Перламутр

      Огромен и величествен дворец эмира Даэса Иннада. Башни его так высоки, что упираются в облака, а золото в подземных сокровищницах не сосчитать и за несколько жизней. Горные цепи на севере надёжно защищают запретный город Гюхалли от ветров, а безжизненные пустыни на востоке и юге — от набегов соседей. Гюхалли тысячи лет, и не зря люди называют его раем на земле. Здесь самый приятный климат, самые удивительные растения и животные и самые счастливые люди. А всех счастливей эмир Даэс Иннад. Жизнь его наполнена радостью и безмятежностью в роскошных мраморных чертогах.       Каждое утро солнце, вставая, освещало дивные росписи на стенах огромных террас, увитых розами. Лучи ласкали поверхности золотых колонн и статуй и путались в брызгах фонтанов, создавая миниатюрные радуги. Шаги заглушались коврами удивительной работы, а звуки лютен услаждали слух повелителя и его семьи. Ручные леопарды бродили здесь по залам, ластясь, как котята, и пышнохвостые павлины клевали с рук. А вечером залы освещались тысячами свечей, отражающихся в аметистах и сердоликах, выложенных в подлокотниках и спинках диванов и кресел.       Сады эмира Даэса Иннада поражали красотой не меньше, чем дворец. Куда ни посмотри — буйство зелени, цветы невиданной красоты. Звенели ручьи и птичьи трели. Здесь всегда были тень и прохлада, и беседки в укромных уголках так и манили зайти и поваляться на подушках. Десятки слуг ухаживали за садом, и охранялся он как самое дорогое сокровище — драгоценный оазис в сердце безжизненной пустыни. С воздуха зорко следили стражи-симарглы — крылатые псы, а на земле дворцовый комплекс и сады охраняли кентавры — могучие полулюди-полукони.       Эмир любил диковины не меньше, чем красавиц в своём гареме. И тех и других свозили Даэсу Иннаду со всех концов земли. В его зверинцах рвались в небо удерживаемые цепями пегасы, скалились в клетках двухголовые крэйги, бешено сверкая налитыми кровью глазами. В саду же на ветвях деревьев сладко распевали ариэссе, и их перья мерцали в темноте. Здесь же гуляли и играли в мяч дочери и жёны эмира, бегая между деревьями и цветниками. В волосах у них развевались ленты, сияли самоцветы, и сад наполнял весёлый смех.       В глубине сада было озеро с водопадом, и сюда любил приходить Ор-чев — глава стражей. Но была и ещё одна причина, почему кентавр, сбросив оружие и тяжёлый нагрудник с наручами, приходил сюда, надежно скрываемый густыми зарослями. Раньше он любил искупаться вечером, чувствуя, как прохладная вода успокаивает кожу и смывает пот. Теперь он просто прятался за деревьями, не сводя глаз с поверхности воды. Но напрасно. Тот, кого он жаждал увидеть хоть одним глазом, прятался на дне озера.       Его привезли две луны назад, полумёртвого, горячего, с обожжённой солнцем кожей, и перепуганные слуги, дрожа от крика эмира, потащили новый подарок в ближайший фонтан. Ор-Чев и Да-Кан видели издали безжизненное тело, руки, висевшие плетьми, и спутанные волосы. Хвост тусклый, непонятного цвета, а плавник тащился по земле, словно грязная тряпка.       — Русалочка, — причмокнул Да-Кан и тут же вздохнул: — Жаль, сдохнет. Это не рыбка золотая, чтобы в фонтане жить.       Верно, Даэс Иннад думал так же и, едва подарок ожил и шевельнул плавником, приказал перенести его в озеро. Ор-Чев стоял ближе и был сильнее всех кентавров, и потому именно он осторожно вытащил удивительное хвостатое существо и рванул к озеру, не замечая, что несётся по клумбам с редкими цветами, взрывая копытами землю так, что головки цветов взлетали в воздух, оторванные от стеблей. Войдя в воду по грудь, Ор-Чев опустил существо, чтобы лицо оказалось под водой. Держал долго и всё это время молился богам о спасении. Откинул длинные волосы с лица и груди и удивился: морское создание оказалось юношей. Русал шевельнулся и открыл мутные глаза. Ор-Чев выдохнул и, осторожно держа русала одной рукой, стал аккуратно промывать грязные волосы.       И ахнул, когда вдруг засияли пряди тусклым серебром. Хвост, очищенный от грязи, тоже заблестел перламутром. Русал вздохнул ещё и ещё, взгляд его прояснился. Оттолкнулся внезапно от кентавра, изогнулся и ушёл в глубину, мокро шлёпнув Ор-Чева плавником по щеке. А кентавр тёр щёку, сам не понимая, что улыбается.       Первые дни русал затаился на дне озера и даже не показывался на поверхности. Ор-Чев часами вокруг ходил, безуспешно вглядываясь в воду. Озеро было идеально прозрачно — виден песок на дне, стайки рыб и водоросли. Но это у берега, а дальше дно исчезало в зеленовато-голубой толще воды. Эмира Даэса Иннада часто приносили на берег в паланкине, и толпы слуг и царедворцев рассаживались вокруг, в ожидании чуда с перламутровым хвостом. Сначала безуспешно, но потом рабы выловили русала сетями и разъяснили, что лучше ему быть послушным и развлекать эмира здесь, в саду, если не хочет переместиться в дворцовый бассейн. Выбор был очевиден. И хотя озеро не безбрежный океан, но и не корыто с несвежей водой, где негде развернуться. Можно плавать в своё удовольствие, а утром и вечером лежать на берегу под густой сенью деревьев, слушая пение птиц и любуясь закатами и восходами.       Теперь, когда эмир появлялся в саду, русал послушно выныривал, сияя хвостом и приводя всех в восторг. Волосы плыли по воде серебряными водорослями, переливался хвост, и огромный хвостовой плавник, ажурный, будто кружевной, заставлял зрителей на берегу цепенеть в экстазе. Эмир и его приближённые кидали в воду алмазы и драгоценные украшения и оставляли у воды подносы с фруктами. А в густых кустах таился Ор-Чев, любуясь морским юношей. Его кожа белей лепестков магнолии, волосы длинные и густые, а хвост… Тут у Ор-Чева слов не хватило бы, чтобы описать. Длинный и узкий, он переливался от золотистого до фиолетового, от голубого до изумрудного. Лицо русала было неподвижно и бесстрастно, как у статуй древних божеств, и только в глубине огромных аквамариновых глаз затаилась тоска. Людей он явно ненавидел, хотя и не отказывал себе в удовольствии поесть винограда и надеть браслеты и ожерелья, подаренные эмиром. Морской народ любил блестящие вещи.

