… естественный враг? [0:52] СМХ: это чушь собачья [0:52] СМХ: как ты? [0:52] Вы: я всё ещё еду с пусанским мужчиной, он согласился отвезти меня домой — [1:01] СМХ: ты едешь домой? [1:01] Вы: Ну да? [1:01] СМХ: …минни [1:02] Вы: Я не могу? [1:02] Вы: если ты не хочешь этого, то тебе следует объясниться [1:03] Вы: почему ты бежишь? Что с тобой произошло? [1:03] Вы: если ты в беде, я могу помочь исправить это. я _обещаю_. — [1:10] Вы: ты здесь?***
«Человек должен радоваться даже неудачам, пока ещё может», вот, что один старый, длинноволосый мужчина с хирургически-точными шрамами на шее и работающий с мамой Мингю в небольшом азиатском ресторанчике говорил Мингю и Минхао, пока они ждали свою еду. Он знал, что в их жизни сейчас всё было не так гладко, как хотелось бы, но он также знал, что им обоим плевать до тех пор, пока у них была их дружба и немного мелочи, чтобы покупать вкусняшки собаке Мингю и пытаться научить её трюкам. Ну, а ещё чтобы кушать самим. После драк они всегда приходили поесть (несмотря на то, как сильно мать Минхао ненавидела это. Со страннейшим выражением лица, будто ей было неприятно даже говорить о матери Мингю, она всегда отчитывала его за то, что он вторгается к его матери и сидит на её шее). Утешительная пища, заглушающая и жжение в носу Мингю, кровь из которого впитывалась в завёрнутые в его ноздри салфетки, и очертания отпечатка ботинка, наступившего на руку Минхао. Питательная пища, чтобы помочь вырасти им в свои рамки. Особенно Минхао. Он был ребёнком, которого часто били, ужасно худым и костлявым. Непослушным, но без мотивации стать одним из тех «плохих парней». К тому же с китайскими корнями. Мингю же в большинстве своём попадал в неприятности из-за своей вспыльчивости. Маленький, милый мальчик, взрывающийся сразу же, как только кто-то посмеётся над его шепелявостью или длинными ресницами. Его мать ставила перед Мингю миску и гладила его по волосам, стряхивая с них пыль, грязь и прилипшие сухие листья, говоря им обоим, чтобы они ели, пока горячее. И Мингю тут же приступал к еде, ощущая на языке металлический привкус. Он не обращал внимания на женщину за прилавком и на то, как она швырнула в его мать мочалкой и сказала: «Это выходит из твоей следующей зарплаты», потому что Минхао тоже не знал, что это значит. Мать Мингю склоняла голову, поднимала тряпку и вновь исчезала где-то на кухне. В последнее время он всё чаще вспоминал о матери, включал её в каждый разговор. Каждая вечеринка начиная с первого курса в университете заканчивалась тем, что Мингю напивался и рассказывал истории о своей матери. Как она мыла волосы каждый вечер, хотя к следующему вечеру они снова пахли мясом, жиром, солью и имбирём и выглядели грязными от пота. Чёрные, лишённые блеска густые локоны, которые она прятала в капюшон, когда ехала домой на автобусе, которые Мингю расчесывал для неё каждую ночь после того, как она жаловалась, что это ужасно неудобно, прежде чем они ложились спать. Его однокурсники предлагали купить ему еду и напитки, говоря, что они сожалеют о его потере, и Минхао смеялся так сильно, что соджу выходил из его носа, в то время как Мингю выглядел понурым и тихо отвечал всем, что его мама не мертва. — Моя мама никогда бы не позволила мне прикоснуться к ее волосам, — тихо признаётся Минхао однажды, пытаясь определиться со вкусом мороженого у морозильников. Он переминается с пятки на пятку, отчего его новые кроссовки скрипят по магазинной плитке, а цепочка от ключей звякает о пояс. Они вышли из ресторана, оба невыносимо желая мороженого, оба пьяные, бубнящие под нос какие-то вещи и до ужаса тёплые. Мингю вроде как хочет взять Минхао за руку сейчас, и это было бы так правильно, но вместо этого он обхватывает свою правую руку левой, и что-то узлом завязывается в его грудной клетке. Они уже далеко не маленькие. Они росли прямо в свои рамки, с пространством, оставленным для улучшения, конечно. Но школьная форма Мингю уже никогда не будет ему впору. Они совершеннолетние, уже год как. С течением этого времени Мингю узнал, что ему больше не нужно встречаться с напуганными мальчиками, которые отталкивают его, словно пацанята из младших классов, застенчиво целующие тебя в тени лестницы. Когда ты становишься взрослее, ты знакомишься с мужчинами, парнями в облегающей одежде, которые уверены в себе и хорошо к тебе относятся. Для Минхао взросление стало проблемой запоминания правильных слов на мандаринском языке всякий раз, когда он навещал своих бабушку и дедушку. Вместе с давлением и стрессом к нему пришло желание найти хороших людей, на которых Мингю мог только смотреть и принимать их существование, не чувствуя никакой радости. Вот так и появился Вэн Джунхуэй. Сонбэ-сюрприз, причина, по которой Мингю сейчас едет в машине с Ли Джихуном и по которой он вспоминает всё это с горьким привкусом грязи на языке. Затем наступило напряжённое молчание, которое Минхао разделял со своим отцом в стенах их дома, всё из-за рассеянных прикосновений Джунхуэя, очевидно случайных неуместных слов, бесцеремонной привязанности и проницательных глаз отца Минхао. Взросление проявило себя недопониманиями и ссорами, которые он переживал на кафельном полу душа в полном одиночестве, надеясь найти место их уродливым, безумным, искажённым словам, брошенным наспех, и эмоциям в своей голове, в его выдуманной альтернативной вселенной, где он и его отец спокойно беседуют обо всём. Мингю выбирает шоколадный пломбир, пальцами снимая с упаковки корочку тонкого льда. Минхао же выбирает арбузное мороженое, как будто не положил на него глаз с самого начала. Пауза. Мингю не хочет спрашивать. — Как там Джунхуэй? Минхао не отвечает ему, просто уходит к кассе, чтобы заплатить, и это тишина говорит громче любых слов. По дороге домой Мингю уверенно кладет руку на поясницу Минхао, пальцы теряются в ткани его рубашки, и узлы, натирающие его ноющее сердце, развязываются один за другим. — Он просто напуган, как и все, — всхлипывает Минхао, проглотив добротный укус мороженого. Его щёки уже все мокрые, и боже, он так хорош в беззвучном плаче, так хорош, так талантлив. Мингю хочет вытереть его слёзы, но позволяет Минхао оставить их себе. Эти слёзы принадлежат ему. — Все боятся, всё время боятся, осторожничают и упрямятся, — от слёз его ресницы склеиваются, он смотрит на Мингю с честностью и с пьяным обожанием. — Ты единственный, кто остается храбрым. После того, как все узлы и нити между ними исчезают, Мингю чувствует пустоту.***
На следующую ночь Мингю просыпается от того, что Минсо случайно захлопывает входную дверь, пробираясь домой посреди ночи. Их родители начинают ходить по комнате, встревоженные стуком каблучков его младшей сестры, и её низким голосом, одно за одним выпаливающим матерные слова и проклятия, которые она, вероятно, только вчера узнала от своих друзей. Мингю видит, как её волосы запутались в маленьком ремешке сумки, и может себе представить, как она борется с желанием задрать свою короткую юбку пониже. Он лениво проверяет свой телефон и видит восемь пропущенных звонков от Минхао, последний из которых был всего две минуты назад. Он проходит мимо Минсо в коридоре, натягивая пальто и торопливо надевая ботинки. С раздражением он хватает её лицо, впиваясь кончиками пальцев в мягкие щёки, и стирает губную помаду большим пальцем, заставляя её ворчать и ругаться с ним. Она называет его тупицей, она говорит, что он лезет не в своё дело. Но тёмно-красный цвет лучше смотрится на подушечках пальцев Мингю. Так безопаснее. Так родители не станут смотреть на оттенок этой помады с презрением и разочарованием, а он будет оставаться таким же ярким. Мингю выбегает из дома, пересекает ворота, осматривается вокруг. Он не здоровается и не извиняется, когда перезванивает Минхао, просто выдаёт торопливое «Где ты?», как только тот поднимает трубку. На другом конце провода раздаётся обрывистый облегчённый вздох. — …Недалеко от твоего дома. В песочнице, — он говорит это так бессильно, что тяжесть его голоса отзывается усталостью в каждой мышце Мингю, но он продолжает идти. Он бежит к ближайшей детской площадке, но там никого нет. Мингю держит телефон у уха, потому что знает: что-то не так. Они оба сохраняют молчание, пока Мингю ищет. В трубке слышно дыхание Минхао, и пока этого достаточно. Мингю вешает трубку, как только видит детскую площадку соседнего квартала, и неуклюжими шагами разбегается, чтобы перепрыгнуть через ворота. Набрав обороты, он делает уверенный прыжок — пару секунд он парит в воздухе и бьётся об заклад, что выглядел круто, когда приземляется на землю. Тут же он спотыкается и падает на задницу. Минхао лежит в песочнице, похожий на мёртвую морскую звезду, его конечности безжизненно раскиданы по периметру, а волосы тонут в песке. Он спокойно смотрит на звёзды и выдыхает в прохладный ночной воздух белые облака. Рядом с ним огромная сумка, руки грязные, одежда, в которой он был сегодня утром, тоже. Рукава его рубашки, вернее, передняя их часть, щёки, руки — всё выглядит так, будто он копался в грязи. Мимо парка проезжает машина и любезно делится светом фар, но Мингю хочется крикнуть ей вслед, чтобы она не лезла не в своё дело. При этом освещении пятна на рукавах Хао оказываются такого же оттенка, как и помада на его большом пальце, и Мингю чувствует, что ему не нужно было этого видеть. Как будто он этого не хотел. Минхао наконец отрывает взгляд от ночного неба и смотрит на Мингю самым внимательным взглядом, на который вообще способен. Его глаза покрасневшие, веки припухшие. Мингю игнорирует это. — Что тебе нужно? Минхао просит подвезти его, говоря, что он уже никогда не сможет вернуться домой. Мингю говорит ему сначала смыть кровь, а затем они возьмут его машину.***
Мингю снова просыпается посреди ночи. Машина припаркована у зоны обслуживания. Джихун спит в своем кресле, держа бумажник под левым бедром. Он настолько доверчив, что, возможно, даже попросит у полицейского удостоверение личности. Гю проверяет свой телефон, который всё ещё был в его руке. Он заснул в ожидании сообщения от Минхао, но когда он читает его, он жалеет обо всём. Теперь у него нет никакого ощущения безопасности, ничего больше не кажется правильным, каким оно казалось раньше. Всё стало только хуже, ещё грязнее. [1:20] СМХ: я пырнул своего отца. Мингю проглатывает ком, вставший в горле, и крепко закрывает глаза.***
Утреннее солнце слишком яркое для глаз Мингю после самой долгой ночи в его жизни, и его желудок урчит так сильно, что Джихун просыпается с лёгким вздрагиванием, сопровождаемым удовлетворённым зевком. — Доброе утро, — говорит он сухим и глубоким голосом, потирая уголки глаз, но ответа не получает. Мингю не хочет двигаться, вместо этого он думает, может ли он остаться здесь и физически прирасти к сиденью, перестать двигаться, дышать и просто спать, пока мох и цветы не начнут прорастать из его ботинок и кожи. Мелкие животные могли бы гнездиться в его волосах, а насекомые проделывали бы дыры в его зубах. Джихун хлопает его по плечу, пробуждая ото сна, в который он снова погрузился, и предлагает купить ему еды, чтобы выманить из машины. Мингю соглашается и занимает один из столиков на стоянке, положив на него голову и стоная всякий раз, когда мимо проезжает машина и заставляет его проснуться. — Спасибо, — говорит Мингю неряшливым голосом и щурит глаза, принимая красочный бумажный стаканчик с кофе и коробку для завтрака, которые предлагает ему Джихун и кладя их на стол. — Хорошо спал? — Джихун садится по другую сторону стола и отделяет одноразовые палочки для еды, затем берет пластиковую вилку и предлагает её Мингю. Тот хмурится и тянется за ещё одной парой палочек. — Да, наверное. Я не привык спать в машине, так что это было весело. Что-то вроде спортивного интереса. Как в походе, — он смешивает всю свою еду вместе, прежде чем набивает полный рот и жуёт, словно голодное животное. Джихун не противно от этой картины, скорее он просто удивлён тому, что это происходит прямо у него на глазах. — Так по-мальчишески, — удивлённо вздыхает Джихун, осторожно открывая свой треугольный кимбап. Обёртка шелестит, и Мингю улыбается с открытым ртом, рис прилип к его клыкам. — Ты действительно такой невоспитанный или просто притворяешься? — Джихун пытается скрыть улыбку, набивая щёки едой, но Мингю видит это, и он не может остановить свою собственную улыбку, ползущую вверх. Он отхлёбывает кофе, чувствуя кончиками пальцев, как напиток согревает маленькие цветочные узоры на чашке. — Мне нужно есть с аппетитом, раз уж добрый взрослый дяденька купил мне еду, — Мингю снова жуёт, закрыв глаза и скорчив гримасу блаженства, достойную Оскара, пытаясь продемонстрировать, как восхитительна эта чудесно тёплая еда из коробки для завтрака, разогретая в микроволновке. — Моя мама считает, что важно, чтобы люди, готовящие или покупающие еду, знали, что это лучшая еда, которую вы когда-либо пробовали. На этот раз Джихун не скрывает улыбки, опёршись на локти, и уголки его губ мягко приподнимаются. — Если это лучшая