Весеннее обострение

      Весна. Не прекрасное ли это время? Когда любовь посылает всем возлюбленного или возлюбленную. Весна всегда была чем-то прекрасным и юношеским. Однако, есть один, кто этого не понимал. Юноша был красив. Крупный даже на фоне своего кузена и его друзей. Светло пастельные волосы, что были совсем не уложены, серые глаза, словно тучи перед дождем, но с отливом в золотой и чуть розоватая кожа. Одет он в серый пиджак, темно жёлтый жилет, розово белая рубашка с расстегнутым и стоячим горлом, коричневые брюки и чёрные дерби. Ричард Энфилд. Он был единственным, кто не стремился любить. Да и в принципе это было ему даже противно. Кого-то любить, лезть из кожи, чтобы понравиться кому-то, дарить подарки и потом страдать из-за разрыва. Нет, такого Ричарду не нужно. Однако, один все же изменил его. Перевернул все восприятие с ног на голову. Заставил одним существованием думать иначе и желать того, что раньше проклинал хуже самого демона! А тот мужчина, что свалил на повал юношу, был похож на черта. Такой злобный, маленький. Ужас, сказали бы многие! А Энфилд бы сказал, что настоящая сказка о принце на белом коне. Эта влюбленность сделала Ричарда совсем глупцом, который не замечает очевидного. Этот мужчина был мал ростом, горбился, вероятно, чтобы казаться устрашающе. У того были красивые, средние, немного завивающиеся черные волосы, что отливали в темно пурпурный. Глаза цвета венозной крови в спокойствии, а во время негодования и искренней радости те становились цвета артериальной. Вокруг них всегда были огромные, нездоровые мешки. Так мало спит или не спит вообще? У него была аристократичная бледность кожи, отдающая прохладой. Одет мужчина был в белую рубашку, что совсем не заправлена, а её ворот был стоячим, угольный жилет, черные брюки и такие же черные оксфорды, которые всегда были идеально начищены. А на шее был завязан бледно красный шарф. Он чудесно вписывался. А вот то, что совсем не подходило образу Мистера — это немного пухлые губы, которые были полопаны в уголках, и родинка под нижней губой с левой стороны. Уже понятно, что Энфилд был влюблен в мистера Хайда. Это уже не удивительно. Хорошим мальчикам всегда нравились плохие. Сначала Эдвард показался отталкивающим, мерзким в своей внешности и поведении. А рычание с его стороны создало ощущение, что Хайд — животное, отброс. Вышло не очень хорошо, согласен с этим Ричард. Вещи, что творил Хайд, заставили Энфилда сначала опасаться, но по неизвестным причинам Ричарда стал привлекать это зло. Помнится, как-то Энфилд возвращался от кузена к себе домой. По дороге он встретил Хайда. Совсем без зонта. Одежда Эдварда была совсем мокрой, прямо как в тот раз с баром и мистером Ньюкоменом в придачу, за что стыдно было. Ричард сразу вспомнил обнаженную белую грудь Хайда и такую гладкую на вид. Волосы Хайда были, как обычно, запутаны, но в придачу, ещё и мокрыми и те спокойно лежали на плечах. Даже та прядь, что выбивалась и торчала на голове, опустилась под тяжестью воды. Хайд тогда был так спокоен. Даже улыбался. А Энфилд только тогда осознал, как влюблен в эту улыбку, в эти волосы, в эту внешность, в этот, режущий слух, голос и смех. Влюблен во всего Хайда! А эти губы, что коснулась улыбка, так чудесны. Интересно, сладкие ли они на вкус, как распускают слухи про Хайда молоденькие служанки и домработницы. Даже бывало и мальчишки шептались. Значит, Энфилд не один так чокнулся на счёт Хайда. Что не один мечтает коснуться этих губ, целовать их и знать, что ты единственный, кто их целует. Проводить по волосам рукой. Касаться щек и той самой родинки. Слышать и чувствовать горячее дыхание возлюбленного под собой. Как тот изгибается, поддаваясь одному Ричарду. Так, никаких таких мыслей! В общем, Энфилд решил согрешить. Без согласия поцеловать мистера Хайда, прижав его к стене. И одной такой весенней ночью Энфилд собрался это совершить. Энфилд надел свой костюм, захватил с собой зонтик, ведь собирались тучи над Лондоном, и выскочил на улицу. Прохлада, появившаяся благодаря северному ветру, помогает успокоиться, придти в себя. Значит так, Ричард сейчас