***

      Ор-Чев увидел его на закате. Русал полулежал на камне и смотрел на далёкие снежные вершины Кибаро. Концы волос мокли в воде и плыли по поверхности, тонкие пальцы удерживали цветок лотоса. У Ор-Чева сердце защемило от нежности. Он переступил нетерпеливо копытами и высунулся из куста. И даже сказать ничего не успел, как гибкое тело сорвалось с камня, и только плавник мелькнул. Через мгновение из воды высунулась мокрая голова. Ор-Чев выставил руки:       — Не бойся, я всего лишь охраняю сад… я и мои товарищи. И я хотел бы узнать… Как твоё имя?       — Ах, он хоте-е-ел. — Голос у подводного чуда был нежный и певучий, но столько в нём слышалось яда и ненависти, что Ор-Чев отшатнулся. — Может, для тебя тоже понырять? Песню спеть? Под хвостом тебя поцеловать?       Ор-Чев онемел.       — Иди, пожалуйся своему двуногому царю, — процедил русал. — Может, меня накажут тебе на потеху.       И скрылся в глубине. Ор-Чев вернулся к товарищам столь расстроенный, что те переглядываться начали.       — И кто же обидел нашего командира? — пристал юный И-Рев — самый молоденький и недавно взятый на службу кентаврёнок. — На колючку наступил?       Но Ор-Чев только рыкнул, и юнец отскочил, да ещё и от Да-Кана по уху получил, чтобы за языком следил. И-Рев язык показал и обиделся. Ор-Чев вздыхал, но понимал, как несладко быть русалу оторванным от семьи и всего, что ему так любо. Сам Ор-Чев служить пришёл по своей воле. Мог бы и сейчас резвиться на предгорьях Кибаро со своим табуном, как раньше, когда златоволосая и златохвостая И-Ла благосклонно принимала его ухаживания. Она погибла от укуса змеи всего через день, как вошла в хижину Ор-Чева. Прошло десять лет, но новой подругой Ор-Чев так и не обзавёлся, а потом и вовсе ушёл. Шатался долго по степям и долинам, успел побывать в плену у кочевников и сбежать, убив хозяев. В конце концов попал в Гюхалли к Даэсу Иннаду и, пленившись красотой эмирского сада, остался тут навсегда.       Работа непыльная — кому взбредёт в голову пробраться в эмирский сад? За всё время только раз воришку поймали да одну из наложниц, пытавшуюся сбежать со слугой. И если раньше у Ор-Чева были мысли поднакопить денег и уйти, то теперь, после встречи с морским чудом, и думать об уходе не хотелось. Руки помнили, какая у него нежная и прохладная кожа, какие мягкие волосы и удивительные глаза. Если бы только он не смотрел с такой злобой.       У Ор-Чева не было драгоценностей, но ему так хотелось одарить русала, чтобы получить хоть мимолётную улыбку. И он носил всё, что попадалось под руку. Рискуя нарваться на гнев смотрителя сада, дёргал яркие перья ариэссе, обдирал самые редкие цветы и приносил сочные ягоды, бережно собранные, на широком листе. Однажды нашёл зеркальце на цепочке, обронённое кем-то из наложниц, и его принёс. И улыбался, видя, что его дары забирают. Зеркало русал крутил долго и не удивился вроде — может, видел подобные штуки на затопленных кораблях, — но долго смотрел на себя. Затем неожиданно обернулся и встретился взглядом с кентавром.       — Зачем это?       — Так… — Ор-Чев пожал плечами. — Порадовать. Я не враг тебе, поверь! Тебе одиноко здесь. Думал немного развлечь.       — И что тебе надо взамен?       Ор-Чев снова дёрнул плечом:       — Ничего. Может, хоть улыбнёшься и имя своё скажешь.       — Много хочешь, кентавр, — скривился русал. — Не нужны мне твои подарки — не носи их больше.       И снова исчез. Но Ор-Чев приносил всё равно. И радовался, видя, что они исчезают. А однажды нашёл на камне маленькую озёрную ракушку — плоскую и чёрную с одной стороны и блестящую, как русалочий хвост, изнутри. Зажал в своей ручище, а на следующий день её увидели все на шее кентавра. И-Рев прыснул было, но покосился на кулаки Да-Кана и промолчал. И остальные догадались, но тоже промолчали. Стражи-кентавры были друг за друга горой, как родные братья.

