В ночь перед грозой

      Я медленно поднимаюсь по ступенькам Астрономической башни. На моей душе скребут кошки, мне просто отвратительно от того кем я стал, хотя кем я был до этого? Папенькин сынок? Гадкий слизеринец? Прислужник Тёмного Лорда? Трус? Я не могу ответить на этот сложный вопрос и вряд ли когда-то смогу. Хотя она разглядела во мне что-то, что её привлекает… Хотя я обзывал её, это простое слово «Грязнокровка», но слишком унизительное для неё, ведь моя Гермиона намного умнее многих чистокровных, а так же её таланты очень велики. Сварить оборотное зелье на втором курсе! Это же надо было додуматься, что бы пробраться в нашу, слизеринскую гостиную! Хотя ведь допустила одну ошибку, добавила вместо волоса Милисенты, волос её кошки. Или тот случай на третьем курсе, где Герми сломала мне нос. В тот момент она выглядела великолепно и величественно, будто истинная королева, а не простая девочка…   Раз, два, три…         Я стал считать ступеньки, по которым поднимаюсь, сейчас я должен буду стереть ей память, она забудет свои чувства ко мне и будет помнить только о том, что я гадкий слизеринец, она переключится на Рональда Уизли, а у меня помолвка с Асторией Гринграсс. Но какая, к Мерлину, помолвка, если я люблю свою Герми. Свою прекрасную Гермиону. Как же сложно понимать, что мне с ней больше никогда не восстановить чувства, а ведь если аристократ любит, то это на всю долгую, больше чем у магглов, жизнь…   Двадцать восемь, двадцать девять, тридцать…         Раздался раскат грома, вот-вот начнётся гроза. Думаю, я на всю жизнь запомню, что произошло в ночь перед грозой, ведь я сам натворил дел. Когда война пройдёт, наступит мирная жизнь, у неё и у меня будут разные семья, но моя любовь к ней никогда не закончится, ведь если я полюблю, то на всю жизнь, так когда-то говорил отец… Тогда почему мне так плохо? Почему вместо одурманивающего чувства любви, у меня чувство тяжести неподъёмного груза и кошки, будто все скребут да скребут? Осознание того, что моя Гермиона, больше не моя, тяжело для понимания. Мы ещё с ней так молоды, но я всего лишь пожиратель, когда она одна из золотого трио, которым предписано спасти мир.   Пятьдесят четыре, пятьдесят пять, пятьдесят шесть…         Я не прошёл и половины ступенек, как уже захотел развернуться и уйти в гостиную факультета, мне страшно, я боюсь, вдруг не получится или сотру не тот участок памяти. Я не хочу, что бы она пострадала из-за меня. Герми, это прекрасное имя, но до полуночи осталось пару минут, до нашей встречи пару минут, её любви лишь пару минут. Надеюсь, что в мирные времена она вспомнит меня, точнее свою любовь ко мне, она единственная, ради кого я должен выжить в этой войне, ведь только из-за обещания. Гермиона ведь знает, что я должен убить Дамблдора, она прекрасно понимает и не отвернулась от меня, когда пришлось ей рассказать. Я очень боюсь, что она погибнет в войне, я с пятого курса передавал ей информацию, я был её шпионом. Она знала о том, что Амбридж в тот день сама попробует вскрыть дверь, но Гермиона была уверена, что они справятся. Не получилось, но она послушала меня, и я предложил ей идею сказать, что секретное оружие Дамблдора — это великан Грошик.   Семьдесят девять, восемьдесят, восемьдесят один…         Я использовал темпус и увидел «23:48», до нашей встречи, чуть больше десяти минут, желание развернуться усиливалось, но ради неё я не могу сдаться, ведь многое зависит от меня. Шаг за шагом, ступенька за ступенькой, лестничный пролёт за лестничным пролётом… Ноги тяжелеют с каждой секундой, но предвкушение встречи меня ещё удерживает. Только для Гермионы я готов на все, я слизеринец, но веду себя как по уши влюблённый пуффендуец, хотя я и так влюблён и не просто влюблён, я хочу, чтобы она стала Гермионой Джин Малфой, а не была Гермионой Джин Грейнджер. Жаль, что эта мечта несбыточная, я люблю её и только ради неё я готов на храбрые поступки гриффиндорцев, только ради неё я готов мыслить, как когтевранец, ради неё я готов говорить слова о верности, как пуффендуец. Ради неё я готов отречься от рода, но если меня найдут, то могут убить и её, а этого допустить нельзя.   Сто двадцать восемь, сто двадцать девять, сто тридцать…         Я поднялся на Астрономическую башню, Гермиона уже там, хорошо, что она пришла, это наш последний совместный вечер, больше она меня к себе не подпустит так близко, к сожалению. Я медленно подошёл к ней, пока она стоит спиной ко мне, обнял её со спины и положил подбородок на плечо Герми. Она положила свои руки на мои, её густые, каштановые волосы приятно щекотят моё лицо. Я вымученно улыбнулся и поцеловал её в нежную, девичью щёчку. Она повернула голову в мою сторону и нежно улыбнулась.   — Гермиона, ты готова, дорогая? — я спросил её хриплым голосом, который дрожал, мне было сложно, даже слово сказать. Холодный ветер подхватил мои слова и задул в башне.   — Драко, мне страшно, — её тихий, волнующий шёпот, развивался в моей груди странным чувством.   — Я знаю, Герми, я знаю, но надо, что бы никто не поймал нас вместе, иначе нас могут убить, — добавить, что меня тоже могут убить, если её поймают, я не стал, потому что я сомневаюсь в этом. Меня может, и не убьют, а вот её сразу.   — Хорошо, — она согласилась на это и, развернувшись в моих руках, обняла меня. Её хрупкое тело в моих руках, как же я хочу поцеловать её, но она будто читая мои мысли, коснулась своими губами моих. Этот сладкий, словно мёд, полный любви поцелуй, лучший в моей жизни. Спустя две минуты от нехватки воздуха мы отстранились.         Я отошёл от неё и навёл палочку, одно слово «Обливиэт» и её память стирается. Все её чувства ко мне переношу на Уизли, как тяжело дышать, хочется умереть, но ты моя любовь, уже меня не любишь, но я всегда буду знать, насколько сильны твои чувства ко мне, смотря на тебя и Уизли. Ты станешь не Малфой, а Уизли, но моя любовь не ослабнет. Я опустил палочку, у тебя стеклянный взгляд, я взглянул в твои глаза и онемел, ты так сильно любишь теперь всей душой Уизли, почему я не замечал такой любви?   — Ты идёшь в гостиную Гриффиндора, и всем кто спросит, говоришь, что хотела одна подумать в полной тишине, — она медленно кивнула и ушла.         Тишина теперь разъедает уши. Я упал на колени, по моим щекам текут солёные слезы горечи, я потерял её, навсегда. Моя душа разбита навсегда, но я люблю её. Я ценою собственной жизни спасу её. Мою Гермиону. Я люблю её, даже если она меня больше не вспомнит, после случая в ночь перед грозой…