...
Манипуляции с конвертом все же когда-то прекращаются: — И победителем МастерШеф Профессионалы 2 становится, — протягивает Эктор на испанском. Пауза. Взмах руки, вздох толпы и — имя Жени на листочке. Ефим стоит справа — Эдик стоит слева. И здесь справа все кажется рады. Ефим переводит взгляд, смотрит непонимающе на Канаряна сверлящего глазами пол. Все поздравляют Женю. К Эдику подходят несколько человек. "Все нормально", — говорит Эдик. Им не послышалось: имя победителя огласили и это была уже не игра.***
Возвращаются в номер, где еще недавно они жили вдвоем, почти два месяца. Ефим останется, он так решил. Сегодня снова вместе, а завтра все соберут вещи и поедут по своим делам, уже без конкурсов, без команд, без черных фартуков. Интервью записаны, призы разыграны, шампанское выпито. Эдик после оглашения стал каким-то мягким, поддатливым, уже не отгонял от себя никого, фоткался со всеми, шутил на интервью, держался до последнего, принимал ненужные вежливости от судей и ребят. Ефим видел: несколько человек расстроились искренне. Остальные — как бы уже не интересны. Еще он видел, как Санька пошел поздравить Женю, а Женя подошел к Эдику сам. Как к победителю. Сам пришел пожать руку. Эдик лучший, поэтому нет места для драмы. Ефим падает на кровать. Хочет заполнить повисшую вдруг тишину. — Ну что, Канарян, в последний раз, как говорится. Последний день — последняя ночь. — Угу, — Эдик начинает монотонно перекладывать вещи, переодевает футболку, ставит на безвучный телефон. Эдик устал. — И снова ты здесь. — Снова я. А ты против? Свято место... Или кого ты хотел видеть? Хоть ты с Мицыком и дружил, а вот Мицык на финал-то не пришел! — ёрничает Ефим. — Ну не пришел и не пришел — его выбор. — И я б. Я бы тоже не пришел... — А шо ж пришел тогда? — Эдик ухмыляется. — Лицом поторговать? Или прикидом? — Да, нет. На тебя посмотреть. — Мда? Много чести, крашеный. — А я не для тебя пришел, я для себя пришел. — «Для нас», — думает Ефим. — Хотел убедиться. Еще раз. — В чем? — Канарян наконец переводит на него взгляд. — Во всем, дядь. Эдик застывает на секунду; опускается на кровать. Ефим все еще в своем адском прикиде, сидит на краю кровати напротив, такой серьезный, глядит вопросительно. Какой-то обновленный после последних недель, посвежевший, и хорошо, что он такой; а смотрит также преданно с восхищением, пытается скрыть сожаления. Эдик это видит. Последний раз перед отъездом в этой же комнате Ефим желал ему дойти до финала, выстоять без потерь, говорил конфеты больше не готовить. И Эдик не готовил, а вот Сашка на финал приготовил, и не зашло. И у Эдика не зашло... А вот десерт зашел. Он вспоминает — улыбается как-то невесело. Ефим смотрит на него недоверчиво: — Хочешь, чтоб я ушел? — спрашивает уже осторожно, полушёпотом. — Я ж не навязываться пришел и не жалеть тебя, понимаешь? Просто хочу быть здесь. И это не потому что ты выиграл или нет, это так — априори. — Звучит как факт, как аксиома, как то, что нужно просто принять. — Ну так что... хочешь?.. Эдик не хочет. Не хочет, чтобы Ефим опять обижался, не хочет видеть его таким, как тогда на восьмерке. Даже сейчас ему не все равно, а видеть расстроенного Ефима это равносильно... В общем хватило. Сидят друг напротив друга. Смотрят. «И как так получилось, что я желал победы ему больше, чем себе, — думает Ефим, — понимал зачем, понимал кто он, принимал, восторгался». «И как так получилось, что я волновался за него больше, чем за себя, — думает Эдик. — Как так получилось, что из всех двадцати человек, сразу же и без предисловий, "своим" стал именно он — Ефим. Тот, с которым хотелось делиться; тот, которого хотелось оберегать; тот, с которым можно было разговаривать просто так, по-свойски, без наигранной вежливости. Быть собой». — Не хочу, — говорит наконец устало Эдик. И Ефим смотрит на него так тепло, как получается только у него, будто он выделяет его взглядом среди всех остальных. И Эдик ловит на себе этот взгляд, обычно который он как бы не замечает, или делает вид. Но нет. Он замечает. Так на Эдика никто больше не смотрит. Ему говорили, что главное сосредоточиться на конкурсах, главное ― быть не таким, как все, главное ― дойти до финала. И он был в себе уверен. Эдик был готов бороться, Эдик был готов креативить, Эдик был готов стать полным пофигистом ради победы. Он думал, что сможет контролировать всё. Не всё. Рядом был Ефим, и то главное, что по сути должно было стать основным для каждого здесь, для него было переплетено с чем-то бо́льшим; с тем, что было вне его контроля и желания; с тем, что каждый раз ярко напоминало о себе, когда тот готов был передохнуть после очередной победы. Это как в симфонии ― где в главной или побочной партии, либо где-то между, звучит время от времени лейтмотив. Он не является основной темой сам по себе, но всегда приковывает взгляд, поджидая окончания главной мелодии. Вступает неожиданно, красиво и изящно, забирая на себя всё внимание. Сразу запоминается и еще долго звучит в голове отголосками. Слыша его ты каждый раз находишь что-то новое: по началу он кажется резким и навязчивым, после ты привыкаешь, понимаешь почему он именно здесь, в этом месте, замечаешь его истинную красоту. Так было и с Ефимом. Он раскрывался Эдику по-новому каждый день. Сначала — шумный и беспечный: задира, позер, талант. Позже — сосредоточенный, сопереживающий, рассудительный, местами резкий и обидчивый. В конце — уязвимый и беспомощный. Лейтмотив, сопровождающий тонкой нитью всё его пребывание на проекте. И даже сейчас, когда Эдик вроде все проебал, Ефим снова здесь и не дает ему расслабиться, не дает унывать. Заставляет думать, выкручиваться и реагировать. И Эдику даже кажется это забавным, как так-то — вот так без зазрения совести, каждый раз. Ефим смотрит на него и похоже, что тот опять подгрузился. Как и перед финалом. Хочется как-то взбодрить, а надо ли? Очередные пафосные разговоры о том, что Эдик лучший — тоже не в тему. И Ефим не придумывает ничего другого, как сказать: — Хорошо, что не хочешь. Потому что я бы все равно не ушел. Эдик усмехается от такого нахальства. Ну вот опять! — Ефим, как же ты заебал, — протягивает он мягко. Ефим манерничает: — Да не ебал я тебя, дядь. Как, Эдик, как?! К тебе ж не подступишься, ты ж Канарян даже имя мое произнести боишься лишний раз. Куда мне. — Шо мне сделать, Ефим? — Да ничего, сиди уже. У тебя день тяжелый. Ефим встает. Расстегивает свой салатно-неоновый пояс, снимает пиджак, поправляет челку. Оставляет белую рубашку. Сейчас, как никогда, хочется снять всю мишуру, смахнуть постфинальные блестки. Эдик сидит опустив голову, в своих мыслях, где-то не здесь. Там, среди всех в толпе, Ефим его не напрягал. Не утешал, не обнимал. Было не к месту. А здесь уже можно. Но не так, как все. Подходит. Эдик улыбается одними глазами, рука тянется к усам. Ефим садится рядом на кровать: — Не кисни, дядька, — хлопает легко по колену, — мы с тобой столько всего прошли, — мимоходом касается предплечья, скрещивает пальцы обеих рук в замок, ладонями опирается Канаряну на плечо, кладет подбородок сверху; говорит ему прямо в ухо: — Так много и так мало, — вкрадчиво, почти шёпотом. Эдик пытается увернуться по обыкновению, но вместо того сидит истуканом, чувствует как дрожь медленно со спины расползается по всему телу. Та самая, по позвоночнику, когда кто-то слишком близко шепчет тебе на ухо. Поворачивает голову насколько это возможно сделать и — опять этот взгляд. — Фим. Ну... не сейчас. Ефим видит его состояние. Немного отстраняется. — Не сейчас — значит никогда, — не подумав выдает он. Порывается, чтобы встать. Эдик, как будто опомнившись, придерживает его правой рукой, возвращает в исходное положение. — И когда ты... — 27-го. — И Ефим не дает ему договорить: садится полуоборотом, притягивает Эдика к себе, сам поворачивает его голову, укладывает себе на плечо, берёт за запястье... Эдик не сопротивляется. Сейчас, когда терять уже нечего, бежать некуда, готовиться не к чему — маски сброжены. Финал прошел, шоу закончилось, участники разошлись, и здесь с ним вне всей этой суеты — остался Ефим. Это тот самый момент, когда огромный оркестр затихает, всё движение останавливается, и в тишине кротко вступает лейтмотив, только уже в роли главной темы.***
Весна. Ефим в Казахстане.