***

      Ор-Чев прошёл под струями водопада и за ними попал в полузатопленный грот. Он и товарищи его бывали здесь и раньше — прятались порой от скучающих и приставучих наложниц. Вода в гроте была ему по пояс и всегда прохладная. В жару тут было замечательно отсидеться. Ор-чев отжал волосы и замер с поднятыми руками. Русал сидел в дальнем углу грота на выступе и тоже изумлённо смотрел. За спиной Ор-Чева шумела падающая вода, и в полумраке пещеры глаза русала таинственно мерцали.       И вдруг он стремительно скользнул в воду и проплыл мимо кентавра, но Ор-Чев оказался быстрее. Мгновенно схватил за тонкую руку, и русал забился, яростно извиваясь. Плавником бил так, что за брызгами ничего не видно было. Но, когда выдохся, с удивлением и яростью увидел, что кентавр смеётся.       — Ну вот, опять злишься. А чего злиться? Разве обидел тебя чем? — добродушно спросил он, и русал снова оскалился:       — Зачем следишь за мной? Подглядываешь, носишь подарки… Зачем?       — Так и ты мне подарок оставил.       И тронул шнурок на шее. У русала глаза расширились, но он сдержался и плечом дёрнул:       — Вот ещё! Птица какая, может, обронила.       — Может, и птица, — согласился Ор-Чев, осторожно прижимая русала к себе. — Скажи мне своё имя, — попросил он. — Ведь больше ничего не прошу.       — Скажу — отпустишь? — прищурился русал и, получив кивок, сказал: — Лаэли. Меня зовут Лаэли.       — Лаэли… — Ор-Чев имя, как конфету, по языку покатал.       — Да отпусти же!       — Не могу, — сознался Ор-Чев. — Руки не слушаются. От тебя пахнет свежестью и океанским ветром. Я был там и видел… только русалок не видел никогда. Какие волосы у тебя… как расплавленное серебро. А глаза как звёзды.       Русал слушал, чуть наклонив голову. Прядь волос откинул за спину, и Ор-Чев увидел, что уши у него остроконечные, а на шее жемчужное ожерелье и такими же браслетами руки увиты. Лаэли же водил пальцем по бугрящимся мышцам кентавра. Кожа Ор-Чева смуглая — торс будто из камня высечен, а чёрные волосы завязаны высоко на темечке. Стан узкий, а ниже начинала расти шерсть. Но сейчас этого не было видно в воде, зато лица их были близко-близко друг от друга, и Лаэли даже не заметил, как оказался прижат к груди кентавра. Он плеснул хвостом, и Ор-Чев опомнился. Чуть отстранил русала, но продолжал держать за тонкие запястья.       — Тоскуешь по дому? — спросил он. — Как ты попался?       — Запутался в рыбацких сетях, — с досадой сказал Лаэли. — Хотел дельфина освободить. Его спас, а сам… Рыбаки держали меня в бочке из-под солёной рыбы. Думал, умру… Потом продали купцам, и те повезли через пески в огромном чане. Вода от солнца была горячая, я чуть не сварился в ней. И так день за днём и нет конца… — Он зажмурился и замотал головой, словно отгоняя жуткие воспоминания, руками в плечи Ор-Чева невольно вцепился.       — Плохо тебе здесь? — тихо спросил кентавр, но Лаэли пожал плечами.       — Привык. Озеро большое, да мне одному много и не надо. Зато безопасно — нет акул и морских змей. Только вот люди… Не люблю их. И пахнет от них ужасно. Меня с детства учили, что они ещё опаснее акул и что мы для них ценность представляем. Я к берегам никогда не приближался, но интересно же…       Ор-Чев вдруг напрягся:       — От меня тоже… воняет?       — Нет. Цветами пахнешь. Солнцем… Даже странно. Ты влюбился в меня, верно? Купцы, что везли меня через пустыню, говорили, что, может, меня станет любить сам эмир. Что я красив и никто не сможет ему помешать. Я правда красив?       Ор-Чев, не в силах хоть что-то сказать, просто кивнул.       — И вначале я боялся, — продолжил Лаэли. — Но эмиру оказался без надобности. Просто игрушка… красивая рыбка. Говорят, у него полный дворец таких рыбок, только двуногих. А в меня влюбился стражник, — засмеялся он и снова оказался стиснут в нежных объятиях.       — А если я поцелую? Ты снова рассердишься? — с надеждой спросил Ор-Чев.       Лаэли хитро прищурил один глаз, губы смешливо изогнулись, а Ор-Чев уже касался его робко. У русала рот нежный, как цветок, а у него самого губы обветренные. Прижался на миг и тут же выпустил Лаэли из рук, погружая его в воду. Тот посмотрел на него из-под воды, затем вильнул хвостом и уплыл.       Следующий раз Ор-Чев поцеловал русала через день, и Лаэли уже не уворачивался. Ор-Чев до самого заката ходил вдоль стены, что окружала сад. Но смена его закончилась, и к друзьям он не вернулся. Прошёл к озеру и увидел, как блестящий хвост мелькнул под струями водопада. Через мгновение Ор-Чев тоже оказался там. Как и в прошлый раз, он увидел мерцающие глаза Лаэли, и кожа его казалась мраморной. Но они уже не говорили. Ор-Чев подошёл к выступу, на котором сидел русал, и Лаэли сам скользнул в его объятия.       Губы кентавра скользили по влажной прохладной коже. Нежные соски, тонкие прутики ребёр… Под пупком, где начинался хвост, кожа более плотная и гладкая, и трогать её так приятно. Ещё чуть ниже — маленькая складка. Дрогнула, раскрылась, и появился алый отросток, похожий на вытянутый бутон. Ор-Чев сглотнул, накрывая его рукой. Приподнял и усадил Лаэли обратно на выступ, склонился и поцеловал отросток. Лаэли рвано выдохнул и невольно поддал бёдрами вперёд. Вряд ли маленького русала успели обучить любовным играм — растерянный взгляд, губа закушена…       — Ты сделаешь мне тоже хорошо? — прошептал Ор-Чев.       — Но… как…       Ор-Чев засмеялся:       — Воды здесь достаточно. Я встану на колени, а ты сзади. По-другому нельзя — я слишком большой для тебя.       Лаэли растерялся ещё больше, но возбуждения не потерял, только губки нервно облизывал, когда оказался за крупом Ор-Чева. Кентавр отвёл хвост в сторону, и Лаэли нерешительно потрогал его там. Нащупал здоровые яйца, и Ор-Чев заухал довольно. Поощрённый Лаэли повозился, пристраиваясь и оглаживая бока Ор-Чева. Небольшой размер и природная смазка русала помогли войти в Ор-Чева, и кентавр ахнул и сам ухватился руками за каменный выступ. Стены грота были из блестящего чёрного камня, и в мутном неясном отражении он видел свою голову и плечи, а сзади — белеющую фигурку русала. Лаэли высунулся из воды по пояс — упирался руками в круп и равномерно двигался. Ор-Чев скрёб пальцами по камню. Положил локти на выступ, уткнулся в них лбом и тихо стонал. Зато Лаэли забылся — издавал странный горловой звук, член его вибрировал в Ор-Чеве, и это было так восхитительно…       Лаэли сполз под воду и только булькнул что-то напоследок. Ор-Чев развернулся, чтобы подхватить. Русал посмотрел осоловело:       — А любовь — это приятно…       И засопел, уткнувшись носом Ор-Чеву в грудь. Кентавр осторожно уложил его на дно. Его самого шатало. Он выбрался из-под водопада и бросился вплавь, чтобы взбодриться.