еда, которую ты когда-либо ел, мне придётся поговорить с твоей матерью, — говорит он, вскидывая брови и указывая палочками на коробку. При дневном свете Мингю видит детали лица Джихуна, которые он не мог разглядеть ночью. Он замечает очаровательную широту его рта, или, по крайней мере, в сравнении с тем, насколько миниатюрна остальная часть его лица. Кожа у него довольно гладкая, никаких следов акне, но есть бледные морщинки и поблекшие следы былой юношеской красоты. Когда он говорит, его зубы обнажаются, он оглядывается вокруг в поисках слов, попутно жестикулируя. На его левом безымянном пальце Мингю замечает бледную линию, и его желудок вдруг больно сжимается, а аппетит ослабевает. Джихун замечает, что он смотрит на его руку с шокированным лицом, и сжимает её в кулак. — Вы были женаты? — тихо спрашивает Мингю. Джихун ничего не говорит, просто продолжает есть. На его лице появляется расстроенная гримаса, и это превращает внутренности Мингю в ещё большее месиво. — Вы женаты?! — Был. Помолвлен, не женат, — шипит Джихун, оглядываясь вокруг. — Хватит орать, — Мингю смотрит на остатки своей еды, размышляя, стоит ли ему продолжать есть или нет, не будет ли у него расстройство желудка позже, когда он подумает о своей договорённости трахнуть чьего-то жениха. — Это уже не имеет значения, — вздыхает Джихун и откидывает волосы назад. Он оглядывается на машину и резко втягивает воздух. — Ты же видел коробки, верно? — его глаза тёплые и заставляют Мингю жаждать чего-то сладкого, когда они встречаются взглядами. Он кивает. — Это всё, что смогло поместиться в моей машине. — Вы… — брови Мингю сходятся на середине его растерянного хмурого лица. — Вы сбежали из дома? Джихун пожимает плечами и щёлкает языком. — Наверное, это можно так назвать. В недоумении, Мингю откидывается на спинку скамейки. — Разве такие старикашки, вроде вас, могут убежать из дома? — Джихун сворачивает салфетку и обёртку от кимпаба и швыряет в него, заставляя Мингю пригнуться. Джихун допивает кофе. — Это был не мой дом, — слабый голос соответствует его поникшему лицу, подстриженный ноготь медленно и долго водит по крышке стакана. — Это был дом, принадлежащий её семье, брак, заключенный моей семьей. Она даже не была мне подругой. Не говоря уже о… — Погоди-ка, — Джихун вдруг поднимает глаза, смотрит на широко раскрытые глаза Мингю, на его настороженное лицо, на весь этот неприкрытый интерес. Он сгребает чашку в охапку и швыряет её в мусорное ведро, берёт свою пустую коробку и собирает в неё весь мусор, а Мингю проглатывает остатки еды и делает то же самое. Как только они оба становятся у мусорного бака, Мингю смотрит вниз, а Джихун смотрит вверх, и это очень странный момент, когда они оба понимают, как далеко они находятся друг от друга. — Срань господня. Джихун переводит взгляд с лица Мингю, которое, кажется, находится в нескольких метрах от его собственного, на уровень его глаз: ключицы. Мингю может только смотреть на это, не смея ничего сказать. — Чем, блять, они тебя кормили? — в шоке выдаёт Джихун и отходит от него. Мингю ухмыляется и пожимает плечами, гордость и ликование распушают перья в его груди и заставляют его выпрямиться, чтобы казаться ещё выше. — Должно быть, что-то было в воде, — Мингю сдерживает смех, глядя на кислое лицо Джихуна и его жёсткую походку, когда он возвращается в здание. Несмотря на то, что мужчина кричит ему, чтобы он сходил в туалет, прежде чем они заправят машину, Мингю пока не следует за ним. Вместо этого он снова смотрит на их столик и вспоминает разговор, который за ним происходил. Мистер Ли Джихун продолжает быть чем-то странным и чем-то великим, жизнью, о которой Мингю только слышал, и никогда не думал, что такое действительно случается. Она топит его всепоглощающим любопытством. Когда они оба моют руки в ряду раковин в ванных комнатах, Мингю следит за тем, как вода плещется и стекает с запястий Джихуна. Его руки можно было описать как изношенные, с лёгкими шрамами и мозолями на кончиках и у основания пальцев. Они рассказывают историю, в некотором роде, и Мингю это нравится. У него пересыхает во рту. Глаза Мингю бегают в том же темпе, что и вода, всё ниже и ниже, пока капли не брызгают на закатанный рукав его рубашки. В том месте образуется пятно, такое маленькое и почти незаметное. Джихун тоже смотрит на Мингю, на тёмную кожу его рук, шеи, и Мингю без предупреждения подходит ближе. Его всё ещё влажная рука ласкает затылок и шею Джихуна, заставляя капли теряться в его волосах. Он так близко, что они ощущают дыхание друг друга, но затем Мингю внезапно останавливается и отходит чуть назад, вспоминая, с кем он, что он может делать и как быстро. Глаза Джихуна кажутся дикими, но тело его неподвижно. Мингю проглатывает своё слабеющее сердце, застрявшее в глубине горла. — Можно? Джихун вдыхает. — Да, — он говорит это так тихо, что Мингю приходится читать по губам. На долю секунду он чуть теряет равновесие, и рука Джихуна крепко сжимает край раковины. Когда Мингю целует его, он не шевелит губами и не открывает рта, поэтому Мингю делает это за него. Поцелуй выходит негрязным и неглубоким, он просто тёплый, со вкусом кожи и ощущается удушающе интимным. Они целуются, пока не раздаётся влажный звук их губ, расходящихся в стороны. Мингю осознает, что не может точно вспомнить, как ощущалась нижняя губа Джихуна между его губами. Шея под его рукой кажется горячей, и Мингю бросает в жар при мысли о том, что он делает с Джихуном, как много это значит. Джихун внимательно следит за тем, как Мингю слизывает их смешанную слюну со своих губ, кусает их и улыбается. Это выводит его из себя. Он резко подходит ближе, тянет Мингю за шею, его волосы путаются между джихуновыми пальцами. Подобная требовательность заставляет Мингю тихо заскулить, но этот звук проглатывается губами Джихуна, то двигаясь, то вытворяя всё, что он захочет, и Мингю позволяет ему, не зная, можно ли быть ещё счастливее. В конце концов он делает глубокий вдох, когда Джихун позволяет ему. Он нуждался в этом больше десяти секунд назад, но не имел смелости просить. Его зрение кажется нечётким и трудно контролируемым, и Джихун незаметно улыбается, когда тот чуть косоглазит. Когда он убирает руку, Мингю автоматически тянется за ней, желая продлить прикосновение ещё немного. Явное удовлетворение и немного легкомысленное поведение Джихуна заставляет его сиять, когда он выходит из туалета, и солнечный свет отражается на ткани его одежды. Мингю ухмыляется, самодовольство струится по его венам, и он следует за ним неуклюжими, длинными шагами.***
— Если ты хочешь поспать ещё немного, то можешь попытаться освободить место на заднем сиденье, — шутит Джихун, начиная заправляться. Мингю сидит на корточках, прислонившись к машине и допивая сладкий витаминный сок, и вкус мандаринов возвращает его к жизни. Открыв дверцу, он принялся разглядывать картонные коробки. — Какие из них я могу передвинуть? — ни на одной из них не было написано больше, чем «одежда», «работа» или «кухня». Коробки с надписями «на случай балкона» и «что угодно» заставляют его хихикать. — Здесь есть что-нибудь хрупкое? — Если бы у меня в машине был хороший фарфор или ценные вещи, я бы не ездил с парнями вроде тебя, — говорит Джихун небрежно, а потом криво улыбается. — Просто двигай что хочешь. Так и Мингю делает. Он перекладывает коробки с места на место, затем ставит некоторые на асфальт, чтобы можно было переставить коробки в багажнике. Там он находит футляр для гитары, футляр для инструментов поменьше, а рядом с ним небольшую коробку, наполненную компакт-дисками. Он проводит рукой по потертой коже футляров, кончиками пальцев касаясь молнии, но не открывая их. Мингю залезает поглубже, туда, где стоят открытые коробки, и видит множество футболок, которые, вероятно, не подходят их владельцу уже лет десять, фотографии, выпавшие из старых фотоальбомов, на которых Джихун носит упомянутые футболки. Он выглядит молодым, а его длинные волосы растрёпаны и спутались на плечах. Есть фотографии из армии, которые заставляют Мингю прикусить губу, чтобы сдержать стон. Форма ему так идёт, это просто несправедливо. Его длинных волос тут уже не было. На других снимках Джихун кажется крошечным и похож на ребёнка, вылепленного из теста, из-за его пухлых щёк. Он сидит в классе с кларнетом, который чуть ли не больше его самого. Мингю находит там DVD-диски, много классики. Также он находит песенники, и даже книги настолько потрёпанные, что Мингю не может сказать, о чём они, их обложки рваные и выцветшие. На первой странице каждой из них написано «Ли Джихун», сначала аккуратным и красивым почерком, который, по мнению Мингю, мог принадлежать матери Джихуна, а в следующих книгах неуверенными, неуклюжими каракулями маленького ребёнка. Мингю даже думать не хочет, как сильно он сейчас улыбается. — Ты думаешь, они все поместятся? — спрашивает снаружи Джихун. Он заглядывает внутрь, смотрит на коробки, потом на Мингю. — Ты уже закончил? Мингю качает головой, аккуратно отставляя коробку с бесценными фотографиями и нотными книгами в сторону, а затем наваливая на неё ещё больше вещей. — Мне нравится. Эта коробка, — он одаривает Джихуна зубастой улыбкой, когда тот тоже забирается на заднее сиденье и начинает рыться в коробке под названием «сначала верх, затем всё остальное». — Почему? — он достает рубашку, нюхает её и начинает расстегивать рубашку на себе. Мингю держит кончик языка между губами, пока не обнажается всё больше и больше кожи и он не начинает чувствовать себя извращенцем. Он переносит три коробки на переднее сиденье, и вдруг заднее оказывается почти пустым. — Она как музей имени Джихуна, — Мингю водит пальцами по синим буквам на коробке, осмеливаясь поднять глаза только тогда, когда Джихун надевает рубашку. Он улыбается, нежно и глупо, складывая предыдущую рубашку, разглаживая морщины и складки, а затем пряча её в глубь коробки. — Ты оскорбляешь меня, я не настолько стар, — светло-коричневый цвет выглядит очень мило на нём. Мингю сидит спиной к противоположной двери, и Джихун закрывает ту, что с его стороны. Он, кажется, удивляется, когда Мингю долго молчит, и ещё больше удивляется, когда поворачивается и видит, что он смотрит на него. Мингю кусает нижнюю губу и трясущимися пальцами теребит подол рубашки. — Тебе что-нибудь нужно? — спрашивает его Джихун, и Мингю слегка кивает. Его дыхание становится влажным, когда он выдыхает. — Можно мне сесть здесь? Джихун смотрит на него, но не думает об этом слишком много, похлопывая себя по коленям обеими руками, а Мингю сдвигается с места и пересаживается так плавно, как только позволяет ему потолок. Джихун, кажется, думает, что это немного неловко, когда Мингю закидывает ногу на его бедра и садится на них, но Мингю не знает, потому ли это, что близость смущает его или потому, что разница в росте требует, чтобы положение было немного иным. Но Мингю хочет, чтобы всё было именно так, чтобы он мог наклониться и поцеловать его без каких-либо усилий, чтобы быть постоянно в пределах досягаемости Джихуна, чтобы делать всё, что он захочет. — Ты специально делаешь это, — говорит Джихун между глубокими долгими поцелуями, а голос звучит грубее, чем раньше. Его дыхание обволакивает шею Мингю, руки тычутся в воротник его футболки. — Ты боишься, что я брошу тебя, и пытаешься убедить меня не делать этого, — Мингю плотно закрывает глаза и сосёт нижнюю губу Джихуна, слегка впивается в неё зубами, заставляя мужчину под ним дрожать и хвататься за чужие бедра. — Ты пытаешься показать мне, что я могу потерять. — Ш-ш-ш, — это всё, что может сказать Мингю, но это выходит дёшево и поспешно. Как будто он говорит это только для того, чтобы что-то сказать. Его руки с молчаливым отчаянием впиваются в мягкую кожаную обивку сиденья у самой головы Джихуна. Мингю позволяет ему свободно касаться его везде: шея, щёки, волосы, ворот рубашки, проглатывая всхлип, когда язык Джихуна дразнит нёбо его рта. Всё это похоже на тест-драйв, язык Джихуна везде, но нигде одновременно, и он время от времени отстраняется, чтобы вытереть рот рукавом, не совсем привыкнув к такому количеству слюны в поцелуях. Мингю, напротив, просто ждёт его, продолжая смотреть на него ошеломлёнными глазами и блестящим ртом, его губы пульсируют и покалывают от притока крови. — Разве мне не нужно сделать чуть больше, чтобы вы попались на крючок? Джихун смеётся над этим, но немного хрипло и нервно. Непрекращаемо. Мингю тоже нервничает, так что он не знает, хорошо это или плохо. Но, тем не менее, он не отказывается лишний раз подразнить Джихуна и упорно жмётся к его бёдрам. Джихун напрягается и прикусывает губу, чтобы сдержать вздох. Мингю слезает с него и возвращается на соседнее сиденье на четвереньках, чтобы ему было удобно расстегнуть пуговицу на брюках Джихуна и спустить их до его костлявых лодыжек вместе с нижним бельём. Немного потянув его на себя, мужчина оказывается перед Мингю, сидя в одной лишь футболке, розовея и возбуждаясь сильнее. Джихун позволяет ему делать всё это, приоткрыв