Эдик возвращается с «Цвейга». На улице тепло и можно прогуляться без куртки. Эдику нравится. Проходит мимо кофейни, где в последний раз они виделись перед отъездом, перекинулись парой фраз, просто так — тепло, без подколов. "Еще обо мне услышишь, Канарян", — с улыбкой говорил Ефим. Останавливается. Вспоминает. Улыбается. У Ефима уже полночь. Эдик теперь постоянно считает разницу во времени. Зачем? А что Ефим? Скучает по Канаряну наверное. Хотя чего скучать? По телеку смотрит на себя, на Эдика, на них двоих. И хорошо ведь совпало: встретиться они могут, зато каждую субботу снова вместе на голубых экранах страны. Два часа чистого кайфа. Эдика эта мысль забавляет: наверное Ефим этому рад. По крайней мере тогда он предвкушал увидеть каждый конкурс именно со стороны зрителя. А Эдик лишь смотрел на него с упреком, мол, не о том думаешь. Но это было тогда. Как говорится, с утра все видится иначе. И хоть уже не утро и даже не тот день, а только сейчас, по сути, спустя 3 месяца после шоу Эдик может оценить, что все его воспоминания оставшиеся после проекта только лишь о том, как: они с Ефимом в 5 утра к конкурсу готовились; или как они с Ефимом в гримерке видос снимали; или как они с Ефимом панна-котту из авокадо готовили; или как они с Ефимом в одной команде...; и как они с Ефимом на битве черных...; ... и как тогда они с Ефимом вдвоем ночью после финала... ... а потом с ним наутро вместе в одной... Эдик встряхивает сам себя. Идет дальше. Дома кидает рюкзак на пол. Заваривает пуэр. Заваливается на кровать. Просто еще один вечер. И вроде все хорошо, и дела идут хорошо, и люди узнают, и предложения поступают, и канал растет, а чувствует себя Эдик как-то... Пустовато? Достает телефон, машинально переносит палец на инстаграм — листает уже и без того десятки раз просмотренный профиль Ефима. У того в отличии от Канаряна куча личных фоток: Ефим крашеный, Ефим бритый, Ефим крашеный и бритый. Эдик ржет. В глаза попадает кадр со знакомого мероприятия: благотворительный рождественский обед на 1000 человек — для пожилых киевлян от шефов со всей Украины; тогда с Ефимом они готовили тоже вместе. Впервые за пределами МастерШеф. Тогда было какое-то единение, тогда Эдик почему-то им гордился. Он наконец нажимает на фото. Пост за 15 января, достаточно длинный, полон надежд — еще бы 20-летие Ефима. Делает глоток чая — читает. Читает в общем-то по диагонали. Выхватывает глазами пару строк:«...Этот год дал всего с лихвой. По-настоящему наедине с собой и немного с тобой. Но верю, что будет больше».
Что-то щелкает у него в голове. Проносится череда воспоминаний: события, люди, даты. И стоит бы перечитать, чтобы прочувствовать глубже, но Эдик не любит копаться в людях. В Киеве 23:18... Закрывает фото. По традиции — лайк не ставит.23:19 Откладывает телефон.
23:20 Эдик не привык копаться в людях.
23:21 "немного с тобой", — прокручивает он у себя в голове.
***
23:22 Тянет руку к телефону. Вдыхает.
23:23
«Верю..верю, что будет больше», — печатает Канарян занемевшими пальцами в личку уже наверно спящему Ефиму.
"отправить"
Выдыхает.
***
Занавес