***

      Осени в Гюхалли не бывало, разве что ночи становились чуть прохладнее и начинали линять некоторые животные, привезённые эмиру с севера, а некоторые деревья — желтеть и терять листву. Жёлтые кружочки, кружась, падали в озеро. Лаэли подбирал их, а потом подолгу смотрел на вершины деревьев. Ор-Чев видел, что он тосковал. Людей, к которым, казалось, должен уже привыкнуть, он ненавидел по-прежнему.       — Видеть их не могу! — жаловался Лаэли, забираясь на спину Ор-Чеву и прижимаясь щекой к спине между лопатками. — Кувыркаюсь перед ними… Так и утопил бы всех!       Ор-Чев отвлекал поцелуями и ласками, шептал утешения и по-прежнему таскал подарки. Но с огорчением видел, что русала они больше не привлекают. Сам Ор-Чев тоже стал задумчив — друзей сторонился. О его любви к Лаэли все стражи знали. Посмеивались и советы давали, а И-Рев подглядывать бегал, да только не знал он о существовании грота за водопадом и вернулся расстроенный.       — Найди себе тоже кого-нибудь, — смеялись над ним. — Ты у нас красавчик. Пегаса выбери — у эмира их много.       — До пегаса не дорос ещё! Лучше двухголового крэйга выбери. Глядишь, присмиреет — будет послушный, как собачка.       Ор-Чев отмалчивался, смеяться не тянуло. И тогда однажды к нему подошёл Да-Кан и тихо сказал:       — Я знаю тайный ход из сада…