рот, но не произнося ни слова, широко раскрыв глаза и сжав руки в кулаки по обе стороны от него. — Хорошо, — начинает Мингю с мягкой улыбкой, пододвигаясь чуть ближе в тесном пространстве, кладя руку на окно, к которому прислоняется голова Джихуна. — Что я считаю важным, так это то, что прежде чем делать что-то слишком откровенное, вы должны убедиться, что ваш партнер чувствует себя хорошо и расслабленно. Сглотнув и нахмурившись в диком замешательстве, Джихун спрашивает его: — Что ты делаешь? Мингю, пыхтя, стукает его по голове запястьем. — Обучаю. Это ведь то, ради чего я здесь, верно? Поэтому… — он отступает и забирается руками под чужую футболку, большими пальцами касаясь каждого изгиба и неровности. Джихун корчится, ему щекотно, и вместо этого Мингю кладёт руки на бока Джихуна. — Прежде чем отсосать кому-то, вы должны сначала потрогать его. Везде. По крайней мере, мне это нравится. Странно, когда нет… Настроения, понимаете? Джихун отрывисто кивает и его лицо однообразно и серьёзно, будто он запихивает эту информацию в самые глубокие норы своего мозга, чтобы вспомнить, если на какой-нибудь викторине ему попадётся подобный вопрос. Мингю изо всех сил старается не застонать и не ударить его за это. Сначала он небрежными поцелуями целует грудь Джихуна, наслаждаясь ощущением волосков, касавшихся его губ. Они грубые, тёмные, и их гораздо больше, чем у Мингю. Его губы громко чмокают после каждого поцелуя, и это заставляет его улыбаться. Живот Джихуна также мягок для поцелуев, а его пупок чувствителен к прикосновениям. Джихун вздрагивает, когда Мингю сунет туда свой язык, и делает это снова, когда тёплые руки Мингю сжимают и массируют его внутреннюю сторону бёдер. Подушечки впиваются в твёрдые ткани его мышц, и Мингю пытается расслабить их в ладони. С того места, где он сейчас, Джихун очень красив, даже красивее, чем раньше, но по-особенному. Отличный от предыдущего образа сильного и мужественного, хладнокровного красавчика, сейчас его лицо открытое и томное, полное предвкушения, а за его спиной чистое голубое небо, настолько голубое, что могло бы использоваться как фоновое изображение для рабочего стола. Мингю игнорирует лёгкий двойной подбородок, стоит Джихуну посмотреть вниз в неудобной позе, просто решая, что это мило, в то время как машинально выцеловывает его бёдра. — Ну как? — спрашивает он, и Джихун дрожит, подбирая слова. — Интимно, — это то, что приходит ему в голову. Мингю улыбается, прижимаясь щекой к члену Джихуна, толстому и розовому на кончике. — Прямо как и должно быть, — он опирается на крепкие локти и обхватывает член Джихуна, заставляя его вскрикнуть и рвануться вверх. Мило. — Окей, вам всегда следует расслаблять челюсть, чтобы её не сводило судорогами, потому что вы не… вы слушаете, мистер Ли? — ответа не следует, поэтому Мингю хмурится и пытается поймать взгляд Джихуна, но тот продолжает смотреть на руку, обхватившую его член. Мингю хлопает его по бедру, чтобы привлечь внимание. — …Потому что вы никогда не знаете, займёт это двадцать секунд или двадцать минут, поэтому вам должно быть комфортно. Джихун неуклюже кивает, впиваясь пальцами ног в сиденье и пол. Он сгорает от нетерпения, и Мингю ценит то, что, несмотря на это, он остается неподвижным, вместо того, чтобы схватить Мингю за волосы и трахнуть его лицо, он действительно это ценит. — Он должен быть влажным, чтобы было легче и приятнее, — Мингю собирает слюну на языке и начинает лизать его член от основания до самого кончика, и Джихун сильно ударяется головой об окно, издавая при этом сдавленный звук. Он закрывает глаза и не открывает их, ощущая на твердеющем члене долгие облизывания и ленивый язык, пока природная смазка Джихуна не начинает стекать, смешиваясь со слюной Мингю. — Затем убедитесь, что зубы спрятаны за губами. Но не слишком усердствуйте, чтобы не напрягать их, хорошо? — Мингю показывает ему, и Джихун хрипло смеётся над его физиономией. — И не забывайте сосать, всегда. Или иначе это будет совсем не то. — Почему это называется минет, если нужно сосать?* — Джихун выдыхает с нахальной кривой усмешкой, украшающей его лицо. Его щёки и грудь краснее, чем Мингю когда-либо видел. — Не знаю я, не я его придумал, но если вы не будете сосать, то ничего из этого не выйдет, — Мингю без предупреждения обхватывает губами головку и медленно опускается, ощущая мягкое тепло чужой плоти. Джихун изводится от ощущений, рука дёргается к волосам Мингю и тут же возвращается обратно, чтобы ногтями вцепиться за сиденье. Затем Мингю так же медленно поднимается, и это заставляет Джихуна выглядеть и звучать так, будто он сейчас расплачется. Высокий пронзительный стон длится так долго, что, кажется, проходят часы, пока его воздух в его лёгких не кончается, и он не перестает дышать. Когда Мингю отстраняется, тонкая струйка спермы и слюны тянется от его губ, растягивается, пока не разрывается. — Кроме того, вам не стоит беспокоиться о том, как много вы сможете вместить, важно то, насколько вы хорош, а не то, насколько велик ваш рот, — его голос звучит тяжело и грубо. Он хрипит, отчего его согласные звучат ещё резче, а шепелявость ещё заметнее. Джихун запускает пальцы в его волосы, ногтями царапая кожу головы, и Мингю изо всех сил старается игнорировать чувства, которые он испытывает от того, что его гладят. Он что угодно бы отдал, чтобы Джихун сказал ему, как он хорош. — По-моему, что-то похожее сказал бы парень, который как раз и не может взять в рот полностью, — поддразнивает Джихун, но всё равно взъерошивает чужие волосы пальцами, убирая их с лица Мингю. — Не похоже, что вы такой уж большой, — отвечает ему Мингю, цокнув, и Джихун смеётся. Его мягкий животик подрагивает, глаза морщатся от ширины его улыбки. Его рука обхватывает его тёплую щёку, большой палец касается уголка глаза Мингю. Джихун выглядит довольным и ленивым, словно большой толстый кот, и что-то непонятное в его глазах, что Мингю опознаёт как обожание (по крайней мере, ему хочется так думать), лёгкое и на удивление заразительное. — Что дальше? Мингю застенчиво переводит взгляд с глаз Джихуна на его член. Ему так комфортнее. — Просто держи ритм. Если хотите, чтобы ваш партнёр кончил, вы не должны внезапно останавливаться на полпути или изменять скорость. Кивнув с поджатыми губами, Джихун щиплет его за щёку. — Покажешь мне? — Мингю скулит, и от пустоты в его рту он ощущает тоску. Внезапно его рот кажется ему бесполезным, когда он не на Джихуне. — Вы такой нетерпеливый, мистер Ли, — ворчит он, но целует кончик его члена, проводя языком по головке, чтобы попробовать его на вкус. Затем Мингю кладет его член на вытянутый язык, смыкает губы вокруг него, и над ним раздаётся сладостный стон, а рука в волосах Мингю слегка сжимается, но не тянет. Помогая себе рукой, губы Мингю опускаются примерно наполовину, пока не целуют костяшки пальцев. Он втягивает щёки, прислушиваясь ко всем одобряющим звукам, которые издаёт Джихун. Языком Мингю пытается понять, что ему нравится, где находятся его чувствительные зоны, а что для него слишком, но Джихун уже дрожит, а мышцы в его бёдрах сокращаются, желая двигаться самостоятельно. Его рука отлетает от волос Мингю, чтобы ухватиться за что-нибудь для поддержки, позволяя чужой чёлке упасть на лицо, щекоча его нос, когда он пытается дышать через него. — Мингю, — бормочет он, и Мингю покорно смотрит вверх сквозь тёмные ресницы, сквозь пряди его волос, заставляя Джихуна подавить стон. Он продолжает ласкать Джихуна в заданном безжалостном темпе, пытаясь контролировать брыкания Джихуна уверенными сильными руками, просто давая ему то, чего он так желает. Мингю хочет, чтобы Джихуну было приятно, и его решимость прожигает дыры где-то внутри него. Он хочет увидеть, как будет выглядеть Джихун, когда кончит. Дыхание Джихуна превращается в череду глубоких вздохов и протяжных стонов. Имя Мингю упоминается в них всё чаще, и в его воздушном голосе оно звучит просто потрясающе. Его член каменеет на языке, и его вкус становится сильнее, всепоглощающим. Из уст Джихуна слышится торопливое предостережение, когда он пытается схватить Мингю рукой. Джихун достигает пика с неестественным изгибом его таза, дрожью по всему телу и сокрушённой мольбе: «Мингю, пожалуйста». Мингю позволяет его члену вываливаться изо рта со скользким, грязным звуком. Он ударяет его по подбородку, и Джихун кончает на его единственную рубашку, на его руку и пальцы, но ему плевать, он слишком занят, наблюдая за чистейшей формой благоговения: Джихун жадно хватает воздух открытым ртом, его пальцы на руках и ногах сжимаются, всё его тело трясёт, а глаза слезятся, тем сам украшая его раскрасневшееся лицо. — Вы… — начинает Мингю, но голос у него влажный и резкий, и каждый звук, который он издаёт, звучит слишком странно. Джихун скулит, обшаривая глазами всё его лицо, губы, которые кажутся онемевшими и оскорблёнными, его волосы и глаза. Всё в Мингю выглядит грязным. В посторгазмическом блаженстве, делающим выражение Джихуна вялым и сонным, Мингю видит искру похоти, заставляющая его почувствовать, как его собственный член прижимается к ширинке джинс. — Вы… Не должны глотать, — снова пытается Мингю. — Только если вы точно знаете, что у вашего партнёра нет никаких болезней. Джихун мычит и рассеянно кивает, зачесывая волосы Мингю назад, баюкая его голову крепкой рукой и круговыми движениями поглаживая за ушком. — Спасибо, — он лениво улыбается, отчего у Мингю сжимается сердце, и ему становится не по себе. — Не за что, — выпаливает Мингю, растерянный, ошеломлённый и всё ещё очень возбуждённый. Джихун начинает натягивать на себя одежду, и Мингю отодвигается, садясь на кресле, чтобы у мужчины было больше места. Его бельё легко скользит вверх, но когда он начинает бороться со своими штанами, опираясь на дверцу, его локоть натыкается на дверную ручку, и одним быстрым движением Джихун открывает её. Его верхняя часть тела вываливается из машины с криком: «Какого хуя!…», и это выглядит так, будто он раскололся пополам. Мингю быстро хватает его за лодыжки, чтобы Джихун не сделал сальто назад и не сломал шею, но сожалеет об этом, когда видит, что через два парковочных места от него стоит возмущённая мать со своим маленьким сыном. Мингю и эта женщина обмениваются взглядами. Мальчик хмурится с явным негодованием, видя, как Джихун ругается со спущенными штанами до колен, но затем его мама быстро закрывает ему глаза и начинает вести его в машину, глядя на лицо Мингю и сперму, прилипшую к его рубашке и подбородку. Мингю может только тупо смотреть на них, не веря в то, что это действительно с ним происходит. Он выдавливает пустую улыбку и отпускает ноги Джихуна, позволяя нижней части тела мужчины выскользнуть из машины на бетон, тем самым заставляя его выкрикнуть ещё больше мата, из-за чего тот мальчик ахает в изумлении. Парень склоняет голову в знак извинения перед матерью, прежде чем она садится в машину, затем он слабо машет малышу и смотрит, как они уезжают. Джихун быстро встаёт, натягивает штаны и спешит к водительскому месту. Он заводит только что заправленную машину и выезжает с парковки с такой яростью, что Мингю швыряет на заднее сиденье, словно тряпичную куклу. Как только они выезжают на дорогу, Джихун оглядывается на него и гримасничает с глубоким отвращением. Он швыряет в него пачку бумажных салфеток и попадает Мингю по щеке. — Мне очень жаль. Правда. Давай больше никогда не будем об этом говорить. Мингю достаёт из пачки салфетку и, очистив лицо, пытается вытереть рубашку, но остаётся пятно, бьющее его в нос своим резким запахом. Мингю надулся и сморщился, схватив ткань сзади и сняв футболку. — У вас есть что-нибудь, что я смогу надеть? — он с надеждой смотрит на коробку «сначала верх, затем всё остальное». Джихун смотрит на него в зеркале заднего вида и стонет при виде его полуобнаженного тела. — Да, конечно, пожалуйста, надень что-нибудь. Мингю не уверен насчёт размера, когда он просматривает лежащие там футболки, но выбирает самую большую и самую мешковатую, украшенную чёрными полосками и зудящей биркой. Он натягивает её на себя и тут же разражается смехом. — Слишком мала? — спрашивает Джихун, вероятно, только сейчас осознав чудовищную разницу в их размерах. Мингю качает головой и ухмыляется, доставая телефон. — При необходимом подходе, всё, что угодно подойдёт, сэр, — он достаёт камеру, чтобы сделать селфи. Джихун закатывает глаза и смотрит, как он откидывается спиной на кресло, но не ругает его. Он не может ругаться на ребёнка, чьё лицо он только что обкончал. С языком, выглядывающим из-под его губ из-за сосредоточенности, Мингю также украдкой фотографирует Джихуна, сидящего за рулём, довольно улыбаясь. (8) Пропущенных звонков от: Мама Сдерживая вздох, Мингю удаляет уведомление, открывая вместо него сообщения. [11:02] Вы отправили изображение (2) [11:02] Вы: вок вок фэшн бейби [11:03] СМХ: почему ты носишь укороченный топ [11:03] СМХ: это тот пусанский мужчина? Почему он дал тебе такую маленькую футболку? возможно она принадлежит одной из его прошлых жертв [11:04] Вы: может быть. что-то типа того [11:04] СМХ: что [11:04] Вы: хех [11:04] СМХ: блять. Омерзительно. [11:05] Вы: ^.