направится к Хайду, поцелует его и признается в чувствах. А дальше пусть что будет! Энфилд вернулся, ведь совсем забыл погасить свет в доме. Каким же забывчивым он придурком стал, Господи! Энфилд проверил все и направился к Глухому переулку, где должен орудовать сам мистер Хайд. Вышел Энфилд где-то вечером. Не в семь ли часов вечера. Надо же погулять, охладить свои мысли и тд. Энфилд устало вздохнул. Довольно стемнело, а значит, можно идти. Луна спряталась за тучи, да и звёзд было не видать. Однако, ветер благополучно усилился. Энфилд все же додумался поймать экипаж и приехать к месту, где и мог быть тот, из-за кого юноша и приехал. Ричард поблагодарил кучера и отправился в сам переулок. Но искать долго не пришлось. Хайд, во всей своей красе, вновь устраивал погром прилавков. Энфилд хмыкнул, тепло улыбаясь. Совсем как ребенок. Маленький и непослушный, который ещё любит крушить все и вся. Хайд злорадно хихикал на всю улицу и опрокинул ещё один прилавок с рыбой. — Как же мерзко! Что бы ещё сломать? — с злобным оскалом прорычал Хайд, явно довольный своей выходкой. Эдвард даже не заметил стоящего и улыбающегося Энфилда. Хайд подошёл к прилавку с овощами и кинул репу на землю, из-за чего та разбилась. К этому, Эдвард стащил яблоко и откусил его, неприятно чавкая, словно специально, ещё и растягивал этот момент. Он любил кому-то действовать на нервы. А Энфилда же пробила дрожь. Необычно, но можно и смириться. Хайд доел яблочко и оставил огрызок в прилавке. Он отошёл и ударил ногой по прилавку так, что тот упал и развалился, а все овощи и фрукты рассыпались, помявшись, или разбились. Эдвард вновь захохотал, а Ричард вновь растаял от его смеха. Он готов слушать его вечно! Энфилд вздохнул и подошёл к Хайду, мысленно оценивая силу удара с ноги и силу удара с помощью трости. Вот, уже они стоят в двух шагах друг от друга. Хайд принюхался, повернулся к Энфилду, сразу оскалившись, и рявкнул: — Чего тебе, сопляк? Энфилд покраснел и опустил голову, как и взгляд. А идея была хороша до того, как Хайд спросил что-то. Нет, ну это выше сил Ричарда Энфилда. Хайд фыркнул и уже направился к дому, но Энфилд прижал его к стене и прошептал: — Пожалуйста, подождите, мистер Хайд. Мне очень важно кое-что вам сказать. Хайд попытался выбраться, бил руками по груди Ричарда, тростью по ногам, но смирившись со своей беспомощностью, вздохнул и посмотрел на Энфилда, вопросительно подняв бровь. — И что же хочет сказать наш великий юноша, который вечно встревает во все то, что его не касается? — хихикнул Эдвард, уперевшись сильнее в стену. Энфилд сглотнул, но никак не мог выдавить из себя и слова. Он краснел, отворачивался, бледнел, а затем вновь краснел, как барышня перед понравившимся мальчиком. Хайд цыкнул и стал стучать ногой по тротуару. Наконец-то, Ричард что-то сказал. — Я лучше покажу вам, мистер Хайд. — Энфилд взял Хайда за подбородок. — Чего, бл… — не успел договорить Хайд, как его поцеловал мистер Энфилд. Прямо в губы же! Хайд не хило так офигел от подобного действия со стороны юноши. Эдвард не сопротивлялся и не отвечал взаимностью на поцелуй, в котором так нуждался в последнее время. Энфилд положил ладони на талию Хайда, чтобы потом спуститься на ягодицы, но тут же получил удар тростью, мол, «Тебе и поцелуя достаточно, никаких лапаний». Энфилд послушался и положил руки вновь на стену, стараясь углубить и так неумелый поцелуй. Через несколько секунд Энфилд отстранился и вообще отошёл от Хайда, который с холодом в жарких очах, смотрел прямо в душу Энфилду. " — Эдварду не нравится? Может я сделал что-то не так? Может я сам ему не нравлюсь и он решил ничего не отвечать?» — думал Энфилд, с опаской глядя на Хайда. Тот постукивал тростью и ногой, явно о чём — то раздумывая. Стук прекратился. Энфилд опустил голову, стараясь не смотреть на Хайда. Все внутри сжалось. Однако, ничего такого не произошло. Ричард поднял голову и удивился. Там был не оскал, а лёгкая усмешка. Хайд хихикнул вновь. Можно ли надеяться на взаимность в таком случае? Энфилд вновь порозовел и просто смотрел на Хайда, который ответно смотрел на юношу перед собой.