***

      — Как ты не понимаешь! — Лаэли затрясся. — Пустыня убьёт меня. Мне отсюда некуда…       — Дослушай! — перебил Ор-Чев. — Тебя везли в караване на верблюдах, немудрено, что ты чуть не сварился заживо. А я никакой не конь и не верблюд. Никакое животное не сравнится с кентавром в быстроте и выносливости. Всего сутки, и мы будем у гор. Я оберну тебя в мокрую ткань, возьмём бурдюки с водой. Сутки ты ведь сможешь продержаться? А там есть расселина в горах и маленькая речушка. Сможешь отлежаться и отдохнуть, а затем поедем дальше. Я знаю, как перейти через горы. Не смотри на снежные вершины — нам туда не надо. Есть тайные тропы — людям они неизвестны. И в воде недостатка не будет.       — А там, за горами… что там? — спросил Лаэли.       — Там океан, — вздохнул Ор-Чев. — Я был там и видел… Огромный голубой океан… Твой дом. Уплывёшь на волю и забудешь обо всём.       Лаэли верил и не верил:       — Как-то всё слишком легко.       — Нелегко, если бы побег тебе предложил человек. В одиночку не справиться. Лошади, вода, еда… ехать до гор Кибаро дня три, но я же говорил — я быстрее и сильнее любой лошади. Тебе, конечно, придётся несладко на моей спине, но надо потерпеть. Эмир не каждый день приходит сюда. Был два дня назад, значит, будет ещё через пару дней. Нужно дождаться следующего раза — точно будем знать, что тебя несколько дней не потревожат. Никто и не поймёт, что тебя нет.       — Но смотритель сада и его помощники?       — Думаешь, догадается, старый болван? — фыркнул Ор-Чев. — Он дальше собственного носа не видит. А что меня нет — и вовсе не поймёт, все кентавры для него на одно лицо. К тому же ночью все спят — в саду только ночные стражи. А когда проснутся — мы будем далеко.       И в глазах Лаэли блеснула безумная надежда. Они даже засияли как-то иначе. И тут же потухли.       — Твои друзья могут пострадать…       — Мои друзья сами предложили мне побег, — перебил Ор-Чев. — За них не бойся — они могут за себя постоять.