~ Экран меняется, и Мингю смотрит на входящий вызов: неизвестный номер. Он думает меньше секунды, прежде чем поднять трубку и поднести телефон к уху. Твою мать. Он мысленно матерится, внезапно усомнившись, что отвечать на звонки с незнакомых номеров — это хорошая идея, и морщится, широко раскрыв глаза и нервно теребя ткань рубашки. Чёрт, он облажался. Но он хочет, чтобы люди знали, что он жив. Он в порядке. — Алло? — слабым голосом говорит Мингю, переступая через себя. На заднем плане слышится громкий шум, как будто в маленькой комнате одновременно разговаривает по меньшей мере сотня человек. — Мингю? — это голос его мамы, он источает печаль, вину и ещё несколько не очень приятных вещей, которые начинают бурлить внутри парня. Джихун пристально смотрит на него в зеркале заднего вида. — Мама? — он облизывает губы, понимает, что вкус Джихуна всё ещё не сошёл с них, и сводит ноги вместе, чтобы почувствовать, как мгновенно умирает его эрекция, фиксирует позу. Блять. — Что это за номер? Я в порядке, у меня всё хорошо, тебе не нужно беспокоиться… — он начинает говорить и не может остановиться, его рот выдаёт тучу слов и он позволяет им вырваться, потому что не хочет слышать, что хочет сказать его мать. — Я… Я потерял свою машину, но я всё объясню, когда буду дома, извини, я, кстати, возвращаюсь прямо сейчас— Телефон разрывается, и Мингю слышит спор и торопливые шаги, кто-то кричит, это звучит хаотично и страшно. — Мингю? — это голос уже не его мамы. Мингю застыл в страхе, которого не испытывал с детства. — …Тётушка, — у матери Минхао всё тот же акцент и та же грубость в голосе, что и всегда, но теперь он звучит намного более угрожающе. Наполненный тяжестью и паникой. Мингю подташнивает. — Где ты сейчас? Где мой сын? Язык у Мингю толстый и сухой, как у выброшенного на берег кита, он не может произнести ни слова, не может думать. Он смотрит на свои колени, на голый живот, выглядывающий из-под короткой футболки, и чувствует себя таким глупым. — Отвечай мне! — она кричит так громко, что Мингю морщится и отодвигает телефон подальше от уха, и Джихун тоже слышит это, поворачивается и смотрит с глубоким беспокойством на его лице. — Я не знаю. Извините, — голос у него тихий, недостаточно сочувствующий, возможно, но кто знает. — Он мне ничего не сказал. Нас разлучили. — Скажи ему, чтобы он вернулся, ты должен— — Пожалуйста, не делай этого, — умоляет мать Мингю, и телефон снова передаётся по кругу, хотя звучит так, будто она взяла его силой. Мать Минхао рыдает и причитает на заднем плане, её голос срывается, когда она кричит: «Ему, должно быть, слишком страшно возвращаться! Я должна с ним поговорить», — и Мингю понимает, что он никогда не слышал, чтобы её голос звучал так отчаянно и надломленно. — Ты ведь вернешься домой, верно? Возвращайся. Всё можно будет уладить, когда ты вернешься домой, Мингю. Мингю не понимает. Он кладёт трубку, выключает телефон и бросает его на переднее сиденье. Джихун смотрит на телефон, потом на Мингю, а потом снова на дорогу. Минут через десять Джихун осмеливается заговорить. — Ты тоже сбежал из дома? — Мингю не отвечает ему, вместо этого смотрит на свою футболку, покрытую спермой, и хочет натянуть её обратно, несмотря на пятно и всё остальное. Он делает это, бросая полосатый кусок ужаса обратно в коробку. По крайней мере, теперь он меньше похож на клоуна. — Я сам — двадцативосьмилетний беглец, я в любом случае не могу судить тебя. Мингю поднимает глаза от своих колен и в замешательстве хмурится. — Вам двадцать восемь? — Джихун непонимающе вскидывает брови. — Я думал, вам не меньше тридцати пяти, — Джихун усмехается на это и цокает, не обижаясь. И Мингю задумывается над этим. Семь лет. Всего семь лет разницы, но так много вещей отличают их. — Тебе нужно отдохнуть? — мягко спрашивает Джихун. Мингю кивает. — Разбуди меня, пожалуйста, когда мы будем у следующего большого города, — тихо говорит Мингю, и Джихун оставляет его в покое, позволяя ему лечь на бок, неловко сложив ноги, и погрузиться в дрёму.***
— Эй. Джихун останавливает машину на стоянке, как только они въезжают в город, подсказанный навигатором. Он оглядывается и видит, что Мингю всё ещё спит в неудобной позе, которая, вероятно, позже аукнется ему болью в каждом суставе его ног. Его колени подобраны почти до подбородка, а руки поддерживают щёки. Он выглядит очень по-детски миловидно, отчего у Джихуна живот сводит. Он неодобрительно хмурится и кладёт на него руку, но всё, о чём он может думать, это поцелуи Мингю, оставленные там, ощущение его губ и языка, дыхание и смех, и это совсем не успокаивает его. — Малыш, хей, — слабо пробует он, но ничего не выходит. — Ким Мингю, вставай, — он бросает в него ещё одну пачку салфеток, но парень лишь стонет и поворачивается на бок. Джихун вдыхает через ноздри, пока его грудь не наполняется. — Ким, ёперный макинтош! Пора вставать, чёрт тебя подери, мы уже на месте! — кричит Джихун по-армейски, и Мингю вскакивает, не понимая, что происходит, со сбитым дыханием, что делает его похожим на астматический локомотор. Он выпрямляется и щурится. — Да, сэр, в чём дело? Джихун усмехается и наклоняется, чтобы толкнуть его в плечо. — В моей заднице, сэр. Мы уже в городе, зачем ты просил тебя разбудить? Мингю выдал целое «ухххх», прежде чем к нему вернулся разум. — Точно, подождите, пожалуйста, — он умудряется выбраться из машины и проскальзывает на переднее сиденье. — Как долго осталось ехать до Сувона? — Мингю берёт телефон и смотрит на него со страхом и неуверенностью, затем включает его, держа палец на кнопке, готовый выключить его, вдруг что. Джихун не знает, чего он так боится, или о чём был его телефонный звонок, но ему и не нужно знать. Это не его дело, но всё равно что-то внутри него жжётся, ведь он так много рассказал о себе, в то время как о Мингю он знает ровным счётом ничего. — Если мы продолжим путь после этой остановки, то к вечеру будем на месте. Парень кивает ему и заходит в браузер, чтобы посмотреть что-то, но когда Джихун пытается наклониться над Мингю и узнать, что именно, он тычет его указательным пальцем в лоб и отталкивает, улыбаясь. — Нам нужно подъехать кое-куда, — наконец говорит Мингю и, кажется, находит то, что искал, указывая на карту. Джихун прищуривается, но всё же разглядывает адрес и кивает. Вернув свой навигатор к жизни, тот рад сообщить, что они совсем рядом. Джихун заводит машину, и выезжают на дорогу. — А что там? Собираешься купить себе новую футболку? Пожалуйста, скажи мне, что это так, — Мингю ухмыляется и пожимает плечами, его зубы острые и блестящие, их слишком много. Джихун продолжает страдать от того, как он ведёт себя, когда в один момент он может убиваться горем, а в другой — быть ужасно милым. — Я… Мог бы. Но это покупки для момента, когда мы доберёмся в Сувон, — улыбка Мингю лукава и полна развязных смешков, которые он всё же пытается удержать на своем языке, и Джихун мгновенно понимает, что что-то тут не так. — Что это за место? — спрашивает он, и его голос полон подозрения и недоверия, слипающихся комками внутри него. Здание старое и изношенное, с несколькими этажами, и лишь едва различимые вывески, украшающие фасад, — это единственное, что выдаёт магазины, расположенные внутри. Мингю отстёгивает ремень безопасности и почти вылезает из машины, прежде чем Джихун может припарковать эту чёртову штуку, но после строгого взгляда он с добродушной улыбкой успокаивается. Джихун не знает, из-за влажности или из-за того, как он спал, но волоски у его ушей вьются вокруг его скулы и уха. Джихун хотел бы, чтобы он мог разгладить их для него, хотя эта мысль кажется ему слишком заботливой, и она заставляет его задыхаться. — Ближайший секс-шоп, который я смог найти. Он неотрывно смотрит на родинку у Мингю на щеке, так что сначала не понимает, о чём тот говорит, но затем до него доходит— — Нет, — Мингю играет бровями. — Нет, — он открывает дверцу машины. — Ну пожалуйста, Мингю! — Это необходимо сделать, сэр, нам нужен реквизит, — говорит Мингю, выходя из машины и направляясь к водительской двери. Без всякой жалости этот малолетний садист заканчивает тем, что силой вытаскивает его из машины, потому что Джихун просто застыл в ужасе. Слова «секс-шоп» звучат так, как будто они собираются войти в тёмный холодный подвал, обитый кожей, где люди участвуют в оргиях прямо на полу, и вокруг кучи секс-атрибутики устрашающего вида. Парковка оказывается недостаточно большой, а рука Мингю, словно самые нежные тиски в мире, обвивает его запястье, и вскоре они заходят в здание, пахнущее соснами. Мингю останавливается у лифта и проверяет информацию на указателе, чтобы узнать, где именно расположен магазин. — Мистер Ли? — спрашивает Мингю, и Джихун отвечает ворчанием, оглядывая коридор. Тут довольно чисто, никаких подозрительных пятен на стенах или ковре. — Каким именно хотите заняться сексом? — Ты… Не смей…! — начинает Джихун высоким голосом, заполняя им весь коридор, и затыкает ладонью тупой грёбаный рот Мингю. — Не смей говорить такое здесь, блять, — в панике умоляет Джихун. Мингю делает максимально сухое выражение лица, и Джихуну хочется врезать ему коленом, но он кивает, соглашаясь. — Мистер Ли, — Мингю пытается снова. — Какой вы хотите съесть кекс, когда мы приедем в Сувон? Джихун поджимает губы и одобрительно кивает Мингю, заставляя парня закатить глаза. — Я… Эм… Обычный, наверное, — он пожимает плечами, и Мингю нажимает кнопку вызова лифта. — Вы имеете в виду кекс без ничего? — он ухмыляется, зная, что победил, и Джихун толкает его ногой, чтобы он перестал умничать. — Знаете ли вы, что большинство людей думает, что анальный кекс — это смысл всей игры, но около половины пекарей говорят, что они не хотят пробовать анальный кекс? Джихун хочет сдохнуть. Этот дерьмовый пол под его ногами сделает ему одолжение, если он просто провалится и унесёт его вниз, в глубины ада. — Тогда… Какой же у них кекс? — голос у него сухой и хриплый, уродливый и ужасный. Палец Мингю дразнит края кнопки «Вниз», а его мозг генерирует деликатный ответ. — Ну… Это кекс, который я уже готовил для тебя. Используя рот, руки, — он облизывает губы и смотрит на него сверху вниз. Их взгляды встречаются лишь на секунду, пока взгляд Мингю не опускается всё ниже и ниже. — Бёдра, — Блять. Иисус господь. — И разные игрушки. Он не может ответить, его мысли блуждают не в тех местах. Даже когда двери открываются и Мингю тянет его в лифт, он продолжает думать об этом. О том, каково это: секс с Мингю. Как это похоже на свет в конце этого тёмного и грязного туннеля. Грудь Мингю прижимается к его спине, а подбородок — к голове Джихуна. — Я сделаю всё, что угодно, правда. Кроме всяких странностей, — Джихун фыркает через нос. — Что для тебя странно? — он без малейшего понятия, правда. — Трусики или платья. Или странные имена, — тон Мингю лёгок, и его пальцы застенчиво теребят ткань рубашки Джихуна. — Пожалуйста, сэр, относитесь ко мне с уважением. Джихун чувствует горячую тяжесть внутри себя, соглашаясь рассеянным кивком. Он представляет Мингю распростёртого перед ним, открытым для него, целиком и полностью для него. Абсолютно голым. — Я хочу… — начинает он, но снова откашливается. — Я хочу… Анальный секс. И всё, что ты посчитаешь подходящим, — он говорит так, словно делает заказ в ресторане с высоким уровнем обслуживания и полагается на вкусы знаменитого дегустатора. Мингю угукает и кажется довольным. Его огромные руки падают ему на плечи, разворачивая Джихуна в свою сторону. Это можно было бы назвать лицом к лицу, но на самом деле Джихун снова смотрит на верхнюю часть груди Мингю и пятно спермы на его футболке, которое он оставил там несколько часов назад. Оно начинает отслаиваться. — А как ты этого хочешь? — рот Мингю скривился от чередующихся образов, пробегающих перед их глазами. Он знает, о чём думает Джихун, и это ужасно. — Что я буду месить твоё тесто? — Джихун смеётся тихо и немного нервно. — Ты будешь месить моё тесто? — Он наклоняется к нему. — Или и то, и другое по чуть-чуть? Двери лифта открываются, и Джихун отступает, покраснев и обливаясь потом до самой души. — Возможно… И то, и другое? Возможно, — Мингю с энтузиазмом кивает и тащит Джихуна, теперь уже смирившегося, в секс-шоп. Это оказывается совсем не так драматично, как думал Джихун. Там больше кружев, чем кожи, повсюду вывески с надписью «Люби, смейся, лижи» и почти не видно людей. Накрашенный молодой человек сидит за прилавком и склоняет голову, прежде чем непринуждённо поприветствовать их. Другой сотрудник, мужчина с чёрными, как смоль, волосами и абсолютно без макияжа, расставляет пластиковые пенисы на витрине. Джихун думает, что он сейчас упадет в обморок, его пульс учащается, но он распознаёт это чувство как нечто иное, нежели стыд или страх. Оно струится и искрится маленькими звёздочками в каждом нервном окончании. Мингю любезно отрицает необходимость какой-либо помощи и тянет Джихуна за рукав. Он оглядывается вокруг с гораздо большим любопытством, чем ожидал Джихун, улыбается каждому сумасшедшему предмету, который видит, а глядя на некоторые даже выглядит немного застенчивым. — О боже, мистер Ли, взгляните на это, — говорит он и указывает на коробку. На ней изображён вытянутый язык, украшенный лазурным… устройством, которое Джихун мог бы назвать удлинителем. — Ты прикрепляешь его к своему языку, и он вибрирует, — шепчет Мингю ему на ухо. Джихун вскидывает брови и поворачивается туда, куда Мингю смотрит с чистым изумлением, застывшим в каждом сантиметре его лица. — …Ты хочешь это? — лицо Мингю темнеет, и он яростно качает головой. — Я просто… Нет. Я просто подумал, что это может быть интересно. — …Ладно. — Ладно. Они идут дальше, просматривая всё больше и больше странных товаров со сложными английскими названиями, которые Джихун не может перевести. Когда они проходят мимо пластиковых, силиконовых и стеклянных дилдо, он смотрит в пол, заставляя Мингю хихикать. Мингю останавливается, когда замечает что-то спрятанное на верхней полке, и переводит взгляд на лицо Джихуна. — Розовый или голубой? — спрашивает он, и старший говорит голубой без особого раздумья. Мингю достаёт с полки один из двух предметов, и им оказывается голубая пластиковая штука, похожая на шприц и слегка пугающая Джихуна. Далее Мингю останавливается у самого большого ассортимента презервативов, коего Джихун не видел ни разу в жизни. Да что уж там, он никогда не покупал их. Когда он в первый и последний раз занимался сексом с девушкой, на которой должен был жениться, она позаботилась о защите (его не удивило, что у нее были припрятаны презервативы; он знал о мужчинах, с которыми она встречалась, даже после того, как согласилась на брак). У Джихуна никогда не было при себе даже одного презерватива. Но ассортимент, конечно, огромный. Он занимает целую секцию полок. — Какие из них вы хотите попробовать, Мистер… — Мингю спохватывается и смотрит на работника магазина, разглядывающего их. С нескрываемым восторгом Мингю позволяет Джихуну долго и внимательно смотреть на себя. Он хищно ухмыляется. — Джихуни? Что мы хотим попробовать? Джихун отвечает с самым мёртвым лицом, без малейшего намёка на радость. — Не спрашивай меня. А если будешь дразнить меня, я могу уехать отсюда без тебя. — Итак… — Мингю тщательно обдумывает сказанное, затем берёт пачку за пачкой. — Первая тройка: с ароматом тропических фруктов, светящиеся в темноте, смокинг, — Джихун стонет и отталкивает его руку, когда Мингю показывает их. — Ты — ребёнок, — произносит он, выбирая обычные, нормальные на вид презервативы, без каких-либо узоров бабочек, изображений предыдущих президентов, вкусов или любых других особенностей. — Ты такой скучный, — вздыхает Мингю и легко сдаётся. Он с осторожностью перебирает скучные презервативы, затем выбирает какую-то бутылочку, но Джихун знает, что это. Смазка. Даже у неё есть вкус или аромат, и глядя на изображения бананов, арбузов и клубники на ней, он чувствует слабость. Однако Мингю возвращается к презервативам и размышляет насчёт размера, разглядывая надписи на упаковке, а затем смотрит вниз на ширинку Джихуна. Он пожимает плечами и берёт другую пачку, на размер меньше. Джихун старается не показывать, как сильно это задевает его гордость, сдерживая слезы. — Выбирая смазку, обращайте внимание на презервативы. Если это латекс, не используйте смазку на масляной основе, лучше выберите продукт на водной или силиконовой основе. Масло может его разорвать его. Ясно? Джихун молча кивает. Определённо не ясно. — Да. Мингю улыбается и похлопывает его по плечу. — Ты так быстро учишься, — он выбирает смазку, думая, что Джихун не видит. Ту, что с грёбаной клубникой. Затем он подходит к последнему отделу перед кассой, выбирая спрей, который очень похож на те, что полицейский офицер раздавал его одноклассницам в старшей школе. — А это что такое? — осмеливается спросить Джихун. — То, что нравится мне, — отвечает Мингю и подходит к кассе. Продавец сладко отмечает его привлекательность, и Мингю вытягивается в два раза выше из-за распирающего его эго, он светится гордостью, будто на него всего натянут один из его светящихся в темноте презервативов. Джихун закатывает глаза и расплачивается за всё. — Может, мне стоит купить новую футболку? — спрашивает Мингю, и Джихун рассеянно пожимает плечами, пересчитывая купюры. — Думаешь? — Как насчёт этой, например? — Мингю отвратительно ухмыляется и указывает на рубашку на стене позади продавца, на которой изображены два жутких мультяшных пениса, обнимающих друг друга, их маленькие глазки закрыты, а над ними парит красное сердечко. Джихун с силой швыряет деньги на прилавок, и улыбка Мингю исчезает. Парень за кассой берёт деньги, кривя накрашенные губы и внимательно разглядывая их обоих. Его вторая накладная ресница немного опущена, в ней застряли странные шелушащиеся тени для век. Именно из-за этих долбаных клоунов гомосексуальность считается чем-то грязным, думает Джихун, скрывая гримасу отвращения. Он вытягивает из кошелька ещё одну купюру и шлёпает ею по груди Мингю. — Купи уже хоть какую-нибудь, ради всего святого. Я подожду в машине, — он выскакивает из магазина с настолько горящими ушами, что они почти болели, не услышав кое-как сказанное тихое «спасибо» от Мингю. Путь в безопасность его машины подобна возвращению в материнские объятия. Там он делает несколько глубоких вдохов, чтобы осознать то, что с ним происходит последние двадцать четыре часа. И как только он заканчивает, делает ещё дюжину.***
Мингю доволен своей покупкой: чёрная безрукавка с красным принтом. Она заставляет его выглядеть круто, да и стоила она довольно дёшево, и дама, которая продала её ему в бутике внизу, очень хвалила его. С лёгкой, гордой улыбкой он скользит на пассажирское сиденье, будя дремлющего Джихуна. — Ты закончил? — спрашивает Джихун и заводит машину. Мингю смотрит на сон, всё ещё застывший на его веках, и чувствует, как что-то внутри него тонет. — Я мог бы сесть за руль, — говорит Мингю, и Джихун вскидывает брови, но сосредотачивается на маневрировании между машинами. — У меня есть права, я тоже неплохо справляюсь. Вы могли бы немного поспать, мистер Ли. Джихун фыркает и улыбается, его глаза превращаются в тонкие полумесяцы. — Я больше не Джихуни? — его встречает серьёзное лицо Мингю с очень ласковой усмешкой. — Всё в порядке, малыш, я ведь получу всё остальное, как только мы доберемся до Сувона, верно? — он облизывает губы. — …Ты не против, если мы сначала поспим? До того, как… Кгхм. Мингю быстро качает головой, сжимая руки в кулаки. — Нет, нет, это… Это действительно звучит здорово. На данный момент даже лучше, чем секс, — они оба вздыхают с облегчением и опускаются на свои места, сладкий образ мягкой постели ясен и прекрасен в их мыслях. — Хочешь пообниматься со мной? — предлагает Мингю, срывая ценник, щекочущий ему спину. Не соглашаясь и не говоря «нет», Джихун выглядит затруднённым, словно Мингю поставил его перед самым тяжёлым выбором в его жизни. — Я не могу спать рядом с кем-то. Это довольно жарко, я не могу уснуть. Это звучит именно так, как сказал бы Минхао, и это заставляет Мингю почувствовать себя немного странно. Джихун и Минхао — такие разные, но такие одинаковые. Когда он вдаётся в детали, он понимает, что ведёт себя дёшево и несправедливо. Как будто он ищет эти общие черты в Джихуне, и игнорируя остальное в нём. Его внутренности сильно сжимаются и скручиваются, и следующий вдох удаётся ему с трудом. — Ничего страшного, моему лучшему другу это тоже не нравится. Он всегда настаивает на раздельных кроватях, когда у нас ночёвка. Джихун слегка приподнимает губу. — Когда я был маленьким, у мальчиков не было ночёвок. И они не спали в одной кровати, — Мингю смеётся над тем, каким старым он себя выставляет. — А мы привыкли! — Мингю настаивает, и Джихун закатывает глаза, говоря, что он не удивлён. — Но это было в основном потому, что у нас дома не было ещё одного спального места, и мы привыкли спать вместе. В его же доме они были, но, — Мингю лучезарно улыбается. — Я получил то, чего хотел. А хотел я спать вместе с ним. Минхао всегда жаловался на это, но после того, как он успокаивался, его холодные ноги находили ноги Мингю и крали их тепло. Он прижимал голову к плечу Мингю, так что тот мог ощущать запах его зубной пасты и шампуня, и удивлялся, почему каждая клеточка его тела, казалось, была до краёв наполнена светом и теплом, ведь маленькие мальчики не знают о любви и о том, как её выражать. — Это о нём они говорили? — спрашивает Джихун, и от этого воспоминания Мингю улетучиваются. — По телефону. — Было бы намного лучше, если бы ты не знал, — чувство вины очень острое, оно разъедает Мингю, словно паразит. Джихун кажется обиженным, он просто смотрит на дорогу, не злится, но и не спорит с ним. — Но… да. Он пропал, и никто не знает, где он и куда направляется. Я поддерживал с ним контакт, но мне он тоже ничего не мог сказать. Джихун поджал губы, а морщины на его лбу стали еще глубже. — Почему он в бегах? — он начинает немного походить на двух других Ли, за исключением того, что на нём нет бейджика и горячей униформы. — Я без понятия. Знаю только то, что он… — голос Мингю становится слабее, гуще. С тихим вздохом Мингю переводит взгляд на руки, потому что больше смотреть не на что. — …Он сделал что-то ужасное. И считает, что не может вернуться домой. Фыркнув, Джихун пожимает плечами. — Мне знакомо это чувство. Они погружаются в уютную тишину, Мингю смотрит в окно, любуясь местами, мимо которых они проезжают, а Джихун делает всё то, что обычно делает во время движения. Думает или беспокоится. Мировая политика, фондовый рынок, что поесть на ужин. Они оба слушают радио и качаются в такт музыке, хохочут над шутками ведущего. Мингю понимает, что Джихун подбадривает его своим молчанием, то, как он не отвлекает его от тишины, то, как он делает так, чтобы ничто не требовало слов или звуков. И так они едут до тех пор, пока все новые и новые указатели не показывают всё меньшее и меньшее расстояние до Сувона, солнце садится, и Мингю больше не чувствует своей задницы. — Куда мы едем? — спрашивает Мингю, не узнавая свой голос. Джихун слегка подпрыгивает, будто забыв, что Мингю здесь. — Я подумывал о мотеле, но… У меня есть своя квартира. Мне ещё не приходилось там бывать, но друг уже завёз туда кровать, — он прикусывает губу и стискивает её зубами до тех пор, пока она не начинает болеть, давая Мингю обдумать это, глядя на него через ресницы. Дыхание Мингю останавливается на полпути к горлу, и он задаётся вопросом, как стоны Джихуна будут звучать в комнате без мебели. Он думает об эхо, и как долго оно будет звучать. Услышат ли их соседи и насколько отчётливо? — Поехали к тебе, — выпаливает Мингю, потом моргает и добавляет: — Пожалуйста? Джихун резко втягивает воздух сквозь зубы и цокает, меняя полосу движения и добираясь до развязки. — Хорошо.***
— Я на это не подписывался. Джихун кладёт ещё одну коробку на руки Мингю и смеётся. Это похоже на то, как Сатана звонит в колокольчики, которые он взял у Санта-Клауса после того, как жестоко убил его и съел живьём всех его оленей. Джихун — это дьявол, и Мингю уверен, что всё это время он это и замышлял. — Ты высокий и крепкий, а я маленький и старый. У хёна болит спина, и он привёз тебя сюда, поэтому ты должен нести всё это с глупой огромной улыбкой на лице. Или я ошибаюсь? — Мингю надул губы, но Джихун только пристальнее посмотрел на него, пока это не заставило его улыбнуться. — Ты прав. Спасибо, хён. Они добрались до города и спустя час тщетных поисков нужной дороги, всё-таки нашли дом Джихуна. Он маленький, вмещает всего четыре квартиры, и Мингю чуть не рассмеялся, увидев выцветшие розовые стены и цветы, которые жильцы посадили на каждом подоконнике. У входа стоит шаткая решётка, сплошь увитая настурциями, оранжевыми, красными и золотистыми цветами, пылающими, словно огонь заходящего солнца. Честно говоря, это выглядит как отличное место, чтобы провести здесь свои пенсионные дни. Он не возражает помочь ему перенести все коробки, весь этот «музей Джихуна» на новое место, хотя ему кажется странным, что Джихун доверяет ему свои ключи, как только хозяин квартиры вручает ему их. Он передаёт связку в потные ладони Мингю и говорит ему, чтобы он открыл дверь и оставил её открытой. Коробка за коробкой, он передаёт Мингю свои вещи и пожитки, свои простыни, сковородки и кастрюли, фотографии и важные бумаги, он командует Мингю, как будто знает, что тот не откажет. Прикосновение за прикосновением, он становится увереннее, когда их руки соприкасаются; улыбка за улыбкой, его щёки приподнимаются всё выше, и Мингю чувствует напряжение где-то в груди. — А вы и в самом деле решили начать новую жизнь, мистер Ли. Выбрали самый красивый дом в городе, и теперь всё выглядит так, будто ваша проститутка переезжает вместе с вами, — говорит Мингю в картонку, закрывающую его