***

      Ор-Чев летел, как пущенная стрела, только ветер в ушах свистел. Ночь русал продержался. Ор-Чеву хоть и положили на спину попону, а сверху ещё свернутую мягкую ткань, но он слышал, как Лаэли постанывает, явно отбив себе нежные бока. На рассвете Ор-Чев остановился, напоил Лаэли и смочил из бурдюка уже высохшую ткань, в которую кутался русал. За день пришлось ещё несколько раз останавливаться и мочить ткань. Лицо Лаэли посерело, он тяжело дышал. Ор-Чев перепугался.       — Смотри! Горы почти рядом! Потерпи ещё немного.       — Я смогу… — прохрипел Лаэли, выпивая последние капли. — Даже если умру — зато свободным.       — Не смей так говорить!       Ор-Чев закинул его на спину, уже не заботясь о новых синяках. Быстрее, быстрее… лишь бы дышал.       Лаэли очнулся от холодной воды, заливающей лицо. В глазах постепенно прояснилось, и тёмное пятно над головой превратилось во встревоженное лицо Ор-Чева.       — Как ты?       Лаэли ударил плавником по воде, обдавая их обоих брызгами, и слабо улыбнулся. Ор-Чев засмеялся, вытирая лицо.       — У нас в запасе целых два дня. Отдыхай пока.       Пробирались через горы несколько дней. По счастью, для русала воды здесь было предостаточно. От родников и ручейков до маленьких водопадов. Не поплавать, конечно, но можно было окунуться и замереть на несколько минут, чтобы глаза снова ожили и порозовели губы. Выглядел Лаэли всё же плохо. Волосы сбились в колтуны, а плавник снова стал напоминать грязную тряпку, как в первый день, когда его привезли в эмирский дворец. Но закончилось и это — наконец мелькнул далеко впереди океан, голубой и сверкающий в лучах солнца.       День был спокойным, и волны лениво набегали друг на друга. Ор-Чев торопливо бежал к воде, а Лаэли жадно втягивал солёный воздух тонкими ноздрями и руки поднял, словно приветствуя. Ор-Чев вбежал, взбивая копытами воду, и Лаэли упал с его спины. Ор-Чев лишь обернуться успел, чтобы увидеть… только вспененную воду.

***

      Кентавр много дней медленно брёл вдоль кромки воды. Ночью лил дождь, теперь светило солнце. Ор-Чев думал, что здесь можно остаться и пожить. С одной стороны полоса золотого пляжа, с другой — горный массив, покрытый лесом. Пели птицы, цвело всё вокруг, и Ор-Чев подумал, что здесь ничуть не хуже, чем в эмирском саду, хоть и нет мраморных беседок. Можно построить хижину, охотиться и ловить рыбу.       О русале он старался не думать — тот наверняка уже так далеко в открытом океане, что и не представить. Мог бы и попрощаться. С другой стороны, увидев родную стихию, небось с ума сошёл от счастья и не думал уже ни о чём. А плавало его подводное чудо быстро, это Ор-Чев уже видел — за несколько мгновений озеро переплывал с одного берега до другого. Наверное, счастлив. Может, и семью уже встретил. Но всё же мог бы и сказать пару слов на прощание…       Ор-Чев облюбовал местечко в маленькой зелёной лагуне. Бродя по берегу, он неожиданно обнаружил в скале небольшую пещеру, почти такую же, как там, в саду Даэса Иннада. Внутри было прохладно и плескалась вода. Неподалеку Ор-Чев стал строить хижину. От воды далеко решил не удаляться. Всё же надеялся… И не ошибся. Едва не подпрыгнул на всех четырёх ногах, когда однажды услышал крик:       — Эй! Скучал по мне?       Ор-Чев обернулся и бревно из рук выронил. На морском песке лежал Лаэли, сияя серебром волос. Над головой развернулся, как гигантское опахало, ажурный сияющий плавник.       — Лаэли… — счастливо протянул Ор-Чев. — Малыш, ты ли? А я думал…       — Я плавал, — русал ослепительно улыбнулся. Такой сияющей улыбки у него кентавру видеть не приходилось. — Не представляешь, какое счастье это, когда свобода и бескрайние просторы. Когда кататься на волнах и плыть наперегонки с дельфинами. Коралловые рифы так прекрасны, и рыба такая вкусная. Хотя, — он засмеялся, — виноград и апельсины мне тоже нравились.       — Зачем же ты вернулся? Почему не искал свою семью?       Лаэли пожал плечами, продолжая безмятежно улыбаться.       — Мы не живём колонией, как вы. Молодняк вырастает и уплывает. Ты теперь моя семья.       — Я? — обомлел Ор-Чев. Сердце так забилось, что он руку невольно к груди прижал. — Мы? Но как? Днём ты не сможешь быть со мной — тут слишком жарко, а ночью… я не могу спать в воде.       Лаэли хитро стрельнул глазами в сторону грота:       — Но есть ещё утро и вечер…