покрасневшее лицо. Джихун находится где-то позади, направляя его шаги. Джихун помогает ему войти, и Мингю ставит коробки у двери. Тот криво улыбается. — Но ты ведь не моя проститутка. Мингю фыркает. — Разве? — Я ведь не плачу тебе, правильно? Проститутки получают деньги, — Джихун приводит наименее подходящий аргумент, какой только можно придумать, и после паузы это заставляет Мингю рассмеяться. Его смех отражается о голые стены, создавая эхо. — Это даже хуже. Улыбка Джихуна выравнивается, и его лицо смягчается. — Не умаляй свою значимость для меня. Мингю вытирает вспотевшие руки о джинсы и понимает, что лучше не встречаться взглядом с Джихуном. — Я и не пытаюсь. Но ведь я не могу значить для вас так уж и много, мистер Ли. Джихун упёрся руками в бока, переставив ноги. — Но почему? — спросил он упрямо. Мингю стискивает зубы, выпрямляет спину. — Мы буквально вчера познакомились. Мужчина становится в позу: подбородок поднят, лицо серьёзное, но не раздражённое. Он стоит на своём и почему-то чувствует, что на самом деле он намного выше Мингю. — Мне не может понравиться твоя личность? Я не могу наслаждаться твоим обществом? Для этого есть ограничение по времени? — …Нет, — признает Мингю, и его руки скользят в карманы, плечи сутулятся. Джихун фыркает и кивает. Он выиграл. Ногой он толкает ящик. — Отнеси это в спальню, я принесу последние коробки. Мингю поднимает коробку, борясь с усмешкой, и неуклюже направляется в маленькую спальню: стены белоснежные, окно узкое, занавески тёмно-синие. Мингю ставит коробку на кровать размера квин сайз, на матрасе которой лежит записка: «Хун-а, купи мне говядину, которую ты обещал в университете. Хён всё помнит! Заботься о своих старших», — вот что в ней говорилось. Это самая лёгкая коробка из всех, с подушками и простынями, поэтому Мингю не утруждает себя вопросами и начинает стелить постель, откладывая записку в сторону. Натянув простыню, он прижимает ладони к матрасу. Любопытство расцветает маленькими бутонами в пустых промежутках его черепа, и Мингю оглядывается, чтобы увидеть, что Джихуна всё ещё нет. Он закусывает губу и ложится на матрас. Кровать немного скрипит, и это заставляет его по-идиотски улыбнуться. — Мингю. Полотенце падает ему на голову и делает его похожим на привидение, и когда Мингю неуклюже поворачивается, он видит сквозь него только очертания Джихуна, его широкие плечи и широкая грудь заслоняют собой тёплый жёлтый свет, исходящий из жилого пространства. — Я оставил мыло в ванной, — мысль о душе — ничто, по сравнению с уже-почти-реальным душем, и Мингю, взяв полотенце в руки, проскальзывает в ванную, не сказав ни слова. У двери какая-то мысль останавливает его, и он резко оборачивается. Джихун вопросительно поднимает брови. — Я подмоюсь, — говорит Мингю и с громким шлепком хлопает себя по заднице. Джихун пристально смотрит на него. — Тебе тоже не помешало бы. Шея мужчины краснеет, и он выдыхает слабое: «Я не знаю как». — Я расскажу тебе, прежде чем ты пойдешь в душ, — успокаивает его Мингю и снова со счастливой улыбкой шлёпает себя по заднице, прежде чем исчезнуть в ванной. Когда, наконец, он оказывается под душем, то чуть не теряет сознание. Теплота воды заключает его в безопасный, расслабляющий кокон, и Мингю думает, что, кажется, теперь может вспомнить, каково было в утробе матери. Он также понимает всех друзей, уничтоживших свои ванные, заснув на полу душевой кабины. Мингю вдруг всё это так хорошо понимает. Пока он втирает шампунь в волосы и шлёпает пальцами ног по воде, его разум куда-то неумолимо стремится, несётся, словно дикий заяц. Школа теперь кажется такой далёкой, да и дом тоже. Он всего лишь в поездке, уехал всего на неделю, будто это летние каникулы, но когда он представляет себе, как заходит через парадную дверь домой, это выглядит драматично. У его матери седые волосы, у отца — трость, Минсо — домохозяйка, а у него самого столько историй, что он мог бы болтать сутками напролёт, рассказывая их. Ли Джихун — это тот, кого ждёт новая захватывающая жизнь, наполненная новыми людьми, новыми местами, кучей новых вещей, и Мингю ловит себя на мысли, что он её действительно заслуживает. И быть её частью Мингю, кстати, тоже был бы не против. С другой стороны, возвращение к тому, с чем Мингю пришлось столкнуться до Джихуна, заставляет его почувствовать себя пустым и неуверенным. Он снова включает воду и ополаскивается. Вернётся ли Минхао домой? Рядом с его глазом лопается мыльный пузырь, и Мингю быстро моргает, сморщив нос. Может ли Мингю просто… вернуться домой? Он умывает лицо, и прежде чем выйти, чуть опускает душевую лейку для Джихуна с предельной осторожностью, чтобы не оставить её в слишком низком положении, тем самым разозлив его. Простыни, на которые он падает, на ощупь мягкие, но не кажутся свежими. Видимо, Джихун забрал их из корзины для белья или, возможно, снял с кровати, прежде чем покинуть дом. В одних лишь джинсах Мингю ползёт вверх по матрасу и касается лицом ткани. Он находит на нём заплатку, пахнущую духами: это приятный мягкий аромат, заставляющий его принюхиваться к нему всё больше и больше. Он совсем не похож на пластмассовый розовый запах духов Минсо, который она получила в подарок от тёти, и теперь обязана его использовать. Она пришита довольно слабо и расположена сбоку, словно она никогда не спала на простынях, в постели Джихуна. Она, жена Джихуна. Невеста. Или просто девушка, которой придется страдать, в то время как Джихун будет счастлив. Не поймите его неправильно, Джихун сейчас в душе, чистит свою задницу, потому что Мингю обещал трахнуть его, но это не значит, что Мингю не может сочувствовать ей. Все хотят выйти замуж, и она, должно быть, тоже очень хотела этого, если замечала взгляды Джихуна, прикованные к мужьям её подруг, но всё ещё оставалась с ним. Мингю прижимается носом к заплатке и устало бормочет: «Мне жаль». Он поворачивается на спину и закрывает глаза, согреваясь, расслабляясь и просто растягивая время. Секунды и минуты текут между его пальцев, а мысли замедляются и становятся достаточно твёрдыми, чтобы он мог вытаскивать их из головы одну за другой. Капля воды падает ему на щеку, как будто кто-то плачет на него, и Мингю открывает глаза. Но это всего лишь склонившийся над ним Джихун, откинувший назад свои влажные волосы и со слившимися воедино тенями на его лице. Отсюда он выглядит таким старым, хорошо пахнет, со щетиной на подбородке, и его рука, несомненно, расположилась рядом с головой Мингю. — Ты что, спал? — Мингю качает головой, раскрыв рот в благоговейном страхе. — Ты не устал? — Джихун с надеждой улыбается. Ещё как устал, он хочет спать, его старые кости болят, но Мингю эгоистичен. Ему обещали секс, он находит Джихуна очень привлекательным сейчас, грех отказываться от такого соблазна. — Немного, — говорит Мингю и ёрзает, чтобы сесть и прислониться спиной к стене. — Помылся? — он спрашивает, как будто его это заботит, положив руки на чужие бёдра и немного раздвинув его ноги. Джихун — взрослый человек, гораздо взрослее Мингю, и ему не за чем протягивать руку помощи. Он кивает, выглядя очень серьёзным, как будто готов пожертвовать собой ради общего блага. — Помылся, — после неловкой паузы он подражает тому, что делал Мингю, и шлёпает себя по заднице дрожащей рукой и со смущённым выражением лица. Мингю думает, что он, возможно, немного влюблён в этого человека, но признание этого может быть фатальным для его эго, поскольку он также является самым большим беспорядком, который Мингю когда-либо встречал. Он тащит Джихуна к себе на колени, так что спина мужчины прижимается к его груди, он может положить подбородок на плечо Джихуна, обхватить его руками. Джихун вздыхает, его руки немного дрожат, и Мингю берёт их в свои, разглаживая большими пальцами каждый сустав. Он думает, что так ему будет легче. Мингю не имеет права смотреть на него, делая это с ним, не может сохранять эти моменты в своей памяти, как бы сильно ему этого не хотелось, поэтому Джихун не должен чувствовать, что за ним наблюдают. Когда Джихун расслабляется и опускает свой вес на грудь Мингю, он воспринимает это как знак отпустить его ладони и вместо этого поднять его руки вверх, после чего медленно провести пальцами по коже, ведя ими вниз. Рукава его футболки мешают ему, и Мингю дёргает за её подол. Джихун выражает своё нежелание, но Мингю всё равно стягивает её, и тогда его голая спина падает на его грудную клетку. Он подавляет удивлённый возглас, когда лопатка Джихуна касается его соска, и гадает, чувствует ли Джихун, как тот заводится. Руки Джихуна ощущаются сильными под подушечками его пальцев. Он извивается, когда Мингю прижимает руки к его бокам, дёргается и жмурится, когда Мингю ощупывает кожу, перемещается вверх и вниз по грудной клетке и пересчитывает его кости. Его бёдра узкие, спрятаны в баскетбольных шортах, и Мингю заглядывает через плечо Джихуна, чтобы полюбоваться полоской густых волос на его животе, исчезающих за тканью, и провести по ней пальцами. — Господи, тебя что, заводит это? — спрашивает Джихун с робким, хриплым вздохом, который, вероятно, должен был быть немного раздражённым, поскольку Мингю продолжает водить пальцами по его тёщиной дорожке, а другой рукой касается его волос на груди. Кончиком языка Мингю смачивает губы. — Мне кажется, это очень мужественно, — он прижимает руку к широкой груди Джихуна, и это заставляет того выдохнуть. — Тут чувствительно? — спрашивает Мингю и сначала грубо впивается в плоть, лениво перекатывает сосок между пальцами, а затем гладит его, в то время как дыхание Джихуна замедляется и становится тяжёлым. Джихун отвечает тем, что изгибается в спине и наконец-то, господи, наконец-то испуская стон, которого Мингю так ждал. Ему кажется ужасно несправедливым то, что он сейчас не видит его лица, как оно изменяется, морщится или меняет цвет. Мингю дышит в шею Джихуна, зарываясь носом в волосы за его ухом, и чувствует запах шампуня, всё ещё влажных прядей волос и что-то похожее на запах простыней и всех его коробок, а затем делает глубокий вдох, будто собирается нырнуть. Мингю продолжает массировать его грудь, соски, затем скользит руками вниз по склону живота, который с трудом поднимается и опускается с каждым вдохом. Как только он заходит достаточно далеко, чтобы погладить Джихуна через шорты, он также может заглянуть в его лицо: глаза закрыты, веки трепещут, и он выглядит таким милым, что Мингю скулит, пока Джихун не поворачивается к нему. Мингю прижимается к его губам и съедает каждый звук или слово, которые тот издаёт. Его пальцы находят очертания члена Джихуна: он становится всё твёрже, Мингю чувствует это. Джихун целуется требовательно, и Мингю это нравится. Без страха он сплетает их языки вместе, затем сунет его глубже в чужое горло, и рука в волосах Мингю притягивает его ближе, заставляя неудобно скрутиться. Его спина болит, шея тоже, но то, как Джихун цепляется за него, будто он тонет, и то, его щетина царапает и обжигает кожу Мингю, шлёт приятные волны прямо к его члену. В конце концов, он становится абсолютно бездыханным и отчаянным, когда Джихун безжалостно дразнит чувствительное нёбо его рта; Мингю кажется, что это продолжается часами, и он не чувствует своего рта, когда они расстаются. Мингю прижимается к торсу Джихуна, упрямо пытается спустить с него штаны; он хочет, чтобы он снял всё это, он хочет, чтобы Джихун был абсолютно голым, чтобы он втрахивал Мингю глубоко в скрипящий матрас, пока тот не заплачет, и ему пришлось хорошенько сосредоточиться, чтобы вспомнить, что он здесь не ради этого. Вернее, почти. Джихун ложится рядом с ним, его глаза внимательные и ищущие, никогда ничего не упускающие. Он выглядит таким мудрым и расчётливым, что Мингю немного нервничает, но он успокаивается с глубоким вздохом и стягивает штаны мужчины. Джихун позволяет ему быть медленным, немного ленивым, глаза благоговейно закрываются, в то время как Мингю касается каждого дюйма его бёдер и резко обхватывает губами мягкую кожу за коленом Джихуна, посасывает её. Он здесь не для того, чтобы трахаться до беспамятства, а для того, чтобы помочь Джихуну почувствовать себя хорошо, лучше, чем когда-либо. Член Джихуна напрягается в его боксёрках, и Мингю прижимает к нему ладонь, проводит большим и указательным пальцами по контуру, ложится на живот между ног Джихуна и целует его там. В одном месте ткань промокает от слюны, в другом — от предэякулята. Мингю ощущает солоноватый вкус и форму его головки, и отдалённо слышит, как Джихун просит его снять нижнее бельё. Когда он это делает, Джихун гладит его волосы, будто он хороший мальчик, самый лучший. Его рот приоткрыт в смешанных чувствах, и это сбивает Мингю с толку, и чтобы отвлечься от этого, он обхватывает ртом член Джихуна и сосредотачивается на нём. Рука в его волосах сжимается ровно настолько, чтобы он почувствовал её, чтобы она направляла его, отстраняя или, наоборот, удерживая. Мингю всасывает щёки и смотрит вверх сквозь ресницы и влагу на его глазах, собирающуюся в слёзы, и когда Джихун убирает волосы с его лица и стонет, Мингю не может удержаться, чтобы не всхлипнуть с полным ртом. Он позволяет Джихуну двигаться столько, сколько ему захочется, контролируя свой рвотный рефлекс и используя все сто процентов своего мозга, и когда он кончает, Мингю даёт ему покрыть спермой свой язык и заднюю часть горла, всё ещё ошеломлённый вкусом и текстурой. Сперма во рту — это одна из тех вещей, к которым ужасно тяжело привыкнуть. Джихун выглядит так, как будто всё его напряжение просто растаяло, от самой души до кончика его размякшего члена, но он не сдаётся и не теряет сознание, как Мингю мог подумать. Кончиками пальцев он впивается в кожу головы Мингю и кусает нижнюю губу, его конечности гудят от предвкушения. — Джихун, — из уст Мингю это звучит как-то чужеродно, и глаза Джихуна расширяются. Они обмениваются взглядами и разражаются смехом в ту же секунду, Джихун откидывает голову назад, а Мингю хохочет куда-то в простыни. — Чёрт, — выпаливает он с глупой широкой улыбкой. — Сейчас я подготовлю тебя, — Джихун кивает и улыбается, выглядя так же глупо. Мингю знает, что ничто не сделает это абсолютно совершенным для Джихуна, независимо от того, насколько он уверен в себе, потому что первый раз есть первый раз, и задницы, по факту, никогда не предназначались для такого рода деятельности. Полностью обнажённый и податливо лежащий перед ним на животе Джихун кладёт голову на сложенные руки и ждёт. Мингю поднимает с пола пакет с их покупками из секс-шопа и кладет его рядом с головой Джихуна, затем разминает его задницу в своих руках и восхищается этим зрелищем. Тот немного напрягается, его рука сгребает в охапку простыни, и Мингю отступает, чтобы он мог удобно наклониться, раздвинуть ягодицы Джихуна и прижаться языком к его заднице. — О— Господи Боже, — Джихун почти кричит от удивления, но затем его голос сливается со стоном, и дрожь всего тела обрушивается на него быстрой волной. — Блять, блять, — он задыхается и стонет, как будто он смущён и очень возбуждён, поэтому Мингю продолжает лениво лизать его, останавливаясь только для того, чтобы засадить влажные, небрежные поцелуи в обе ягодицы. Он собирает слюну на своём языке, чтобы он лучше скользил, но также это заставляет каждое его движение звучать более пошло. Мингю дразнит вход Джихуна, и когда тот расслабляется, он бормочет рассеянный вопрос: «приятно?», — и пальцами мягко выводит круги по его коже, прежде чем засунуть кончик языка внутрь. Джихун выгибает спину, и Мингю чувствует, как он яростно кивает всем телом. Он увлечённо и с лёгкой собственностью поедает Джихуна, и останавливается только тогда, когда тот начинает двигать бёдрами, трахая матрас. Мингю поднимается и тянется к пакету, нежно целуя Джихуна в потную шею. — Эта часть будет немного странной, ладно? — говорит он ему на ухо и возвращается на своё место. Джихун издаёт смешок, вытягивая голову, чтобы посмотреть на него, на его красивое покрасневшее лицо. — Ты только что вылизал мою задницу. Если будет что-то ещё страннее, я заплачу, — Мингю широко улыбается и достаёт синий пластиковый приборчик, очень похожий на шприц, и маленькую бутылочку с распылителем. — Серьёзно, Мингю, не думай, что я не разрыдаюсь. — Ш-ш-ш, — говорит он и похлопывает его по заднице, затем хватает мужчину за бёдра и приподнимает их вверх. Джихун подтягивает колени под себя, поднимая задницу. — Это релаксант. Я использую его, и твоим мышцам будет намного легче, — Мингю отодвигает одну ягодицу Джихуна, нежно улыбаясь. — И нет, он не заставит твои мышцы онеметь, это не должно быть опасно. Он прыскает гель на отверстие Джихуна и втирает его в кожу, в то время как Джихун бубнит что-то о том, как это холодно. Текстура становится маслянистой на его пальцах, и он использует чуть больше релаксанта, уже не втирая его. В ожидании, когда он начнёт действовать, Джихун поворачивается на спину, протягивая руки. Мингю берёт их и позволяет мужчине притянуть его к себе, обернуть руки вокруг мингюевой шеи и поцеловать её с какой-то странной нежностью. — Сними их, — приказывает Джихун в его ухо, тыча пальцами ног в штанину джинсов Мингю. Тот молча кивает и садится на колени, расстёгивая пуговицу и ширинку. Тут же вываливается его член, твёрдый и тощий, и он глубоко вздыхает от облегчения. Джихун смотрит на него с недоумением. — Твою мать, Господи— Где твоё нижнее бельё? Мингю пожимает плечами, стягивает джинсы до колен и борется с ними до тех пор, пока не оказывается полностью голым. — Я уже четыре дня носил одно и то же бельё. Мне не хотелось снова надевать его после душа, — он заползает обратно к Джихуну, и старший обсасывает его нижнюю губу, используя зубы. — Я очень трепетно отношусь к своей личной гигиене. Джихун бросает на него взгляд. — Если бы это было правдой, у тебя бы были запасные трусы. Мингю позволяет Джихуну думать, что он тупица, вместо того чтобы сказать ему, что полиция конфисковала их, включая его любимую пару, которая была в его сумке, и принимается посасывать раковину уха мужчины. — А для чего этот шприц? — Джихун с подозрением смотрит на инъектор, когда Мингю снова берёт его в руки вместе с клубничной смазкой. Мингю резким движением вскрывает упаковку и просто бросает её на пол, а затем откручивает крышечку гель-смазки. — Это для того, чтобы смазка была и внутри тоже, это не больно, — Мингю опускает кончик в бутылочку и наполняет инструмент. — Самое худшее — это не первое проникновение, на самом деле худшее — это когда твой партнёр начинает двигаться, но если ты скользкий везде, то это будет менее неприятно, — как только он наполняется, Мингю вытаскивает его и закрывает бутылочку. Джихун выглядит нервным, поэтому Мингю мягко улыбается и подносит кончик инъектора к отверстию Джихуна. — Всё будет хорошо, слышишь? — Джихун не выглядит слишком уверенным. — Вдохни, — Джихун выполняет просьбу. — Выдыхай, — Мингю вталкивает инъектор внутрь него и медленно вынимает, выпрыскивая содержимое. Джихун морщится и дрожит, нижняя часть тела извивается, а ноги зарываются в матрас. — Так холодно. Боже, это так странно, — выдыхает Джихун сквозь зубы. — Извини, — Мингю пытается попросить прощения, но когда он говорит это вслух, это вовсе так не звучит. Смазка начинает вытекать из него, и Мингю становится так жарко, что, кажется, он вот-вот умрёт. Он собирает вытекший лубрикант на пальцы и засовывает его обратно. Его указательный палец входит до второй фаланги, прежде чем на лице Джихуна появляется тень дискомфорта — релаксант делает своё дело. Мингю выливает ещё немного смазки и начинает разрабатывать Джихуна двумя пальцами. Дыхание последнего сбивается, когда Мингю раздвигает его внутри, растягивает. Он трахает Джихуна пальцами, пока его член не краснеет от давления и не сочится у самого живота, а Мингю не поджимает губы от бешеного напряжения. — Как думаешь, ты готов? — Мингю всё ещё двигает рукой, и Джихун издаёт полувздох-полустон. — Да, — ответ звучит уверенно, но по лицу Джихуна совсем этого не скажешь. Он боится, и Мингю не может винить его за это, поэтому он наклоняется, чтобы поцеловать его, медленно, со слишком большим количеством слюны, языка и внимания. — Сейчас я надену скучный обычный презерватив, — Джихун пинает его в бедро, но позволяет тому задержать на себе долгий взгляд, проницательно наблюдая за тем, как Мингю разрывает обёртку, раскатывает презерватив и смазывает его. Когда Мингю вталкивает головку члена внутрь, теснота Джихуна заставляет Мингю почувствовать резкий недостаток воздуха в лёгких, и он еле сдерживается, чтобы не упасть в обморок. Глаза Джихуна расширяются, и он не издаёт ни звука, только глубоко вдыхает через нос, так что Мингю останавливается и просто ждёт. Он ничего не говорит о том, как Джихун сжимает его руки и насколько это больно, как его ногти впиваются в кожу и оставляют после себя следы. Мингю просто смотрит на него, изучает каждый дюйм его лица, а затем толкается ещё немного. Он двигается медленно, очень медленно, и постоянно обо всём спрашивает Джихуна. — Всё в порядке? Могу ли я двигаться дальше? Я продолжаю, — как только он оказывается на полпути, он выходит из него, а затем толкается обратно, и Джихун, наконец, открывает рот, чтобы глотнуть воздуха и захныкать. Мингю начинает нежно, в медленном темпе, двигаться в нём, так же медленно водя рукой по члену Джихуна, растягивая каждую секунду и превращая их в минуты. Тот всё ещё сильно сжимает его, когда Мингю двигается резче или быстрее, но ладони, разрывающие руки Мингю в клочья, вдруг перемещаются, чтобы мягко погладить заднюю часть его шеи и его щёку. Они у Джихуна тёплые и уверенные, и Мингю внезапно чувствует, что с ним обращаются хорошо и заботливо, поэтому он глубоко и протяжно скулит. Темп остается болезненно медленным, настолько медленным, что болью отдаёт в низу живота Мингю, потому что он не может избавиться от ощущения, что это тоже проявление любви, граничащей с желанием оберегать. Джихун сверлит его взглядом, не смея отвести глаза, он обуздал каждую молекулу существа Мингю. Джихун же в свою очередь — всё, что Мингю видит, чувствует, и это немного пугает, так же как и возбуждает. Это не столько секс, сколько разрушение Мингю изнутри, и он теряется, когда понимает, что впервые по-настоящему занимается сексом, а не воображает кого-то другого. Он не смог бы, даже если бы попытался. Тем не менее, этот крепкий и устойчивый момент разбивается вдребезги за полсекунды, и Мингю двигается быстрее. Джихун принимает его новый темп и закидывает ногу за заднюю часть бедра Мингю. Он толкается не слишком грубо, но по сравнению со всем, что случилось раньше, это кажется почти жестоким, и Мингю чувствовал бы себя ужасно, если бы Джихун не стонал отрывисто и высоко сейчас, если бы не касался себя так, как будто он не делал этого никогда. Когда Мингю понимает, что близок к разрядке, ему кажется, что он вот-вот расплачется. Он не может сосредоточиться на всепоглощающей волне оргазма, заставляющей его нервы искриться, а кончики пальцев покалывать, потому что он также наблюдает за Джихуном на протяжении всего этого, видит, как он задыхается, как стонет имя Мингю. Они кончают одновременно, Джихун хватается за чужую ногу и сжимает её, и Мингю скулит, почти плачет, стонет, он не может остановиться, дрожь пробирает его до самых кончиков ресниц. Он падает на бок и трясётся, потому что это всё, что он может сделать, а Джихун держит его, тяжело дыша. Вот так они и валялись на кровати до тех пор, пока Мингю не перестал слышать за окном ни машин, ни людей, было уже за полночь, и Джихун, уткнувшись лицом в макушку Мингю, вздохнул так, будто собирался что-то сказать. — Ты обещал пообниматься со мной, — говорит Мингю и закрывает глаза, прижимаясь лбом к груди Джихуна. Его пульс ровный, но с течением времени замедляется, будто Джихун засыпает против своей воли, тело не слушается его. Он издаёт тихий смешок, а пальцы исчезают в волосах Мингю. — Не обещал, — но, тем не менее, обнимает Мингю за плечи.***
Мингю ждёт, пока Джихун уснёт и откатится подальше от тепла чужеродного тела (как он и говорил, он — ненавистник объятий), прежде чем одеться. За входной дверью стоит кастрюля, в которую он чуть не опрокидывает. Мингю заносит её внутрь и оставляет на кухонном столе. В «музее Джихуна» он находит маркер и извещение о денежных переводах, на котором он, вероятно, не должен был писать. соседка приготовила тыквенную кашу. кушай хорошо. спасибо, мистер Ли, было весело. ким мингю Он мог только молиться о том, что Джихун поймёт, что он имел в виду. Секс не был весёлым, на самом деле он был ужасно напряжённым, перевернувшим всё с ног на голову, да и просто слишком, чтобы получать удовольствие. Весёлой была сама поездка. Джихун был весёлым. Он похлопывает его машину, припаркованную у дороги, словно верную собаку, натягивает куртку и отправляется в путь. Его телефон достаточно заряжен, чтобы его хватило на дорогу, в его кошельке достаточно мелочи, чтобы сесть на поезд. Разум Мингю чист, и воздух, которым он наполняет лёгкие, тоже. Набирая сообщение, он чувствует себя свободно и завершённо. [03:00] Вы: перестань быть как они. Перестань ждать кого-то храброго, стань им сам. Возвращайся домой.***
Поездка Мингю никогда не станет источником кучи весёлых дорожных историй. Родители никогда по-настоящему не простят ему этого, глядя на него с презрением и неодобрением, и теперь Мингю знает, какие взгляды приковала бы к себе алая помада Минсо. Семья Минхао ничуть не лучше, хотя теперь он их почти не видит. После того, как Минхао перестаёт отвечать на его сообщения, он не знает, вернулся ли он домой, что с ним случилось, что случилось с его отцом, или с его матерью, редко покидающей свой дом. Он окружён давлением этой ошибки и чистейшим сожалением, но Мингю отличается от помады, украшающей губы девочки-подростка. Он не неодушевлённый предмет, и он уже убегал раньше и знает, как сделать это снова. Ему нужно пространство, чтобы дышать. Но когда он говорит, что хочет переехать, это просто приводит к новой ссоре, всё большему давлению и сомнениям, которые заставляют его думать, что он никогда не сможет быть прощён. — Ты думаешь, что можешь делать всё, что захочешь? — кричит его отец с другого конца стола, и ладони Мингю превращаются в кулаки. Он сжимает челюсти, стискивает зубы и проглатывает каждое слово, каждую гадость, которая грозится выскочить у него изо рта. Он научился молчанию и стал лучше в нём разбираться. Он уже далеко не маленький, не упрямый и не безрассудный, но он знает, что он всё ещё храбр. Именно поэтому он может принять каждое слово. — Сначала ты убегаешь, забираешь с собой того парнишку Сю, теряешь машину и возвращаешься как ни в чём не бывало. Теперь ты ждешь, что мы будем оплачивать твоё обучение и дом? — Мингю не отводит взгляда, он стоит и слушает его с пустым лицом, сухими и спокойными глазами. Он, должно быть, немного похож на ящерицу, но это лишь больше раздражает его отца. — Нет. Ни за что, только не моими деньгами. — Я понимаю, — Мингю улыбается, когда говорит это, потому что он действительно понимает. Мингю эгоистичен и груб, гнилой до мозга костей, поэтому он аккуратно упаковывает свои вещи и всё равно получает квартиру. Когда начинается следующий семестр, его плата за обучение не достигает пункта назначения. В качестве ещё одного секрета от отца, мать Мингю прячет эти деньги в сумку, чтобы обеспечить ему хороший старт, и предлагает его кандидатуру в ресторане своей старой подруги. И она оказывается тираном. Профессионалкой, но просто ужасной. Ткань фартука Мингю кажется грубой, когда он пытается разгладить её, чтобы уберечься от всех возможных замечаний своей начальницы по этому поводу. Он и раньше носил его грязным и мятым, и хотя никто никогда не заглядывает на кухню ресторана и не обращает на это внимание, эта женщина неумолима, как бы искусно она ни работала. Мингю трижды приходил просить её о работе, прежде чем она даже позволила ему войти на кухню, чтобы показать, на что он способен, и до того, как нанять его, заставила его приготовить все рецепты из меню. Но он получил эту работу, и не важно, насколько его начальница неумолима и жестока, у него теперь стабильный доход на работе, которая ему действительно нравится. И каждый день он продолжает учиться и оттачивать свои навыки. Это похоже на учёбу в школе, но теперь с деньгами на кону. Работа в ресторане прекрасно заменяет Мингю университет, хотя теперь он не видится со своими друзьями. Но даже если бы виделся, он бы не смог позволить себе потусоваться с ними. Каждая вона идёт на оплату его маленькой квартирки и на его сбережения, и Мингю вдруг обнаружил, что отсутствие свободного времени или денег делает его жизнь довольно простой, достаточно, чтобы быть захватывающей и приятной. Лоб Мингю врезается в холодный металл его шкафчика, всё тело сотрясается от усталости за долгий рабочий день. Он чувствует себя ужасно, даже уродливо. От него пахнет как от матери, имбирём и мясом, солью и жиром, а волосы прилипли ко лбу от холодного пота. Поэтому он делает несколько глубоких вдохов, медленно, пока кровь не приливает к мышцам и внутренности не перестают ощущаться внутри него как желе комнатной температуры. — Хорошо поработал сегодня, — хорошенькая официантка входит и одаривает Мингю доброй улыбкой, а Мингю кивает головой и бормочет что-то в ответ. — Ах, да. Кто-то искал тебя, — кажется, она вспоминает об этом, когда расчёсывает волосы пальцами, впервые за несколько часов распустив их. Мингю хмурится и надевает пальто, откашливается и откидывает волосы с лица. Прячет их за кепкой. — Кто? Она пожимает плечами и выпячивает нижнюю губу. — Я сказала, что ты работаешь на кухне, и он не настаивал на встрече. Но я видел, как он оставил сообщение на доске объявлений, — Мингю медленно кивает, размышляя над этим заявлением, но ничего не говорит. Ему нравится думать, что он не знает никого с такой шаткой мотивацией. Поблагодарив её и попрощавшись с остальными сотрудниками, он забирает свои вещи и направляется к выходу. Рядом с входной дверью находится доска объявлений, заполненная непосредственно объявлениями и надписями клиентов, обычно содержащих простое «спасибо». В середине, на самом видном месте, прикреплена записка, написанная мелким, но аккуратным почерком. Мингю несколько минут смотрит на неё неподвижными сухими глазами, его ладони потеют, и он срывает её и засовывает в карман. Он чешет затылок и оглядывается вокруг, напряжённо и немного параноидально, но никого не видит, а за пределами здания нет ни одной знакомой машины, так что Мингю сжимает лямку своей сумки и уходит торопливыми шагами. Приняв душ и поужинав, он снова чувствует себя живым. Мингю открывает окно своего крошечного французского балкона и садится, свесив ноги и держа в руке бутылку пива. Августовская ночь тёплая и уютная, перила гладкие и прохладные при каждом прикосновении, пиво отдаёт горечью на языке. Ему не нравится этот вкус, никогда не нравился, но он подпитывает образ, который ему нравится создавать. Работающий молодой человек Ким Мингю, взявший академ в университете, чтобы разобраться со всем своим дерьмом, самодостаточный и счастливый. Никакого беспорядка, никакой неразберихи. Правда. — Не могу поверить, что ты бросил меня ради пива. Сердце Мингю делает сальто, стучит слишком сильно и внезапно, и его рука почти роняет бутылку через перила на холодную землю. Он торопливо смотрит вниз через два магазина этажами ниже, и во дворе перед его зданием стоит Ли Джихун, засунув руки в карманы пальто, как будто он делал это дюжину раз, практиковался в беспечности и совершенствовал её, дабы произвести впечатление. Мингю ставит пиво на стол и делает несколько глубоких вдохов, не зная, то ли ему это кажется, то ли в кислороде, который он вдыхает, действительно есть пузырьки, лопающиеся на стенках его дыхательной системы. — …Как ты нашёл меня здесь? Джихун улыбается, криво, грубо. Мингю хочется заскулить. Он настоящий, он здесь, и он всё такой же. Но одновременно он намного больше. — У взрослых свои методы. Мингю хмурится и крепче вцепляется в перила. — Быть может, ты преследуешь меня? Маленькая улыбка Джихуна превращается в нежную усмешку, прежде чем он отвечает. — А что, если я действительно преследую тебя? Что, если я сталкер? С кислым видом Мингю усмехается и заправляет за ухо отросшую прядь волос. — Тогда я рад, что предпочел алкоголь тебе. Алкоголь не преследует, — записка, которую написал ему Джихун, полыхает у него в кармане, и руки Мингю дрожат. Он снова чувствует себя ужасно и уродливо. — Ты сделал неверный выбор, Мингю-я. Это не для тебя, — Джихун делает несколько шагов назад, чтобы лучше видеть Мингю, чтобы он мог найти его глаза и спокойно посмотреть в них. В одной пьесе, которую Мингю смотрел в старших классах, была такая сцена. Парень без чувства стыда стоит перед балконом и говорит о своих чувствах. — Алкоголь тебе не позвонит, даже не напишет. Мингю смеётся, каждый сустав в нём дрыгается от резкого вдоха. Что-то горькое растворяется в смеси сладкого и нежного. — Ты тоже не звонил и не писал, — возражает он, но без особой обиды. Джихун тут же смягчается, будто не знает, винит его Мингю в этом или нет. — Даже если бы ты оставил мне хоть какой-то способ сделать это, я… — он бросает взгляд на небо, как будто оно подскажет правильные слова. — Я просто не смог. Мингю, хихикая, подпирает щёку рукой. — И ты хочешь, чтобы я заменил возможность напиться на это? Ли Джихун — человек, который «просто не смог». Джихун улыбается, пожимает плечами. — По крайней мере, по сравнению с бутылкой пива со мной гораздо веселее просыпаться, — Мингю не может с этим поспорить. — Я не знал, что ты живёшь один. Сделав глоток пива, Мингю вскидывает брови. Он старается не корчить рожу от этого вкуса. — Я съехал недавно, около месяца назад. Джихун изображает удивление, глаза округляются, и впечатлённый кивок сотрясает всю верхнюю часть его тела. — Ух ты, какое совпадение. И я тоже, — Мингю смеётся и качает головой. Он почти забыл, как сильно любит этого парня. Почти. Поэтому, конечно, будучи сентиментальным человеком, Мингю бросает ключи и с нежностью наблюдает, как Джихун ловко ловит их, несмотря на его психологический возраст в семьдесят лет. Мингю не отодвигается от окна, сидя спиной к квартире, даже когда Джихун отпирает входную дверь, закрывает её за собой и кладёт ключи на стул. — Знаешь, я написал в записке, что я приглашаю тебя на свидание, — Джихун снимает свои ботинки и шаркает по комнате, судя по звуку, босыми ногами. Ладонь ложится на макушку Мингю, и медленно спускается вниз, до самого затылка. Джихун гладит его по волосам мягко, с осторожностью. Мингю поворачивается к нему, и Джихун выглядит серьёзным, но не мрачным. Он выглядит таким непоколебимым, таким уверенным в чём-то, чего Мингю не знает. — И я хотел посмотреть, объявишься ли ты, прежде чем я пущу в ход записку со словами: «Я знаю, где ты живешь». Чувствуя себя виноватым, Мингю достаёт из кармана смятую бумажку. — Я видел её. Я просто не знал, как… — он сглатывает и опускает глаза. Как не подорваться к месту встречи с сальными волосами, в полном беспорядке и еле дыша после продолжительного бега. — Мингю-я, — Джихун тычет себя в лоб, и Мингю поднимает свои грустные, искренне сожалеющие глаза, и хмурится. — Ты тот, о ком я не могу перестать думать, — он падает на задницу рядом с Мингю и берёт его за руки. Они прохладные, но не холодные. Освежающие. — Но не как о ребёнке, которого я подобрал на обочине. Как о мужчине. Мингю ненавидит это. Он ненавидит, как Джихун признается ему, будто ему шестнадцать лет и он начитался книг о настоящей любви, о красивых мужчинах, просящих руки изворотливой и отважной девицы, которую они не хотят укрощать, только лишь любить. Он ненавидит, насколько это искренне и как он не может перестать думать об этих словах Джихуна. Его мозг перебирает все возможные комбинации, и Мингю пытается найти красноречивый ответ на всё это, лишь бы не ударить в грязь лицом. — Мистер Ли, я не какая-нибудь нежная роза. Спросите меня без всяких прелюдий. Джихун усмехается и ловит нос Мингю между пальцами и крутит, пока Мингю не взвизгивает. — Таких детей, как ты, нельзя спрашивать, им нужно говорить, — вздыхает он и притягивает Мингю ближе. Поцелуй, который он запечатлевает на губах Мингю, мягкий и быстрый, заставляет внутренности Мингю трепетать, как будто ему тоже шестнадцать и он тоже в чём-то признаётся, крепко вцепившись руками в края пальто Джихуна. Как будто он вовсе не груб и эгоистичен до мозга костей, а похож на отважных причудливых девиц из книг, на деле хрупких и жаждущих любви где-то глубоко внутри. — Встретимся завтра на месте, указанном в записке, — хрипло говорит Джихун в потрескавшиеся губы Мингю, и последний думает, что его плечи, должно быть, стали ещё шире, а фигура еще крепче. Когда Джихун уже почти у двери, Мингю говорит: «Хорошо», ведь это не вопрос и не просьба, он не может ответить ни да, ни нет. Джихун обувается и неуверенно улыбается ему. — Точно? — Джихун открывает дверь и бросает последний взгляд на Мингю, как будто перепроверяет, собираясь с силами. Он занимался собой не ради Мингю, а ради себя. Это то, что ему было нужно. — Знаешь, я… Я могу заставить тебя полюбить меня, — Джихун говорит это так, словно ему так же неловко произносить это вслух, как Мингю — слышать. Он произносит это так, будто это самая ужасная вещь, необратимый ущерб для человека, коему это адресовано, так что Мингю просто смеётся над ним, потому что это всё, что он может сделать. Его глаза закатываются, и он может лишь позволить пузырям смеха лопаться один за другим. Это выглядит так, словно он впадает в истерику, прежде чем всё вдруг становится спокойным, устойчивым и правильным. Это всё равно что сквозь ветреный воздух глубоко нырнуть в тихую воду. Все еще хихикая и вытирая слезы, Мингю следит за тем, как Джихун спешит через двор к своей машине, униженный. Его плечи ссутулились, руки спрятаны в карманах, и Мингю гадает, не покраснели ли у него снова уши. Его походка резкая, и по ней можно прочитать все его эмоции. Мингю чувствует, как какое-то странное чувство против его воли втискивается в грудную клетку, вплавляется в кости вплоть до спинного мозга, потому что Джихун выглядит так, будто он самый старый человек на Земле, и он находит это чертовски очаровательным. — Готов поспорить, что сможешь, — голос Мингю разносится по всей улице, когда он кричит это со своего балкона, и эхо легко достигает Джихуна. Это выглядит даже более искренне, чем Мингю хотелось бы признавать, но старший принимает слова с кислым выражением лица. Всегда такой внимательный к соседям, он губами произносит (хотя мог бы выкрикнуть) «пошёл нахуй», садится в машину и уезжает. Должно быть, теперь Джихун стал ещё более решителен (с учётом того, насколько он унижен и раздражён) в том, чтобы заставить Мингю понести наказание в виде его неравнодушия к себе. И это прекрасно. Мингю хочется, чтобы он думал, что ему действительно нужно было стараться ради этого.